Читать книгу Прощайте, сожаления! Порой они уходят вместе с жизнью - Олег Мамонтов - Страница 4

Уже в день своего возвращения в Ордатов, успев лишь на полчаса заглянуть домой, Александра Петина явилась в кабинет Пиковца. Она поразилась перемене в его облике, однако не подала виду. Как сильно он сдал за те три года, что они не виделись: усталые глаза, обострившиеся морщины, совсем стариковский жидкий зачёс поверх розоватой плеши на темени!.. Сколько же ему? Только пятьдесят семь! А выглядит настоящим пенсионером…

Пиковец внешне сохранял как будто сдержанное спокойствие, беседуя с ней, но глаза его оживились, в них появилось что-то насмешливое, почти озорное.

– С прибытием! Ещё не разочаровалась? После Москвы здесь всё, наверно, кажется сереньким и скучным. Мышиная возня вместо политики. То ли дело в столице! Там, судя по твоему блогу, ты была активистом протестного движения.

– Протестное движение – это уже не актуально…

– Ну, не скажи. Сейчас затишье, но, к сожалению, только до очередных федеральных выборов, а они уже через год. И тогда ваша «белоленточная» тусовка снова себя покажет. Вы люди горячие. На меня произвёл впечатление тот пост, в котором ты пишешь, как омоновец с дубинкой бежит тебе навстречу, оценивая тебя взглядом: заслуживаешь ли ты его внимания? Он пробежал мимо, и вместе с тобой облегчение по этому поводу испытал и я, читая блог. И тебе не страшно ходить на такие мероприятия?

– Если ты знаешь мои взгляды и не одобряешь их, почему предложил работу?

– На то есть несколько причин. Ты для меня человек не чужой, и у тебя в Москве, насколько я знаю, ничего не получается. А в «Вечернем Ордатове» некому работать. Часть сотрудников засветилась в борьбе бывшего мэра-популиста против губернатора и потому не останется в нашей редакции. Ты же к местным склокам не причастна. А проявить себя в Ордатове в «белоленточном» качестве не сможешь, поскольку активных единомышленников здесь не найдёшь. У нас реальной оппозицией нынешней власти по-прежнему являются лишь коммунисты, которые радикальнее и злее своих московских собратьев. Для вас, либералов, нынешняя власть всё-таки ближе левых радикалов, хотя в Москве вы ходите на одни акции вместе с Удальцовым. Ведь вы же понимате, что в случае победы радикалы очень скоро расправятся с либералами. Пора признать, что в нашей стране единственной реальной альтернативой нынешней власти является деспотический режим вроде севернокорейского, потому что либералы власть не удержат!

– Нет, я не согласна с этим.

– У тебя будет много времени обо всём хорошо подумать. А пока вот первое задание: сходи завтра в пять вечера на площадь Ленина и напиши о том, что там будет происходить. Ордатовская редакция радио «Слухи Москвы» объявила, что завтра там состоится митинг в поддержку московского «марша перемен», организуемого так называемым «комитетом протестных действий». Скорее всего, кроме коммунистов никто на площадь не придёт, потому что у либералов нет в Ордатове никакой организации. Во всяком случае, о них здесь ничего не слышно. На местных акциях, о которых до сих пор объявляли «Слухи», были замечены лишь коммунисты с кучкой сочувствующих им пенсионеров. Ты убедишься воочию в том, что у либералов нет в Ордатове никакого влияния. Отсюда следует, что на здешних выборах партия власти не «нарисовала» себе проценты. У неё тут на самом деле нет соперников, кроме коммунистов. И так повсюду в провинции. Это будет тебе уроком.

Пиковец задумался. Складки у его рта расслабились, опущенные веки почти прикрыли глаза. «Как сейчас он похож на старика!» – снова подумала Александра.

Вдруг он встрепенулся, пытливо всмотрелся в Александру и грустно улыбнулся.

– Наверно, тяжело было из Москвы уезжать? Кто-то остался там у тебя?

– Если бы кто-то был – не вернулась бы.

– Я тебя спросил об этом просто так, без расчёта… Всё, что было между нами помимо службы, – это уже в прошлом…

– Я понимаю…

– Ты по-прежнему привлекательна. Завидую тому, кого ты найдёшь. Сейчас оставь заявление и трудовую у моей секретарши и домой, отдыхай. А на работу завтра. Начни день с просмотра нашей подшивки, вечером – на мероприятие. Удачи!

Пиковец ещё раз улыбнулся ей и опустил взгляд в свои бумаги. Она торопливо вышла из его кабинета, испытывая одновременно и облегчение, и грусть, от которой хотелось плакать. Сильного, обаятельного мужчины, которого она любила, больше не было. Остался старик.

Секретарша Ольга Валерьевна, полногрудая крашеная блондинка лет сорока, занялась по указанию Пиковца оформлением трудоустройства Александры: взяла у неё трудовую книжку, помогла написать заявление о приёме и показала её рабочее место в отделе социальных проблем. Это оказалась совсем небольшая комната с двумя столами, за одним из них сидела женщина предпенсионного возраста в очках с толстыми линзами, с выражением обиды на лице и поджатыми губами.

– Это Никитина Валентина Ивановна, – сообщила секретарша Александре, не представив почему-то новенькую старой сотруднице.

Александра догадалась, что дни Валентины Ивановны в «Вечернем Ордатове» сочтены, и почувствовала себя косвенно виновной в этом. С чувством неловкости она поспешила покинуть отдел, сообщив Валентине Ивановне, что выйдет на работу только завтра.

Свой первый рабочий день на новом месте Александра начала с изучения подшивки «Вечернего Ордатова». В газетных номерах преобладала бодрая информация, призванная убедить читателей в процветании Ордатова. Сообщалось о том, что в городе набирают кандидатов для поступления в кадетский класс гимназии, строят таунхаусы, планируют создание завода по переработке мусора, что здешний митрополит завёл аккаунт в социальной сети, мэрия объвила о приёме заявок от предпринимателей на получение субсидий, а местные спортсмены победили на соревнованиях по спортивному туризму. Как бы оттеняя эти радостные вести, приводились сообщения и о некоторых негативных фактах, сравнительно незначительных, в основном из разряда криминальной хроники, да и то вскользь, немногословно. В частности, о том, что некий взрослый горожанин заплатил семнадцатилетней девице три тысячи рублей за секс, а житель пригородного села пытался заработать на продаже двух привезённых с Украины автоматов Калашникова.

Для Александры происхождение всей этой информации было очевидно: она исходила из пресс-службы мэрии. А газетчики в лучшем случае лишь слегка дополнили присланные материалы, собрав по телефону кое-какие дополнительные сведения. Ну а что же по части социальных проблем? Хотя не густо, но и тут кое-что имелось: подборка вопросов и ответов о новом порядке индексации пенсий, корреспонденция о мерах по улучшению качества обслуживания пассажиров городского общественного транспорта, репортаж о работе центра социального обслуживания пенсионеров и инвалидов…

По сравнению с тем, чем Александра занималась в Москве, точнее предполагала заниматься, всё это выглядело удручающим мелкотемьем. А главное, непонятно было: кто же это будет читать? Уж точно не пенсионеры и инвалиды, которые экономят каждый рубль, – они привыкли узнавать о нововведениях, касающихся их, из теленовостей и слухов. Да и любой рядовой ордатовец о проблемах общественного транспорта, городского благоустройства или образования в муниципальном издании читать не будет, потому что официозы ему скучны. Он если и оторвёт от своих кровных несколько монеток на прессу, то приобретёт одну из бойких «жёлтых» газеток, где о тех же городских проблемах сообщается вперемешку с новостями из жизни «звёзд» эстрады и леденящими душу криминальными историями. Разве что чиновники могут взять в руки муниципальную газету, доставляемую им бесплатно, но у них есть свои, служебные источники информации по всем затрагиваемым в ней вопросам. Получается, что это издание никому, в сущности, не нужно. Просто кто-то решил, что городу для престижа нужно иметь свою вечернюю газету, и ради этого тратятся бюджетные деньги. Впрочем, сравнительно небольшие, обеспечивающие обычному сотруднику лишь очень скромное существование…

Александре стало тоскливо. Потратить годы до пенсии на видимость дела – такая безрадостная перспектива открывалась ей. Притом журналистской работы от неё будут требовать без скидок на отсутствие читателей – напротив, именно по этой причине перед ней постоянно будет ставиться безнадёжная задача пробуждения читательского интереса ценой сверхусилий и постоянных поисков каких-то привлекательных «изюминок». Как если бы в рамках ордатовского муниципального официоза, его убогими дозволенными средствами это было возможно…

Дверь отворилась, и в проёме показался молодой смазливый брюнет в бейсболке, с аккуратно подстриженными бородкой, бакенбардами и усиками. Эта ухоженная вирильная растительность всё-таки не скрадывала нежность молодой кожи и чувственность рта. В беглом взгляде красавчика, брошенном на неё, Александра сразу прочитала разочарование.

– Эты вы Александра Викторовна? А я Ильдар Вахитов, фотограф. Редактор сказал, что я должен пойти с вами на митинг. Когда соберётесь, зайдите за мной в шестой кабинет.

Александра сдержанно кивнула в знак того, что информация принята к сведению, и посмотрела на часы: было уже четыре. Почти весь день на новом месте пролетел незаметно, хотя и безрадостно. Соседка Валентина Ивановна с её траурным видом не располагала к общению, другие сотрудники тоже не проявляли к ней интереса. Во всяком случае, никто к ним в комнату не заглядывал. Обеденный перерыв Александра провела за своим рабочим столом, перекусив взятым из дома бутербродом, который запивала чаем, заваренным с помощью пакетика.

Через полчаса Александра нашла в полутёмном коридоре редакционного офиса дверь с номером «6» на пластмассовой табличке, два раза постучала в неё и вошла, не дождавшись приглашения. Ильдар сидел за столом, что-то разглядывая на дисплее компьютера. Он был один в комнате, которая показалась Александре ещё меньше той, которую занимала она.

Спустя пять минут они вместе вышли из офиса и пешком направились в сторону площади Ленина – туда, где из тумана, окутавшего город, вырастал пятиглавый Владимирский собор. Александра с неудовольствием думала о том, что спутник ей ни к чему, поскольку она и сама смогла бы сделать вполне приличные снимки своим маленьким полупрофессиональным фотоаппаратом Sony Cyber-Shot, который был в её сумочке. Конечно, в такую погоду это будет сложнее, но можно фотографировать с близкого расстояния… Она подозревала, что штатные фотографы лишь пускают пыль в глаза огромными раструбами своих объективов, полезными на самом деле только для фотоохоты на пугливых птичек, и зачастую используют свои профессиональные аппараты в автоматическом режиме, без заморочек со сложной установкой параметров съёмки.

Она покосилась на спутника: тот шагал, сосредоточенно глядя прямо перед собой, придерживая ремень внушительного кофра, висевшего на его плече. Вокруг его шеи был повязан тёмно-серый, почти чёрный шарф под цвет его короткой куртки. Его образ мачо дополняли армейские берцы, в которые были заправлены серые джинсы.

Она подумала, что молодой человек не решается заговорить первым, уважая её возраст, и неожиданно почувствовала к нему симпатию. О чём спросить его, чтобы не молчать? Наверно, лучше всего о фотографии. Он, видимо, относится к своей профессии очень серьёзно, если потратился на большую, дорогую камеру. Хотя всё дело, может быть, лишь в том, что для фотографа размеры и «навороченность» его аппарата являются предметом гордости. То есть гаджет является чем-то вроде фаллического символа… Улыбнувшись своей забавной мысли, она спросила:

– Ильдар, почему вы решили стать фотографом? В наше время и при помощи «мыльницы» каждый может делать неплохие снимки…

– Но только при хорошем освещении. И если не нужно на картинке выделить главное, чётко изображённое на переднем плане, в отличие от второстепенного, как бы размытого на заднем плане. Короче, если не нужны снимки высокого качества. Я попробовал делать такие с помощью своей первой зеркальной камеры Nikon D3100, и мне понравилось. Особенно люблю снимать городские пейзажи и природу. То, что я делаю для души, – это художественная фотография. Снимок не будет художественным, если каждая деталь в нём не «заиграет», не добавит что-то существенное в создание общего образа. Чтобы это получалось, нужна долгая, кропотливая работа и во время съёмки, и при последующей обработке.

Александра подумала о том, что смысл существования газеты, которую почти никто не читает, возможно, лишь в том, что она даёт кусок хлеба молодому фотохудожнику.

– И ещё я люблю фотографировать в жанре «ню», – добавил Ильдар смущённо и одновременно с вызовом.

«Это чтобы я не считала его наивным мальчиком», – истолковала она слова спутника. – «Хотя, может быть, он пытается меня соблазнить…»

– А знаете, я разделяю ваши либеральные взгляды! – неожиданно заявил Ильдар.

– Что вы знаете о моих либеральных взглядах? – удивилась Александра.

– Ну я погуглил вас в интернете, ведь всегда хочется узнать больше о новой сотруднице. И наткнулся на ваш блог. Как я понял, вы сторонница тех, кто выступает на радио «Слухи Москвы». Я тоже слушаю это радио и восхищаюсь смелостью его сотрудников. Такое говорят, и их не трогают!

– А что, много в Ордатове людей либеральных взглядов?

– Либералы есть, но они знаете, какие… Есть поклонницы давно всем надоевшего советского экономиста, который во что бы то ни стало желает сохранить свою политическую девственность и потому ни с кем не соединяется, выдвигается на каждые президентские выборы и получает всегда мизерное число голосов. Это пожилые библиотекарши и учительницы. Едва ли они пойдут на митинг…

Они вышли на пустую, таявшую в синей вечерней мгле и тумане площадь, в центре которой смутно вырисовывался памятник Ленину. Несмотря на безлюдье, полиция была начеку: её присутствие обозначал «УАЗик», темневший в отдалённом углу площади, у выезда на улицу Энгельса.

– Какие же необязательные люди эти господа местные либералы! – возмущённо воскликнула Александра. – Уж если обещали массовое мероприятие, должны были прийти!

– Ещё десять минут до назначенного времени, – заметил Ильдар. – Но только никто, наверно, не придёт…

– А я вчера сама слышала в передаче местной редакции «Слухов Москвы», что будет митинг.

– Раньше такие митинги случались у нас благодаря коммунистам, которые использовали любую возможность, чтобы продемонстрировать свою оппозиционность и напомнить о себе. Удобное у них было положение: они имели в регионе законодательную и исполнительную власть и при этом считались оппозиционерами по отношению к режиму, а потому ни за что не отвечали! Теперь региональная власть уже не у них, и вроде бы им самое время митинговать как настоящей оппозиции, а они слиняли…

– Просто с либералами им не по пути. И на московских «белоленточных» митингах из левых были ребята Удальцова, а от КПРФ – никого.

– А вы долго жили в Москве?

– Нет, недолго, ездила разгонять тоску, – нехотя отозвалась Александра. – Только после столицы здесь еще печальнее…

Проявив деликатность, Ильдар не стал расспрашивать про успехи Александры в Москве, молчаливо признав как само собою разумеющееся, что их не было, иначе она в Ордатов не вернулась бы. Они походили по площади ещё с полчаса. За всё время ожидания её пустынное пространство пересекли и быстро растворялись в тумане лишь три фигурки – по всей видимости, случайных прохожих. Когда стало окончательно ясно, что никакого митинга не будет, Ильдар и Александра распрощались. Он поехал к домой, а она решила на всякий случай заглянуть в редакцию.

Пиковец всё ещё был в своём кабинете, хотя секретарша его уже ушла. Он быстро стучал по клавиатуре компьютера, увлечённо работая над каким-то текстом.

– Так рано! – воскликнул он при виде Александры. – Значит, митинга не было.

– Никто не пришёл.

– Чего и следовало ожидать. Теперь ты видишь, что либералы не могут провести в Ордатове массовое мероприятие, о котором сами объявили? А в Москве они смеют утверждать, что представляют народ и что у них украли победу на выборах!

– Но режим нужно менять…

– Кто это решил? Страна и так меняется, но плавно, без потрясений. А вы, «белоленточники», хотите нарушить это постепенное, органическое развитие общества и государства, устроив очередной переворот. Почему вы не учите историю и не делаете выводов из её уроков? Россия в начале двадцатого века была на подъёме и могла бы прожить весь этот век очень успешно, когда б не большевики, которые захватили власть и ввергли россиян в катастрофу на многие десятилетия. Вы хотите повторения этого?

– Но мы не большевики…

– Да, вы не большевики, хотя вместе с вами на одни и те же акции ходят люди Удальцова. Вы либералы. Но именно либералы проложили в семнадцатом году дорогу большевизму. Они власть захватили, а удержать её не смогли. Разве вы не видите что и в наши дни может повториться подобное, если ныне существующая власть окажется слабой? Особенно в случае, не приведи господи, большой войны…

Александре не хотелось спорить с ним, и он, заметив это, смягчился.

– Ну как, осваиваешься на новом месте?

– Да. Вот только соседка что-то хмурая и неразговорчивая… Думает, наверно, что её скоро уволят… Мне интересно: как ты избавляешься от людей из старой команды? Накладываешь взыскания и увольняешь «по статье»?

– Нет, просто вызываю человека и говорю, что мы не сработаемся и что ему лучше уйти самому. До сих пор все были понятливыми, уходили. А что касается твоей соседки, то до пенсии она доработает. Если, конечно, сама захочет этого. Мне от каждого нужна только работа. Это касается и тебя… И очень прошу: не лезь в местную политику.

– Она мне совершенно не интересна. И в Москве-то политическая борьба – это на девяносто процентов соперничество самолюбий, у нас же это ярмарка тщеславия на все сто…

– Ну, не скажи… Люди спорят за властные полномочия, в конечном счёте за бабки…

Он поднял на неё глаза, и она впервые заметила у него кровяные прожилки на белках. И ещё эти набрякшие веки, серое, морщинистое лицо… «Сколько он ещё протянет?» – мелькнула у неё пугливая мысль. Жалость и печаль отразились на её лице. Он заметил это, но истолковал неверно, подумав, что ей горестно за себя. Желая утешить, он сказал:

– Конечно, после Москвы ордатовские дрязги кажутся очень унылыми, но зато в них больше правды, меньше головного, придуманного. А в столице слишком много искусственного, привнесённого… Взять пресловутые «Слухи» – это же сплошь перепевы западной пропаганды. Меньше верь им, живи реальной жизнью, и у тебя всё будет хорошо. Ещё кого-нибудь встретишь, полюбишь. Какие твои годы… Ты ещё привлекательна…

Она смутилась, закивала в знак согласия и с неловкой улыбкой поспешила уйти.