Читать книгу Над Нейвой рекою идем эскадроном - Олег Немытов - Страница 9

В конце июля поредевший отряд Георгия Глухих прибыл в Алапаевск. В связи с новыми победами белых в городе было неспокойно. По объявленной мобилизации в алапаевских волостях и прилегающим к ним ирбитским создавался полк. К их прибытию уже три батальона были сформированы. Причём в этом подразделении присутствовали все рода войск: была здесь и артиллерия, и пехота, и кавалерия, даже инженерная рота.

Прибывший отряд распределили по этим трём батальонам, а Глухих стал командовать 2-м батальоном. Романа Федорахина как бывшего кавалериста определили по назначению в 1-й батальон, которым командовал Коростелёв, рабочий Шайтанского завода, вальцовщик, любитель выпить и поскандалить. Вновь созданную боевую единицу сейчас же начали обучать бывалые фронтовики, равномерно распределённые по ротам. Полк получился самым разношёрстным, кого здесь только ни увидел Роман… Вчерашние рабочие, крестьяне, в том числе и его земляки, совсем ещё безусые юнцы – и пожилые мужики, а в обозе служил даже безрукий! Однажды увидев Серебрякова, Роман подошёл к нему и спросил:

– Ну и воинство собрали! А где бывшие фронтовики?

– Кого нашли, кто сам добровольно вызвался, вроде тебя – их распределили по частям полка. А вообще эти бывшие – народ ненадёжный, бунтовали в Старой армии, бунтуют и сейчас.

– Не без вашей помощи… Ну да ладно, у кого мне можно домой отпроситься?

– Нежелательно тебе там появляться. Неспокойно сейчас в сёлах, начиная с Монастырского и Костино[16], – везде восстания. Придёшь туда победителем вместе с Красной армией.

Весь город был превращён в военный лагерь. Все административные помещения были заняты под казармы. Роман, определённый в первый батальон, занял место в одной из таких казарм. На следующий день погнали всех на стрельбище: кого на Елуниху, кого на Средние Ямы. Здесь Федорахин неожиданно встретил своего соседа дядю Гордея, одного из захудалых жителей деревни, вечно пьяного и весёлого крестьянина. Он часто батрачил, как в своей деревне, так и в других деревнях. Несмотря на то, что у него была большая семья, полученный им заработок, как правило, шёл на пропой.

После стрельбы Роман подошёл к нему:

– Дядя Гордей, как там наши?

– А, Роман! Привет! Твои ничего живут, вот только на тебя мужики злые за поджог.

– Какие это мужики, Бучинины, что ли?

Гордей ухмыльнулся:

– Сход собирали. Отцу твоему досталось, отречься ему от тебя советовали.

– Ладно, мы ещё туда вернёмся и разберёмся.

Вдруг дядя Гордей хитровато сощурил глаза:

– А своего дружка ты не видал, Митьку? Тоже в нашем батальоне, в наряде сегодня по городу патрулирует.

– Митька в Красной армии?!

Роман скорее бы поверил, что Нейва повернулась вспять…

– Врёшь!

– Сам увидишь! – торжествующе сказал односельчанин.

Вечером Федорахин пошёл прогуляться. Ноги сами понесли его к напольной школе. По возвращении после военных действий в Алапаевск, его, как и прочих, поразила новость о похищении князей. Многие красноармейцы недоумённо задавались вопросом, как в городе, наводнённом войсками, могло произойти такое?! Подойдя к зданию школы, красноармеец долго стоял, вспоминая тот весенний день, идущих в церковь мужчин и белокожую женщину с таким запоминающимся лицом… Затем направился в казармы третьего батальона, где служил его дружок Федька.

Но не успел он сделать и несколько шагов, как его окликнул женский голос:

– Господин солдат!

Роман обернулся. Перед ним стояла голубоглазая красивая горожанка.

– Я не господин.

– Ох! Извините, товарищ красноармеец, вы не проводите меня до моей квартиры по незнакомому городу. Я учительница Елена Орловская.

Федорахин как деревенский житель не жаловал вниманием городских девок, не понимая, каким образом эти изнеженные создания могут быть помощницами в хозяйстве. Нехотя он кивнул и пошёл с ней рядом.

– Вы, очевидно, скоро идёте на войну?

– Не знаю. Скажут – пойдём, – ответил Роман.

– И вы будете стрелять в своих?

– Они тоже будут в нас стрелять.

– Как это всё ужасно! Ведь у меня там друг… – тихо сказала учительница.

– Офицер, наверное? – спросил Федорахин.

– Разве все офицеры плохие люди? Вот как те князья, которых содержали в той школе, на которую вы так долго смотрели…

– Я ничего не сказал о них плохого, просто они идут на наш город войной, а мы его защищаем.

Роман попытался разъяснить по-своему происходившие события, но давно уже чувствовал, что и сам многого не может понять. Ведь в отличие от дяди, Серебрякова и Швейцова он оказался в рядах красной армии из-за неудавшейся любви, злобы на обидчиков и, наконец, во имя собственного спасения от ответственности за содеянное. Прощаясь со своей спутницей и желая смягчить свои первые грубые ответы, он в смятении сознался:

– Знаете, Елена, я и сам не понимаю, что происходит. Если бы не девка, вряд ли я здесь оказался бы. И поверьте мне, я ничего не имею против вашего жениха.

– Дай Бог, чтобы вы прозрели, ведь вы ещё молоды, – сказала на прощание Орловская.

Зайдя в казармы третьего батальона, Роман не нашёл Фёдора, и передав записку одному из красноармейцев, отправился в свой батальон. На улице уже стемнело. Дорога в его казарму лежала через мост, соединяющий северную часть города с южной. Когда-то под этим мостом бурлила вода, а потом спустили плотину, от реки остался один ручеёк, а по дну пруда проложили железную дорогу. Через этот мост и пошёл молодой красноармеец. Далеко со стороны вокзала раздался гудок паровоза. Он повернул голову и, остановившись, несколько минут стоял, всматриваясь в ночную даль. Вдруг что-то твёрдое упёрлось ему в спину.

– Ну что, поджигатель, попался! – раздался торжествующий знакомый голос.

Роман обернулся и увидел стоявшую за спиной троицу: ухмыляющегося Митьку Бучинина, Тюсова с направленной на него винтовкой и ещё одного незнакомого красноармейца.

– Сейчас ты упадёшь на колени и попросишь прощения, которого ты не заслуживаешь, так как связался с красными. А затем сиганёшь вон туда под мост, а мы вдогонку выстрелим. Останешься живым – твоё счастье, а нет – не обессудь.

Федорахин стал молниеносно соображать, как выйти из сложившейся ситуации. Страха у него не было, это были его враги, и он их ненавидел за нанесённые обиды. Знал, что Митька вначале покуражится, а только потом приступит к исполнению своей угрозы, и поэтому он решил выиграть время, чтобы в подходящий момент первым нанести удар.

– Митька, да ведь вы и сами красноармейцы!

– Но мы-то здесь долго не задержимся. Ну, давай…

Договорить он не успел. Краем глаза Роман увидел мелькнувшую в воздухе ногу, услышал вскрик Тюсова, и Митька, отлетев, упал навзничь. Третий попытался снять винтовку, но Федорахин уже достал наган и направил на него. Всё прояснилось: перед Романом стоял китаец в форме красноармейца:

– Это наша национальная борьба, у вас русских такой нет. А мы и без оружия так воевали. Но давай их в штаб доставим! – услышал Роман, удивившись такой чистой русской речи.

Вдвоём они обезоружили нападавших, связали им руки и доставили в штаб. Несмотря на поздний час, в штабе ещё было много народа. На шум появился командир первого батальона. Подошёл, слегка покачиваясь, глядя на всё окружающее замутнёнными глазами. Видно было, что командир изрядно принял на грудь:

– В чём дело, товарищи бойцы?

Митька первый крикнул, не давая опомниться Роману:

– Задержали поджигателя, а этот китаец вмешался и помог бандиту!

Коростелёв уставился на Романа непонимающими глазами.

– Врёт это кулачьё! Они хотели меня убить! Если бы не китаец… – начал было Роман.

– Товарищ Жень Фу Чен, так всё было? – перебил бывший вальцовщик Федорахина.

– Иду от товарища комиссара и вижу: карабин на парня наставили и вниз показывают, чтобы прыгал. Решил спасти, а там вы разберётесь, – почти без акцента спокойно объяснил китаец.

– Крестьяне?

Красноармейцы молча кивнули.

– Значит, ты поджёг их собственность, а они тебя поймали?

И вдруг Коростелёв, расстегнув кобуру, выхватил наган и перешёл на крик:

– Мелкий буржуазный элемент! Ваши мелкособственнические интересы уже вот у меня где! Расстрелять всех четверых, чтобы никому не было обидно! Мерзляков, ко мне!

Откуда-то моментально появился красноармеец с винтовкой и вопросительно взглянул на командира. Также на шум из штаба стали выходить люди. Появился Георгий Глухих вместе с комиссаром Павловым:

– Что здесь происходит? – обратился военный комиссар города к Коростелёву.

– Контру расстрелять приказываю, – качнувшись в сторону, ответил шайтанец.

– Да ты опять пьян! Иди, проспись! Этот боец был с нами под Нязепетровском, прекрасно проявил себя, из такой передряги выбрался! – показывая на Романа, рассказывал Глухих. – Кстати, племянник Василия Ивановича…

– У вас, видимо, между собой конфликт? – обратился Павлов к стоявшим перед ним крестьянам.

Все молчали. Роман, очумевший от происходящего, тоже безмолвствовал.

– Этого увезти спать! – кивнул комиссар на Коростелёва все тому же Мерзлякову, появившемуся на зов пьяницы, который только что собирался его использовать в карательных целях. – Этих развязать! Вы все из первого батальона?

Красноармейцы утвердительно кивнули.

– Распределить по разным подразделениям!

– Я заберу этого парня к себе, – сказал Георгий Глухих, кивая на Романа.

Павлов согласился. Таким образом, всё случившееся закончилось для всех благополучно.

А Федорахин перешёл во второй батальон, в конную сотню Михаила Останина, бывшего чекиста и заместителя Говырина.

* * *

По другую сторону баррикад, в доме на окраине Алапаевска, собралась немногочисленная группа отчаянных молодых людей. Слово взял Владимир Плескачевский:

– Господа, настаёт тот час, когда мы должны взяться за оружие. Наши доблестные войска приближаются. Вчера большевики без боя оставили Ирбит. Три дня назад, как вам известно, пал Екатеринбург. По приближении наших… скажем, к селу Голубковскому[17], предлагаю начать восстание. Для связи с нами от командира колонны наступающего сибирского отряда полковника Вержбитского прибыл прапорщик Шубин.

Плескачевский представил собравшимся прапорщика. Это был мужчина лет тридцати, высокого роста, с тёмной густой копной волос.

– Господа, месяца два назад я уже принял участие в таком восстании в Кургане…

Его тут же прервали:

– У нас не Курган, где живут купцы да крестьяне! Алапаевск маленький рабочий город, наводнённый войсками. Одна надежда на крестьян, которым сильно насолили большевики! – наперебой объясняли Алексей Суворов с Василием Путилиным.

Поднялся подпоручик Мухин из села Невьянского, все замолчали:

– Что касается наших крестьян, то всё готово. Советская власть в низовьях Нейвы практически перестала существовать, а жители сёл решительно настроены на полное изгнание большевистской заразы из их волостей. К командиру наступающего от Ирбита отряда я отправил делегацию. Как только они вернутся, мы можем начинать.

– У меня есть сведения от моего непутёвого брата, который вступил в Красную армию, что навстречу этому отряду будет послан созданный большевиками Алапаевский полк, – угрюмо проговорил Иван Обухов.

Слово попросила единственная присутствующая здесь женщина, которую Плескачевский представил как посланницу из Петрограда:

– Я знаю офицеров, командующих этим отрядом, они с честью исполнят свой долг. Никакой полк их не остановит, не в пример нам, не сумевшим выручить Высочайшую фамилию.

– Кто знал, что большевики пойдут на такую подлость! – с горечью ответил Суворов княгине Орловской.

Она молчала с отчаянием и незаметным для чужого глаза смущением…

Решено было после ухода полка на Ирбитское направление и после получения сведений о начале боёв под Голубковским начинать восстание. На собрании заговорщиков присутствовал примкнувший к противникам большевиков глава анархистов Николай Белоусов. Он пользовался у большевиков доверием, и они даже избрали его на должность коменданта города. Хотя он, вероятно, рассчитывал на большее… Белоусову было предложено накануне восстания захватить оружейный арсенал города.

Расходились в разные стороны: Путилин, Белоусов и Иван Обухов ушли огородами. Мухин остался дожидаться ночи, чтобы под покровом темноты выехать из города на своём рысаке. Шубин должен был остаться до утра у хозяина дома, причём тот достал бутыль с кумышкой, и Шубин уселся с ним за стол. Алексей взял под руку Орловскую, и они, разыгрывая влюблённых, направились вдоль по улице. Плескачевский уходил последним, маскируясь под учителя, приходившего заниматься с сыном хозяина. Уходя, напоследок бросил оставшимся:

– Вы бы самогоном не увлекались… до лучших времён.

* * *

А у председателя ЧК происходил тоже свой разговор.

– Так вот, Женя, для чего я тебя звал? Город мы не удержим. Сейчас наша задача – выиграть время для сбора урожая, чтобы он белым не достался, и пропустить по единственной оставшейся железнодорожной ветке отступающие части Красной армии. Здесь в лесу мы оставляем подпольные группы, в числе которых буду и я. Тебя в городе никто толком не знает, хотя ты наш проверенный товарищ. На днях мы отправляем полк в низовья Нейвы, чтобы задержать продвижение отряда Казагранди. Ты должен где-нибудь под Голубковским сдаться и вступить к нему в отряд. Любыми путями, даже ценой предательства, попробуй втереться к нему в доверие! И твоя конечная цель – остаться в городе на какой-нибудь должности у врагов революции. Чем выше, тем лучше.

– Но ведь я участвовал в походе на Дутова! Там-то ведь наверняка меня видели, – попытался возразить Рудаков.

– Ничего, был мобилизован – и всё, у белых таких много, – спокойно ответил чекист. – Только учти: про это знаю только я, и я же дам знать условным сигналом, когда понадобишься. И больше никто об этом не должен знать! В этом залог твоего успеха.

– А если у меня не получится втереться в доверие к этому Казагранди и тем более остаться в городе?

– Тогда действуй по обстоятельствам, по собственному усмотрению. – И Говырин, давая понять, что разговор окончен, поднялся и пригласил в кабинет следующего посетителя.

В кабинет вошёл Зырянов, его новый заместитель.

– Что нового об этой группе?

– Появился какой-то новый тип, некто Шубин. Кое-кто из наших фронтовиков знает его под фамилией Румянцев, – ответил Зырянов.

Николай Павлович на минуту задумался. «Хорошо, что город маленький, а то мне было бы не справиться с возложенной на меня задачей…» И вслух сказал:

– Румянцев, Суворов… графа Орлова нам ещё для счастья не хватает!

– А учительница Орловская, прибывшая к нам невесть откуда?! – напомнил ретивый заместитель.

– Вы ещё не выяснили о ней?

– Племянница инженера Япанишникова, – резво отрапортовал чекист.

– Ладно, пока пусть живёт! С Румянцева глаз не спускать! И не мешало бы кое-кого мобилизовать на фронт. Так, на всякий случай. Пусть послужат делу революции. Особенно этот учитель Плескачевский… Сейчас готовится к отправке отряд Пьентковского на Режевское направление – вот туда бы его! Пожалуй, я сам об этом позвоню Павлову.

Председатель ЧК не скрывал ненависти к этому интеллигенту, посматривавшему на него свысока, даже с презрением, как казалось Говырину. Жаль, не за что зацепиться, да и Советы без грамотных людей существовать не могут, а то бы отправить его вслед за князьями… И он кивнул Зырянову на дверь, приказывая ему приступать к исполнению распоряжений.