Читать книгу Русская кровь - Олег Кулагин - Страница 8

Блестят на белой скатерти вилки и ложки. В зеркальном подносе отражается небо. Глаза разбегаются от еды и напитков. Но я ничего не трогаю. Мама велела ждать.

Скоро придут гости.

А пока у меня важное задание: отгонять птичек. Их много в саду – пронырливых воробьёв и другой весёлой мелюзги.

Вот особо рисковая пичужка уселась рядом с салатом.

Нет, нельзя! Это не для тебя. Мало я там, у тропинки, высыпал хлебных крошек?!

Смахиваю нахалку со скатерти. Отгоняю пару бессовестных воробьёв.

Громко хлопаю в ладоши. В радостном азарте бегаю вокруг стола. Я начеку. Мама будет довольна!

Какая-то тень мелькает сверху… Я растерянно запрокидываю голову.

Огромная чёрная птица снижается медленными кругами. Отрывистый резкий крик разносится над садом.

А я… я стою, как вкопанный.

Прости, мама. Я не смогу её отогнать…

Тёмные крылья заслоняют солнце.

Хочу позвать на помощь. Но воздух будто застывает в груди.

Гости уже начали собираться. Двое сидят за столом: бледные, неподвижные… Пристально смотрят и молчат. Говорить не могут. У обоих – перерезано горло.

Капли крови на белой скатерти сливаются в цифры: 321423…

Ночь за окном. В комнате – тусклый свет керосинки. Я сел на постели, утирая холодный пот. Кажется, я кричал во сне?

Повернул голову и обнаружил тёмную фигуру в углу.

Я вздрогнул.

Потом понял – ничего страшного. Всего лишь Инютин.

Он сидел на стуле перед экраном маленького телевизора. Телевизор не работал. Конечно, откуда здесь электричество… И зачем Инютин крутит рукоятку настройки?

– Что вы делаете? – пробормотал я.

Он обернулся и поднял палец:

– Сейчас новости будут…

Я непонимающе заморгал. Какие ещё новости?

– Эй, вы чего?

Инютин раздраженно отмахнулся.

Я встал, подошёл ближе. И увидел его лицо. Он улыбался, беззвучно шевелил губами и не сводил глаз с телевизора. В пустом экране отражался огонёк керосинки.

Я неуверенно кашлянул. Хозяин меня проигнорировал. Всё так же смотрел выключенный телевизор. Рядом с керосинкой в мёртвом экране отразилась моя искажённая физиономия.

До меня вдруг дошло…

Я резко попятился. С грохотом опрокинул колченогий табурет.

На шум из соседней комнаты возникла заспанная мордашка.

– Какого чёрта, – зевнула Ксения, – Нельзя ли потише!

– Да, потише, – пробормотал Инютин, – Если можно…

Я нервно улыбнулся:

– Извините, – и кивнул в сторону двери, – Ксения, выйдем на пару слов…

Она пробурчала что-то сердитое. Но, кутаясь в одеяло, заковыляла следом.

Между крон деревьев проглядывали звёзды. Ночь была ясная и холодная. Я поёжился, плотнее накидывая бушлат:

– Ксения, детка… ты только не обижайся.

– Я не детка, – зевнула она, – Давай без «трэша», ладно?

Занавеска на окне была чуть приоткрыта. И отсвет падал на её лицо. Особых эмоций оно выражало.

– Твой отец… У него, что… – я неуверенно крутнул пальцем у виска, – проблемы с головой?

– Он мне не отец, – улыбнулась Ксения.

– А кто? – округлил я глаза.

– Никто.

Я вздохнул:

– Даже так? И ты не боишься?

– Кого?

– Его! – рассерженно ткнул пальцем в сторону окна, – Он – псих! Смотрит новости по выключенному «телику»!

– Не кричи, – поморщилась девочка, – Если страшно – можешь спать на улице.

Развернулась и спокойно отправилась назад в избу.

Вот, дура! Хотя и я не лучше…

Поймал её за плечо:

– Ксения, извини… Может, он – милый человек…

Она дёрнулась:

– Да что ты вообще знаешь? У него вся семья осталась в Болхове. Понимаешь? Вся!

Я виновато кашлянул. Опять зияющие провалы в памяти.

– А что случилось в Болхове?

Она хмуро на меня глянула. И пробормотала:

– Откуда ты такой взялся?

– Уже говорил. Не помню.

Она махнула рукой:

– Иди спать, Денис.

Я смерил взглядом её замотанную в одеяло фигурку – тринадцатилетняя совсем взрослая женщина. И вдруг подумал: не так уж сильно я отличаюсь от Инютина…

– Ксения, а почему не разбудила меня к ужину?

– Пожалела. Ты дрыхнул, как младенец. И храпел, как бегемот.

Я усмехнулся.

Нет, не о том болтаем… – Ксюша, уходить надо.

– Я лично иду спать. А ты вали, куда хочешь…

– Может, и ушёл бы. Только не знаю дороги.

Она зевнула:

– Спроси у «скорпионов». Те подскажут.

– Не смешно. После того, что было в Липовке – всю округу поставят на уши. Рано или поздно…

– Не надо меня учить. Я здесь не первый месяц.

– Ты ведь умная. На что рассчитываешь?

Она молчала. Нервно мяла в руке ветку черники. Наконец спросила:

– Что случилось, Денис? Вчера ты не казался таким пугливым…

Я качнул головой:

– Вчера было не до этого.

Где-то протяжно крикнула птица. Я вздрогнул.

Ксения понимающе улыбнулась:

– Тебе приснился страшный сон, да? И враги мерещатся за каждым кустом. Со мной тоже так было. Раньше.

– Может сон. А может предчувствие… – кашлянул я, – Только надо сматываться. Чем скорее, тем лучше. И Инютина с собой прихватим. Он же не буйный…

– Никуда он не пойдёт, – вздохнула Ксения.

– Мне казалось, вы друг друга понимаете…

– Угу, – она хмуро кивнула, – Знаешь, зачем он каждый вечер таращится в телик? Он ждёт!

– Кого? – удивился я.

– Своих. Даже в лес пришлось тащить этот проклятый телевизор! В новостях должны объявить отмену военного положения. И тогда все вернутся… Он в это верит.

Холодный ветер зашевелил кроны сосен. Откуда-то выползли темные облака.

– Хватит мёрзнуть, – сказала девочка, – Пошли внутрь.

Я заглянул в окно. Инютин всё так же горбился на стуле у телевизора.

Я поднял воротник бушлата:

– Давай здесь поговорим… У меня столько вопросов.

– В избе теплее. А он… Ему сейчас все равно.

Мы вошли.

Фигура у телевизора осталась в той же позе. Ксения подняла с пола меховую жилетку и опять заботливо накинула на Инютина.

Поманила меня за собой.

Мы разместились в её комнате. Она забралась на кровать и закуталась поверх в ещё одно ватное одеяло. Мне достался драный, слегка изъеденный молью кожух.

– Тепло? – шёпотом уточнила Ксения.

– Ага. Слушай, а кто такие «скорпионы»? Это вроде милиции?…

Она хихикнула:

– Скажи ещё «автоинспекции»… Это личная охрана Фомина.

– Не знаю такого.

Она скривилась:

– Тот самый гад, которому всё здесь принадлежит.

– Что именно? – не понял я.

– Всё! – она сердито повысила голос, – Земля, лес… Блин, даже воздух и небо! Потому, что по небу летают его вертолёты!

– Это он людей выселил?

– Угу, – хмуро кивнула Ксения, – Он ещё добрый… Выдал компенсацию – двести долларов за каждый дом.

– Не густо.

– Мог бы вообще не платить. У него знаешь, какие связи в Международном Совете! И в правительстве… Сам Рыжий – его друг!

– А это кто?

Она засмеялась:

– Ну ты даёшь, Денис! А ещё Инютина в чём-то упрекал…

– Бог с ним, – отмахнулся я, – Ты главное, скажи: где нормальная жизнь? Куда нам отсюда дёрнуть?

– Нормальная жизнь? – удивилась она. И замолчала.

– Эй?

– Нет её, Денис… Нигде нет.

Ксения рассказывала.

А я сидел с закрытыми глазами. И представлял себе нашу избушку. Крохотную точку затерянную на бескрайних просторах… Вот выйдем мы отсюда. Двинемся через леса, поля. Через реки и горы. Под знойным степным солнцем. Или в сполохах северного сияния. Мы пройдём тысячи вёрст…

И везде будет так же дерьмово?

Да, и вопрос, далеко ли мы уйдём – без документов, в условиях военного положения…

– Эй, Денис, я тебя что, расстроила?

– Пустяки. Знаешь, Ксения… Иногда амнезия – чертовски приятная штука.

Она пожала плечами. Я вздохнул:

– Раньше мечтал вернуться домой. А сейчас – не уверен…

– … А я раньше в Москве жила.

– Это заметно.

– Правда? – встрепенулась она.

– Ну… ты так ловко оприходовала бумажник у того «скорпиона».

Ксения фыркнула.

– Вообще я только год жила в столице. Когда отца перевели. А до этого – пол-России объездили по всяким гарнизонам…

– У тебя отец – военный?

– Угу.

– И где он сейчас?

– Не знаю… Я его три года не видела. С тех пор, как начались бомбёжки.

– А мать?

Она замолчала. И я понял, что опять ляпнул не то:

– Извини…

– Да всё нормально. Я взрослая девочка. А мама… она умерла в лагере для перемещённых. Мы там год загибались, после того, как сбежали из Москвы.

– Плохо было?

– В бараках-то, за колючкой? Не-а, санаторий. Только жрать нечего… Вши, тиф и летальный грипп… А самое приятное – лекции по «общественной адаптации». Это от фонда Сороса. Два часа говорят о «победе демократии». А в конце дают миску супа и одну консерву.

Я поморщился:

– Наверное, лекции пользовались бешеной популярностью.

– Ещё бы. Пока кто-то не выплеснул горячий суп лектору в морду.

Я улыбнулся:

– Этот кто-то – не ты?

– Не-а, – качнула она головой, – Мне были нужны консервы.

– Для мамы?

– Угу. Если б не она – я б раньше оттуда дёрнула.

– А как здесь оказалась?

– У меня в Липовке бабушка. Была. Вообще тут ничего жили. Пока Фомин не захотел прибрать всё к рукам.

– Что, никто не пробовал сопротивляться?

– Сопротивляться? – она хмыкнула, – Был тут в округе один фермер. Как только «демократия» нагрянула – установил у себя перед домом американский флаг. Ещё и других агитировал: мол, пришли к нам «совкам» цивилизованные люди – теперь заживём!

– И куда этот агитатор делся?

– Поехал в Тулу – искать управу на Фомина. Так и сгинул в «охранке» – оказался отъявленный партизан и террорист.

– Ясно. Им удалось разоблачить его звериное нутро.

– Да. А другой – имел элеватор и молокозавод. Охрану набрал – здоровых ребят, не хуже «фоминских». Даже парочку бронетранспортёров купил.

– Деловой подход, – кивнул я.

– Он и районному коменданту «миротворцев» отстёгивал. Всё было на мази! А потом…

– Тоже загребли в «охранку»?

– Не-а. Как-то ночью вертолёты без опознавательных знаков «отработали» по элеватору и молокозаводу. После этого защищать стало особо нечего.

– …И стороны пришли к взаимовыгодному соглашению?

– Точно. С остальными уже не церемонились. Четверых – убили на месте. Одного в Липовке. И троих – в Копалово.

– А как же… партизаны?

– Какие там партизаны! – буркнула Ксения, – Если где и есть – точно не у нас. Наши местные думали, раз сидят тихо – никто их не тронет. А овец – режут в первую очередь!

«Верное наблюдение,» – подумал я. И самое лучшее для овцы – как можно скорее отрастить волчьи клыки…

А сам-то я кто?

Метко стрелять – этого мало.

Сегодня мне опять приснился кошмар. Вроде, важное мелькнуло. Из настоящей моей жизни…

Я потёр висок. Хоть что-то выдернуть из тумана прошлого…

Без толку.

Голова уже соображает. А память – как дырявое решето.

– … Эй, Денис, ты что спать хочешь? – заботливо уточнил тихий голосок.

– Нет – нет… Ты давай, рассказывай.

– А что рассказывать? Без крыши над головой – не жизнь. А без денег и документов – тем более. Или с голодухи загнёшься. Или опять – за «колючку», на гуманитарную баланду… Вот я и решила – остаться!

– Разумно.

– А я сразу догадалась, чем закончится… Ещё с марта начала готовить здесь базу!

Я улыбнулся при слове «база». Конечно, она же с детства – по гарнизонам.

– …И кандидатуру Инютина – сразу определила. Во-первых, он мужчина, а это удобно при переноске тяжестей.

– Да уж, – согласился я.

– Во-вторых, он не пьёт. И вообще серьёзный и рассудительный. Хоть и сумасшедший. Ну и в третьих… У него тоже никого нет.

– Как вам удалось сохранить всё в тайне?

– А кому дело до психа? Мало ли куда он таскает старое барахло? И потом, мы, в основном, ночью сюда ходили… Так что, к маю всё было в ажуре. Когда «фоминские» уроды нагрянули, мы сразу и «переехали».

В соседней комнате скрипнул стул.

Ксения повернула голову, вслушиваясь. Тихо объяснила:

– Сейчас «выключит» телевизор и ляжет спать.

«Новости закончились,»– подумал я. Интересно, что он там видит, глядя в пустой экран? Яркие цветные сны наяву – может это и лучше, чем знать правду?

Нет. Я ещё не спятил.

Поднялся с табурета:

– Нам тоже пора… Ложись, Ксения. Завтра – трудный день. И трудная ночь…

– Ты хочешь уйти будущей ночью?

– Ага. Соберёмся. Обдумаем всё. С Инютиным поговорим. Днём он лучше соображает.

Я шагнул к занавеске, отдёрнул её. И будто споткнулся.

Передо мною стоял «серьёзный и рассудительный» сумасшедший. А в руках у него был автомат.

– Ксюша, – тихо позвал я. Мысленно выругался.

– Что такое? – удивилась она.

– Ничего такого. Пустяки. Ма-аленькая проблемка…

Зрачки Инютина были устремлены куда-то в пространство. Меня он словно не замечал. Я осторожно потянулся к его автомату…

Не успел.

Инютин отступил на шаг. И вполне уверенным движением передёрнул затвор.

Fuck!

Ксения прошлёпала босыми ногами и высунулась из-за моей спины:

– Эй, вы чего…?

Инютин повернул голову. Уставился на нас долгим взглядом.

– Дядя Андрей! – Ксения оттолкнула меня и решительно двинулась к психу.

– Бельчонок… Они придут. Скоро.

Он глянул куда-то в потолок. Я воспользовался моментом и мёртвой хваткой вцепился в оружие:

– Извините…

Минуту мы боролись. Единственное, что удалось – направить ствол вбок. То ли я слабый, то ли Инютин натренировался, заготавливая дрова.

– Отдай оружие, псих!

– Вы не понимаете! – прохрипел Инютин, – Они уже здесь!

– Идиот… – буркнул я, – Никого здесь нет!

– Вот! Слышите?

Протяжный скрип дерева.

Я облизал губы.

Чепуха… Просто ветер.

Задребезжало стекло. Мелко-мелко завибрировало… И будто холодом повеяло по спине.

Сегодня сильный ветер.

Я отпустил автомат. Чувствуя гулкие удары сердца, потянулся к керосинке…

Стоп.

Тьма не укроет.

– Ксения, одевайся, – прошептал я.

Она изумлённо на меня вытаращилась. Наверное, подумала, что теперь в комнате два психа.

– Одевайся! – глухо повторил я, – Немедленно!