Читать книгу Бытие - Олег Лементов - Страница 2

Солнце клонилось к закату. Тени, отбрасываемые огромными валунами, быстро увеличивались, надежно скрывая и без того едва заметную тропу, петлявшую среди острых камней склона. Сейчас, оказавшись здесь, трудно было даже предположить, что когда-то по этим местам проходила дорога. На протяжении многих лет она верно служила людям, искавшим счастье в богатых медью горах. По ней, как по огромной артерии, дары земли стекались вниз к многочисленным селениям, наполняя смыслом тяжелую жизнь их хозяев.

Но, к несчастью ремесленников, не только металлом оказались богаты горы.

Размеренная жизнь вольных племен закончилась, когда в горах нашли месторождения бирюзы. Правители Египта слишком дорого ценили этот камень, чтобы оставаться в стороне, и вскоре на вершине горы выросла крепость. Не в силах противиться силе фараонов, коренные жители покинули эти места, и дорога в горы была забыта.

Шли годы, но больше некому было претендовать на богатства царей Египта.

Солдат сменили жрецы, а крепость перестроили в храм.

Храм. Именно к нему, как когда-то, много лет назад, держал сейчас свой путь Аамеса. Несмотря на приближавшуюся ночь, он не торопился. Опираясь на посох, казалось, даже не замечая уходивших из под ног камней, он шел, высоко подняв голову, глубоко, с наслаждением, вдыхая прозрачный горный воздух. Тишина, одиночество и полная свобода – вот то, чего так не хватало ему в последнее время. Сейчас он позволил себе на время сбросить возложенную на него ношу, и потому даже самые опасные участки казались ему легкими и приятными. Предавшись воспоминаниям, он, казалось, и вовсе не замечал препятствий на дороге. Сколько же лет прошло с тех пор, когда он первый раз пришел в эти места? Сорок? Может и больше, но память его свято хранила события тех лет. Кем был он тогда? Молодой удачливый полководец, обласканный дружбой фараона. Беззаветно преданный ему и его идеям. Баловень судьбы, не знавший ни роду ни племени. Эхнатон мечтал о новом, свободном от каст и предрассудков Египте, и Аамеса был не просто его правой, защищающей, а то и карающей рукой. Он дышал с ним одним воздухом. И этот воздух пьянил его. Их юношеский максимализм не знал компромиссов и не давал сомневаться в собственной правоте.

Все изменилось в одночасье. Смерть друга остудила его горячую голову. Гробница еще не была запечатана, а власть уже вернулась к жрецам. Над соратниками мятежного фараона нависла смертельная угроза. И он ушел. Ушел не потому, что хотел обезопасить себя. Оставаясь верным клятве, он был лишь телохранитель, тень, готовая в любой момент защитить того, кто был ему не менее дорог, чем сам Эхнатон. Благодаря Аамесе, а больше воле богов Мери-Ра удалось спастись от преследователей. Он привел его сюда, в храм богини земли.

Жрецы Хатхор были единственными, кто остался верен его умершему другу. Они посчитали за великую честь принять верховного жреца Египта. Так на многие годы бывшая крепость стала их с Мери-Ра домом. Здесь жизнь по-новому открылась ему, и слово, а не меч стало его оружием.

И вот, через столько лет, воля богов вырвала его из спокойной жизни. Не смея противиться ей, он был вынужден вернуться в Египет, чтобы, собрав там под своим началом семитские племена, привести их к храму. К его удивлению, ему это удалось, но что делать дальше? Ответа на этот вопрос пока не было. Уже два раза он пытался получить его, но оракул, чью волю он выполнял, был безмолвен.

Терпение ожидавших его у подножия горы людей таяло на глазах. Они уже открыто упрекали его в том, что он, прикрываясь волей богов, вступил в сговор с фараоном, решившим пополнить ими ряды рабов на рудниках.

Но не обвинения, таившие пока скрытые угрозы, беспокоили его. Судьбы людей, за жизнь которых он теперь нес перед самим собой ответственность, – вот та ноша, которая с каждым днем все более тяготила его. Как бы там ни было, но благодаря ему они стали изгнанниками в стране, в которой не одну сотню лет жили их предки, в стране, давно ставшей им родным домом. Поверив ему, они были уверены, что он, Аамеса, укажет им иной путь. Путь, который сделает их жизнь более легкой и счастливой, но…

Оракул молчал. У богов нет обязательств перед людьми, а значит, нет гарантии, что он вообще дождется ответа. Если этого не произойдет, ему самому придется принимать какие-то решения.

Эта мысль угнетала его, хотя в глубине души он был уверен, что высшие силы все же вспомнят о нем.

Уже совсем стемнело, когда Аамеса подошел к храму. За последние сто, а может, и больше лет он, наверно, был единственный из людей, кто видел эти стены снаружи. Центральные ворота располагались довольно далеко от этого места, и с дороги, ведущей к храму, сюда было невозможно попасть. Вообще, вся стена, окружавшая храм, была построена еще в те времена, когда здесь стояли солдаты, и сейчас жрецы не нуждались в ней. Местность, где она возвышалась, была практически непроходима, да и угрозы служителям Хатхор ждать было неоткуда. Аамеса не зря вышел именно к этому месту. Здесь, между огромными камнями, привалившимися к стене, был небольшой проход на территорию храма. Сейчас было трудно понять, человеческие руки или силы природы были авторами этого лаза, но Аамеса, проведя здесь долгие годы, иногда пользовался им. Более того, с тех пор как он привел людей к подножию горы, этот вход стал просто незаменим, так как сохранял ему и время, и силы.

Подойдя почти вплотную к стене, он остановился, и, отложив посох, сел на высокий, еще хранивший тепло камень. Конечно, тяжелый подъем утомил его уже немолодое тело, но не это на самом деле было причиной, по которой он медлил заходить в храм. Он устал, устал от сомнений, которые, несмотря на твердость духа, медленно поедали его изнутри, устал от обязанностей, свалившихся на него на склоне лет. Его, мимо воли, манила та, все еще такая близкая, недавняя жизнь. Каждый раз, поднимаясь из стана к храму, он чувствовал себя, как зверь, вырвавшийся на волю из людского плена, а потому старался как можно дольше продлить драгоценные минуты.

* * *

Ночь уже вошла в свои права, когда пророк, сделав над собой усилие, поднялся и вошел в туннель. Идти было темно, но это нисколько не смущало Аамесу, знавшего здесь каждый камень. Вскоре впереди появился слабый свет, и уже через несколько шагов он оказался на территории храма.

Строго говоря, это были пределы бывшей крепости. Сам храм и прилегающие к нему строения находились несколько дальше. За ненадобностью жрецы редко бывали здесь, но сегодня на одном из полуразрушенных обелисков горел огонь, освещая мерцающим светом узкую тропинку, петлявшую между развалинами старых казарм. Пройдя по ней, Аамеса вскоре оказался у центральной террасы.

В столь поздний час на ней не было ни души. Его это вполне устраивало. Вопросы о делах в стане окончательно выбили бы его из равновесия. Всю жизнь он был хозяином положения. Ни люди, ни обстоятельства не были властны над ним, поэтому теперь чувствовать свое бессилие было особенно тяжело.

Пройдя между колоннами, он подошел к небольшому бассейну. Зачерпнув ладонями живительной влаги, старик омыл обветренное, уставшее от жаркого солнца лицо. Затем он взял стоявшую на краю бассейна небольшую чашу и наполнил ее водой. Он успел сделать лишь несколько глотков, когда почувствовал на своем плече чью-то ладонь. Аамеса оглянулся. Перед ним стоял Мери-Ра.

– Приветствую тебя, доблестный воин! Что-то ты долго добирался. Забыл дорогу домой? – с улыбкой произнес он.

– Только не говори, жрец, что ты за меня волновался, – в тон ему ответил Аамеса.

– И ждал, и волновался, – уже серьезно сказал Мери-Ра, присаживаясь на край бассейна. – Я знаю, ты устал с дороги, поэтому не буду тебя задерживать. Хочу лишь, чтобы ты знал: твоя проблема – это наша общая проблема, и, думаю, затягивать с ее решением не имеет смысла. У нас с братьями уже есть кое-какие мысли, и завтра мы изложим их тебе. В общем, не переживай и отдыхай со спокойной душой.

– Спасибо, я постараюсь, – улыбнулся Аамеса. Протянув руку, он легонько пожал плечо своего старинного друга.

Оставив Мери-Ра, Аамеса направился к себе.

Он не дошел до кельи несколько шагов, когда почувствовал, что с ним происходит что-то неладное. Внезапная слабость охватила все тело. Голова стала ватной, а в глазах потемнело. Собрав остатки воли, опираясь всем телом на посох, Аамеса с трудом переступил порог своего жилища и опустился на кровать.

После этого он уже не чувствовал тела. Ни болей в натруженных мышцах, ни ломоты суставов – ничего. В глазах по-прежнему было темно, но теперь его почему-то не тревожила ни внезапная немощь, ни судьбы оставленных им людей. Его состояние было скорее состоянием полного покоя или даже отрешенности от принесшего ему столько переживаний мира. Он лежал, он был беспомощен, а тем временем пространство вокруг него постепенно наполнялось каким-то иным, неведомым до сего дня смыслом. Его глаза были закрыты, но сейчас он видел намного больше, чем когда-нибудь.

Жизнь. Великое таинство, которое он, как и всякий человек, до сих пор мог лишь созерцать, постепенно открывалось ему, обнажая свою суть. Недвижим, он чувствовал, как она бесконечными нитями, сплетенными в невероятный узор, проходила сквозь него. Поднимаясь из глубин океана, спускаясь с высоких гор, оплетая леса и долины, она связывала его со всеми живущими в этом огромном мире. И он был частью этого великого хаоса. У него не было силы, способной управлять им, но он мог чувствовать и понимать его. Он понял, что незримо может прикоснуться к каждому живущему, понять его, и это внезапное открытие поразило его. Безусловно, это открывшееся в нем восприятие мира было даром богов, и Аамеса решил воспользоваться им.

Мери-Ра. Представив его образ, пророк тотчас отчетливо ощутил неуверенность и сомнения, терзавшие верховного жреца Хатхор. Все мысли старинного друга были теперь для Аамесы открытой книгой. Сейчас тот мучительно пытался найти выход из сложившейся ситуации. Тысячи людей, думал Мери-Ра, стоят практически у ворот храма без крова и пищи. Их вера как в Аамесу, так и в свое великое предназначение тает с каждой минутой, и если ничего не предпринять – они станут реальной угрозой…

Нет смысла выяснять, руководили ли боги действиями бедного Аамесы или нет, – случилось то, что случилось. Пока еще не поздно, надо организовать этих дикарей и указать им цель их исхода. Желательно, чтобы цель эта была как можно дальше от храма и копий.

Например, за пустыней, где богатые и плодородные земли. Пусть по воле богов они будут дарованы им…

Сам путь через пустыню не из простых и отберет не одну жизнь. Те же, кто дойдет, непременно попадут в рабство к местным царям. Так что желающих вернуться к храму и отомстить за обман будет немного.

Аамеса почувствовал, что после этих рассуждений настроение Мери-Ра заметно улучшилось, а место растерянности теперь было занято огромным количеством мыслей, призванных воплотить эту идею в жизнь. Единственная сложность, которую предвидел жрец, заключалась в необходимости убедить его, Аамесу, поддержать этот план. В конце концов он решил, что при необходимости задержит своего друга на несколько дней в храме, а тем временем послушники спустятся в стан и, смешавшись с толпой, распространят слух о богатстве, ожидающем путников по ту сторону пустыни. К тому времени, когда Аамеса присоединится к изгнанникам, все уже будет решено, и он будет вынужден прислушаться к желанию толпы.

Удивительно, но мысли верховного жреца не вызвали в Аамесе ни возмущения, ни разочарования в старом друге. Сейчас его душа была неподвластна обычным человеческим эмоциям, а лишь служила для связи с миллионами и миллиардами иных разнообразных форм жизни, населяющих этот мир.

Неожиданно он поймал себя на мысли, что такое мироощущение для него совсем не ново. Более того, оно естественно и понятно ему.

Лежа в тесной темной келье, старик мучительно пытался вспомнить. Вспомнить что-то очень важное, то, что когда-то происходило с ним.

Детство. Да, без сомнения, это было еще в детстве. Но в его ли детстве?

А тем временем в голове начали всплывать картинки давно позабытого прошлого…