Читать книгу Не упасть бы в эту яму! - Oleg Papkov - Страница 3

Поднявшись в кухню, Семён Евграфович отряхнул штаны, отер руки, подошел и обнял жену.

– Здравствуй, дорогая моя Кирочка Михайловна. Как денек прошёл? Где наследник?

– Привет, Сема, – улыбнувшись сказала жена. – Наследник в академии на занятиях. А ты один или с кем-то?

– Один-один. Да вот, незадача. Упал в прихожей. Ну да, ничего. Никто к нам не приходил? – поинтересовался Сёмочка, премило улыбнувшись жене и потянулся в шкафчик за бутылкой и рюмкой. Налил и выпил.

– Нет. – ответила та и продолжила что-то нарезать на столе.

– Смерть приходила. Сказала, попозже зайдёт. – пробормотал попугай Бин, одним глазом издали наблюдая за сценой в кухне.

Кот Граф, ранее прибежавший на запах в кухню, посмотрел на попугая, но прерываться от своего занятия, стояния на задних лапах у стола, не стал. Кира Михайловна нарезала ветчину, и он думал: «Господи! Ну, пошли же ей, пожалуйста, звонок на мобильный!».

Семен Евграфович достал и посмотрел в бумажник, но увидев в нем только фотографию супруги и подумав, что: «На этом месте могли бы быть ваши деньги», закрыл.

«Надо будет сходить в банк». – напомнил он себе.

– Слушай, Кирочка Михайловна. А ты знаешь какой скоро будет день?

– Нет. Не знаю. Ну, и какой? – ответила жена, разрывая утку и перекладывая куски в кастрюлю.

Кот сменил дислокацию.

– А, вот! – загадочно пробормотал Семен Евграфович, хитро улыбнувшись спине жены, удалился в залу.

Она ничего не сказала в ответ, видимо размышляя, какую из дат она могла пропустить. Она всегда помнила все даты. У нее даже все записано. У кого, когда день рожденья, или день смерти, или день свадьбы. Да. Она помнила все такие дни, не только семейные. Но и разные даты ближайших родственников и даже соседей. Хотя, с соседями у них отношения не слишком ладились. Слишком много те о себе думают.

Семен Евграфович с громким топотом куда-то стремглав испарился из залы вниз. А, она смущенная и заинтригованная таким вопросом мужа, комкая в руках полотенце пошла в сторону большой комнаты.

Предварительно, все—таки, убрав в холодильник нарезанную ветчину и накрыв кастрюлю крышкой.

Кот, зацепившись лапами за стол и задрав морду выше, увидел чистую ровную поверхность без единого признака ветчины или курицы и мяукнул: «Облом». Люди бы не услышали, но попугай все понял и захихикал. Со стороны можно было подумать, что после мяуканья кота, попугай в клетке в соседней комнате заклекотал неразборчиво по птичьи. Но, тот хохотал от души.

– Что ты ржешь, Биняка? Не свались в поилку. – кот рассержено тряхнул лапой.

– Странно, в своей прошлой жизни я все сделал, вроде бы, правильно. И, вдруг, такое вот «ничего». – Граф громко крикнул попугаю и фыркнул.

Он еще маленько постоял на задних лапах, всем своим видом говоря: «Да. Вы все сделали правильно. Но вы забыли покормить МЕНЯ!!!». Но, потом снова встал на все свои четыре и с достоинством ушел с кухни во двор.

– Семочка, котик, ты меня заинтриговал! – сказала Кира Михайловна, когда нашла мужа переодевающимся в домашнее в спальне. – Ближайший день рождения будет у твоей мамы, Веры Ивановны в сентябре. И если его забыть и ее не поздравить, то сразу становишься врагом народа в ее глазах.

– Да. Ворчать она будет. Вспомнит весь двадцатый век, 50-е, 70-е,90-е. И белах и красных. А мой папа очередной раз приговорит меня к расстрелу.

– Но, это все не то. «Не то-о-о!» – сказал он, натягивая пижамные штаны на пузо. – Не то! Кирочка Михайловна-а-а!

– Батюшки! Да, что же это за дата такая? Какую дату я могла забыть. Все. Давай говори. Не томи.

– Ха-ха-ха-ха! – или что-то похожее издал Семен Евграфович, сообразив, что перестарался и раздул большой пожар любопытства с этой датой, и теперь нелегко его будет потушить. Он стал листать перекидной календарь на столе.

Развязка наступила бы, может быть. Но к дому начала откуда—то издалека приближаться громкая музыка из автомобиля или, скорее, бумканье. Бум-бум-бум-Бабах. Ту-ту-ту!

Кот сморщил усатую физиономию и растворился в воздухе. Доберман Гай, сказав коту вдогонку фразу «Сволочь едет! Спасайся!», начал искать будку, хотя у него ее отродясь не было. Попугай постарался втянуть голову в плечи так, чтобы она провалилась в желудок, но не получилось, и он просто сделал вид, будто уснул.

Со словами «Деточки с учебы едут. Ладно. Потом расскажешь мне, что за дата такая.» Кира Михайловна отстала от мужа, засуетилась и пошла в сторону кухни продолжать готовить. Семен Евграфович снова стал листать календарь.

Автомобиль, ревя подрегулированным глушителем и бумкая музыкой, подъехал ко дворцу. Дверь авто открылась, но никто не вышел.

Роскошный и дорогой, конечно же, автомобиль. Ох. Дети-дети. Сначала девочек интересуют куклы, а мальчиков – машины. С возрастом все наоборот. Хотя, тут мальчиков и машины тоже интересуют.

Прошло еще немного времени, музыка маленько утихла, но никто и не пытался выйти.

Гай осмелел, подошел, нюхая воздух, и заглянул в открытую дверь. И гавкнул от удивления, отойдя маленько назад.

Водитель, точнее, водительша находилась за рулем не в привычном водителю положении, а с точностью до наоборот. Руки и голова – подбородком на руле, грудь на седушке, а ноги с каблуками на спинке сидения и подголовнике. Вся поза ее говорила, как бы: «Инструктор мне что-то не договаривает!».

Кот, глядя с крыши дома, сказал громко:

– Опять двойка!

Но, поняли его только собака, которая повернула к нему голову и застыла, и попугай, который зачем-то сказал из дальней комнаты: «Хороший, Петруша!».

И попугай, походу, опять оказался прав. «Петруша – Кен» оказался «хорошим», то есть пьяным вдрызг, хоть и с бородой. И дрых на заднем сидении. А Гагочка, любовь Кена и почтижена, почему-то оказалась в таком положении, как бы, сложив губы устало на руль внизу.

«Как же трудно все в этом мире!?».

Она была чуть трезвее своего бойфренда. И довезла их до дому. А, приехав, полезла отцеплять каблук, зацепившийся за что-то там на коврике. Да еще, банка с пивом неоткрытая внизу каталась промеж педалей. Ну, в общем, как говорится: «Споткнулся, упал и уснул». В данном случае уснула.

Музыка бумкала еще минут семь-десять, пока на эту картину «Утро в дискотеке» не вышли посмотреть папа с мамой и с ворчаньем и кудахтаньем, и выплёскиванием руками не начали растаскивать тела и приводить все остальное в надлежащий, как было, вид.

Тащить наверх никого не пришлось. Хоть и с превеликим трудом, но все дошли сами.

Тема о таинственной дате уже больше и не подымалась в этот день.

– Пообещай мне, что разберешься с ними. – сказала Кира Михайловна мужу конце всего, как бы ставя точку в этой не очень красивой истории.

Кот прищурился на спускающееся к горизонту Солнце. И фыркнул.

Вообще, в доме или во дворце, кому как угодно, не гнушались вести философские разгульные беседы—толкования, убеждая друг друга каждый в своей правоте. Порой доходило до скандала, ругани и детских бойкотов со стороны Киры Михайловны. Особенно это случалось под пивко, которого в семье никто не сторонился. И брали—покупали. Или под вино, которое иногда с собой привозил Буриме Виктор Михайлович из своей Коньячной или Винной страны. Коньяк он привозил редко, значит это, все—таки, была Винная страна. Хоть он и числился предпринимателем, но краснеющий нос и иногда заплетающийся язык выдавали в нем слетевшего с нарезки сомелье. Плавно превращающегося в алкоголика.

Спорили на разные темы. Порой рождалась истина. Но иногда, какая-то странная. Либо, как в Челябинске бывает: родится и сразу здоровается с врачом. Либо сразу после рождения с невнятными звуками и бормотанием, прыгает куда-нибудь на люстру. Все зависело от новости, которую обсуждали. От количества выпитого. От полученных в прошлом, когда учились, оценок в дневниках и зачетках.

Семен Евграфович, при всей его массивности, всегда импульсивно торопился доказать оппоненту его неправоту, махал руками. Подскакивал и наклонялся над собеседником мрачной тучей. Поток речи иногда напоминал пургу зимой. Вел себя очень импульсивно. Бесконечно поправлял очки. Он просто считал, что истина есть только у него, и ни у кого больше. Дома-то, ладно. А как же можно проиграть спор на глазах, допустим, у своих подчинённых, когда он был на работе. Все. Концы света, фильма. Еще чего-нибудь. И уж точно – конец авторитету, который Семен Евграфович блюл денно и нощно.

Напротив, Кира Михайловна, была спокойна, обстоятельна и педантична в споре, но недалека и неглубока. Из—за сидения на домашней работе и бесконечного смотрения сериалов и новостей по телевизору она иногда просто перебирала в своих аргументах телевизионную заштампованность. Чем, просто, бесила Семена Евграфовича. Ее главный лозунг был: правительство право, президент прав, лишь бы не было войны. И все тут. Только иногда, в пылу очередного спора, то есть разгулявшихся под вино философских бесед, при наступлении «врага», будь у нее оружие, она бы всадила в оппонента всю обойму и глазом бы не моргнула.

Но, такое ее состояние бывало редко. В основном она исповедовала пофигизм, который в жизни заключался в том, что, если даже объявят войну или рядом упадет метеорит, она все равно пойдет в магазин, а потом в парикмахерскую. И если парикмахерская по каким—то причинам будет закрыта (метеорит попал точно в парикмахерскую), то она пойдет на ярмарку.

Одним словом, философские беседы иногда перерастали в решающий бой Задирихи и Неспустихи. И, даже, аргументы Буриме в виде громкого пьяного мычания, никак не могли повлиять на их боевые действия. Как говорится, резиновая бомба продолжала скакать. Столько народу уже подавила.

Кот всегда терся, в таких случаях, возле стола и невольно наматывал на ус все, и истину, и болтовню. Это потом он усаживался на подоконник здесь же и раскладывал все по полочкам.

Наследник со своей пассией в спорах, пирушках и беседах не участвовали. Какая-то инопланетная замороченность в виде лопатников—смартфонов и ношения бород и больших губ у молодежи распространялась и на них обоих. Она была без бороды, конечно же. Но, зато, имела большие губы. У него же были борода и машина. И не что-нибудь, а Гелик, Гелентваген. Гудящий глушителем, черный, с тонированными по периметру стеклами. И лобовым стеклом тоже тонированным, но послабее, чем на остальные. Из-за чего парень часто налетал на штрафы, но по—хитрому откупался запакованными коробками толи коньяка, толи вина от Буриме. Тот наследнику постоянно их спонсировал. Делал это охотно, как будто для сына своего. Да. Они с Буриме и похожи были маленько. Порой закрадывалась мысль.. Ну, да ладно.

Кен Семенович и Гага Васильевна (ну и имена судьба раздала!) очень, ну просто, очень часто проводили время друг с другом, и если бы не учеба, смартфон, маникюр, тату, бутик, качалка, клубешник, авто, сон, ну и иногда, их места учебы можно было бы сказать, что в течение дня они только друг друга, точнее, только себя и видят. И что, они как будто давно женаты, и что у них крепкая, бородато-губастая здоровая семья. Но которая, все-таки, ай-яй-яй, иногда толи «забивает», толи покуривает. Типа: «Скажи наркотикам – Иногда!». Из—за чего бывает Гагочка, иногда, как заорет, открыв дверь в ванную и глядя неестественно открытыми и почти квадратными от ужаса глазами на то, как Кен моется: «А-а-а-а! Мамочка! Осел в ванной!».

На что Кен Семенович ей, как бы в ответ, тоже иногда долго звонит перед закрытой дверью во входной звонок, не отпуская кнопки и качаясь, как на ветру. В ответ она, если Киры Михайловны нет, минут через пять подходит к дверям и тихим потусторонним голосом спрашивает: «Кто?». На что он ей тоже отвечает через секунд где-то дцать: «Мама, это я!». В результате. После какого—то размышления и удивленного смотрения куда—то в плинтус в дальнем углу, Гага впускает его домой со словами: «Не—е—е… Мама – это я!».

Да. Бывает.

С животными, попугаем, котом и собакой эта молодая семья и дружит, и не дружит. Иногда кот летает вместо попугая, сидящего в клетке. Который, в свою очередь тоже не любит, когда его обстреливают лимонными или апельсиновыми косточками, или пытаются засунуть тонкий длинный конец расчески попугаю под хвост. А собака, иногда, учится говорить. Пытаясь выговорить «За что?» и «Не надо!», когда ее начинают нещадно лупить поводком, пытаясь научить командам «Сидеть», «Лежать», а иногда, даже, и «Ходить, висеть, летать, петь, варить». На что собака уже начинает думать в такой момент: «Танк! Вот, что меня спасет!».

Кот же после первой попытки полета просто исчезает. Растворяется в воздухе. И в своей новой параллельной реальности где-нибудь на чердаке или в подвале продолжает ухаживать за началом хвоста.

Виктор Михайлович Буриме смотрел на Солнце, размышляя, когда же оно зайдет за какие-нибудь тучки или уж совсем за горизонт. Дело в том, что он потел сильно, когда бывал с похмелья. А так, как с похмелья он был почти всегда, то дополнительный подогрев со стороны светила ему казался явно лишним. Он бы предпочел пасмурный день.

Начинал Буриме когда-то с предпринимателя, да и сейчас числился предпринимателем, но, толи частые пробы вина в качестве сомелье на собственном производстве, толи неукоснительное придерживание тезиса лозунга: «Пить не хочется, но надо..» перевели его в разряд предпринимателя—алкоголика. И часто, он был больше похож на алкоголика—предпринимателя, чем наоборот. Ну, да ладно. Чего о грустном.

Так вот. Позвонил ему вчера его хороший друг и в меру собутыльник, Семен Евграфович Подливало (фамилия в самый раз) и говорит:

– Михалыч, мой дорогой друг Виктор. Да хранят боги твое предприятие. А не окажешь ли ты мне услугу в долг. Да, в принципе, могу и оплатить сразу.

– Семен, свет мой, Евграфович, – в том ему ответил Буриме, – а когда ты видел, чтобы я тебе отказывал? Тем более, если ты платишь сразу.

– Да. Так вот. Есть у меня идейка одна. Отметить одну дату всем табором, да еще и с приглашенными родственниками и гостями. Тебя, кстати, тоже приглашаю. Ты, я знаю, любишь такие мероприятия.

«Еще бы, подумал Буриме». Он уже представил накрытые столы с обильной едой, сплошь уставленные бутылками с вином. Его вином. И бизнес, и удовольствие.

– Обязательно приду, обязательно помогу. Как скажешь, все сделаем как скажешь. – заворковал бутылочный предприниматель. – А когда и что будет? И что это за дата?

– Одиннадцатого августа. А что за дата, пока не могу сказать. Тайна. Не обессудь. Мне нужно коробки три по двадцать бутылок твоего игристого. Скорее всего, для разгона. Для начала. Потом посмотрим.

– Тайна? Ладно. Давай уточним. У меня есть коньяк и есть вино в ассортименте.

– И того и того. Нам коньяк. Женщинам вино.

– Да-а-а? Там и молодые женщины будут?

– Будут. Будут. Ну все, договорились? Созвонимся.

Буриме сбросил звонок и перезвонил на склад. Отдал распоряжения.

Постоял, глядя в окно. Подошел к бару, достал бутылку с рюмкой и выпил.

Утром кот Граф залез на подоконник с цветами в горшках—вазах в верхней зале и смачно, от души разинув поднимающемуся Солнцу пасть, потянулся в открытое окно. Постояв какое-то время и посмотрев вокруг, уселся и предался размышлениям. И подытожил.

«В стране было все хорошо. С точки зрения телевизора. В реалиях было по-другому. Третий десяток двадцать первого века распечатали. Президент тот же. Общество то же. Потребительское. Раньше с черными гирями на ногах ходили. Сейчас гири цветные и продаются в рассрочку.

Искусственный интеллект еще в детском саду. Вместе со своими взрослыми детьми-изобретателями-родителями. Но уже учится у них, как объегорить, обмануть ближнего или втюхать ему за деньги что—нибудь ненужное. Далеко пойдет.

Потом, такое ощущение, что дебилы – это главный ресурс современного капитализма. При этом капитализм с человеческим лицом незнакомого никому человека в России солидно и щедро сдобрен феодализмом, который просматривался во всем. Классический феодализм с барином и крепостными—холопами, и широким ассортиментом оброков. На местах, то валежник нельзя бесплатно собирать, то грибы с ягодами, то рыбу нельзя ловить. А, если вдруг палка, воткнута в землю, и земля находится на твоем участке, обнесенном высоким забором, то эта конструкция, скорее всего, должна по их, чиновников, мнению быть обложена оброком, тфу-ты, налогом. Люди ждут уже налог на воздух.

Их, чинуш, выбирали, чтобы облегчить населению жизнь на территории проживания. И совсем уж не предполагали платить сумасшедшие деньги. Но, хотели, как лучше, а получилось, как всегда. (Интересный человек жил когда-то. Его цитата.) Так вот. Уровень коррупции, прямого и скрытого воровства, безответственности выросли до заоблачных высот. Так же, как и их, чинуш, зарплаты.

У населения, общества есть страстное желание иметь во главе непогрешимого полубога—царя или генсека, как при Советах, а не управленца—специалиста, с правами и обязанностями, добирающегося до работы на велосипеде. Еще имеется огромное желание некоторых понавесить на себя разных званий, да названий. «Барон, граф, графиня, баронесса, князь.» Помещики, блин, и новое дворянство, без родословной. Да и почивать они хотят после этого на лаврах. Ничего не делать.

В результате получилось этакое дальневосточное лежбище котиков, а не рабочее пространство. И естественно, любимое таких занятие собирать сокровища и.. закапывать их за сараем в непромокаемых мешках. Или строить дворцы.

В обществе также имеется стойкое мнение, что Бог есть, но его нету. Одновременно. А раз нету, так теперь можно воротить кто во что горазд. Все можно. Главное, вовремя перекреститься.

В экономике, столица нашей родины, город—герой прошлой войны, ныне старательно ободрал в деньгах всю оставшуюся территорию. Плюс, куда не плюнь – все в провинциях скупили москвичи. Да и законсервировали до лучших времен в качестве недвижимости.

Народ ходит ищет черную кошку в черной комнате. Работу для пропитания. А там ее, черной кошки, нет. В черной комнате. Денег нет. Работы нет. Дорог нет. Девять месяцев в году зима. Снег. Любой бизнес в провинции умирает на корню, так как деньги живут только в Москве и двух—трех крупных городах. В провинции деньги только из бюджета. А это крохи. Академики—псевдоэкономисты лишь по мотивам знают реальность и по слухам, и из новостей узнают, где живут в России деньги. Так, как они специалисты в теории. Для освоения практики у них слишком большая зарплата.

Элита построила себе и своей охране автопоилку манной небесной. И даже время удовольствия продлила. Пенсионный возраст отодвинула. Чтобы подольше невъе.. ую, большую зарплату получать. И чтобы маленькая пенсия не маячила на горизонте, угрожая бытью. С телевизора говорят, якобы, жить стали дольше. Это-то после пивной в шаговой доступности. То есть, на каждом углу.

Бродят по стране мужчины предпенсионного возраста в поисках работы, а вот, как раз для них работы нет. Все хотят видеть молодых, перспективных, продвинутых. А чинуши, передвигая пенсионный возраст абсолютно не подумали, куда таким деваться. А их в стране много таких.

Места специалистов на производстве и в управлении заняли нахрапистые и бесталанные неспециалисты или вообще просто родственники или дети важных людей.

И получается: одни подворовывают, так как они неспецы и что—либо делать не умеют, другие отчеты наверх сочиняют, потому что делать ничего больше не умеют, вырисовывая потемкинскую параллельную реальность. И как-то все это напоминает ситуацию с косяком и покуриванием. Тело съезжает по грязному склону в яму, а голова думает, что улетает, обгоняя всех, за облака.

Поэтому в обществе и нет внятного понимания—мнения: Россия уже встала с колен или она уже на боку лежит?

Телевизоров отечественных не видать. Может они и есть, но их не видать, телефонов—смартфонов отечественных нет, стиралок, утюгов, пылесосов, компьютеров, фенов, велосипедов, детских игрушек. Интересно: презевативы есть отечественные? Короче. Все из-за бугра.»

Прилетел воробей и оторвал на мгновение кота Графа от размышлений. Но, увидев серьезную кошачью морду, улетел. Граф тряхнул головой, посмотрел в сторону кухни и, фыркнув, продолжил.

Да.. Так вот.

«Поэтому из, когда-то, при Советах более—менее единого общества путем разбредания по разным заморочкам и иллюзиям современный общественный конгломерат, именуемый нацией, превратился в гигантскую амебу с огромным количеством хвостов и отростков. Что вверх, что вниз, что вбок.

Богатые богатеют. Бедные беднеют. Москва отделяется от России. Чиновники же своими интервью убеждают с телевизора себя, президента и население (как в передаче «В гостях у сказки»: Слушай, дружок..), что наконец-то Россия уже встала с колен. Еще бы им этого не делать с их зарплатой и другими доходами, стыдливо и инфантильно переписанными на своих жен и детей так, что балерина—родственница имеет доход 5 млн. рублей в день. Их страна уже поднялась с колен.»

Кот пушистой с белой «перчаткой» лапой попробовал мягко повторить плавное движение балерины ногой. В принципе, похоже.

«Молодежь, не вылезая из смартфона, отделилась от всего на свою планету Дурости и трясёт оттуда через инстаграммы и тик—токи бородами, губами, кольцами в носу и пупке, и бумкает музыкой из багажника дорогущего авто. «Тик—ток» с приколами и идиотизмом у нее вождь и предводитель. «Ну, прикольно же! А чо? Ващще, прямо! Смешно». Самое большое количество лайков и подписчиков наберет, наверное, ролик про задницу или передницу, или какую-нибудь их комбинацию, пропагандируемую «братьями по разуму» из-за бугра.

Многие студенты высших заведений не могут определенно ответить на вопрос: «Что вокруг чего крутится. Солнце вокруг Земли или Земля – вокруг Солнца.»

Состояние коллективных мозгов подытожил относительно молодой, но талантливый пародист, Пугалкин, рассказав в своей миниатюре анекдот про то, как ученые, открыв очередную черепную коробку, нашли там «ничего» и тесемку матерчатую, протянутую поверх этого «ничего». Думали, думали о назначении тесемки. Взяли, да и перерезали. Уши и отвалились.

Да и сам 36—летний комик недавно поздравил свою 41—летнюю дочь с 64—летием своей жены.

Про большинство из шоу и творческого бизнеса нынче правильно говорить не иппанутая, а творческая личность.»

Кот ужаснулся своим мрачным мыслям и подумал, что если бы он уже пообедал, то его размышления были бы другими, розовыми или голубыми, а не темными, как сейчас.

В кухню к своей миске подбежал доберман Гай.

– Здорово, варежка! – бросил он мимоходом.

– Привет, охотник без добычи. «Поесть прибежал?» – сказал он собаке, перепрыгивая поближе на стол. – Из моей не ешь.

– А то, что будет?! – сквозь чавканье ухмыльнулся пес.

– Ничего. Попугая натравлю. – перепрыгнув на мойку и ловя языком капли из капающего крана, промяукал кот.

Оба подумали о запертой в неволе птице. И что, сидит она в клетке только потому, что если ее выпустить, то она улетит. В свои жаркие страны, где будет клевать апельсины вместо пшенки и водить дружбу с попугайками женского пола.

В кухню ввалился наследник в трусах, распугав дружную компанию и тоже припал к крану с водой.

Смочив лицо рукой, он включил чайник. «Похмелье – сложно все вспомнить, но еще сложней забыть!» – подумал он, одновременно почесывая бороду и свою заднюю часть.

«Хорошо, что не в морге проснулся», – он стал наливать себе чай из скворчащего чайника.

В кухню ввалилась, сначала губы, потом остальное, вся из себя в прямом и переносном смысле его ненаглядная и со словами: «Ну ты и чучело!», уселась за стол.

– Это мои слова. Текст-то надо знать. – парировал Кен, вглядываясь в свою Барби. – Кто меня привез? Ты? —спросил он, усаживаясь на стул напротив.

– Я. А выгружал кто, плохо помню. Предки, вроде. – ответила Гага, заваривая чай. – Мама с папой. Не знаю, что им и сказать-то.

– У-у! Все просто! Пятерки с друзьями обмывали. – ухмыльнулся через бутерброд с колбасой бородач. – Я не пойду сегодня в шарагу. – сказал Кен, вытирая губы и ставя посуду в раковину.

– И не езди. Я поеду. Дашь машину? Я поеду. – обрадовалась Гага.

Кен Семенович хотел было согласиться, он часто разрешал подруге—почтисупруге водить его авто, но ему на ум, вдруг, пришли две ситуации или два анекдота, он не помнил точно, что это.

Первая. «ДПС-ник останавливает автомобиль, представляется и спрашивает у блондинки водителя: Вы уже поменяли воздух в колесах с летнего на зимний? Нет?! Ну, девушка. Как вы ездите? Создаете предпосылки для ДТП! Штраф, конечно же.»

И второй. «Парень проходит мимо авто со спущенным колесом и блондинкой за рулем. Она его останавливает и спрашивает. «Ну, вот! Ну, что мне теперь делать?»

Он остановился, помялся, глядя на очевидное, подумал и говорит: «Девушка, видите сзади, вот, труба торчит?» – И показывает на выхлопную. – «Подлезаете и дуете в нее пока спущенное колесо не накачается.»

Она обрадовалась. Вот, говорит, спасибо. Подлезла. Дует, дует. Посмотрит. Нет. Еще надо. Еще дует. Никак не получается.

Наконец подъезжает другая блондинка. Ее подруга. Наша подъехавшей рассказывает. И говорит: «Ну никак накачать не могу.», – И показывает, как она делает. Та, вторая посмотрела на нее, на авто и говорит: «А ты так и не накачаешь.» Наша: «А почему?!». А вторая продолжает: «А ты же окна не закрыла!».

Да. Вспомнив это, Кен улыбнулся, но все равно, согласился. Пусть берет машину.

– Ехай. – сказал он. – А я пошел спать. Я сегодня не человек.

И ушел в их комнату.

Она допила чай, помыла посуду и тоже удалилась из кухни.

Осталось «никого». Смешно, но точнее не скажешь. Только ветер слегка шевелил шторами, пропуская солнечные лучи от проснувшегося светила в разные темные уголки помещения.