Читать книгу Приключения кирасира Стрешнева - Олег Крюков - Страница 1

Дрезден. Осень 1814 года.

Короткий ноябрьский день подошёл к концу. Ночь накрыла хмурое саксонское небо своим чёрным покрывалом. Добропорядочные бюргеры уже съели вечернюю порцию картофельных клёцок, выпили кружку глинтвейна (а что ещё пить в такую промозглую погоду), и улеглись на свои пуховые перины.

На городских улицах не души. Что уж говорить о местности за городской заставой? Проедет раз за ночь конный патруль русских, эти страшного вида kozaki, и вновь лишь осенний ветер гоняет пожухлые листья по булыжной мостовой.

Но спали в эту ноябрьскую ночь не все. Недалеко от Лейпцигской заставы, почти у самой дороги стоит заброшенная часовня. Путник, окажись таковой здесь в столь поздний час, бросив внимательный взгляд на полуразвалившееся строение, увидел бы в одном из оконных проёмов еле приметный свет. А если ещё и обладал смелостью, да подкрался к этому проёму, то услышал бы весьма опасный разговор. А если ещё и заглянул внутрь…

Но где найти путника в эту ненастную ночь? Да и жалко человека. Заметь его люди в часовне, живым не отпустят. Ибо, страшное дело затевается в старых стенах.

– Я размещу своих людей на крышах двух противоположных домов. Вот здесь. – Рука в чёрной перчатке обвела небольшой круг на карте. – Как раз в этом месте кортеж наместника свернёт на мост Августа. Русские попадут под перекрёстный огонь, так что шанса выйти живым из нашей ловушки, у князя нет.

– Князь предпочитает передвигаться верхом?

– Как любой военный.

– Но тут оказия особенная. Он представляет русского императора. Что если церемонии заставят его сесть в карету?

– Разве карета спасёт наместника от пуль?

– Боюсь, вам не удалось убедить меня. Мне нужен полный успех задуманного, и результат должен быть известен сразу же по окончанию. А в вашем плане это возможно при двух условиях: если Репнин поедет верхом, и если кроме полуэскадрона кирасир он не возьмёт в конвой этих ужасных гуннов, которых они называют…чёрт, забыл!

– Башкиры, маркиз!

– Никаких титулов! И тем более имён. У этих стен могут быть уши.

Человек, которого назвали маркизом, обвёл взглядом заброшенную часовню. Со стороны южной стены, там, где сквозь бойницы верхних окон виднелось беззвёздное ночное небо, раздался шорох. В мгновение в его правой руке появился кавалеристский пистолет. В свете факела на чёрной коже блеснули рубин и золото большого перстня.

– Это всего лишь летучие мыши!

– Нервы!

Пистолет исчез в недрах чёрного плаща.

– Так вот, если с Репниным будут эти чёртовы башкиры, за ваш план я не дам и ломаного гроша.

– И правильно сделаете!

Из тьмы в круг света ступила фигура. Тот же чёрный плащ, шляпа, закрывающая верхнюю половину лица.

Теперь пистолеты в мгновение оказались в руках всех троих. Раздались щелчки взводимых курков.

– Успокойтесь, господа! – незваный гость поднял ладони.

– Кто вы?

– Вы же сами сказали, никаких имён.

Незнакомец приподнял поля своей шляпы.

– Вы…

– Тсс, – приложил он палец к губам. – Итак, план хорош, но исключительно для военной кампании. Князя легче убить в резиденции, во время выступления.

– Здание будет усиленно охраняться. Прикажете брать его штурмом?

– Зачем? Внутри буду я.

– Вы готовы поставить на кон собственную жизнь? Вас схватят! И хорошо, если позволят сделать один выстрел!

Тонкие губы чуть скривились в лёгкой усмешке.

– А мне больше и не надо. Вы, наверное, слышали о моей репутации?

– Шесть дуэлей и все со смертельным исходом. Первый выстрел и прямо в сердце. Вы, несомненно, лучший стрелок в Европе.

– Благодарю! – изобразил тот лёгкий поклон.

– Так вы хотите вызвать князя на дуэль? И убить его прямо в резиденции курфюрстов? Но для этого нужна более чем веская причина.

– Уверяю вас, господа, она у меня есть.

– Ах, Имберг, ну голова! Даром, что молод! Учись, штабс-ротмистр!

– Поздно мне, Ваше Высокопревосходительство негоцианству учиться. Да и пристало ли это боевому офицеру?

– И то верно.

Николай Григорьевич оглядел ладную фигуру начальника своего конвоя.

– Тут, штаб-ротмистр, оружие не менее страшное, чем пушки и ружья. Подрыв финансовой системы Империи – это не на ратном поле друг в друга палить. К тому же не каждый оружие это распознает. Вот ты, допустим, отличишь сто рублей подложной ассигнации от подлинной?

Князь Репнин-Волконский положил перед офицером две ассигнации достоинством в сто рублей. Тот повертел каждую в руках, пощупал, даже понюхал.

– По виду одинаковые.

– Вот и я также мыслю, – вздохнул князь. – А Алексей Осипович сразу распознал вот в этой французскую подделку, – он взял двумя пальцами одну бумажку. – А может вот в этой. Тьфу ты, чёрт! Ладно, давай в резиденцию собираться! Перед саксонцами речь держать будем.

– Николай Григорьевич, – замялся штаб-ротмистр, – у меня опять затылок чешется. Как тогда, перед Кульмом. К опасности!

– Оставь, Стрешнев! – отмахнулся Волконский. – Шрам, поди, зудит, который тебе граф Браницкий в прошлом году на память оставил. Через час выезжаем!

Князь на минуту задумался, глядя в окно.

– Опасность, Степан Петрович, всегда рядом ходит. Банкир Фреге злобу затаил, ещё бы, такой убыток потерпел, когда мы его подложные рубли накрыли!

Николай Григорьевич умолчал о том, как выгнали из саксонской столицы короля Фридриха-Августа, будто последнего бродяжку. Тяготиться князь сомнительной славы монаршего ниспровергателя!

– Башкирцев брать? – спросил начальник конвоя.

– Мы не в поле, штаб-ротмистр. Да и немчура пугается, уж больно дикий на их европейский взгляд народец наши гунны.

Стрешнев щёлкнул шпорами и вышел из кабинета генерал-губернатора.

– А затылок-то так и зудит, – бормотал он, пересекая плац и почёсывая свою густую русую шевелюру. – Ещё ни разу не подводил.

Впервые зуд кирасирского затылка начался в кампанию девятого года, когда шли в Имеретию наказывать за измену тамошнего царя Соломона[1]. Штаб-ротмистр ходил тогда в корнетах. Отряд подходил к узкой теснине, и у Стрешнева начался страшно чесаться затылок. Тогда никакого шрама и в помине не было. Передовой дозор доложил, что опасности нет никакой, ущелье чисто. Лезгины умело спрятались наверху, и когда отряд втянулся между скал, открыли плотный ружейный огонь. Командир получил смертельную рану, под Стрешневым убило лошадь. Молодцы-кавалеристы не растерялись, попрятались за камнями и стали отвечать из карабинов. А когда развернули горные орудия, да сделали несколько удачных залпов, горцы исчезли, рассеялись меж скал, как утренний туман.

Потом зуд случился во время Кульмской баталии, когда шляхтич Браницкий оставил ему на память шрам на затылке. Позже у Смоленска, ровно за час до того, как его эскадрон попал под картечь неприятеля. Тогда Степан Петрович задумался, а поскольку в длительном неведении пребывать не любил, решил, что Господь каждый раз посылает ему предупреждение.

– Седлать коней! – отдал он приказ своим орлам, ждущим у конюшен. – Аллюр два креста, да смотреть в оба!

Эскадрон был особый. Сплошь состоял из ветеранов, унтеры, эстандарт-юнкера, корнеты. Брали не количеством, в эскадроне всего шестьдесят восемь бойцов, а качеством. Все получили звания не за выслугу, а за храбрость, проявленную в кавалерийских атаках при Кульме, Лейпциге и Дрездене.

Когда ехали рысью по улицам города, бюргеры высыпали на улицы поглазеть на русское воинство. Да и было на что смотреть; и кони и всадники поражали своей могучестью. Искры из-под копыт, грозные зоркие взгляды. Князь Репнин-Волконский, генерал-губернатор Саксонии ехал рядом с командиром, штаб-ротмистром Степаном Стрешневым.

Въехали на Аугуст-брюкке. На другом берегу Эльбы раскинулся Цвингер – резиденция саксонских курфюрстов. В тени узкой улочки, выходившей к реке, стояла чёрная карета. Из-за плотных оконных занавесок втягивающуюся на мост кавалькаду наместника обозревали трое.

– Гуннов нет! Сейчас самое время ударить. Зря вы отвергли мой план, маркиз. Вдруг у него ничего не получится?

– Сейчас уже ничего нельзя изменить, барон. Советую вам положиться на Провидение.

У французского павильона, где генерал-губернатор должен держать перед саксонцами прощальную речь уже стояло множество карет с гербами знатнейших домов Саксонии.

Расположив свой эскадрон у входа, Стрешнев вместе с князем вошёл внутрь. В глазах кирасира зарябило от блеска шитых золотом мундиров и камзолов. Разодетые дамы и кавалеры при виде русского наместника забили в ладоши. Под аплодисменты Николай Григорьевич прошёл в середину залы.

Зуд в затылке стал уже невмоготу, а чесать голову в присутствии столь множества знатных и утончённых особ был mauvais tone [2]. Стрешнев вертел головой, разглядывая присутствующих, пытаясь определить, откуда исходит опасность.

И определил. Средних лет человек в партикулярном [3] платье, но с выправкой военного, пробирался сквозь толпу к князю. Его взгляд горел и был устремлён на наместника. Штаб-ротмистр признал в нём графа S – знаменитого бретёра. Последние шесть дуэлей закончились для его противников гибелью. Среди них был и знакомый Стрешневу семёновский офицер Самохвалов. Отменный стрелок и ярый бонапартист саксонец с двадцати шагов засаживал пулю прямо в сердце. И сейчас он, подобно боевому фрегату неумолимо приближался к Репнину, и взгляд его не сулил ничего хорошего.

Степан Петрович звякая шпорами, быстрым шагом ринулся на перехват. По дороге вспомнил скандальную историю, случившуюся полгода тому. Что-то связанное с баронессой фон Гейдельсгейм. История эта столь дурно пахла, что от воспоминаний челюсть Стрешнева свело как от зубной боли. Тем более что в скандал этот пытались вмешать генерал-губернатора. Тогда удалось отстоять честь князя. Баронесса возопила, что некому встать на защиту репутации несчастной одинокой женщины. А граф S, бывший в ту пору подле Бонапарта, где был и его сюзерен Фридрих Август Праведный приходится несчастной и одинокой, в чьём будуаре молодые люди меняются подобно носовым платкам, не то двоюродным, не то троюродным братом.

Стрешнев не выдержал и яростно зачесал затылок, воспользовавшись минутой, когда все взгляды устремились на наместника. И в трёх шагах от своей цели чуть не сбил с ног пожилую даму, благоухающую чёрной смородиной.

– Mille pardon, Madame!

В последний момент штаб-ротмистру удалось избежать столкновения с явной бонапартисткой [4], проводившей его взглядом полным презрения.

Через мгновение плечо саксонца врезалось в широкую грудь кирасира. Стрешнев отлетел назад, чуть не сбив с ног старого графа Кински.

А граф S даже не остановил движения. Степан Петрович без церемоний ухватил грубияна за рукав.

– Вы не считаете, сударь, что должны извиниться?

Граф S повернул к нему лицо. Взгляд был не здешний, словно его обладатель пребывал где-то далеко. И, о чудо! Знаменитый забияка пробормотал под нос извинение.

– Вы не могли бы громче, граф? В последнем деле меня контузило, и я слегка оглох на оба уха.

– Пустите! – зашипел тот, пытаясь вырвать свой рукав из цепких пальцев.

– Саксонцы! Вас ожидает счастливое будущее…

Князь Репнин-Волконский, стоя посередине залы уже начал свою речь.

– Выйдем-ка мы с вами на свежий воздух, – Стрешнев потащил упирающего саксонца к выходу. – Мне не нравится бледный цвет вашего лица.

Затылок у него перестал чесаться. А это означало, что опасность стала явной.

Когда они вышли на улицу саксонец сумел взять себя в руки.

– Штаб-ротмистр! Позвольте мне закончить здесь своё дело, и я к вашим услугам.

– И какое же у вас здесь дело, граф?

– Почему же вас это так интересует? – вскинул тот острый подбородок.

– Видимо дело такой срочности и важности, что вы, походя, оскорбили русского дворянина и офицера, даже не заметив этого.

– Я же попросил вашего прощения!

– А я вам его не даю! И как оскорблённая сторона вправе выбирать оружие, место и время.

– Ну что ж, Бог видел, как я был терпелив. Итак, что вы решили?

– Пистолеты, – начал загибать пальцы Стрешнев, – поляна у заброшенной часовни, что за северной заставой, немедля.

– Но у меня нет секунданта!

– Они нам не нужны.

– На чём мне прикажете добираться до места? Видите ли, сюда я прибыл в карете княгини W…

– Это не беда, граф, я дам вам лошадь. Если меня убьёте, можете забрать её себе.

– Ох, уж эта русская расточительность! – ухмыльнулся саксонец.

– Баранов, слазь с коня! – скомандовал штаб-ротмистр. – Мы с Его Сиятельством немного прокатимся. Кессельринг, остаёшься за командира!

Граф S вскочив в седло, тут же дал коню шпоры, пустив того в галоп. Кирасир, стараясь не отставать, тоже припустил своего гнедого.

– Не терпится умереть, граф? Или пытаетесь сбежать?

– О, если бы я мог убить вас дважды, – поднимал глаза к небу саксонец, – я бы сделал это с радостью!

– Кто бы сомневался? – улыбался в густые усы Стрешнев.

После получаса безумной скачки по городским улицам, лишь чудом никого не покалечив, дуэлянты вылетели за городскую черту.

Часовню, стоявшую заброшенной со времён Августа Сильного [5], окружали вековые дубы. У самого большого и раскидистого они и спешились.

– Прошу меня простить, граф, «кухенрейтеров» и «лепажей» [6] не держим по причине военного времени. Поэтому обойдёмся кавалерийскими.

Штаб-ротмистр достал из сёдельной сумки два запасных пистолета. Один работы тульских мастеров, другой трофейный, французский.

– Выбирайте! Хотя уверен, вы предпочтёте французский.

– Нет, благодарю вас! Я предпочитаю свой.

Граф S достал из кармана своего камзола изящный пистолет.

– Ого, да вы настоящий патриот!

Стрешнев узнал работу местного мастера Милотты.

– Со скольки шагов будем стреляться? – спросил саксонец.

– Конечно же, с восьми!

– Выстрел по жребию?

– Непременно!

Степан Петрович достал монету.

– Если упадёт вверх Фридрихом-Августом, ваш выстрел первый, граф!

Он подбросил талер.

– Извольте взглянуть.

На лице графа S не дрогнул ни один мускул.

– О, да вы нынче у Фортуны в миньонах!

Стрешнев безмятежно улыбался, показав монету, с которой на них смотрел профиль саксонского короля.

– Начнём, помолясь!

Они отсчитали восемь шагов.

– На вас кираса, штаб-ротмистр.

– Ах, да, простите!

Стрешнев снял кирасу, расстегнул пару верхних крючков своего колета, хотя на дворе стояла промозглая ноябрьская погода. Взглянул графу в лицо, на котором играла довольная улыбка.

– На счёт три?

– Пожалуй!

Саксонец стал тщательно целиться.

– Ещё пару слов, граф. Скажите, вы ведь хотели вызвать князя на дуэль?

– Поскольку вы через минуту умрёте, скажу, – ответил тот, не открывая левого глаза. – Князь заслужил смерти, потому что поступил бесчестно с одной особой, кстати, моей родственницей.

– Поскольку я всё равно скоро умру, скажите честно, граф, вам ведь глубоко наплевать на честь вашей неразборчивой в амурных связях родственницы. Так сколько вам обещал барон Фреге за убийство князя?

Граф S уже жал на спусковую скобу, но от последнего вопроса Стрешнева, попавшего в туза, рука его дрогнула. Выстрел грохнул, и пуля пролетела мимо головы офицера, задев левый кончик шикарного уса.

– Чёрт!

– Вы промахнулись!

Штаб-ротмистр поднял свой пистолет. Саксонец был бледен, но держался молодцом.

– Скажите граф, сколько и кто вам заплатил, и я оставлю вас в живых. Деньги-то, судя по всему, немалые. Вы ведь хотите ими воспользоваться?

– Стреляйте, чёрт вас побери!

– Значит, не скажете? Поскольку вы скоро умрёте, открою вам страшную тайну. Деньги, которые вы получили, скорей всего фальшивые.

– Если вы решили расстроить меня перед смертью, вам это удалось.

Стрешнев посмотрел в стального цвета глаза саксонца и опустил пистолет.

– Я решил стрелять с двадцати.

Он повернулся к противнику спиной и принялся отмерять шаги. На двенадцатом быстро обернулся, вскинув пистолет. Граф S уже достал из кармана второй и взводил курок.

Два выстрела грянули одновременно. Стрешнев почувствовал сильный удар в левое плечо, на белом колете расплывалось рубиновое пятно. Зажав рукой рану, подошёл к лежавшему на холодной земле телу. Прямо посередине лба бретёра виднелась идеально круглая дырка. В каждой руке было зажато по пистолету. Стволы из толедской стали, отделанные перламутром рукояти.

– Et pourquoi non? [7] – пробормотал Стрешнев, вынув из безжизненных пальцев оружие и пряча изящный пистолет за голенище сапога.

– Поверь, я сделал всё, что мог!

Николай Григорьевич в волнении мерил шагами кабинет.

– Но чёртовы саксонцы уже отправили донесение о вашей дуэли в Петербург. Остаётся ждать Высочайшего решения.

Он глянул на Стрешнева.

– Не куксись, штаб-ротмистр! Я тоже кой-какие сontre-actions [8] предпринял. Так, что думаю, обойдётся малой кровью. Но в Нижегородском послужить придётся [9]. Да ты уже знаком с драгунами по имеретинской кампании.

Князь уселся на оттоманку, но через мгновение вскочил опять.

– Но ты, Степан Петрович родился в рубашке! Такого бретёра успокоил! Да с одного выстрела!

Он порывисто обнял Стрешнева, сморщившегося от боли в раненом плече.

– Жаль расставаться с тобой, штаб-ротмистр. Но с утра в Вену еду, а тебе ждать курьера из столицы avec l’ ordre [10]. Не знаю, свидимся ли ещё?

Степан Петрович вышел на крыльцо. Глянул в серое саксонское небо. Такие же глаза были у покойного графа. Улыбнулся.

– Э-эх, давно не был я на Родине!