Читать книгу Великий Уравнитель - Олег Раин - Страница 3

Должно быть, в прошлой жизни я погиб ночью. От клыков хищников, от внезапной пули, от копья, а может, и стрелы, но наверняка ночью. Иначе было не объяснить ту трясучку, что овладевала моими коленками, руками и чем-то в глубине живота, едва сгущались за окном сумерки. Прямо ничего не мог с собой поделать! И фонарики не спасали, и самые отважные мысли. Вот и сегодня я никуда бы не пошел – с превеликим удовольствием остался бы дома! Но я все равно собирался. Давил в себе эту заячью дрожь и нарочно обманывал доверчивое сознание – типа, выхожу всего-то на час-полтора. Перетру с Вано подвальную тему, потусуюсь с ребятами – и тут же домой. Понятно, и с Цаплей повидаюсь – это подразумевалось само собой, и, скажем честно, перевешивало все мои страхи – ну, или почти все.

На улице быстро смеркалось, окно потихоньку превращалось в самую грустную из икон современности – «черный квадрат безысхода». Нормальные люди ложились спать или усаживались перед экранами телевизоров, а некоторые безголовые особи, типа меня, собирались на прогулку…

В нагрудный карман я упихал сотовый, в правый карман джинсов сунул брелок в виде винтовочного патрона с миниатюрным фонариком, в левый – китайский остро отточенный складень. Жаль, не было оружия посерьезнее – обязательно прихватил бы, но и складень был не лишним. Знал, конечно, что ни за что не пущу его в ход – духу не хватит, а все же выбираться в темное время суток вовсе без ничего было много страшнее. Я и книгу на животе стал носить после того, как кулак Жиги въехал однажды мне в «солнышко». Это у него привычка такая дурацкая – здороваться кулаком, вот и угадал в яблочко. Сколько я тогда отпыхивался на корточках – минут десять, не меньше. И тогда же наивно решил нарастить кубики мышц на животе. Во-первых, красиво, во-вторых, защита от Жиги и ему подобных. Ну, а пока этих кубиков не было, самым простым представлялось сунуть за пояс какой-нибудь старенький учебник. Вместо броневой пластины…

Перед тем как выскользнуть в прихожую, я подошел к своему рабочему столу, зажег лампу. Иначе Цаплю было не разглядеть. Это стало уже входить в привычку – в некую добрую традицию – уходя, обменяться с ней взглядом. Я приблизил лицо к фотографии, снова отдалил, прищурил левый глаз, потом правый. Цапля от этого ничуть не изменилась – как была, так и осталась удивительно загадочной. Волосы ежиком, в глазах легкая грустинка, на губах не улыбка даже, а бледное ее подобие – прямо как у Джоконды. Только Джоконда меня ничуть не волновала, а вот Цапля… И не красавица вроде, а точно код во мне какой-то срабатывал. Вроде новомодного QR-кода, по которому ныне и визитки шлепали, и библиотеки бесплатные скачивали. Только код – это всего лишь код, набор символов и только. Был штрихкод, теперь вот придумали похожую на лабиринт залипуху – и что? Фотки Цапли по любому срабатывали мощнее любого кода. Я и в компьютере своем на заставку ее приклеил, и в телефон скачал. Иногда так включенным и клал в нагрудный карман – к сердцу поближе. Прямо шел и чувствовал – греет. Дома глазел на фото, в школе или на улице доставал телефон. Иногда казалось – как в скважину замочную подглядываю, она-то не знала ничего про меня, но все равно не мог удержаться. Само собой, и на страничку ее в соцсети забегал. Не очень она, правда, любила там тусоваться, но все-таки порой высказывалась, один раз даже галерею фоточек выложила. Откуда-то с Кубы – на фоне пальмочек и прибоя океанского – в купальничке, в шортиках, в джинсах. Наверное, ждала от Вано комментариев, а ему это по барабану было. В интернет он почти не заглядывал. Ну, а я фотогалерею, понятно, всю до кадрика скачал, кое-что и распечатал. Смотрел потом и сравнивал, пытался понять – где что лучше и почему. Идиотская все-таки штука – любовь! Болезнь похуже любых фобий. Однако предложи кто лекарство от этой напасти, пообещай стопроцентное излечение – и, фиг бы, этот лекарь меня изловил…

Я склонил голову набок – совсем как Цапля на фотографии, и губы сами собой расползлись в глупейшей улыбке. Какая же она была славная – моя Цапелька! И хорошо, наверное, что тот же Вано никогда не считал Цаплю симпатичной. Как-то по-разному срабатывало у нас с ним зрение: он смотрел на нее и не видел ничего особенного, а я никак не мог оторваться.

Про внешность вообще много судачат. И никогда ничего внятного не услышишь. Что красиво для одних, полное уродство для других, и так далее. Оттого и бесятся девчонки! Каких глупостей только не выдумывают! А всего-то и нужно – почаще советоваться с нами – с мужиками. Мы-то в женской красоте по любому понимаем значительно больше.

Скажем, Томка, моя одноклассница, – считает себя толстой и потому курит как паровоз. От курения у нее, разумеется, прыщи по всей физии, но она полагает, что лучше прыщи, чем килограммы. А в итоге получаем все ту же толстуху – только курящую да прыщавую. И у Галки нашей тоже угрей как пчел в улье – не кожа, а рашпиль какой-то. Она их и кремом тональным замазывает, и пудрит в три слоя, а все равно видно за километр. Прямо не лицо, а маска железного человека. Ночью встретишь такое чудо – в обморок хлопнешься. Подумаешь – вампир на охоту вышел… Или у Машки Никифоровой аж два подбородка, а у Кирки Зайцевой целых три – и тоже, понятно, страдают, ну а страдания пирожными заедают, кренделями с маком да птичьим молоком. Васёна, что сидит в классе сразу за мной, вовсе умом тронулась – насмотрелась по телеку пухлогубых звезд и тоже возмечтала о силиконе. Прямо бзик какой-то! Это каких мухоморов надо накушаться, чтобы всерьез поверить, будто с губищами, как у шимпанзе, можно стать привлекательной! Хорошо, силикон ей пока не по карману, так она полтюбика помады за раз изводит. За это ее к директрисе периодически таскают – мораль читают, мозги полощут. А лучше бы не мораль читали, а показали фотки нормальных актрис да певиц – без румян и помады – может, что и дошло бы. Про юбки-брючки-рюшечки, про ногти и ресницы накладные я даже не говорю. Тут у них прямо соревнование какое-то. Битва за кубок «Стэнли». Нет, ну реально же сами себя портят и обижаются потом, что никто к ним не пристает, эсэмэски не шлет, «лайками» не забрасывает. И получается полная ерундовина: с одной стороны – дисморфофобия, боязнь недостатков в собственной внешности, с другой – эремофобия, боязнь одиночества и желание поскорее влюбиться. А с такой дурной вилкой – любая крыша поедет – даже у взрослых, не то, что у наших пигалиц.

Я их за такие дела сперва презирал, а потом как-то вообразил, будто у меня тоже объявилась сестрица родная и что она такая же вот иксоногая да наманикюренная, с лишним подбородком и мусорным ветерком в голове. Представил, и так мне жалко стало наших девчонок. Нет, правда! – не змеюки же, не скопидомки, и учатся куда лучше парней, а про внешность ничегошеньки не просекают. И кто их таких в невесты потом возьмет?

Вано об этом я тоже как-то брякнул, но он меня живо успокоил. Посоветовал сгонять к районному Загсу и полюбоваться на тамошних мисс-невест. Ну, я выбрал денек и не поленился сбегать. И действительно успокоился. Потому что сделал для себя неожиданное открытие: в жены берут всяких – худых, толстых, румяных, прыщавых, маленьких и долговязых. Между прочим, встречались такие монстрихи, что я реально фигел! Нет, правда! Первые пары на крыльцо выходили – еще ничего. Не писк, конечно, но и убегать без оглядки не тянуло. Все в них цветами швырялись, на фото-видео снимали, принуждали целоваться. Но это ладно – нормальная издевуха, свадеб без этой ерунды не бывает. Но вот после них одна за другой пошли парочки, от которых я прямо рот разинул! Мужики еще ладно – им красивыми быть необязательно, но с девчонками наблюдался полный капец. За несколько часов я там таких горгон да сколопендр насмотрелся – полный умот! И все, как одна, в белых нарядах с фатой, с колечками на пальчиках – счастливые, блин! И ведь не притворялись, честное слово! И женихи рядом грудки пыжили, на руки их подхватывали, покряхтывали довольно. Короче, по любому получалось, что и таких страхолюдных можно любить, в машины с мотоциклами сажать, подарками заваливать.

Честно сказать, я и сам на этот счет поначалу путался. До Цапли-то мне Вероника нравилась. Больше года нравилась, точно помню. А после я вдруг Наташку приметил. Или просто за парту ее со мной усадили, я и рассмотрел соседку – кареглазую, жеманную, всегда аккуратную, чистенькую. Словом, глядел какое-то время исключительно в ее сторону. Но потом что-то с ней приключилось – голос каким-то пронзительным стал, слова полезли ехидные, и все мои охи-вздохи разом кончились, я снова переключился на Веронику. Это уж такое состояние у детей – чтобы обязательно кто-нибудь нравился. Где-то я даже вычитал, что абсолютно нормально пребывать в состоянии перманентной влюбленности. И ненормально, когда этой влюбленности нет. Тогда кошки на душе скребут, волки на луну воют, и прочие тупые дела. Депрессуха, короче, и беспричинная злость на весь белый свет.

В общем, я снова запал на Веронику. Глазки у нее были с искорками, на щеках всегда играл симпатичный румянец, да и спортивная она была – подтягивалась больше некоторых парней, по канату до самого потолка лазила, как тут не влюбиться. Все тогда дружно любили Людку, а я Веронику. Людмила у нас, конечно, была примой – ходила всегда с необычным причесончиком, ножки в гольфиках красиво так переставляла, короче, – умело себя подать. В меру пухленькая, звонкоголосая, яркая. Ресницы у нее были точно у куклы, она и моргала ими как актриса. Еще и колечки в ушах. В начальных-то классах уши еще не прокалывали, а Людка уже вовсю колечками козыряла. В общем, никто и не спорил о том, кто в классе первая красавица. И я про свою Веронику разумно помалкивал.

Но однажды игру у нас затеяли – как раз в моем любимом парке, на одной из полян. Должны были выбирать королеву дня – самую красивую, умную, удачливую и так далее. Шишки сосновые мы тогда в парке собирали. Их тогда еще много валялось, будущие лесорубы к парку только-только примеривались. Ну, и больше всех шишек нашли мы с Вероникой. Я – потому что знал, где искать, а Вероника – потому что шустрая была и за мной двигалась. Но у меня оказалось на четыре шишки больше, и мне позволили выбирать королеву дня. И выстроились, значит, наши девчонки в ряд, а позади меня учителя и мальчишки. Кто хмыкает, кто сопит завистливо, и никто не сомневается, что я выберу Людку. Самое смешное – и она не сомневалась – стояла так себе скромненько, глазки в землю потупила. Но это я уже потом разглядел. А тогда прошлепал прямиком к Веронике и протянул ей золоченую корону. Ну, корона-то пластмассовая, понятно, но сверху там краска такая была – вроде позолоты. И хорошо помню, как прошелестел по поляне хор шепотков – недоумевающих, возмущенных. Даже Вероника была поражена – вроде как обиделась за Людку. А я стоял дурак дураком и ничего не понимал. Вероника, между прочим, корону так и не надела, прошествовала на глазах у всех к Людке и водрузила ей на голову. Так вот получился конфуз.

Потом народ отпустили побродить по парку, и наши пацанчики, само собой, слетелись в кружок, чтобы побить меня, поучить уму-разуму. За Людку свою – да и просто так. И побили бы – я даже приготовился. Но впервые за меня вступился Вано. Думаю, чихать ему было на мои синяки-ссадины, на мою внутреннюю драму, но вот жила в нем какая-то наивная справедливость. Уже тогда себя проявляла. Бить-то он заявился вместе со всеми, а как начали меня месить кулачоками, вдруг взял да передумал. Расшвырял всех, как котят, и речугу пламенную произнес. Это мне тогда показалось, что пламенную. Не о том, конечно, говорил, что драться некрасиво, а о том, что, во-первых, толпой на одного – это стремно, а во-вторых, что шишек я собрал реально больше других, значит, имел право выбирать кого хочу. «Почему же Людку не выбрал? – заорали пацаны. – Веронику-то на фига?» И вот тут Вано выдал несвойственную детям мудрость. «Красота, – сказал он, – она разная. Кому-то коровы нравятся, а кому-то кобылы, чего неясного?» Думаю, нашим парням было многое неясно, но Вано уже тогда имел кулаки, как у Кинг-Конга, а потому логика его убедила всех. Меня в тот день больше не трогали, хоть и косились с кривыми улыбочками, пальцами у висков крутили…

От невыносимых мыслей снова зачесался затылок. Это у меня природное – внутренний зуд немедленно переходит на какую-нибудь часть тела, и приходилось бешено чесаться. Я, кстати, так и определил, что я не чешусь, а мысли свои причесываю. Чем сложнее мысли, тем нестерпимее зуд. А сейчас вот зачесалось сразу в нескольких местах – под правой лопаткой, за ухом и где-то в области сердца. Ведь к Цапле-то моей все эти рассуждения напрочь не подходили. И прыщей у нее не водилось, и вторых подбородков с лишними килограммами. Да и улыбалась она как настоящая актриса. Не зря после ее появления в нашем классе, сразу три девчонки поставили себе брэкеты. Даже королева Людка! Никто, может, не уловил этой связи, а я сразу просек. Это они на улыбку Цапли отреагировали. Чутко и безошибочно!..

Я отклонился чуть вбок, пытаясь поймать взгляд Цапли, но у меня ничего не получилось. Она и здесь предпочитала смотреть не на меня. Фотография лежала под стеклом. Двадцать один на пятнадцать, цветная – самая удачная из всех, что удалось снять с расстояния и втихушку. Я тогда специально у Димона зеркалку цейсовскую выпросил – в аренду на одну переменку. Расплатился парочкой сигарет и новенькой гелевой авторучкой. Конечно, «Canon» у Макса был куда круче, но, фиг бы, он дал им попользоваться! Он к нашей Цапле тоже неровно дышал. Но хватило и Димкиного агрегата – зеркалка сработала на славу. За перемену я успел отщелкать снимков сорок, а после скоренько перебросил себе на флешку и уже дома из всей этой кучи-малы выбрал один-единственный кадр. Зато и фотошопить ничего не пришлось, всего-то обрезал по краям лишнее и отнес в печать. Экран – экраном, а на бумаге оно куда надежнее. Уже через день, получив глянцевое сокровище в руки, я с предосторожностями переправил его под настольное стекло – чтобы, значит, Катенька моя Цаплина, в простонародье Цапля, всегда находилась рядом и перед глазами. Надо ведь чем-то радовать взор, а, кроме того, я не терял надежды установить с ней однажды связь. Все равно как по телефону или по рации. Умеют же определять всякие там экстрасенсы по фотоснимкам местоположение человека, его физическое состояние и прочие дела. Вот и я в этот фотоэфир верил точно дундук средневековый. Или хотел верить, не знаю. Короче, тупо налаживал связь – космическую, телепатическую или еще там какую. Смотрел Цапле в глаза и что-то такое про себя бормотал. Доброе и бестолковое. Волны-то – акустические и мысленные – не просто так расходятся, должен быть какой-то отклик. И мечталось, что в один прекрасный вечер Цапля тоже ощутит мое присутствие, встрепенется и сообразит, что есть на Земле такой неплохой парень по имени Петька Полетаев, что учится этот скромняга в ее родном классе, и было бы здорово обратить на него самое пристальное внимание.

Конечно, она и раньше обо мне знала, но как бы это выразиться помягче… Знать-то знала, но абсолютно не замечала. Что называется – в упор не видела. Как я, скажем, не замечаю, какие цветы растут у нас в палисаднике или что там валяется на дне мусорных баков. По барабану мне это. Вот и Цапле было по барабану мое существование. А ведь именно из-за нее мне следовало ползти с Вано в городские катакомбы, из-за нее скручивать в тугой узел нервы и гасить дрожь в коленках. Только ведь не скажешь о таком, не признаешься! А даже если скажешь, толку будет ноль-нолевич, король-упыревич – еще и плечиком передернет, фыркнет пренебрежительно. Что ей – какие-то там подземелья! Сама бы она с Вано (если позвал бы, конечно!), легко метнулась куда угодно. Глазом бы не моргнула. А мне вот не то, что в подземелье – просто на улицу выходить было жутко. Так и получалось, что сам я отлично знал, из-за кого рискую жизнью, она же об этом не имела ни малейшего понятия.

Я взял карандаш и вывел на листочке ненавистное словечко.

Фо-би-и…

Пририсовал к слову длинный хвостище и неприятную морду.

– Все ради тебя, милая! – шепнул я фотографии Цапли. – Жди, я скоро вернусь.

«Может быть», – добавилось у меня мысленно, но ответа, ясное дело, не услышал. Катенька моя Цаплина продолжала мягко и загадочно улыбаться. При этом глядела по-прежнему не на меня, а чуть в сторону. Увы, куда именно она глядела, я помнил прекрасно. Ведь я же и снимал ее в ту минуту. И знал, что глядела она на своего обожаемого Вано…