Читать книгу Божественная карусель - Олег Михайлович Шепель - Страница 3

За окном лаборатории молекулярной генетики дождевыми облаками проплывал унылый осенний вечер 2030 года, своей будничностью чудесно маскировавший ослепительную яркость произошедшего события, о котором, по мнению семидесятилетнего заведующего университетской лабораторией Шевронского, пока никому не следовало знать, – в руках Олега Константиновича оказалось «Средство Макропулоса». Разумеется, не то, что описал в своей фантастической сказке Карел Чапек, но с тем самым свойством эликсира жизни, дарующим физическое бессмертие. В этот поздний час в помещении находились только двое: сам Шевронский и его знакомый, ровесник – Алексей Андреевич Зу́бров, который отнюдь не являлся сотрудником Института, но частенько приходил в лабораторию по просьбе Олега Константиновича в часы, когда все здание уже почти полностью пустело.

Взглянув на только что распечатанные принтером результаты последних экспериментов, свидетельствующие лишь о возможном, почти незначительном омоложении подопытных обезьян, Шевронский сразу поверил в увиденное и бросился к напарнику:

– Алексей! Они молодеют! Наши обезьянки молодеют! Теперь в моих руках «Средство Макропулоса», – с видом победителя уселся в кресло и продолжал как бы сам с собой: – Наивный Чапек! Он полагал, что кто-то отречется от возможности продления жизни во имя абстрактно-мифических интересов всего Человечества. В реальной жизни вряд ли кто станет отказываться от личного бессмертия. Ты знаешь, Алексей Андреевич, – вновь обратился Шевронский к собеседнику, – теперь передо мной очень непростая задача – оформить патент.

– Не понял. У тебя этих патентов почти сотня. В чем проблема?

– Проблема в том, что единственным автором и владельцем патента должно быть только одно физическое лицо – твой покорный слуга, Олег Константинович Шевронский. Понимаешь? Не университет как юридическое лицо, не сотрудники лаборатории как… Ну, ты понял. Только я. Это очень важно. В противном случае моим результатом воспользуются другие: федеральные, коммерческие, а скорее всего, в конечном счете, мафиозные структуры, словом, те, у кого в стране реальная власть. Но я не таков – результаты моей работы сейчас в моих руках и я не собираюсь делиться ими ни с кем! – встал и заходил по лаборатории. – Теперь необходимо умудриться «застолбить» приоритет, опубликовав полученные результаты, и в то же время никому не дать существенных сведений о конкретном способе их достижения. Открыть свой частный институт, в который перевести весь состав своей лаборатории, возглавляемой мною… – Шевронский на секунду задумался и тут же сам удивился результату своих раздумий, – почти 10 лет! Цену на свое средство, сулящее физическое бессмертие, установлю сперва такую, что приобрести его смогут только олигархи. А потом… Потом посмотрим. Но первым человеком, на котором будет поставлен эксперимент по омоложению организма, буду, конечно, я сам – Олег Константинович Шевронский. У меня предчувствие, что все получится, – остановился и пристально посмотрел на Зуброва. – Ведь ты мне поможешь?

– Но ведь я не сотрудник лаборатории и даже не работник Института.

– А что, хочешь им стать?

– Нет.

– Скажи, Алексей Андреевич Зубров, посмотри мне в глаза и скажи – ты мне поможешь?

– Помогу, – не только услышал, но и увидел в глазах Алексея Шевронский.

Внешность Зуброва, особенно его крупные черные, чуть навыкате глаза, свидетельствовала о незаурядной духовной мощи этого человека. Почти у всякого, проходящего мимо него на улице, возникало искушение оглянуться, чтобы еще раз увидеть невысокую сухую фигуру, от которой исходило что-то мистическое. Сам Алексей Зубров называл себя «ведун», то есть ведьма мужского пола. Но при этом подчеркивал, что происходит это название от слова «ведать», означающего «знать». Больше, чем другие. Он действительно знал. О любом человеке Алексей Зубров мог точно рассказать, что с ним было и, в общих чертах, что будет. Мог поставить диагноз болеющему и вылечить его. Мог и наоборот, сделать здорового больным. Причем за деньги практиковал и то и другое. Зло творил по отношению к тем, кто действительно, по его мнению, заслуживал наказания. На возражения Шевронского, что наказание – это прерогатива Господа и любое зло возвращается к творящему его, говорил, что знает защиту от кармического наказания. Однажды Олег Константинович узнал, что Зубров, получив от кого-то очень дорогой заказ, умертвил достаточно известного негодяя. Шевронский решил порвать всякие отношения со своим подозрительным знакомым, о чем и заявил ему в самой нелицеприятной форме. Но в ответ услышал спокойное разъяснение о том, что этот человек не убит, а реинкарнирован, что в ближайшее время его душа вновь появится на этом свете в теле какого-нибудь новорожденного, что общество теперь избавлено от очередного источника зла, что сам реинкарнированный теперь имеет возможность скорректировать свою судьбу… Шевронский поверил. Не поверить этим глазам было невозможно. И когда Олег Константинович вдруг очень тяжело заболел, то даже просил Зуброва: «Реинкарнируй меня, силы терпеть уже иссякли», но в ответ услышал: «Нет! Ты мне еще нужен будешь здесь. Я лучше помогу тебе вылечиться». И с тех пор при всякой житейской или творческой проблеме, возникающей у Шевронского, Алексей Зубров всегда оказывал ему свою поддержку. Вот и сейчас, прося Зуброва о помощи, Олег Константинович знал – отказа не будет.

Домой Шевронский возвращался на метро. Своей машины не было, да он никогда и не стремился к ее приобретению. Такая покупка требовала определенной сосредоточенности на житейских проблемах, а вот этого Олег Константинович очень не любил. Еще со школьных лет он был уверен, что за его интеллектуальные способности самое справедливое в мире Советское государство обеспечит его всем необходимым, предоставив все возможности для работы во благо Родины, и считал ниже своего достоинства суету по поводу своего собственного хлеба насущного. Даже когда коммунистический режим рухнул, он продолжал наивно верить, что его, такого замечательного, закончившего университет с отличием, защитившего в аспирантуре досрочно кандидатскую диссертацию, непременно кто-то оценит, всем обеспечит и даст возможность заниматься достойной работой. Увы, на самом деле вокруг происходило нечто сперва совсем непонятное. Серьезные должности, интересная высокооплачиваемая работа доставались бывшим троечникам, известным в студенчестве стукачам, а то и откровенным разгильдяям.

Университетские пятерки, ученая степень и даже безупречность выполняемой на службе работы никого из работодателей не интересовали. Не срабатывала даже его обаятельная внешность – безукоризненно благородные черты лица брюнета с карими глазами, длинными, чуть загнутыми вверх ресницами и привлекательной улыбкой, которой он раньше с таким удовольствием злоупотреблял не только со студентками, но и с молодыми преподавательницами, без труда получая у них зачет или желанную пятерку.

В поисках справедливого начальника Шевронский все ниже опускался в своем социальном положении, пока наконец не понял простейшую истину – чтобы преуспевать в этом мире, важно обладать не столько умом, сколько энергией, но самое главное – владеть искусством ладить с власть имущими, какими бы непривлекательными лично для тебя они ни были. А вот этому-то искусству нигде и не обучали – ни в школе, ни в вузе, ни в аспирантуре. Отличные оценки, полученные за время учебы, и вообще интеллект, даже в сочетании с внешней привлекательностью, не имели в окружающей его жизни никакой цены. Осознав эту банальную истину, он однажды смог занять должность заведующего лабораторией и вот уже на протяжении 10 лет удерживать ее за собой.

Глядя теперь на открывающиеся и закрывающиеся двери вагона метро, Шевронский размышлял: «Интересно, а почему бы и мне теперь не приобрести свой автомобиль?» Но размышлял без напряжения, без зависти к тем, у кого он был, а скорее развлекаясь, потому что бодрствовать и при этом ни о чем не думать Шевронский не умел. «Если с гаражом и водителем, то почему нет?» Добравшись на лифте до своего этажа, Олег Константинович, как обычно, нажал кнопку звонка.

– Кто там? – донесся из-за двери знакомый голос жены, немолодой, но энергичной, аристократично выглядевшей женщины. Дети и внуки этой стареющей пары разъехались по разным городам, но, оставшись вдвоем в большой квартире, они чувствовали себя вполне самодостаточными.

– Анастасия Николаевна, это ваш верный муж, трепетно ждущий своей участи – впустят ли его в дом.

– Верные мужья по окончании рабочего дня, – улыбаясь, открывала дверь Анастасия Николаевна, – бегом торопятся домой, а не засиживаются со своими пробирками, как с любовницами, до полуночи.

– Родная моя, поверь, сегодня они этого стоили, – снимая плащ и чмокая в щеку свою белокурую супругу, возбужденно тараторил Олег Константинович, – мы без пяти минут у цели.

– Неужели ты действительно веришь, что с помощью каких-то препаратов можно разрушить границы продолжительности жизни, установленные самим Господом Богом? – спрашивала Анастасия Николаевна, уже накрывая кухонный стол.

– Что значит – установленные Богом? – мо́я руки в ванной, возмущался Шевронский. – В Средние века эти границы, между прочим, составляли всего лишь около 30 лет, а ранее и того меньше. И именно развитие медицины раздвинуло этот период до 80 лет и более, – уже садясь за стол, продолжал: – Извини, но я верую в справедливость могущества Создателя не менее твоего. И раз уж Он давал ранее возможность продлевать время пребывания на земле, значит, не откажет и сейчас. Не знаю, кто тот избранник, что принесет людям физическое бессмертие, – я или другой ненормальный, но в том, что он уже на земле живет, – не сомневаюсь ничуть. Ты пойми, – Шевронского уже понесло, и его не мог остановить даже запах только что поставленного дымящегося ужина, – в основе старения организма лежит старение клетки. А клетка стареет в процессе деления, из-за укорачивания ДНК – дезоксирибонуклеиновой кислоты. Восстановить длину ДНК – все равно что омолодить клетку, а значит, и весь организм. И фермент, способный эту длину восстанавливать, уже найден – теломераза. Отдельные делящиеся человеческие клетки уже научились омолаживать! Конечно, не все они делятся и не все стареют по такому механизму… – здесь Шевронский споткнулся. – Ты знаешь, из чистого суеверия не хочу делиться с тобой своими последними успехами… Но я уверен – мы на правильном пути!

– Вот, наверное, за эту страстную веру, которую лично сама не разделяю, я тебя и люблю… Ты будешь есть или нет?

Но, уже заведенный, Олег Константинович не унимался:

– Восстанавливая длину ДНК, мы омолаживаем клетку, омолаживая клетку, мы омолаживаем весь организм – вот и все!

– Если все это не угодно Богу – у вас ничего не получится! – продолжала возражать Анастасия.

– Я согласен, – горячился Шевронский, – но убежден, что делаю угодное Ему дело. Он всякий раз дарует возможность продлить жизнь человека ровно настолько, насколько достойным становится человек предоставления нового срока: искупить вину, расширить кругозор, углубить знания, постичь любовь… Сейчас все должно получиться. Человек начинает по-настоящему тянуться к духовности только на склоне лет. Обрати внимание: кто основные прихожане в наших церквях? Пожилые люди! И вот только к старости постигнув истинную радость жизни духовной на земле, они вынуждены эту землю покидать.… Все должно получиться! Люди достойны продления своих лет на земле.

– Так думаешь ты! Но таков ли замысел Божий? Ешь давай, уже все остыло.

Олег Константинович наконец принялся за еду. Анастасия Николаевна, влюбленно глядя на жующего супруга, рассуждала:

– Слушай, Шевронский, чего я в тебе такого нашла? Приличной зарплаты ты домой не приносишь, в перспективы твоих научных бредней я, извини, не верю, дети наши уже выросли и разъехались… Какой для меня в тебе смысл? А просто боготворю твою одержимость, так отличающую тебя от остальных – обычных, скучных, банальных мужиков, проводящих все свободное время за поиском выпивки либо запчастей к автомобилю или проворачивающих какие-то темные дела, о которых предпочитают, мерзко ухмыляясь, помалкивать. Ты просто один из тех чудаков не от мира сего, который вполне достоин моей любви. Вот и все.

На следующее утро, когда все сотрудники лаборатории Шевронского уже занимались своими делами, Олег Константинович, пребывая в эйфории, закрылся с Зубровым в своем тесненьком кабинетике и напропалую откровенничал, распахивал свою душу.

– А ведь ты знаешь, Алексей Андреевич, я же никогда не был по-настоящему глубоким мыслителем, способным ради маленькой жемчужины истины самоотверженно погружаться в бездны наук. Моя сила в другом. Плавая по поверхности, я способен интуитивно чувствовать, в каком месте безбрежного моря ныряния перспективны, а в каком нет. Я безошибочно определяю, какое из научных направлений даст быстрый и существенный результат, а какое является тупиковым. Еще будучи аспирантом, я чувствовал себя ловцом жемчуга, работающим на хозяина. Хозяином мог быть научный руководитель, заведующий кафедрой, какое-то министерство или ведомство, заказывающее исследование. В любом случае хозяин сам указывал, где нырять, иногда как нырять, но всегда добытый жемчуг забирал себе. Выстраданное исследователем изобретение или открытие использовалось по усмотрению заказчика, хозяина.

– Не драматизируй, – возразил Зубров, – между толковым хозяином и удачливым ловцом жемчуга всегда устанавливаются вполне партнерские отношения на взаимовыгодных условиях: ловцу важны положительные эмоции от самого процесса поиска и признательность за нахождение особенно крупных жемчужин. При соблюдении этих условий ему вполне достаточно предоставить возможность не думать о куске хлеба и мелочах быта, чтобы он, забыв об окружающем мире, нырял и нырял за жемчугом в угоду хозяйскому корыстолюбию. Сам же хозяин удовлетворяется окупаемостью затрат, понесенных на содержание ловца. Желательно с прибылью. Чем большей, тем лучше. Слава первооткрывателя хозяину ни к чему. А если хозяин – военное ведомство, так ему и прибыль не нужна. Была бы убойная сила в результате.

– Это все так, но меня подобные партнерские отношения не устраивали! К 25 годам, став обычным кандидатом наук, я жаждал получить все – и славу первооткрывателя, и дивиденды от использования открытия. Удел А. С. Попова, И. В. Курчатова, Р. Оппенгеймера, и прочих мыслителей, чьими разработками пользовались другие, – не для меня. Моему духу ближе Г. Марко́ни, Т. Эдисон, династия Нобелей. Эти деятели умели превращать свои изобретения в реальные, и притом фантастические по размерам состояния. Они мне ближе по духу… Но все-таки не ро́вня. Обладание открытием, к которому мы с тобой приблизились, даст власть над всем человечеством. Безграничную… А ведь было время, когда я уже потерял всякую надежду… Не имея никаких средств даже к существованию, не говоря уже о самостоятельных научных исследованиях, я устраивался в научные институты своего родного провинциального городка, сперва охотно брался за назначенные темы, но всякий раз спустя некоторое время эти темы оказывались либо бесперспективными, либо перспектива состояла в передаче результатов разработки хозяину. Работать для-ради зарплаты без пусть далекого, но величественного света в конце бесконечного тоннельного лабиринта мучительных поисков мне было неинтересно. Я бросал надоевшую и искал новую работу. Мой подход к жизни был до примитивности прост – либо ВСЕ, либо НИЧЕГО! Серединой я брезговал. Причем «все» – означало не меньше чем власть над человечеством (впрочем, для его же блага), а «ничего» – абсолютную личную нищету. Ну, почти абсолютную. А поскольку в реальной жизни я не получал ВСЕ, то вынужден был довольствоваться НИЧЕМ. Глупость? Да! Я понимал, что это мальчишество, но не отказывался от него, а напротив, лелеял в себе это качество, полагая, что оно является признаком особенности, незаурядности… Только на склоне лет смирился с мыслью, что моя судьба – обычная середина. Но и за эту середину пришлось побороться… Лишь к 60 годам добился должности заведующего лабораторией и права самому выбирать направление исследований. К этому времени генетический код человека уже был расшифрован, механизм старения и умирания клеток в общих чертах установлен. Я, как и многие, понимал, что человечество вплотную подошло к раскрытию тайны физического бессмертия…

– Но в отличие от многих ты понимал и другое! – перебил Зубров. – Ты знаешь, что для достижения этой цели усилий только материалистов-естествоиспытателей недостаточно. Ты понял, что определение «ненаучно» не всегда означает «неистинно», что у науки нет монополии на истину. А я тебе скажу больше – наука никогда не говорила и не скажет ничего такого, что было бы неизвестно мистикам. Физики, например, до сих пор гордятся своей теорией относительности, между тем как эта самая относительность давным-давно известна теософам и индусам под другим названием – «майа», что значит «иллюзия». Современные философы, неважно, материалисты или идеалисты, едва ли не крупнейшим достижением считают представление о диалектическом единстве противоположностей. Однако понимание неразрывности добра и зла сопутствовало человечеству с глубин веков, невидимых даже историкам. Для убедительности можно было бы привести тысячи других примеров, но сейчас это ни к чему. Тебе и самому известно, что одними манипуляциями с материальными носителями жизни, пусть даже это будут мельчайшие фрагменты молекул ДНК, – физического бессмертия индивида не достигнуть. Подобно тому как физику Альберту Эйнштейну в свое время понадобилась неоценимая помощь друга студенческих лет – математика Марселя Гроссмана, так и тебе, биохимику Олегу Шевронскому, сегодня нужна помощь мистика Алексея Андреевича Зу́брова – моя помощь. И ты ее уже отчасти получил. Благодаря моим оккультным воздействиям обезьянки помолодели. Но для того, чтобы омолодить человека, нам с тобой предстоит еще мно-о-ого поработать. Организовать свой институт – это только первый маленький шаг. Понял?

– Слушай, Зубров, а почему ты со своим оккультизмом не омолаживаешь организмы сам, без моего участия? Ты ведь это можешь…

– Увы! Не могу. Все мои оккультные движения и пассы, проделываемые с обезьянами, эффективны только в сочетании с твоими строгими биохимическими экспериментами. Без твоей кропотливой работы мои усилия бессмысленны. Так же, как и твоя деятельность бессмысленна без моей помощи. В чем суть моих воздействий на живые организмы, не спрашивай – не скажу. Но на очень долгий период времени мы с тобой – одно целое.

– Претендуешь на соавторство? – насторожился Шевронский.

– Об этом не беспокойся. На соавторство я не претендую. Более того, убедительно тебя прошу оставить мое участие в проделанной работе если не в тайне, то хотя бы в тени. О’кей?

– О’кей!