Читать книгу Зловещие забавы славянского бога - Олег Колмаков - Страница 3

Со вчерашнего вечера и до самого утра, Людмила Петровна не могла найти себе места. Ещё бы… Вы только представьте: впервые, за двадцать лет совместной жизни, её муж не ночевал дома.

Конечно, всякое случалось в их браке. Были и ссоры, и размолвки, и мелкие обиды. Бывало, что глава семейства и на работе задерживался или «вечеровал» в гараже, в компании с мужиками и в «обнимку» со своим любимым «Москвичом». Но чтобы вот так: без предупреждения, без каких-либо намёков, да ещё и на всю ночь!.. Столь неожиданный поворот, поверг Людмилы, в неописуемое смятение.

Случайная амурная интрижка и, уж тем более, продолжительный роман мужа «на стороне», исключались Людмилой Петровна полностью. Не тот он был человек, чтобы вот так, запросто пожертвовать семейным благополучием ради случайно подвернувшейся короткой юбки. Безрассудство, некий романтизм, легкомысленность или склонность к авантюрам – все эти определения были не о нём, не о её стабильном и чересчур консервативном Василии. Да собственно, и не в том он был уже возрасте, чтоб начинать новую жизнь.

На протяжении многих лет, одиннадцать часов вечера, были для супруга последним «контрольным» временем, дольше которого он никогда и ни при каких обстоятельствах не задерживался.

Нет, идеальным мужем Василий не был. Случалось, что слегка… И не только слегка, а и прилично, он «перебирал» с приятелями или коллегами по работе. Однако, один чёрт, добирался до дома сам, без чьей-либо помощи и неизменно до двадцати трёх, ноль-ноль. То была не прихоть или требование Людмилы, просто так повелось в их семье с первых дней супружеской жизни.

Все приведённые выше доводы, настойчиво и упорно подталкивали растерявшуюся женщину к мысли о том, что с её мужем определённо приключилась какая-то неприятность.

До полуночи Людмила Петровна терпеливо ждала, всё надеясь и надеясь, что вот-вот в замочной скважине, с внешней стороны входной двери, лязгнет ключ самого близкого для неё человека. К сожалению, те долгие ожидания оказались тщетны.

А уже ближе к часу ночи, волнения женщины переросли в панику. Рука её невольно потянулась к телефону и записной книжке с номерами друзей и знакомых.

Очень скоро Людмиле стало известно о том, что по окончанию рабочей смены её благоверный с мужиками из одной с ним бригады, заглянул в пивной бар. Опрокинув там пару кружек, Василий поспешил на вокзал, дабы успеть на электричку. Сказал всем, что хочет пораньше вернуться домой.

И всё…

С этого момента, муж как в воду канул. Никто его не видел; никто и ни чего о нём не знает.

На сей раз, очередь дошла до телефонного справочника с номерами оперативных служб города и области. Переполошив дежурную часть УВД; приёмные отделения больниц и городские морги – более оригинального ответа, чем: «среди поступивших, ваш муж не значится…» – Людмила так и не добилась.

Когда ж за окном забрезжил рассвет, в женщине присутствовало лишь ощущение отчаянной безысходности.

И хотя, измождённая бессонной ночью и нервными переживаниями Людмила всё ещё ждала любой, пусть самой маломальской новости о своём супруге, внезапный утренний звонок в дверь, всё ж застал её врасплох.

«Кто там? Что принёс это гость: облегчение или скорбь?.. А если, последнее?.. Может, вовсе не открывать? Пусть идет, откуда пришёл, уж лучше неопределённость, неизвестность. В ней, хотя бы теплится огонёк надежды. Оставлю-ка я всё, как сейчас есть, чем узнать что-то мрачное. Ведь я, точно, не смогу пережить печального известия».

– Мама! Открой, в конце концов, дверь. В четвёртый раз звонят. Ты разве не слышишь? У меня каникулы или что?.. Родители, ну дайте же мне выспаться…

И только окрик дочери вывел Людмилу Петровну из ступора и душевного смятения на предмет: открывать или не открывать.

Будто робот, получивший приказ, на ватных ногах она направилась в прихожую.

На пороге стоял мужчина лет тридцати-тридцати пяти. Одет он был в гражданский костюм. Однако в вытянутой руке тот мужчина держал удостоверение сотрудника милиции. Увидев красные «корки», сердце хозяйки квартиры заколотилось в бешеном ритме.

– Что с ним? – прошептала Людмила.

– Да, не волнуйтесь вы так… – улыбнулся гость. – …Жив ваш муж, жив. Всё неприятное уже позади. Сейчас он в больнице «Скорой помощи», на Левом берегу. Состояние удовлетворительное. Можете не беспокоиться.

– Почему в больнице? – с подозрением поинтересовалась женщина.

– Травма головы… – как бы, между прочим, пояснил гость. – …Его в бессознательном состоянии обнаружил путевой обходчик. В трёх километрах от железнодорожного вокзала. Я разбираюсь с этим делом и выясняю обстоятельства происшествия. Кстати, забыл представиться. Капитан Орлов. Дмитрий Владимирович. Оперуполномоченный линейного отделения УВД. Скажите: когда вы в последний раз видели своего мужа?

Никаких вопросов Людмила Петровна больше не слышала. Всё её существо, вся её душа и мысли, были уже там, в больнице у кровати суженного.

– Доктор, пока я его не увижу, не успокоюсь… – настаивала Людмила в кабинете заведующего нейрохирургическим отделением. – …Медсестра уверяет: будто бы он уже в сознании.

– Хорошо-хорошо. Но не более пяти минут… – согласился заведующий. – …Пациент очень слаб, он потерял много крови. К тому же, полученная травма слишком серьёзна. С головой шутки плохи. И чтоб никаких слёз. Ему рекомендуются, исключительно, положительные эмоции.

В сопровождении лечащего врача, Людмила Петровна тихо вошла в палату. Увидев своего супруга с перевязанной головой, да ещё и обвешанного со всех сторон какими-то капельницами, трубочками, проводами и прочими медицинскими штучками – ей, чуть было, не стало дурно.

Слегка приоткрытые глаза Василия отрешённо смотрели куда-то вверх. Казалось, он был без сознания или, вовсе мёртв. Однако заслышав посторонние звуки, тяжелобольной медленно обернулся к двери и тотчас встретился взглядом с Людмилой. В это мгновение и произошло нечто невероятное.

Вместо того чтобы обрадоваться приходу жены или, каким-то иным образом выразить свои положительные эмоции, пациент вдруг изогнулся дугой, затрясся всем телом и ни с того, ни с сего, издал вопль ужаса. Будто увидел он вовсе не свою супругу, а зловещего и страшного монстра.

Реакция больного была настолько неожиданна, а главное, совершенно непредсказуема, что врач, во избежание более серьёзных осложнений, предпочёл развернуть Людмилу Петровну к выходу и скоренько закрыть за ней дверь.

– Василий Иванович, вас что-то беспокоит? – поинтересовался врач, вернувшийся к своему пациенту.

– Почему она здесь? – всё ещё трясущимся голосом переспросил больной.

– Это вполне естественно. Она ваша жена. По-моему, нет ничего удивительного или невероятного в том, что ей, как близкому родственнику был выписан пропуск в палату к «лежачему» пациенту… – пояснил врач, стараясь говорить спокойно и предельно понятно.

– Доктор, скажите: как вас зовут?

– Сергей Михайлович. А в чём, собственно, дело?

– Так вот, Серёжа.… Извини, Михайлович. Дабы не было между нами разногласий. Или, не дай-то Бог, ты принял меня за конченого психопата, я обязан внести кое-какую ясность. Смею официально заверить вас в том, что моя законная супруга погибла девять лет назад.

– То есть, как?.. – ещё не зная, как относиться к словам Василия Ивановича, на всякий случай переспросил врач.

– Мы попали в автокатастрофу. В живых остался лишь я. Вы сами можете в этом убедиться, если отправитесь на Восточное кладбище. Там, в самом начале двадцать девятой аллеи, вы и обнаружите её могилу. Людмилы давно нет, и быть не может.

Уж и не знаю, что за женщина зашла с вами в мою палату: аферистка или привидение. Не спорю, она очень похожая на покойную. Да только у меня к вам будет очень большая просьба, никогда более не пропускать её в отделение.

– Хорошо… – как-то совсем уж легко согласился Сергей Михайлович. – …Сейчас вы примите успокоительное и сможете нормально отдохнуть. Уж поверьте мне, сон лечит. И если не всё, то очень многое.

– Прошу вас: не верьте ей… – не унимался чересчур возбуждённый Василий Иванович, продолжая выкрикивать вслед уходящему из палаты врачу отрывистые фразы. – …Она действительно погибла. Дом наш сгорел. А я, вот уж восемь лет, бездомный и никому не нужный привокзальный бич.

– Что это было? Что с ним? Я ничего не понимаю… – Людмила Петровна поджидала врача в коридоре, у дверей палаты. – …Почему он так кричал?

– Не хотелось бы вас преждевременно огорчать… – озабоченно заговорил Сергей Михайлович. – …Однако боюсь, что состояние вашего мужа не настолько радужное, как мы предполагали первоначально. Честно сказать: с подобным в своей практике я встречаюсь впервые. Возможно, у вашего супруга частичная потеря памяти. Представьте. С полной уверенностью он берётся утверждать, будто бы вы, Людмила Петровна, погибли девять лет назад, якобы, в автомобильной аварии.

– Доктор… – женщина оборвала врача на полуслове, так и не дав закончить начатую мысль. – …А ведь авария, действительно была. Тогда, девять лет назад, в его «Москвич» врезался грузовик с пьяным водителем. Однако меня, в тот злополучный день в машине не было. С утра мы немного повздорили и Василий, психанув, отправился на «нарезку» дачных участков один. Два месяца он провёл в реанимации.

– И какие травмы, если не секрет, он тогда получил? – поинтересовался Сергей Михайлович. Вновь открывшиеся обстоятельства, его чрезвычайно заинтересовали.

– Сложный перелом ноги. Он ведь до сих пор хромает. Перелом двух рёбер и тяжёлое сотрясение… – не задумавшись, ответила женщина. Как сейчас она помнила те дни. Ведь, по сути, Людмила на равных с мужем переносила его страдания. Потому и отложились они так остро и ярко в её памяти.

– Очень хорошо, что вы вспомнили о тех событиях. Не берусь утверждать с абсолютной уверенностью, однако допускаю, что мы столкнулись со скрытыми последствиями того сотрясения, усугубившиеся новой травмой. Одно наложилось на другое и получилось нечто третье. Человеческий мозг, увы, до конца непознан.

Итак, для Людмилы Петровны (как впрочем, и для других родственников) вход в палату Василия Ивановича Угрюмова, был временно закрыт. Однако с данным пациентом в тот день (причём, дважды) удалось встретиться капитану милиции Орлову. Тому самому, что ещё утром сообщил жене пострадавшего о местонахождении последнего.

Первый раз, оперуполномоченный добился пятиминутного посещения сразу после ухода из отделения Людмилы Петровны.

Во время этого предварительного опроса, потерпевший вёл себя довольно уверенно: на вопросы отвечал чётко, и почти не раздумывая. Вот только, в своих ответах он (как показалось тогда Орлову) нёс полнейшую чушь. К примеру, Угрюмов утверждал, будто сбил его электровоз, нёсшийся на полной скорости. Или, что живёт он где придётся и, как правило на вокзале. Основным своим занятиями, вместо работы на заводе, он почему-то назвал промысел пустой стеклотары, попрошайничество и бродяжничество. И вообще, по словам потерпевшего: нет у него ни дома, ни семьи. Кроме того, Угрюмов наотрез отказался писать заявление в милицию, ссылаясь на то, что сам во всём виноват: сам вышел на рельсы и сам же не заметил поезд, потому и претензий ни к кому не имел и не имеет.

По большому счёту, дело о нанесении тяжких телесных повреждений можно было закрывать и никогда более о нём не вспоминать. Однако Орлов был дотошным опером.

Дабы окончательно внести ясность в возникшие противоречия – ради формальности, а может для очищения собственной совести, капитан отправился на завод, где работал потерпевший. После чего, заскочил на вокзал и ещё раз навестил Людмилу Петровну.

Лишь к вечеру Орлов вновь объявился в нейрохирургии. В кабинете завотделением, куда прямиком направился Дмитрий, в аккурат, предметно обсуждался предварительный диагноз и возможные перспективы лечения, доставленного накануне пациента Угрюмого.

Как выяснилось позже, кроме главного и лечащего врачей в том консилиуме принимал участие и специалист из психиатрического отделения, специально приглашённый по данному, конкретному случаю.

С разрешения главврача капитан присел в сторонке и принялся молча слушать диспут медицинских «светил», одновременно пытаясь уловить полезные для себя сведения.

Оперу хватило и десяти минут, чтобы окончательно заблудиться в медицинской терминологии. После чего, он встал из своего укромного уголка.

– Уважаемые эскулапы… – предельно корректно обратился он к присутствующим. – …В ваших мудрёных разговорах, я естественно ни черта не понимаю. Потому, позвольте мне на очень короткое время прервать вашу дискуссию и попросить вас: по-простому. Как говориться, на пальцах пояснить мне кое-какие факты.

– Спорить с сотрудником правоохранительных органов опасно… – усмехнулся главврач. – …Посему излагайте, с чем пришли. Мы все во внимании.

– Сегодня, по горячим следам я собирался быстренько разобраться с делом вашего подопечного. Однако проделав определённый объём работы, я зашёл в определённый тупик. Из которого без вашей помощи мне, похоже, уже не выбраться.

На первый взгляд: всё просто и очевидно. Обычный работяга и примерный семьянин (которых, вокруг миллионы) на протяжении двадцати лет передвигается по одним и тем же маршрутам. Дом – завод, дом – дача, дача – гараж и так далее. Короче, никаких отклонений: ни вправо, ни налево от годами установившегося графика.

Далее, с этим обычным гражданином происходит, опять же, банальное происшествие. Обычное, по крайней мере, для милицейской практике. В наше смутное время подобные случаи происходят сплошь и рядом. В общем, попадает он в больницу с травмой головы. То ли, ударил его кто-то. То ли, на полном ходу выбросил его из электрички. А может, и сам выпрыгнул. Возможно, как утверждает сам потерпевший, задел его проезжавший поезд. Угрюмов был в состоянии алкогольного опьянения, потому и возможна путаница в показаниях. Казалось бы, всё. Дело можно закрывать…

– Молодой человек, нельзя ли покороче? – тяжело вздохнул главный врач. Похоже, он (как, собственно, и его коллеги) не был в особом восторге от затянувшегося монолога.

– Да-да. Как раз, я и подошёл к самому главному. Итак, в криминальном плане, данное дело перспектив не имеет. Однако мне пришлось столкнуться с рядом спорных и сомнительных обстоятельств, которые представляют определённый интерес не только для меня, но и думается для вас.

Ответьте мне на самый простой вопрос. Почему Угрюмов начал считать себя привокзальным бомжем? Заметьте, ни дворником, ни сварщиком, ни директором завода или начальником цеха. Я перечислил те профессии, с которыми пострадавший постоянно сталкивался в своей повседневной жизни. Ему можно было выбрать и более романтичные специальности, о которых, по крайней мере, можно и помечтать. Ну, там: космонавт, испытатель или, к примеру, разведчик. Но почему, именно, бомж? Ведь он не имел, и не мог иметь ничего общего с подобными, антисоциальными элементами. Откуда такие подробные знания об их жизни?

– Как вы и сами заметили, здесь всё просто и, опять же, до предела банально… – первым от комментария не удержался психиатр. – …Перед получением травмы, пациент мог прочитать статью или книгу о жизни бездомных. В конце концов, он мог посмотреть фильм или, в том же пивном баре, куда заглянул после смены, услышать некий рассказ на данную тему, который глубоко врезался в его подсознание.

– Признаться, я предвидел подобный ответ… – улыбнулся капитан. – …Предположим, что так оно и было. В таком случае, объясните мне, каким образом Угрюмов, ещё утром, при нашей первой с ним встрече, спокойно мог назвать имена реально существующих привокзальных бродяг, которые они и сами, возможно, уже забыли? Как он мог описывать, якобы, вымышленные события, которые происходили в действительности?

– То есть, как? – главврач поправил очки и с интересом приготовился выслушать пояснения.

– Сегодня я был на железнодорожном вокзале. Общался с доброй дюжиной этих опустившихся типов. Благо, у дежурного наряда, нынче плановая проверка и мне отловили с десяток наиболее колоритных представителей этой соц. группы. Я видел их, я с ними общался. Похоже, от меня до сих пор пахнет помойкой. После тех бесед я и пришёл к однозначному выводу: абсолютно всё, о чём говорил мне утром потерпевший, являются такой же реальностью, как вы или я.

Правда, имеется и кое-какая загвоздка. Бродяги, опрошенные мной и подтвердившие показания Угрюмова, так и не смогли опознать последнего по фотографии.

Чертовщина какая-то получается. Он знает о них всё, а они не имеют о его существовании ни малейшего представления.

На сей раз, троица в белых халатах предпочла отмолчаться. Они смотрели на Орлова в растерянности и недоумении.

– Понять ваше желание: из ничего сотворить сенсацию, конечно можно… – выдержав паузу, произнёс Сергей Михайлович, лечащий врач Угрюмова. По возрасту он был чуть старше капитана. Потому и мог запросто разобраться в возможных устремлениях своего ровесника. – …Однако нам хотелось бы узнать о тех, якобы, схожих показаниях поподробней и поконкретней. О чём, вообще, можно говорить с бомжами? Сколько денатурата они выпили вчера или какое количество пустых бутылок они подобрали уже сегодня?

– Понятно… – вновь, усмехнулся Орлов. – …Вы мне не верите. В таком случае, попрошу вас поучаствовать в простейшем следственном эксперименте.

– И в чём же будет его суть? – проявил заинтересованность, психиатр.

Дмитрий поставил на стол целлофановый пакет.

– Здесь собраны кое-какие предметы и вещи, временно взятые у привокзального отребья. Эти «вещдоки» пронумерованы. Тогда как предыстория каждого из них выписана на отдельном листе.

– Как я понимаю, вы собираетесь предъявить их больному? – опережая события, предположил психиатр.

– Совершенно верно… – согласился Орлов – …Надеюсь, потерпевшему будет, что нам рассказать. Ну, а мы лишь сверим полученные ответы с «правильными».

– Коллеги, а мне по душе столь оригинальная задумка… – удовлетворённо кивнул головой главврач. – …Не будем откладывать её в дальний ящик. Я уверен, именно этими предметами мы и загоним нашего пациента, мнимого бродягу в весьма затруднительное положение. И тогда всё встанет, на свои места. Бомж будут жить своей жизнью, а слесарь-универсал Угрюмов узнает свою супругу. В свою очередь, капитан милиции, забыв о мистике, спокойно вернётся к своим преступникам.

Когда в палату Угрюмова вошла представительная делегация из четырёх мужчин в белых халатах, дремавший Василий Иванович открыл глаза и, опёршись на руку, попытался привстать.

– Не надо. Лежите спокойно, как и лежали, – строго предупредил больного Сергей Михайлович.

Тем временем, капитан Орлов подошёл к тумбе, стоявшей у кровати потерпевшего и вывалил на неё содержимое того самого пакета. Тут же, по палате разнёсся омерзительный приторно-затхлый запах.

– Василий Иванович, внимательно посмотрите на эти предметы… – начал свой эксперимент Дмитрий. – …Скажите, знакомо ли вам что-то из данных предметов?

Угрюмов вытянул шею, обозревая поверхность тумбы.

– Что, не верите? Проверку решили устроить?.. – в свою очередь, ухмыльнулся больной. – …Так и быть, смотрите. Вот эта зажигалка Плешивого. Она не рабочая. Но он никогда с ней не расстаётся. Говорит: что это память о южном курорте. Якобы, её подарил ему сам Маресьев, легендарный безногий лётчик.

Врачи, просмотрев рукописный лист Орлова, в изумлении, переглянулись. А Угрюмов, как ни в чем, ни бывало, продолжал рыться в хламе. Он с интересом перебирал предметы, к которым обычный человек, наверняка, даже не приблизился. В противном случае, его (имеется в виду нормального человека), уж точно, стошнило.

– Эта табличка когда-то висела над ресторанной помойкой. Пока её не оторвали и не унесли на пустырь. Ха!.. Вязаная шапка Беспалого.… Вот ведь, сука.… Извиняюсь. В общем, не хороший он мужик, этот Беспалый. Перочинный нож Старика. Интересно, каким образом вы его умыкнули. У Старика он привязан к верёвке и спрятан где-то под одеждой…

Постепенно, Василий Иванович рассказал о каждой вещи, добытой капитаном на вокзале. И каждый раз, он попадал в точку. То есть, его пояснения полностью соответствовали представленным Орловым, записям.

– Не может быть… – округлив глаза, воскликнул Сергей Михайлович, когда мужчины вновь вернулись в кабинет главврача – …Это, что же получается?.. Человек прожил две параллельные жизни? Фантастика.

– Не спешите, с громкими выводами… – остудил его пыл психиатр. – …Ещё в палате, глядя на больного, в мою голову вдруг пришла интересная мысль. А что, если мы имеем дело с людьми-двойниками? Граждане, схожие как по фигуре, по лицу и даже по голосу, крайне редко, но всё же иногда встречаются. Вот и подумалось мне: а почему, собственно, привокзальный бомж не может быть, как две капли воды, похожим на слесаря Угрюмова? Капитан! Ты, кажется, сам говорил о том, что прошлой ночью, супруга потерпевшего подняла на уши всю городскую милицию. Дабы успокоить её, дежурный наряд подобрал у железнодорожного полотна, более и менее, похожего бродягу. А мы ломаем сейчас головы.

– Я могу привести с десяток аргументов в противовес вашей версии… – ответил Орлов, посвятивший данному делу весь текущий день.

– Попробуй, – с вызовом усмехнулся специалист в области психиатрии.

– Во-первых. Наш с вами подопечный знает не только подзаборную жизнь. Правда, до определённого момента. Точнее, до аварии девятилетней давности. Вряд ли кто-то станет отрицать тот факт, что Василий Иванович прекрасно помнит свою прежнюю семейную жизнь. Когда он ещё был слесарем Угрюмовым. А эти знания, боюсь, не могут быть доступны ни одному из возможных двойников. Во-вторых, у потерпевшего были обнаружены при себе документы: пропуск и водительское удостоверение на имя Угрюмова. Чего так же не могло быть у человека, даже очень похожего на Угрюмова–настоящего.

– Уважаемей… – вдруг обратился к чересчур дотошному и больно умному Дмитрию, главврач. – …Не кажется ли вам, что разбираться с документами и двойниками, это уже ваша компетенция? Мы, конечно, благодарны вам за очень нужную и полезную информацию. Однако сейчас нам необходимо продолжить беседу, прерванную вашим визитом. Мы и без того, уделили вам более часа, вместо обещанных пяти-семи минут.

– И действительно. Что-то я, подзадержался… – правильно поняв ненавязчивый намёк, капитан отправился к выходу. А напоследок, с нескрываемой досадой, добавил. – …Беспокоить вас я более не стану. Поскольку дело, фактически закрыто. Однако мне чертовски интересен этот, совеем неординарный случай. Потому, и хотелось бы мне задать потерпевшему ещё парочку вопросов.

– Мне кажется, вы уже достаточно пообщались с пациентом… – отчасти с раздражением заметил главврач. – …Извините, но больному требуется полноценный отдых.

Нет. Выходя из больничного корпуса, ни обиды, ни злости капитан не испытывал. Орлов прекрасно понимал врачей, не каждому будет приятно, когда в его профессиональные «территории» влезает посторонний. Да ещё и со своими советами.

В душе Дмитрия осталась лишь небольшая досада за то, что он, так и не успел расспросить Угрюмова о некой Синюге, неоднократно упомянутой Василием Ивановичем в утренней беседе. О ней привокзальные бичи (так же, как и о самом Угрюмове) слышали впервые.

«Эх, Синюга-Синюга… Ведь я отчего-то уверен, что ты обязательно должна мне помочь. Мне почему-то кажется, что именно ты и должна приоткрыть завесу некой тайны. Но где тебя теперь искать?.. И, вообще, кто ты такая полумифическая Синюга?..»

* * *

Она проснулась рано. За час до ненавистной (а потому, и раздражающей) трели будильника.

Не сказать, чтобы работа кассира железнодорожных касс ей вовсе не нравилась. Просто, до долгожданного отпуска и, соответственно, до поездки к морю, оставалось всего-навсего две рабочие смены. А кому скажите в охотку вставать в шесть утра, когда всеми мыслями ты уже далеко, на солнечном и тёплом черноморском побережье.

Да. Каждое лето она, со всей своей семьёй отправлялась в Сочи. Благо билеты для работников железной дороги, как и для её мужа, инвалида – всё ещё оставались льготными. Конечно, с каждым новым курортным сезоном, эти поездки на юг становились всё более и более обременительны. Мало того, что стремительный рост цен значительно опережал всевозможные добавки к зарплатам и пенсиям, так ещё и муж, сволочь, сразу после сокращения ударился в тихое пьянство, периодически переходящее в длительные и беспробудные запои.

И вообще, обеспечение достатка семьи, в последнее время полностью легло на женские плечи. Гроши, получаемые супругом в виде пособия, им же самим успешно и пропивались. Никто не знал, как удавалось ей, хрупкой женщине, одевать и обувать фактически троих иждивенцев. Каких трудов ей стоило пристроить старшего «оболтуса» в институт, тем самым избежав его призыва на срочную службу. А сколько раз, она пыталась избавить мужа от пагубной привычки, наверное, было известно лишь одному Богу. И прекращать эти попытки она не собиралась.

«Какой ни какой, а всё же муж…» – в сердцах твердила она, оправдывая перед подругами своё терпение.

Спать почему-то совсем не хотелось. Женщина лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к сопенью «благоверного». Эх, и как же он был её сейчас ненавистен, после вчерашнего очередного загула. Однако думала женщина, вовсе не о нём. Она вспоминала, только что приснившийся ей сон.

Причём, были те сновидения весьма поучительны. По крайней мере, ей так показалось.

Привиделись Раисе Максимовне её мужики: сын и муж. И главное, оба предстали перед ней, почему-то уже погибшими. Виктор, её супруг, был убит, якобы, уже давно, восемнадцать лет назад. Когда она, ещё молоденькая девушка, только-только родила Андрюшку. Ну, а сына её, получалось, убили уже в эти дни. Причём, на той же самой заставе, что и его отца.

«Не иначе как, к долгой жизни… – оптимистично предположила Чернышева. После чего, трижды сплюнула. – …И всё же, какой умницей я была, когда заранее «отмазала» сына от этой чёртовой службы. Из-за неё, из-за этой самой армии, я чуть было, не лишилась мужа. Не хватало, чтоб ещё и мой Андрюшка пришёл оттуда, таком же перекалеченным, как Виктор. Или того хуже… Тьфу, тьфу, тьфу. Не дай-то Бог, ещё при жизни узнать о смерти сына…»

А ещё Рае приснилось… Стыдно вспоминать, не то, что б рассказать кому. Будто она, потеряв в молодости мужа, превратилась в привокзальную потаскуху.

«Да, уж… С такой-то жизнью, не мудрено и на вокзале оказаться, с обратной стороны кассовых окон», – усмехнулась про себя женщина.

Уж чего-чего, а с чувством юмора у Раисы Максимовны, при любых условиях и самых тяжёлых обстоятельствах, было всегда в порядке.

Ещё раз потянувшись, она решилась-таки встать и отправиться в душ. Уж больно ночь была нынче жаркой и душной.

Чайник на плите только-только закипел, а Рая уже успела навести полный косметический «марафет». Суетясь на кухне, она старалась меньше шуметь и греметь посудой, дабы не разбудить домочадцев. Пусть дети подольше поспят, ведь у них каникулы.

Отпивая мелкими глотками горячий чай, женщина вдруг вспомнила о том, что кроме сына и мужа, она видела во сне и ещё одного человека. Кто знает: быть может, именно поэтому и проснулась она в приподнятом настроении. Однако восстановить в памяти приятные мгновения сна, она так и не успела. В спальне неожиданно скрипнула кровать, и тотчас из коридора послышался приближавшийся стук костыля. Это проснулся Виктор.

– Чего соскочил ни свет, ни заря? – небрежно бросила Рая, увидев в кухонном дверном проёме опухшее и небритое лицо мужа.

– Проводить хотел… – пробурчал тот.

– Да, не уж-то? Интересно, с каких таких пор, мы вдруг стали столь заботливыми?.. – саркастично усмехнулась женщина. Поставила чашку на стол и добавила. – …Помнится вчера, за десятку, кое-кто был готов меня убить.

– Ладно тебе, Райка. Нашла, что вспомнить. Товарища вчера встретил. Вот и выпили.

– Этих друзей, ты каждый день встречаешь. У тебя ж, кто наливает, тот и товарищ.

– Хорош скалиться. Я что ж, виноват в том, что на работу меня, инвалида, брать не хотят. Ты, Райка, не забывай… Я, между прочим, свою ногу за Родину отдал.

– И где она теперь, твоя Родина?.. – вскипела Раиса Максимовна. – …Что же не кормит она тебя? Почему, не даёт тебе десятку, на «догонку»? Отчего же её герой, клянчит у матери двух детей последние деньги?.. – выплеснув наболевшее, женщина взяла себя в руки. – …В общем, так Виктор. Вчера напарница моя, Лариска, вернулась из отпуска. Рассказывает, что в Адлер приехал известный нарколог. Между прочим, ученик Довженко. Приём там ведёт… За своё лечение, берёт не много. Так что, готовься. Десять дней до сеанса, пить нельзя. Потому, смотри. Хоть каплю в рот сегодня возьмёшь, пеняй на себя.

И запомни: это будет твоим, уже самым последним шансом. Сорвёшься, выгоню на хрен из дома. Будешь жить там, где наливают. У своих собутыльников.

Витя, ведь я многого от тебя не требую. Вернёшься из Сочи трезвенником, устроишься на работу. Хоть сторожем, хоть вахтёром.… И то прибавка в семейный бюджет.

– Раечка! Голубушка, ты моя. Гадом буду, на всё согласен. Вот только, родная моя… Давай-ка, всю эту подготовку мы начнём не с этого, а с завтрашнего дня. Не видишь, что ли: как меня колотит после вчерашнего? Христом Богом прошу, дай мелочи на опохмелку. Вот увидишь: вечером буду, как огурчик.

– Нет!.. – рявкнула супруга. – …С меня хватит. Перед соседями и детьми стыдно. Иду, и не знаю, куда глаза прятать.

– Не дашь денег, никуда тебя не пущу… – пригрозил Витька, заслонив собой выход.

– Да пошёл, ты… – грубо оттолкнув мужа, Рая вышла в коридор. – …Силу свою, ты уж давно всю пропил. Витька, и как же ты опустился. А ведь когда-то был видным парнем. И хрен с ним, что на одной ноге. Помниться, ты строил планы, у тебя были, какие-то цели и реальные перспективы. Тогда, ты был для меня, действительно, героем… – открыв дверь, женщина обернулась к помятому и погрустневшему мужу. – …В общем так. Сиди дома и никуда не рыпайся. Не хочу пугать, но если что-то узнаю, ты мне более не муж.

Когда-то Виктор и в самом деле был весёлым и лёгким на подъём парнем, душой любой компании. Был он и вполне симпатичен. И Рая влюбилась. Влюбилась по уши и доверила любимому самое сокровенное.

Уже потом, когда Витьку забрали в армию, она поняла, что беременна. В одном из писем спросила его: что делать. Вернее, она знала, что будет делать. Не сомневалась ни секунды. Рожать! С ним или без него. А у него спросила, потому что так, наверное, полагалось. Ведь имел же он право знать об этом. Первым же письмом, Виктор ответил: вернусь, сразу пойдём в ЗАГС.

Виктор вернулся. Вернулся без ноги. Они расписались и стали жить вместе. Он по-прежнему был хорошим, она ценила его чувство юмора, его умение быть ласковым и страстным. Однако она вдруг поняла, что все её чувства к нему, это вовсе не любовь. Однажды она прочла у Камю: «Не быть любимым – это всего лишь неудача. Не любить – вот несчастье».

Нет, Рая не пыталась развестись с Виктором и начать новую жизнь. Просто она начала мечтать о мифическом принце на белом коне, за которым хоть на край света; с которым и рай в шалаше. Вот его-то, этого самого принца, она б полюбила самой настоящей неземной любовью.

И тут появился ОН. В отличие от мужа, ставшего нерешительным и каким-то неуверенным в себе, вечно глядящим ей в глаза с немым вопросом: я опять сделал, что-то не так, Юрка ни в чём не сомневался…

Оказавшись на улице, Рая вновь позволила своим мыслям вернуться к ночным сновидениям.

«Итак, во сне я видела Юрку. Моего дорогого Юрочку. Как сейчас помню тот день, когда увидела его впервые. Да, было время, он частенько заглядывал в наш дом. Поначалу он просто навещал Витьку, своего бывшего сослуживца. Они проходили службу на одной и той же заставе. Юрка подбадривал его, помогал с трудоустройством. Быть может, сослуживец испытывал нечто похожее на комплекс вины, ведь в том бою, когда муж потерял ногу, они были вместе. Вот только один из них вышел из того боя целым и невредимым, а второй израненным калекой. Потом Юрик приходил уже к нам двоим, вытаскивал нас в кино и на набережную. Ну, а позже «визит к другу», похоже, стал лишь предлогом, чтоб чаще видеть меня.

Ох, и как же нравился мне этот парнишка. Высок, симпатичен, остроумен. Умел скоро находить выход из любой ситуации. В общем: смел, хваток и предприимчив. И на что мне только не приходилось идти, как только не старалась я скрыть свои чувства и своё неровное к нему дыхание. Да разве такое скроешь. Юра замечал, ловил любой намёк и отвечал мне тайной взаимностью. То конфетку принесёт, то цветочек. На какой-нибудь из вечеринок, бывало, возьмёт и пригласит меня на танец. Да так прижмёт к себе, что я, в буквальном смысле, млела.

А однажды, под хмельком Юрка и вовсе обнаглел.

«Ведь мы любим друг друга… – шептал он на ухо. – …Так зачем насильно заглушать свои чувства? Витьку, конечно, жаль. Но тут ничего не поделаешь, мужик он не глупый, должен понять. Увезу я тебя на край света, подальше от завистливых глаз и будь, что будет…»

Но Рая, как порядочная супруга (хоть и скрипя сердцем), а всё же ему отказала. Семья и здравый смысл перевесили её страсть и сиюминутные желания.

«Нет, мой принц ещё не пришёл. Он всё ещё ищет меня. Потому и не стоит спешить…» – оправдывала свой отказ Рая.

Однако после… О том своём ответе, она весьма сожалела. Особенно тогда, когда Виктор «променял» её на «зелёного змея». А может и променял-то он её, именно из-за того, что догадывался: кому на самом деле принадлежало сердце супруги.

С той самой поры, когда Юрка получил от ворот поворот, след его в доме Чернышевых простыл. Он исчез не попрощавшись. И, похоже, пропал навсегда. Мечты, так и остались мечтами. И только тот мифический принц, уже представлялся Рае исключительно в образе Юрия.

Все вернулось на круги своя. Правда, в последнее время, в голове Раи всё чаще и чаще начинали блуждать мысли с полукриминальным оттенком, по поводу своего непутёвого мужа.

«Уж лучше б он погиб тогда, на границе. Юра-Юра, и зачем ты только спасал его, тащил на себе до заставы?..

Эх, и где ты сейчас, мой дорогой друг и тайный воздыхатель? Как живётся тебе без меня?.. – спрашивала Рая, входя в утреннее и ещё совсем малолюдное здание вокзала. А после, обращаясь уже к себе с укором, добавила. – …Что за мысли? И до чего ж я порочная баба. Ну, чем не привокзальная шлюха из моего ночного видения?..»

* * *

Наверняка, многим известны те неповторимые и щемящие душу чувства, которые непременно испытываешь, возвращаясь в места, где некогда прошла твоя юность.

Вот и Юрий Александрович Громов проснулся в это душное утро необыкновенно счастливым. Наконец-то он вернулся в родной Омск. В город своей молодости, первой любви и безумных поступков.

Открыв глаза, Юрий увидел рядом с собой, задержавшуюся с ночи голую девку.

– Пошла отсюда… – он брезгливо столкнул проститутку с кровати, не желая созерцать в столь знаменательный час грязную потаскушку.

Ведь именно сейчас, развалившись на мягких подушках в богатом убранстве гостиничном номере-люкс, он окончательно осознал то, чего сумел-таки добиться за последние годы и то, что он может себе позволить.

«А ведь когда-то был простым слесарюгой. На работу и с работы ходил по заводскому гудку. Каждый день, и в стужу, и в мороз, в ливень и зной знай себе, топай в этот грёбанный цех, к ненавистному верстаку. И никто, так ни разу и не поинтересовался: дескать, есть ли у тебя, Юрок, желание идти туда?»

Ненависть к пролетарскому труду, основанном на железной дисциплине и планово-авральной обязаловке, он впитал с той самой минуты, когда отчим впервые привёл Юрку к заводской проходной. Много воды утекло с тех мрачных времён.

Словно палочка-выручалочка, Юрию Александровичу, успевшему отслужить в армии и наработать приличный трудовой стаж, явилась начавшаяся в середине 80-х, горбачёвская Перестройка. Толком, не осознавая в какое время ему суждено будет жить, Громов осторожно «фарцевал» на барахолке. Немного осмелев, попробовал мотаться «челноком» в Польшу. Ну, а когда появились первые шальные деньжата, погнался за «длинным рублём» в более цивилизованные капиталистические страны.

Зачем он вернулся в город своего детства и юности, объяснить внятно даже самому себе, Громов не мог. Возможно, то была очередная ностальгическая волна, накрывшая с головой его одинокую, заграничную жизнь. Ведь там, на чужбине, новыми друзьями он так и не обзавёлся. А тут бесконечные воспоминания о дорогих его сердцу товарищах, вот и захотелось блеснуть перед ними во всей своей новой красе. А быть может, просто-напросто он вовремя смекнул, что именно здесь (в полуразрушенной Империи) и сейчас (во времена дикого разграбления народных недр), как в сказочной Стране дураков, из семян начального капитала обязательно взрастут денежные леса и рощи.

Так или иначе, но вчера Юрий Александрович прибыл на свою малую Родину. Сходу, закатив грандиозный банкет (по сути, с первыми встречными земляками), он и встретил свой новый день в этом шикарном и совсем недешёвом номере.

«Вот, кажется, и сбылась мечта идиота… – по нынешним российским меркам, на фоне подавляющей всероссийской нищеты, Громов был сказочно богат. Потому и не терпелось Юрию Александровичу поскорее предстать перед изумлёнными взорами друзей, подруг и родственников. – …Пусть они дико мне завидуют и трепещут перед моими деньгами и лоском. Так расступись толпа, нынче пришло моё время…»

И вовсе было не важно, что там, «за бугром» наш герой-миллионер не вылизал из униформы мусорщика и не чурался любого грязного приработка. Что, собирая цент за центом, он экономил абсолютно на всём. Кто здесь об этом знает? Главное было в том, что накопленного там капитала, как ему самому казалось, хватит здесь на две жизни.

Перекусив в ресторане и похмелившись холодным шампанским, сытый и приободрённый Громов вышел на солнечную улицу.

Взглянув на синее и безоблачное небо, он втянул в себя тёплый и родной воздух. После чего, Юрий Александрович направился было, в сторону той самой, неказистой заводской проходной, дабы объявить своим бывшим сослуживцам о возвращении их блудного товарища.

Однако не успел Громов сделать и пары шагов, как кто-то сзади, грубо толкнул его в плечо. К тому же, этот самый наглец, пробегая мимо Юрия Александровича, ещё и наступил тому на итальянский туфель, вычищенный до блеска.

Громов попытался ухватить хама за руку, да не успел. Курсант-танкист уже запрыгнул в отходящий от остановки автобус. Сплюнув обиду, Громов достал из кармана белоснежный платок, обтёр обувку и, забыв об инциденте, двинулся дальше.

«Добро пожаловать, в Советский Союз!» – усмехнулся возвращенец.

* * *

Скажу вам честно: многое потеряли те, кому ни разу в жизни не приходилось учиться в военном училище.

Ведь это далеко не институт и, уж тем более, не школа, где учащихся связывают пять-шесть часов учебного процесса в день, да короткие встречи вне стен образовательных учреждений, в свободное от занятий время.

Военное училище – абсолютно иное. Это свой, закрытый от посторонних мир. Вы только представьте: несколько сотен (вовсе не последних в физическом развитии) молодых людей, на протяжении пяти лет вынуждены уживаться друг с другом, под одной крышей.

Соперничество между возмужавшими юнцами здесь ведётся круглые сутки, причём везде, где это только возможно. В учебных аудиториях, спортплощадках, в курилках и даже, вне стен училищных корпусов. Подспудно, оно присутствует во всех сферах жизнедеятельности курсанта: будь то, служба, учёба, неформальное общение, безнаказанное нарушение военной дисциплине, либо в негласном споре за самую стройную и симпатичную девушку, ожидавшую военнослужащего за воротами училища.

Как в вышеперечисленных, так и в иных «состязаниях» Александр Угрюмов, курсант (считай, уже третьего курса) и будущий офицер бронетанковых войск, отличник боевой и политической подготовки, стоит признать, преуспевал. Вот только его «самая красивая», оказалась для самого Угрюмова, не столько предметом гордости, сколько Сашкиной «бедой» и его же «головной болью».

Познакомиться с приглянувшейся на дискотеке девчонкой, особого труда для Александра не составило. Однако это оказалось лишь половиной дела. Гораздо сложнее было расположить Дашу к себе. Стать для неё, по-настоящему единственным мужчиной.

«Ну, как можно удержать девушку возле себя?.. – спрашивал себя влюблённый курсант. – …Когда между нами высоченный училищный забор, а частые полигонные сборы и вовсе отдаляют нас на невероятные расстояния?»

Положа руку на сердце, были они с Дашей абсолютно разными. Она, студентка пединститута, дама своенравная и капризная, любительница всевозможных «тусовок». Он, обязательный, живущий по строгому армейскому распорядку парень. Её легкомысленность, в противовес его серьёзному отношению: как к выбранной профессии, так и к своему будущему. И, тем не менее, вместо того чтобы навсегда забыть о ней, не взирая ни на что, Сашка продолжал «биться» за Дарью. Упорно соединял, казалось бы, вовсе несовместимое.

Не сказать, чтоб девушка уж совсем не отвечала парню взаимностью или недостаточно уделяла ему своего внимания. Вот только время, которое Даша проводила без Александра, увы, но почти всегда заполнялось кем-то.

Как говорится; мир не без «добрых людей». Хотя, для данного случая, пожалуй, лучшей будет иная поговорка: о том, что шило в мешке не утаишь. Отголоски многочисленных и неприятных слухов, а так же всевозможных сплетен, связанных с подругой Угрюмова, иногда долетали и до самого Сашки. Воспринимались они курсантом чрезвычайно остро и болезненно. А, находясь при этом ещё и в гарнизонной изоляции, он и вовсе впадал в дикую ярость и бешенство.

«Парень, побереги свои нервы. Брось ты эту взбалмошную стерву…» – в один голос советовали друзья, наблюдавшие за метаниями товарища.

Однако, вместо того, чтоб адекватно и жёстко реагировать на слухи и советы сослуживцев, Сашка вновь и вновь мчался к своей Дашке, каждый раз пытаясь доказать, что более терпимого и преданного мужчины ей не найти. Умом Санька понимал, что делает глупость, а вот сердцем.… Ведь разум сердцу не советчик. Оно не думает, оно чувствует.

И видать, совсем потерял Сашка голову.

К примеру, вчера… Во время полевых учений курсант Угрюмов случайно узнал о том, что в ближайшие выходные его Дашуня, в компании друзей и подруг, собирается выехать с ночёвкой на природу. Реакция его была мгновенной. Используя заранее подготовленные хитрости, Сашка уговорил-таки командира перевести его в город. По, якобы, служебной необходимости.

И вот, уже сегодня, так не получив ни единого ответа на многочисленные телефонные звонки на Дашкин домашний номер, он перемахнул через училищный забор. По разумению Угрюмова: наказание за «самоволку» не шло ни в какое сравнение с возможной потерей любимой.

Теперь, оказавшись на «воле», курсанту требовалось быстро добраться до дома. Дабы, переодевшись в «гражданку» (то есть, в безопасную от патруля одежду), и отправится на поиски Дарьи.

Сегодня Александру явно «фартило». Училище он покинул тихо и незаметно. На остановку общественного транспорта вышел так же удачно. Автобус с нужным ему маршрутом, подошёл, как никогда кстати. Правда, бросившись к нему, курсант чуть было, не сшиб какого-то принарядившегося франта. При этом он, кажется, ещё и отдавил бедолаге ногу. Ну, ничего не поделаешь, не надо было стоять на пути беглого военнослужащего. Хотел извиниться, да не успел – водитель автобуса ждать кого-либо персонально не собирался.

– Сашка? Ты, что ли? – услышав в коридоре посторонние звуки, выкрикнула с кухни мать курсанта.

– Да, мам. Я ненадолго.

– Разве ученья ваши уже закончились?

– Нет. Просто я, на пару часов отпросился… – соврал «самовольщик», переодеваясь в своей комнате.

– Сынок. А у нас неприятности… – Людмила Васильевна заглянула к сыну. – …Папа в больнице, с травмой головы. Врачи говорят, что он частично потерял память.

– Что с ним случилось?

– Никто не знает. Его нашли сегодняшним утром, в бессознательном состоянии.

– Почему не сообщили мне сразу? – поинтересовался Александр, поправляя на джинсах ремень.

– Не хотела тебя беспокоить. Ведь у вас серьёзные ученья.

– Мама, ты извини. Сейчас я очень спешу. Вот вернусь, тогда и поговорим. Постараюсь быть скоро… – уже с порога выкрикнул юноша.

Не сказать, чтоб несчастный случай, произошедший с отцом, вовсе не растрогал или не задел Александра. Просто в данную минуту, он думал, совсем об ином.

«Жаль, что мать не позвонила в училище. Гладишь, и бежать бы мне вовсе не пришлось. И отца навестил в больнице… Да и с Дашей проблем было бы куда меньше. Ведь я даже и не знаю: где её сейчас искать».

* * *

В этот яркий и солнечный день, на одной из многочисленных скамеек парка культуры и отдыха расположились две девушки лет двадцати. Они вели меж собой милую и непринуждённую беседу. Так, по крайней мере, это выглядело со стороны. На самом же деле, солнце жарило беспощадно, потому и погода была душной и тяжёлой, вовсе не подходящей для фривольного времяпрепровождения. Собственно, и разговор тех девушек был вовсе не милым – они спорили, по-женски бескомпромиссно и категорично.

– Дашка, какая же ты, всё-таки дура… – раздражённо заметила одна из девчонок. – …За тобой такой парень бегает. Серьёзный, красивый, влюблён в тебя по уши. Опять же, будущий офицер. А ты меняешь его на какого-то идиота.

– Сама ты, Наталья, дура… – в том же неприязненном тоне огрызнулась подруга. – …Никуда твой Саша, от меня не денется. Да и офицером он станет лишь через три года. Если ещё станет. Что ж ты прикажешь?.. Всё это время в монашках ходить?.. Запомни главное: красота не вечна и молодость наша не безгранична. Мне погулять ещё хочется. Может, и встречу я кого получше. Да, побогаче…

– Например, Андрея… – ухмыльнулась Наталья.

– А чем, собственно, Чернышев тебе не по вкусу? Между прочим, он тоже студент. Будущий инженер, если хочешь. Он высок, симпатичен, дерзок и за словом в карман не полезет. Да и по морде, если будет необходимость, запросто врежет. И за меня, и за себя сумеет постоять.

– Вот именно, что «по морде»… Гора мышц и язык, как помело – вот и все его достоинства. Тогда как, на самом деле: бездельник, балабол и весьма ограниченный субъект. И ещё.… Умоляю тебя. Какой из Андрея, к чёрту, инженер? Если бы его мамаша не работала в железнодорожных кассах, не имела бы «блат», то и института у него никакого не было. Трудился бы твой Андрюша, как и его папаша, инвалид и конченый алкоголик, где-нибудь на заводе. Или, того лучше, служил бы сейчас рядовым солдафоном в каком-нибудь Таджикистане. Вот у Сашки, ничего не скажешь, семья благополучная. Мать учительница, отец бригадир… Да и сам он, надёжен и самостоятелен.

– Подруга, хорош меня сватать… – выкрикнула Дарья, уставшая от бесполезного спора. – …Сказала: хочу погулять, потому и поеду сегодня за город. Оттянусь, развеюсь и возможно, получу кое-что… Чернышев, в отличие от Шурика, уж точно, не станет рассусоливать. Он-то сумеет взять «быка за рога».

– Или корову за вымя… – съязвила Наталья. И тотчас почуяв, что слегка «перегнула палку», поспешила исправиться. – …Эх, Дашка-Дашка. Мне бы твои «данные». Уж я бы, давно замуж выскочила. Кстати, вот и он, лёгок на помине… – Наталья кивнула в сторону троих парней. – …Беги. Встречай своего недоделка.

– Привет, девчата… – приблизившись к лавочке, Андрей заговорил первым. – …Дашуня, ты, как всегда, выглядишь просто обалденно. И тебе Натаха, не хворать. Всё скалишься на меня?

– Да, пошёл ты… – оскорбившись, бросила Наталья.

– С нами сегодня поедешь?.. – Чернышев и не думал оставить в покое раздражённую девушку. – …Поехали. Шашлычок, пиво, водка, фрукты, закат, речка, палатка. Одним словом, романтика. Мальчика тебе подберём. Такого же, тоскливого и скабрезного. Вместе с ним косточки наши будешь перемывать.

– Сказала ведь: от-ва-ли! – грозно зыркнула на парня Наташа.

– Андрей, прекрати донимать мою подругу. Едет она, едет. Успокойся… – вступилась за Наталью Даша. – …Ну? Так, где и когда вас ждать?

– Дашуня, понимаешь… Тут такое дело. Короче вышла одна неувязочка… – нехотя заговорил Чернышев. – …Обломали нас с машиной. Придётся нам добираться до общего места сбора на пригородной электричке.

– Ну?.. – вновь ухмыльнулась Наталья. – …Ведь я предупреждала тебя, Дарья о том, что он не более чем пустобрёх. А как сладко «пел»: мол, на «крутых тачках». Отдохнём в шикарном комфорте. Заранее уверена, что и водка у него будет «палёная»; пиво просроченным. Шашлыки из тухлого мяса. А палатки (если они ещё будет) окажутся рваными и дырявыми.

– Заткнись, кляча! – в глазах Андрея сверкнул огонёк животной агрессии и слепой ярости.

– Что ж. На электричке, так на электричке. Я согласна… – скорее, назло подруге, нежели в её спасение кивнула головой Дарья. – …Только сумки поможете донести.

К слову сказать: Даша и без того предполагала, что вся подготовка к выезду будет не такой гладкой, как планировалась она в начале. А если честно, ей было всё равно: как и на чём они будут выбираться из города. Главное, чтоб это случилось, как можно скорее. Ей безумно хотелось остаться с Андреем наедине. Неизвестно почему, но она трепетала перед этим «самцом», ярким представителем мужской особи. Его нарочитая наглость и агрессивность подспудно пробуждали в ней дикие фантазии. Сейчас он казался ей героем любимого мексиканского сериала, этаким беззаботным «мачо», которому до фонаря политические катаклизмы и мировые проблемы. Он, словно животное, жил лишь нынешним днём и именно тем, что окружало его в данную минуту. Андрей умел получать удовольствие от реального мира, не «заморачиваясь» на абстрактном, эфемерном и недоступном. С ним, в Дашиных представлениях, должно было быть легко и просто.

А ещё, Дарья прекрасно осознавала, что этот «мачо» абсолютно не предназначен для долгих взаимоотношений и, уж тем более, для семейной жизни. Потому и не тешила себя иллюзиями, не строила на счёт Андрея каких-либо долгосрочных планов. Он должен был стать всего лишь глотком свежего воздуха в загазованной городской атмосфере города. Весёлым и увлекательным приключением. Коротким и долгожданным отпуском в череде однообразных рабочих будней…

* * *

Юрий Александрович медленно шёл по знакомым с детства улицам. Он наслаждался размеренным и спокойным ритмом сибирского городка; отсутствием излишней суеты, так присущей крупным европейским мегаполисам. Казалось, он созерцал записанный в юности кинофильм – правда, запущенный в слегка замедленном формате.

За время его отсутствия, город определённо изменился. Причём, в самую лучшую сторону. Там, где в памяти Громова ещё ютились ветхие и отжившие свой век хибары, сейчас возводились «навороченные» современные здания. Вот только грязь, мусор и пыль, в изобилии поднимавшаяся вверх при любом дуновении ветерка, по-прежнему резали глаз, успевший привыкнуть к западной чистоте и благоустройству.

А вот, и та самая аллея, ведущая к заводской проходной. Именно по ней, когда-то Громов ежедневно следовал на работу. По ней же и возвращался домой. Юрию Александровичу даже показалось, что было это совсем-совсем недавно, буквально вчера.

Громов остановился в пятидесяти метрах от ворот проходной и взглянул на часы. По графику сейчас должна была заканчиваться первая смена. В рабочую бытность Юрия Александровича эта аллея, как и прилегавшие к проходной территории, в данное время суток буквально ломились своим многолюдьем. Сегодня ж, той привычной картины, он почему-то не наблюдал.

«Возможно, пришёл рано… – в сомнении спрашивал себя Юрий. – …Или наоборот: поздно. Потому как не может, столь огромный заводище просто так простаивать посреди рабочей недели».

– Ещё как, может… – словно услышав мысль Громова, ответил ему, проходивший мимо дедок.

Лицо того прохожего, как будто бы, показалось Юрию Александровичу знакомым.

– Из тринадцатого? – поинтересовался Громов, подразумевая номер цеха.

– Ага… – ответил дед. – …Да только «тринадцатый» уж два месяца, как закрыт. Всё паскудные демократы разворовали, да распродали, а деньги пропили. Военный заказ с предприятия сняли, потому и собираем всякую, никому не нужную хрень. Да и то, задействовано пять-шесть, не самых крупных цехов.

– Наши-то ещё трудятся? Всё-таки слесари-универсалы. Попасть под сокращение, ни при каком раскладе, они не должны были.

– Под словом «наши», ты кого, мил человек, имел в виду?.. – прищурившись, собеседник вгляделся в лицо Юрия. – …Что-то не признаю тебя.

– Громов я, из бригады Угрюмова. Прокопенко, Тишку, Вовку Андреева знаешь? – Юрий Александрович назвал первые, пришедшие в голову имена из своей прошлой, многочисленной бригады.

– Ну!.. Этих-то знаю. Твои универсалы сточную канаву сегодня чистят. Обожди малость, скоро выйдут. В раздевалке недавно их видел.

И действительно, минут через пять, на крыльце проходной появились знакомые Громову лица.

– Ребята, кого я вижу?!.. – зычно объявил один из бывших коллег Громова, первым заметивший Юрия. – …Не иначе, как нашего «иностранца», из заграниц турнули. И Юрок уже готов упасть в ноги, дабы его вновь приняли в родную бригаду.

– Не-а. Только не на завод… – улыбаясь, ответил Громов. Его не забыли. – …Погостить приехал. Соскучился я, понимаешь, по вашим наглым рожам.

– Делов-то. Вот мы, все перед тобой. Созерцай, сколь хочешь.

– А ещё лучше, наливай… – выкрикнул ещё кто-то.

– Да, без проблем… – в том же полушутливом тоне ответил Юрка. – …Что пить будем?

– Коль угощаешь, то можно и пиво.

– Да, ну его, твоё пиво. Пиво без водки, деньги на ветер.

– Точно. За встречу, мог бы и коньячком угостить… – наперебой загалдели работяги.

Перефразируя поговорку: сколь волка не корми, а он всё одно, в лес смотрит, получим следующее: сколь ни жить русскому за границей, а в душе он, один чёрт, останется русским.

Сегодня в привокзальной «забегаловке», успешно пережившей антиалкогольную компанию и ныне именуемой «Пивным баром», Громов демонстрировал преимущества буржуазного строя. Причём, делал он это, чисто по-русски: от всей души и на всю катушку. Коньяк, водка и прочие алкогольные напитки – текли здесь рекой. А буфетчица не успевала подносить к их столику, имевшиеся в наличии дорогие закуски. Сам же Юрий Александрович, уже слегка подвыпивший, без перерыва рассказывал друзьям, о том «райском уголке», из которого он только что вырвался. Не менее пьяненькие мужички слушали «возвращенца», открыв от восторга рты.

– Говорил ведь, что в ресторан надо было идти… – возмущался раздухарившийся Громов. – …Притащили меня в этот грёбаный и засаленный «гадюшник». Вы что ж? Считаете, что «бабла» у меня мало? Да я, если пожелаю, то полгорода могу скупить.

– Юрка, нам здесь привычней… – ответил один из слесарей. – …Забыл, что ли? Как сам заглядывал сюда после смены? Да и одеты мы вовсе не для приличных заведений.

– Ерунда. Ради такого случая, всех вас, с головы до ног, переодел бы в «цивильное». Кстати, а где Угрюмов?.. – неожиданно поинтересовался Громов. – …Почему я не вижу за нашим столом своего наставника?

– Так он, это.… В больницу попал… Посидел вчера с нами, вот за этим же самым столиком, а утром его нашли с пробитой башкой. Мент сегодня приходил, всё расспрашивал: когда и с кем ушёл «бугор».

– Не мешало бы его и навестить… – задумчиво, словно что-то припоминая, произнёс Юрий.

– Сейчас туда лучше не соваться.

– Почему? Он, что?.. Так плох? – удивился Громов.

– Не в этом дело. Говорят, что от удара у Василия Ивановича «крыша» съехала. Представляешь: жену свою в больнице не узнал.

– А я-то всё думаю, с каких таких щей, Вася мне приснился сегодняшней ночью. Будто бы ругался со мной. Орал на меня матом. А, за что, и не помню. Обязательно к нему съезжу. Вот посижу с вами ещё не много, и двинусь. Пусть только попробует меня не узнать. Так в которую говоришь больницу, его определили?

– За зря прокатишься. Без специального пропуска к нему не пускают.

Громов уже прилично опьянел. Достав из кармана пачку сто долларовых купюр, он развернул её веером перед изумлёнными лицами заводских ребят.

– Ну? И чем эти бумажки не пропуск?

* * *

– О, Андрюха… Ты чего вернулся?.. – в прихожей, Чернышева-младшего встретила его младшая сестра, Светка. – …Никак выезд на природу отменяется?

– Вещи-то я должен забрать… – Андрей тотчас пояснил причину своего внезапного возвращения. – …Да, и палатку из гаража. Отец, кстати, дома?

– Нет. Ещё с обеда куда-то упилил.

– Эх, сеструха… Выходит, не повезло тебе. Плакала твоя поездка на юг. Слышал я, как утром мать предупреждала батю,… Коль нажрётся он сегодня, то никуда вы не поедете… – злорадно рассмеялся Андрей.

– Серьёзно? – растерянно переспросила Света.

– Да, говорю тебе: сам слышал.

– А может он, по делам ушёл? Почему сразу «нажрётся»?

– Светка, тебе уже семнадцать, а ты по-прежнему размышляешь, как пятилетняя наивная девочка. Ну, сама подумай, какие у отца могут быть дела? После того, как выперли его с завода, тяжелее гранёного стакана он ничего и не подымал.

– Слушай, Андрюшка. А ты куда сейчас? – придумала что-то Светка.

– Я же сказал: в гараж за палаткой.

– А потом?

– К цирку поеду. Оттуда на вокзал.

– Андрюшка, будь другом, пройдись по району. Если увидишь папку, загони его домой. Мать придёт сегодня поздно, глядишь, к её возвращению он уже и проспится.

– Ладно… – усмехнулся Андрей. – …Эх, и чего только не сделаешь для любимой сестры. Только бы смогла она съездить в Сочи, да встретиться там с симпатичным мальчиком. Ведь ты, кажется, именно для этого намылилась на курорт?

– Иди, ты… – смущённо отвела Светка.

– Нет. Ты точно, совсем ещё наивная девчонка, если всерьёз считаешь, что принца на белом коне можно найти где угодно, но только не в своём городе.

Как ни странно, но Андрей всё-таки повстречался со своим блудным родителем. Да и куда, собственно, он мог ещё «доковылять» на своём протезе, если не в гаражный блок, к друзьям-автомобилистам.

Невзирая на то, что старенькая «инвалидка» Чернышевых, уж лет пять, как ржавела в гараже, так ни разу и не покинув его пределов, глава семейства таскался сюда регулярно. Здесь, в гаражах и среди водителей, ему было гораздо интересней, нежели дома, у телевизора. Здесь он был востребован как механик, как специалист не плохо разбиравшийся в «движках» и прочих мудрёных узлах различных механизмов. И только здесь, он ощущал себя по-настоящему нужным.

«Гаражники» – это вам не отдел кадров. Им не нужны медицинские справки и всевозможные дипломы. Они согласны и на инвалида, только бы тот соображал в автомобильном «железе». Ну, а расчёт за выполненную работу, как правило, производился в натуральном, то есть, литровом, либо пол-литровом эквиваленте. Потому и тянуло сюда Виктора, словно невидимым магнитом.

Завидев в кругу мужиков уже поддатого отца, Чернышев-младший укоризненно покачал головой.

– Отец, ты чего творишь? Мне кажется, по поводу пьянки, ты был строго настрого сегодня предупреждён.

– Сынок. А ну, не смей хамить батьке. Смотри, выпорю… – чуть заплетающимся голосом ответил Чернышев-старший.

«Вроде бы, ещё не успел наклюкаться. Значит, ситуация для Светки не совсем уж безнадёжна», – предположил Андрей. Потому и собрался он немедленно увести отца домой.

– Пойдём, папа. Мать будет ругаться. Света плакать… – выбрав более мягкий тон, парень попытался приподнять отца с занимаемого им места.

– Убери руки! – рявкнул на сына Виктор. Более всего, Чернышеву-старшему было неловко перед мужиками. Ведь его, будто последнего алкаша (причём, в самый разгар праздника) собирались выгнать из-за стола. И кто? Его же собственный сын. Родная кровь. Наследник. На глазах у всей честной компании.

– Паренёк, оставь отца в покое… – за Виктора вдруг вступился один из мужчин, сидевших вокруг импровизированного «дежурного» столика. Причём был он, явно не из местных. По крайней мере, Андрей видел его впервые. А, кроме того, этот дядька выделялся из общей гаражной братии чем-то иным.

Автолюбители, как правило, щеголяли в гаражном кооперативе в замасленных, рабочих спецовках. На этом же незнакомце был приличный и очевидно, очень дорогой «прикид». И костюм, и рубаха, и туфли, и часы – всё было круто. Будто он только что сбежал из иностранного посольства.

Тем временем, мужчина принятый Андреем за дипломата, подошёл к Чернышеву-младшему.

– Вымахал-то как, крестник.… Давай, что ли заново знакомиться. Зовут меня: Юрием Александровичем. С твоим батяней мы вместе служили на границе. И последний раз виделись лет восемь назад. Ты тогда, ещё совсем «мелким» был. А тут, представь себе, случайно встретились…

У меня нынче, вообще, удачный день на неожиданные встречи. Только, понимаешь, с ребятами из своей бывшей бригады, в баре распрощался, и вот те на…. Столкнулся нос к носу со своим бывшим сослуживцем. Ты, Андрей, за мамку свою не переживай. Будь уверен, увидев меня, она простит отцу любую пьянку. Пойдём лучше к нашему столу. Давай-ка, Андрюха, отметим нашу встречу или, если хочешь, то знакомство.

– Спасибо, не пью… – отказался Чернышев-младший. При этом он вспомнил, как в детстве его родители частенько говорили о некоем Юрии. И даже припомнил его фамилию: кажется, Громов.

– Юрка, а ну, отстань от пацана… Какой, на хрен, «выпьем»?.. Андрюха спортсмен. По разным городам на соревнования ездит. У него режим… – с гордостью произнёс Виктор. – …Не курит и не пьёт. Видал, какой здоровяк. Ни то, что я.

– Чернышев, уж кто-то, а ты бы не прибеднялся… – усмехнулся Громов. – …Крепче и выносливее тебя, на нашей заставе никого не было.

– Вы знаете? А я, пожалуй, нарушу свой режим… – неожиданно для всех, произнёс Андрей. – …От чего же не выпить за приезд отцовского друга?

– Ну вот. Совсем другое дело… – засуетился Юрий Александрович. – …Все мы когда-то были спортсменами. И у всех был режим. Тем не менее, мы находили возможность для снятия, накопившегося напряжения. Алкоголь в малых дозах, всегда на пользу. Давай-ка, сынок, я тебе «Мартини» налью.

– Юрка, да, ты с ума сошёл… – Виктор выхватил из рук Громова бутылку. – …Он ведь ещё совсем пацан.

– Какой ещё «пацан»?.. – вновь усмехнулся Юрий Александрович. – …Открой глаза, папаня. Андрей уж давно мужиком стал. Ты, Виктор, не забывай о том, что мы в его годы, приняли бой с вооружёнными бандитами. Кстати, именно тогда ты и ногу свою потерял.

– Отец, если мы немедленно не уйдём отсюда, я останусь здесь и буду пить наравне со всеми, – пригрозил Виктору сын.

Ему показалось, что способ для возвращения родителя домой, уже найден. Однако «друг семьи» оказался несколько проворней.

– Андрюха… Ты, конечно, можешь остаться. И быть здесь, сколь угодно долго… – в диалог отца с сыном вмешался всё тот же Громов. – …Да, только мы с твоим батей, сейчас уезжаем.

– Куда? – Чернышев-младший и предположить не мог подобного развития событий.

– Понимаешь, Андрей. Один очень хороший человек попал прошлой ночью в больницу. Мне просто необходимо его навестить. Ну, а отец твой, составит мне компанию. Уж поверь, нам есть, что вспомнить и о чём поговорить по дороге. За Витьку можешь не переживать. Доставлю его домой, в положенный срок и в полном порядке. Да, и мамку вашу, мне не терпится увидеть. Интересно, какой она теперь стала.

Вне меньшей степени, нежели Чернышев-младший, Виктор был удивлён неожиданным известием о предстоящей поездке. Ни о чём подобном они с Юркой не договаривались. Однако и отказаться от небольшого путешествия, пусть и до больницы, он не собирался. Быть может, армейский друг, хоть чем-то посодействовать в его трудоустройстве. Возьмёт, да и пристроит инвалида к какому-либо приличному делу.

«Похоже, он вовсе не бедствует… – мелькнуло в голове Виктора. – …А посему, товарищу в помощи, он наверняка не откажет. Так почему бы мне с ним и не прокатиться?»

– Делайте, как знаете… – махнув рукой, Андрей поспешил восвояси. Отцовский товарищ почему-то вселял в него определённое доверие.

«Авось, так и будет, как он сказал. У меня свои планы имеются. В конце концов, какое мне дело до родительских разногласий».

* * *

– Сашка?.. – в удивлении воскликнула девушка, открывшая дверь и увидевшая на пороге квартиры парня. – …Ну, проходи, коль пришёл.

– Привет, Наталья! Извини, но я лишь на пару минут. Даша, случаем, не у тебя?

– Нет. Она, кажется, в институт собиралась поехать. Учебники в библиотеку сдать… – не решаясь открыть правду, соврала девушка.

– Какая к чёрту библиотека, в полседьмого вечера? К тому же, в пятницу… – усмехнулся Александр. – …Наташка, не крути. Я уже в курсе того, что Дашка за город собралась…

– Саня, хоть она мне и подруга,… Тем не менее, скажи: зачем тебе такая взбалмошная и непостоянная девчонка? Ведь ты хороший парень. Я знаю её с самого детства, потому и уверена в том, что перевоспитывать её уже поздно. Пока Дарья перебесится и угомониться, уйдут годы. Твои, Саша, годы. А вместе с ними твои нервы и твои же седые волосы. Не обижайся и не подумай чего дурного, но мне кажется: она тебя не достойна.

Дослушав откровения собеседницы, Угрюмов улыбнулся и повторил свой вопрос.

– И всё же, где Даша?

– Учти, что я тебя предупредила, а дальше… В общем, поступай, как знаешь. Сегодня она уезжает, на одной из вечерних электричек. В какое время, и в каком направление, мне неизвестно. Ну, доволен?

– А ты, почему ни с ней? Вы ведь, вроде подруги.

– Были подруги… – уточнила девушка. – …До сегодняшнего вечера. Да и нет у меня желания любоваться природой с комарами и прочей кровососуще-насекомой тварью. Впрочем, и не только с кровососущей, а ещё и с тварью, имеющей привычку лапать тебя за ляжки, своими потными ручищами. И вообще, «не пойми-какие компании», явно не в моём вкусе.

– И на том спасибо… – откланявшись, Александр побрёл по подъездным ступенькам вниз.

«Вот и Наталья туда же. Дескать, Дашка стервозна… – по дороге к железнодорожному вокзалу, беглому курсанту Угрюмову вдруг припомнились недавние предупреждения. – …А чего, собственно, я хотел? Какой ещё может быть красивая, стройная и знающая себе цену девушка? Это с девчонками, наподобие той же Натальи, всё может быть намного проще. Им известны их недостатки. Потому и держатся они, по сути, за первого, обратившего на них своё внимание парня. А за такими как Дарья, ещё со времён средневековья, во славу первой леди рыцари уходили в походы, совершали подвиги и участвовали в кровопролитных турнирах. Чем серьёзней испытание, тем и победа обещает быть ценнее, более значимой…»

Справедливости ради стоит отметить, что сам Александр был весьма азартен. Причём участвуя во всевозможных спортивных или около спортивных состязаниях, он практически всегда выходил из них победителем. Проигрывать и уж тем более отказываться раньше времени от борьбы, было вовсе не в его характере. Вот и сейчас, отправляясь на вокзал в поисках любимой, его настойчивость подпитывалась азартом, спортивным духом и жаждой победы.

По вечерам на Омском железнодорожном вокзале практически всегда многолюдно. А если этот вечер ещё и предпраздничный или предвыходной, то вокзал и вовсе превращается в гигантский муравейник. Обежав перрон пригородных электропоездов, два этажа главного корпуса и примыкающих к нему подсобные помещения, Сашка так и не нашёл ту, ради которой он сюда приехал и ради которой ушёл в «самоволку». Всё ещё утешая себя надеждой, что Даша до сих пор не уехала; что её электричка отбывает позже, он занял свой «наблюдательный пост» у центрального выхода. Именно отсюда, с этой выгодной в стратегическом плане точки, просматривались все подходы к вокзалу. Полагаясь на своё зрение и внимание, он принялся ждать…

* * *

Из врачей, в больничном отделении нейрохирургии, к позднему вечеру остался лишь дежурный, Сергей Михайлович Попов. Тот самый врач, что ещё утром «выпроводил» из палаты Угрюмова, супругу Василия Ивановича.

Совершив обычный вечерний обход, Сергей Михайлович поспешил заглянуть и к пациенту, потерявшему память. Оставил он его «на закуску» вовсе не случайно. Недуг пациента был действительно уникален и весьма ему интересен.

Нечто подобное, когда память человека уже прожившего большую часть отпущенного ему века, в какой-то момент давала сбой и «взбунтовавшись» по неизвестным причинам, вдруг опускала своего владельца на низший социальный уровень, уже случались. Кое-какие темы по данному вопросу, были уже подробно описаны в мировой медицинской литературе. Однако воочию, Сергей Михайлович столкнулся с подобным диагнозом, пожалуй, впервые.

«Интересно, какие механизмы, какие внутренние связки должны быть нарушены, чтоб человеческий мозг сумел выдать на-гора этакую метаморфозу?.. – разум врача отказывался это понять и принять. – …А ведь, если верить научным работам, подобное могло произойти с любым человеком, в том числе и со мной. Да, нет. Это, просто бред. Какая-то дикая фантастика… – размышлял Сергей Михайлович, приближаясь к палате Угрюмова. – …Не представляю, как (будь я на его месте) сумел бы забыть всё, чем ныне живу. Забыть мединститут и студенческие годы; клинику; свою должность или профессию. В конце концов, любимую женщину. И, ни с того, ни с сего, вдруг вспомнить совершенно неизвестную мне жизнь с помоями, объедками и люками теплотрасс…»

Искренне надеясь на то, что именно сейчас, уже без посторонних, в спокойной и располагающей беседе, он сможет подробно расспросить Василия Ивановича о его нынешних мироощущениях и, возможно, о каких-либо внутренних противоречиях или, скажем так, о непонятных ему самому терзаниях. С этими мыслями он и открыл дверь заветной палаты.

Насколь Сергей Михайлович был переполнен оптимизмом и некоторой надеждой, ровно настолько, через какое-то мгновение он оказался и растерян. Дело в том, что больничная койка Угрюмова оказалась абсолютно пуста.

Внимательно осмотрев безлюдное помещение, врач выскочил из палаты, заглянул в уборную и, преодолев быстрым шагом коридор, строго обратился к сидевшей за невысокой стойкой дежурной медсестре.

– В ближайшие полчаса, кто-то покидал больничное отделение?

– Нет… – испугавшись сурового лица Сергея Михайловича, тихо ответила девушка. После чего, извиняющимся голосом добавила. – …Вообще-то, я отлучалась в ординаторскую, минут на пять. Чай заварить.

Случилось непредвиденное. «Необычный» больной исчез.

Тем временем, Василий Иванович благополучно миновав все медицинские и охранные посты, беспрепятственно вышел на открытый воздух. Ну, не лежала его душа к этому странному учреждению. В сознании Угрюмова стойко закрепилось ощущение, будто бы он, словно подопытный кролик, вовлечён в некий дикий и изощренный эксперимент.

Поставьте себя, на место Василия Ивановича. Представьте, что на а протяжении всего дня в вашу палату приходят какие-то подозрительные типы и задают вам идиотские вопросы. Причём все они настойчиво пытались убедить вас в несуществующих фактах; нарочито навязывая вам чужую жизнь. В палату вдруг пропускают женщину, искусно загримированную под вашу покойную супругу. А после, ещё и пугают милицией. Ко всему прочему, вам колют какие-то подозрительные лекарства и в изобилии пичкали непонятными таблетками. Ну, и самое главное, вы лежите в отдельной палате, словно министр или, на крайний случай, директор завода. Подобные факты, по разумению Угрюмова, могли говорить лишь об одном, данный эксперимент пытаются сохранить в строжайшей тайне.

Подозрения Василия Ивановича постепенно переросли во всеохватный страх. Когда ж Угрюмов не поддался на разного рода провокации, Василию Ивановичу начало казаться, что его, как отработанный материал, как результат неудачного эксперимента, обязательно умертвят. Причём, в самую ближайшую ночь. Иначе почему, в течение нынешнего дня они были с ним так нарочито вежливы и так слащаво-обходительны, а к вечеру, будто о нём и вовсе забыли. Наверняка готовят яд или ещё, какую хрень.

«Им со мной, конечно же, проще… Бомжа никто не хватиться. Никто не начнёт его искать. «Вкатят» в вену быстродействующий препарат, а после сожгут в крематории. Вот и нет Василия Ивановича. Нет Угрюмова, и никогда не было. Кто это? Мы впервые о нём слышим!»

Добравшись до ближайшей мусорной площадке, Василий Иваныч привычно покопался в одном из баков. Он быстро откопал в груде дерьма, довольно сносную одежонку, да пару хлебных огрызков. Тут же, прямо у бака, Угрюмов скинул с себя полосатую, стиранную-перестиранную больничную пижаму, снял с головы бинты и переоделся в найденные «обновки».

Ему стоило поторопиться. Не поспей Угрюмов на последний пассажирский транспорт, его пешая прогулка до вокзала обещала быть чересчур долгой. Потому Угрюмов, чуть ли не бежал к троллейбусной остановке.

Это там, возле вокзала, у Василия Ивановича имелся небольшой тайник, куда он прятал зимнюю одежду и небольшой запас пропитания. Там же его поджидала и заветная «четвертушка» самогона, припасённая им на чёрный день. И этот самый день, для Угрюмова, похоже, уже наступил.

«Подумаешь, башка разбита… Да мне её и без того, регулярно пробивают. Если не менты, то кто-то из своих, из бродяг.… И ничего, пока ещё жив…»

* * *

Такси, в котором мчались по городу два друга, два бывших сослуживцев: Чернышев и Громов – успело миновать мост через реку.

– Эх, Витька… – Юрий Александрович, сидевший рядом с водителем, обернулся к своему товарищу. – …Говоришь: жизнь моя удалась. А сам-то, наверняка, и не представляешь каким, потом и каторжным трудом далось мне это самое счастье. По молодости только и мечтал вырваться из этого, Богом проклятого Союза. Засыпая, кажется, только и мечтал о свободной, беспечной жизни на берегу лазурного моря, где круглый год лето. И лишь пожив «за бугром» понял, что настоящая жизнь только здесь и была. Там, я чужак. И, вообще, никто. Ни друзей, ни близких. А чтоб вот так, как мы сейчас в гаражах запросто посидеть с мужиками, и думать не смей. Знал бы, как хотелось иногда волком взвыть. А если быть до конца откровенным, то сволочная там, дружище, житуха. Какая-то не настоящая, искусственная, силиконовая. Уж точно, не для русского мужика. Сотню раз пожалел о том, что уехал.

– Да, брось ты, Юрка… – махнул рукой Чернышев. – …Когда за пазухой бумажник битком набитый долларами, все мы Родину любим. У нас ведь кто значится в списке первых патриотов? Правильно: политики, бандиты, бизнесмены и прочее ворьё. В общем, те, у кого куры денег не клюют. «Люди добрые, пожалейте меня, несчастного, ведь я всё делал для вас, для России…»

Подумаешь, пожил немного на чужбине. Зато теперь, как «белый человек». Кабы не то ранение, возможно, и я рванул вместе с тобой. Хочешь, не хочешь, а задумаешься: какого чёрта, полез тогда на рожон. Отсиделись бы в кустах, пока бандиты границу переходили. Пять минут позора, а взамен нормальная жизнь. Дай Бог, повторить свою судьбу, ни за что бы, ни открыл огонь по тем нарушителям. И ты ещё говоришь мне: дескать, житуха у тебя была сволочная. Хоть бы на годик залез в мою шкуру. Сразу понял бы, чья жизнь полное дерьмо. Не то, чтоб семью обеспечить, себя бы хоть как-то прокормить.