Читать книгу Путник. История странствий воина - Олег Паринов - Страница 17
Часть первая
Глава шестая
Оглавлениев которой епископ поучает своего секретаря,
а ворон приносит футляр с палочками.
Шахматная фигура упала на пол и закатилась далеко под кресло. Тонкие брови на лице епископа Единой Церкви Иоганнеса Паблиотти недоуменно поползли вверх. Он постучал указательным пальцем по шахматному столику и сочувственно взглянул на партнера по игре.
– Это что же, милейший, вы жульничать надумали? – с легким упреком в голосе спросил епископ.
– Ваше Преосвященство сами давеча говорили о достижении цели любой ценой, – ничтоже сумняшеся ответил иеромонах Амвросий Лузинелло.
На должность личного секретаря Его Преосвященства он был назначен недавно и еще не совсем разобрался со своими обязанностями. Предыдущий секретарь скоропостижно скончался вследствие нелепого несчастного случая.
Епископ беспокойно подвигался в просторном кресле, слишком большом для его маленького роста. «Давно пора обновить мебель в личных покоях, – в очередной раз подумал он. – Хорошо хоть подставку для ног догадались поставить». Уголки длинных тонких губ Его Преосвященства скорбно опустились вниз. Живые черного цвета глаза из-под нависших век укоризненно посмотрели на Амвросия.
– Приблизься, сын мой, – печально молвил епископ.
Когда иеромонах склонил к нему свое лицо, Иоганнес легонько стукнул маленькой сухой ладошкой его по лбу.
– Ты не понял главного, – продолжил Его Преосвященство поучительным тоном. – Это высказывание верно, когда цель достигнута. В противном же случае действует правило: «Да воздаст святой Януарий по заслугам его!» Да будет так! Амен! А теперь лезь под кресло и доставай ладью.
Амвросий наклонился и, подобрав полы красной монашеской рясы, полез под шахматный столик за упавшей фигурой. При высоком росте иеромонах был полноватым и весьма неуклюжим. Всякая физическая активность действовала на него крайне удручающе. Ища закатившуюся ладью, он пыхтел и задыхался от натуги, а его лысая голова побагровела.
За стенами личных покоев епископа размеренно зазвучал колокол, призывая монашескую братию к вечерней трапезе. Монастырь святого Януария, в котором происходили описываемые события, располагался на окраине города Рустен и с трех сторон омывался рекой Тихой. С четвертой стороны его отделял от городских кварталов глубокий ров, наполненный речной водой. Подъемный мост через водный канал усиленно охранялся вооруженными монахами-стражниками. Мощные каменные стены монастыря обеспечивали покой и безопасность восьми десяткам монахов и двум сотням послушников.
Епископ легко поднялся из глубокого кресла и стал прохаживаться по кабинету, разминая затекшие ноги. Иоганнеса нисколько не тяготила должность управляющего епархией Междуречья, но этим высоким духовным чином его честолюбие не готово было удовлетвориться. Непомерные амбиции в Его Преосвященстве органично сочетались с жаждой власти, дополняя и подпитывая друг друга. Присущая священнику неумная энергия постоянно требовала выхода, подталкивая все к новым и новым активным действиям и поступкам, а подвижный, изобретательный ум не позволял ни на минуту заскучать его обладателю. При маленьком росте Иоганнес сохранял подвижность и стройность фигуры. Общее впечатление облика слегка портила несоразмерно крупная голова. Она казалась чересчур тяжелой, особенно сейчас, когда размеренно покачивалась в такт ходьбе, как будто епископ с кем-то постоянно соглашался. Довершал картину длинный изогнутый нос, делавший Его Преосвященство похожим на диковинную птицу.
Дойдя до стены кабинета, Иоганнес резко развернулся и подошел к окну. Его рассеянный взгляд, постоянно перебегая с одного предмета обстановки на другой, казался направленным внутрь себя. При повороте головы к собеседнику бросался в глаза высокий, заметно выступающий вперед, лоб, который продолжала обширная лысина. Лишь сзади головы и по ее бокам над ушами сохранились остатки волос. Его Преосвященство втайне, чтобы выглядеть моложе своих лет, подкрашивал их в черный цвет.
– Итак, чадо мое памятливое, из пяти партий три я выиграл, одна сыграна в ничью, и заключительная партия тоже засчитывается как моя победа, – удовлетворенно подытожил Иоганнес. – Сегодня на этом достойном результате можно остановиться.
В стрельчатое, украшенное мозаикой из цветного стекла окно кабинета кто-то резко постучал. Амвросий испуганно выглянул из-за кресла. Епископ, ничуть не удивившись, решительно распахнул оконную створку. Раздалось карканье, и на подоконник опустился черный ворон с белой полоской на голове. В клюве он держал какой-то продолговатый предмет. Иоганнес протянул руку, и птица осторожно положила свою добычу на открытую ладонь священника.
– Что же ты, помощник наш неутомимый, нам добыл? – пробормотал епископ, рассматривая предмет.
Добычей ворона оказался плоский футляр прямоугольной формы. Открыв его, Иоганнес обнаружил внутри деревянные палочки для еды.
– Гм, это не то, что нам нужно, – хмыкнул Его Преосвященство. – Хотя я, конечно, не противник восточных методов питания. Но в данном случае…
Епископ повернулся к черной птице и спросил:
– Что-то еще?
Ворон мигнул блестящим агатовым глазом и несколько раз каркнул. Иоганнес склонил свою большую голову набок, прислушиваясь.
– Так-так, харчевня «У старого Тома», – вполголоса произнес он. – Ну, хорошо, добытчик ты наш усердный. Пока этого хватит. Лети ко мне!
Его Преосвященство вытащил из рукава рясы небольшой мешочек с изображением птицы и высыпал из него на ладонь щепотку серебристого порошка. Ворон, хлопая крыльями, перелетел на руку епископа. И тут же принялся старательно клевать искрящиеся на свету крупинки.
– Баю-бай, спи-засыпай, – тихо прошептал Иоганнес.
Птица стала быстро уменьшаться в размерах, не переставая клевать. Через минуту на ладони у Его Преосвященства стояла миниатюрная фигурка ворона из черного блестящего металла, которая медленно завалилась набок. Епископ спрятал волшебную вещицу в холщовый мешочек. Туда же он аккуратно ссыпал с ладони остатки серебристого порошка.
– Ваше Преосвященство, а это не та статуэтка, что мы в прошлом месяце нашли у ведьмы с Травяных Заводей? – раздался из угла комнаты дрожащий голос Амвросия.
– Она самая, чадо мое наблюдательное, – ответил Иоганнес, садясь поудобнее в кресло и внимательно рассматривая палочки для еды.
– Так ведь мы болотную ведьму из-за этой поделки на костер отправили, – испуганно пролепетал иеромонах.
– Ну и …? – вкрадчиво спросил епископ, поворачиваясь к Амвросию.
Ответом ему было шумное прерывистое дыхание секретаря.
– Сын мой, а знаешь ли ты, что означают красный и черный цвета на гербе нашей славной Единой Церкви, да продлятся ее дни во веки веков? – задал новый вопрос Иоганнес.
Палочками для еды он попытался подхватить пешку с шахматной доски, но та упорно не хотела поддаваться. «Здесь нужна определенная сноровка и частая практика», – пришел к выводу епископ, в очередной раз роняя резную фигурку на доску.
– Красный цвет – это символ пылающего огня веры в нашей душе, черный – отрешенности от суетного мира, – заученно бубнил Амвросий.
Иоганнес слушал, печально глядя на безвольный рот и обвисшие щеки иеромонаха. «С какими ничтожествами приходится работать», – отвлеченно подумал он, а вслух назидательно промолвил:
– Это нижний мирской уровень понимания, несмышленое чадо мое. Сокровенное учение подвижника нашей церкви святого Януария гласит: «Две силы правят этим миром, а название им Свет и Тьма. Но одна сила не может существовать без другой. Без света – нет тьмы, без дня – нет ночи, без тепла – нет холода. И горе нам, если равновесие сил будет нарушено! Разрушатся центры энергии, все перемешается и придет Серый Хаос, который будет править безраздельно тысячи лет». А посему Свет и Тьма, то есть красное и черное стали символами Единой Церкви, да прибегнут страждущие к лону ее. Именно поэтому монахи-мужчины нашей веры носят красное, а монахини-женщины – черное одеяние, подчеркивая двойственность сего бренного мира.
Епископ многозначительно кашлянул и, внимательно посмотрев на Амвросия, продолжил:
– Здесь также важно отметить, сын мой, что, выполняя волю церкви, мы, как два лезвия меча, используем правду и ложь, молитвы и магию, честность и предательство. Цель…, как там дальше?
– Оправдывает средства, – громко икнув, закончил фразу Амвросий.
– Созрел ли ты духовно, сын мой, чтобы стать на нелегкий путь поддержания равновесия добра и зла в грешном мире? – торжественно загремел голос Его Преосвященства. – Готов ли ты пожертвовать всем, даже жизнью, на благо нашей Единой Церкви?
Амвросий задрожал и мгновенно покрылся потом. «Как же так? – лихорадочно думал он. – Ведь за использование колдовских вещей по церковному уложению отступник должен быть сожжен на костре». Иеромонах уперся взглядом в пол кабинета и тихим голосом начал мямлить:
– Я, это…
В комнате грянул, отражаясь от стен, частый колокольный звон. Амвросий вздрогнул и испуганно посмотрел на епископа. Иоганнес, пристально глядя в глаза своему секретарю, тряс в руке бронзовый вызывной колокольчик. В покои вошли двое монахов внушительного вида и застыли в дверях, ожидая указаний.
– Ну, так, что ты там говорил, сын мой?
Епископ пронизывающим взглядом посмотрел на Амвросия и вопросительно приподнял левую бровь.
– Отец мой! Ваше Преосвященство! Я готов…, давно хотел…, не решался вам сказать, что всем сердцем…, – залепетал, ставший бледным как мел, Амвросий.
– Ну, вот и ладушки, – довольным голосом произнес Иоганнес. – Я рад, что не ошибся в тебе, чадо мое разлюбезное.
И обратился к вошедшим монахам:
– Передайте повару, пусть заварит мой любимый чай на травах и подаст в библиотеку.
Монахи, молча, поклонились и, пригнувшись в дверях, вышли из покоев.
– Пойду, напишу пару личных писем, – зевая, сказал епископ. – А ты, Амвросий, отдохни. Нам с тобой силы скоро ой как понадобятся.
Похлопав остолбеневшего секретаря по полному плечу, Иоганнес быстрыми шагами пошел к выходу. В дверях он остановился и, взявшись за ручку двери, заметил:
– Да, и помни, сын мой, что незримый взор с небес денно и нощно смотрит на нас и взвешивает поступки наши. Да смилуется над тобой святой Януарий! Да будет так! Амен!
– Защити нас святой Януарий! Амен! – слабым голосом проронил Амвросий.
Когда за епископом закрылась дверь, иеромонах обессилено опустился на пол. Долгое время он просидел в забытьи. Потом его беспомощно блуждающий взгляд остановился на бюсте святого Януария, стоявшем в алькове кабинета. Амвросий тяжело развернулся к скульптуре. С трудом стоя на толстых коленях, он принялся истово молиться, поднимая вверх руки и кланяясь. Святой задумчиво смотрел с постамента на свое неразумное чадо.