Читать книгу Записки настигнутого любовью - Олег Романов - Страница 31

19 сентября

Я сидел в удобном кресле трансатлантического воздушного лайнера, периодически открывая глаза и посматривая в иллюминатор. Моё сердце творило благодарение и искрилось любовью. Иногда меня отвлекал мой сосед – священник, сидящий ближе к проходу. Он непрерывно листал богослужебные книги, совершая часы и междучасья. Клал поклоны в проходе самолёта. Помазывал свой лоб маслом. При этом он совершал это не кисточкой, а почему-то кропилом из огромного ведра с машинным маслом, стоящего у него между ног. Помазывал он не только себя, но и всех симпатичных девиц нашего лайнера. После 3-ей и 6-й песен канона он, закуривал голландскую сигару (я летел в салоне для курящих). Похоже, кадилом ему не дали воспользоваться, поэтому он имитировал каждения табаком. «Кадит Нехуштану»[11] – мелькнула мысль в моей голове, оторвав меня от созерцания, когда он выдохнул облачко дыма. Я задумался, как евреи, выйдя из владычества фараонова, водимые 40 лет по пустыне в столпе Богом могли сохранить ещё несколько веков глубоко внутри своей традиции культ Нехуштана. Как он мог уживаться внутри их законничества? Почему сразу не был осуждён и разрушен? Мысли одолевали. Самому захотелось закурить…

В это время из отсека пилота вышла стюардесса. Она была явно растеряна. Пытаясь совладать с голосом, она громко произнесла в микрофон. «Уважаемые пассажиры… должна предупредить вас, на нашем лайнере нет Пилота!..» – Её слова зависли в воздухе общим вдохом. Все затаили дыхание…

Началась паника…

Священник рядом со мной первым нашёлся и заявил: «Не волнуйтесь, этого не может быть! Пилот есть. Просто…Просто…Он невидим!»

Салон самолёта выдохнул…

Через мгновение, все продолжили свои занятия, заключавшиеся в развлечении своего сознания. «Ну, раз есть Пилот… Он ведёт самолёт, Он отвечает за наш полёт, за наши души, можно оставить бдительность и погрузиться в сон».

Я обратился к священнику: «Скажите, милейший, а я, по-вашему, не несу ответственности за мой полёт?»

«Ты только подчиняешься курсу, который за нас всех выбирает Пилот» – ответил священник, кладя земные поклоны и одновременно мажа себе лоб маслом, зажимая ведро меж коленями. Увидев моё недоумение, он ретировался: «Так много времени ушло на проповедь, не успеваю закончить литию, а уже время 3-го часа, поэтому читаю их одновременно»

Негр, сидящий спереди, обернулся ко мне и утвердительно заметил: «Мы созданы Пилотом, поэтому не вправе выбирать свой маршрут. Когда-нибудь, покорившись, ты воспримешь это как высшую свободу».

…Тогда я взял управление своим полётом в собственные руки…

* * *

20 сентября

Эммануил вновь погрузился в первые мгновения осознанности в этом воплощении. Эти яркие рефрены впечатывали его вечное в ограниченное тело-костюм, который мешал летать. Одни и те же душащие границы мира, заставляли его вопить осознавшим заключение новорождённым. – Жить в этом мире, – думал Эммануил, – это значит, принять эти правила игры, больше не быть единым целым, всемогущим и вездесущим. Это значит, «включиться» в предложенное и тотально сдаться этому бреду. Но ведь иного выбора у него не существовало. Эммануил вдруг осознал, что не помнит, как он оказался в этом гиблом месте. Ему хотелось сбежать, но куда и как? В итоге он сдался, и поменял свою убеждённость в излишестве речи на попытки изучить язык людей. Эммануил быстро впустил в свой мир мать и отца. Их глаза, безусловная любовь к нему, неотличимая от обожания, обезоруживали. Эммануил влюбился в тишину пребывания с ними без слов. Когда сильные руки отца отрывали Эммануила от пола и подбрасывали на отцовские плечи одним движением, Эммануил был вне себя от радости. Материнская забота и внимание, проявленные бытом, вводили Эммануила в неописуемый восторг. Он благодарен матери за то, сколько любви она вкладывала в обычную еду, в комфорт тела Эммануила, в заботу о его здоровье. Первый страх – родители оставили Эммануила одного дома, эти пара часов травмировали его психику навсегда. Мальчик стал бояться быть оставленным, получил глубокую травму на уровне бессознательного, и с тех пор всегда вставал в ступор, и оцепенение, полностью парализующее любое действие и любую мысль, когда оставался один. На уровне сознания он стал себе объяснять свой недуг тем, что любое действие он может осуществить лишь в присутствии другого, ему нужен тот, кто оценит, хотя бы взглядом, его действие. Печальный опыт встречи с социумом в детском саду психосоматическим рефлексом выбрасывали его в детские болезни. Он почти не ходил в детский сад, чаще с ним сидела бабушка и прабабушка. Дед (кстати это он настоял на имени Эммануил, хотя все хотели назвать ребёнка другими именами) подарил Эммануилу на третью годовщину воплощения гигантский жёсткий пластмассовый щит, и такой же меч. И вот Эммануил играл с бабушкой и прабабушкой в воинов. Бабушка накрывала себя щитом, а Эммануил, пока хватало сил, колотил плашмя мечом по щиту. Стоит ли добавлять, что обессилевший мальчик валился на кровать, и такая же обессилевшая бабушка выползала из-под щита. Когда на месте бабушки оказывалась невысокого роста прабабушка, она буквально целиком влезала под щит и «держала» оборону. В детском саду Эммануил усвоил, что в этом мире нужно отвоёвывать своё место под солнцем, распихивая окружающих локтями, иначе окружающие запинают тебя ногами. Эммануил не мог принять того, что нужно давать сдачи, и уметь постоять за себя. Ему было жаль энергии на эти принципы вселенной. Эммануил всегда ставил худой мир выше любых военных действий. Изначально он был бесконфликтным миротворцем, даже спорить не любил, внешне соглашаясь с каждым, не соглашаясь внутри. Все дети любят играть в строительство убежищ, шалашей, крепостей. Первая крепость Эммануила была проста, он залез под стол и придвинул к «входу-двери» стул. Эта игра длилась несколько дней. Попытки защитить себя от опасного внешнего мира бессознательно выражались в строительстве крепостей из подушек дивана, стульев и покрывала. В детском саду был огромный конструктор, детали которого, с множеством отверстий, были полыми с одной отсутствующей гранью. Внутри каждой детали мог уместиться ребёнок. Игра до обеда заключалась в том, что одна команда строила крепость и обороняла её, а другие пытались взять крепость штурмом. У обороняющихся было больше шансов на победу, они кидали из бойниц в нападающих кубики, кольца от пирамидок, мягкие игрушки. Нападающие же начинали штурм с голыми руками. Бой начинался со строительства крепости сразу после завтрака. Те десять человек, которые первыми справлялись с манной кашей с комками, начинали строить укрепление, остальные были вынуждены быть штурмовиками. Эммануил страдал дисбактериозом, но в его время никто не знал об этой болезни, потому его пичкали молочными продуктами, а ребёнка в буквальном слове рвало от них. В детском саду был закон – пока не съешь всю кашу – из-за стола не выходи. Эммануил так желал хоть раз хотя бы присоединиться к игре, просто встать из-за стола. Но рвота накатывала на середине порции. Он отчаянно начинал есть снова, и снова…и снова… …Если бы не те двое, он и она – на голову выше других, крупные и коренастые, с чистыми глазами, удивительно красивыми лицами, нет – даже ликами, их одежда была безупречной, ад детского сада был бы невыносим. Но Создатель всегда посылает Своих Ангелов… Лиза и Коля взяли Эммануила в свой круг и…он обрёл счастье – они просто смотрели на него глазами, в которых Эммануил видел взгляд любви своих родителей.

Обычно после тихого часа дети шли с воспитателем на прогулку, и Эммануил рассматривал дождевых червей, жуков, стрекоз. С поздней осени по позднюю весну Эммануил обычно заболевал, так как насекомых не было, и прогулка была мучительным бессмыслием.

Однажды после тихого часа пошёл ливень, и воспитательница заставила всех рисовать. Всем выдали лист бумаги и карандаш. Эммануилу достался болотнокоричневый. Он около получаса рассматривал баталию, которую рисовал сосед по столу. На картине пылали немецкие танки, советская авиация наносила массивный бомбовый удар, парашютисты в воздухе стреляли из автоматов по пехоте врага, артиллерия добивала горящие тигры. На советских самолётах красовались звёзды, на немецкой технике кресты. Воспитательница обратила внимание на пустой лист Эммануила и властно приказала, – ну же, рисуй! Эммануил впервые попытался выразить себя на бумаге. Конечно же, он решил срисовать звезду с крыла самолёта на рисунке соседа. Эммануил старался подчинить своей воле карандаш, и сопел, нажимая что есть силы, будто от этого карандаш сделается послушней. Эммануил старался нарисовать звезду до тех пор, пока воспитательница не начала собирать карандаши.

Взглянув на лист Эммануила, она презрительно заключила, – это всё что ты смог? – как гром среди ясного неба, голос поразил Эммануила в самое сердце. До 36 лет он никогда (!) не попытается больше хоть что-нибудь нарисовать.

В сознании трёхлетнего Эммануила возникло одно недоразумение. Он насмотрелся фильмов про советскую армию, которая всех победит. А бабушка, чтоб ему зимой не надуло ушки, и чтоб внук согласился надеть её шапку на себя без капризов, связала ему будёновку (!). Всё бы ничего, да ведь дотошный он ребёнок был, начал требовать красную звезду на будёновку. Ну, где её взять? Никто не помог бы, но пошли они с отцом в магазин «Сувениры». И вот за копейки Эммануил упросил купить отца Октябрятскую звёздочку. Отец подвоха не заметил. Выбрав момент, когда он был занят по хозяйству, сын вытащил из инструментов напильник и быстро сточил лицо неизвестного ему тогда золотоволосого кудрявого мальчишки. Убрал опилки, спрятал напильник. Взял мамин лак для ногтей и стал замазывать след от «вождя», но лак не сильно подходил по цвету… И тут отец застиг его на месте преступления. Эммануила изумили глаза отца, и попытка говорить спокойно. Отец кратко объяснил, что Ульянова-Ленина нельзя уничтожать со звёзд! Эту звёздочку он спрячет сам, чтоб никто не заругал сына, а ему купит новую с кудрявым парнем посредине. Эммануил, естественно, отказался, и ходил в будёновке без звёзды всю зиму.

Когда Эммануила отвели первый раз в первый класс, его негодованию не было конца, он ехал в лифте после первого дня в школе и делился с соседом по подъезду: И зачем это нужно? Только детей мучают, больше туда ни ногой! Соматика пошла вслед намеренью Эммануила, и он проболел три месяца подряд. Однако, его мать ходила в школу и носила ему домашние задания, в результате чего, Эммануила не оставили на второй год. От прописей Эммануила тошнило похлеще, чем от манной каши. На прописной букве «Е» Эммануил сломался, рабочая пропись превратилась разъярёнными движениями рук в пазлы. Благословенна мать Эммануила, подбадривающая его, помогающая делать домашние задания. Вскоре Эммануил усвоил, что школа – неизбежность – и как бы он ни относился к ней, ему придётся отсидеть в этой тюрьме десятку. Каждое утро, вставая, Эммануил восклицал: Опять я здесь? Опять идти в тюрьму! – Ни один предмет не нравился Эммануилу, ни в чём он не увидел даже малейшего смысла, но в «тюрьме» заставляли учиться, таковы были правила. Приходилось играть роль заинтересованности. Эммануил садился на первую парту и расфокусировав сознание, делал умное лицо. Учителя за эту игру ставили ему положительные оценки. Родители почему-то были в сговоре с надзирателями «тюрьмы» (учителями), они поставили Эммануилу условие: пока не выучишь уроки, на улицу ни-ни. Приходилось закрываться на часы в своей комнате, обложившись учебниками. При этом в учебники Эммануил не смотрел, он сидел, устремив взор меж дырочек тюли и то фокусировал, то расфокусировал взгляд. Так день за днём, час за часом. И дома и в школе единственной возможностью Эммануила сбежать из этого ада была – шизофрения – он надевал на себя маску ученика, а сам выключал сознание, не думая ни о чём. Ура! Десятку отмотал!!! Свобода!

Рано радовался Эммануил, его ждала ещё большая тюрьма, чем школа – жизнь.

21 сентября

22 сентября

Так случилось в жизни Эммануила, он узнал и начал общаться с Богом с первых мгновений осознанности. Иногда ему казалось, что он начал говорить с Ним до того, как начал говорить с людьми. Ему не очень хотелось кастрировать прямую передачу мыслеобразов в обрубки слов. Не хотелось сужать ощущаемое внутри до схем – слов. Но он, всё-таки, заговорил. А общение с Богом не прерывалось, Эммануил ни у кого не учился общению с Творцом, более того, ему были смешны предлагаемые разными религиями формы общения с Ним. Его личный опыт Богообщения уникален. Он не мог себе представить времени, когда Эммануил не ходил пред Его лицом. Просто всё, что происходило с ним, Ману рассказывал Творцу, кратко, ёмко, почти не облекая в слова, образами. И Бог для него никогда не имел рода, Он и Она, и Оно одновременно. Когда в школе мальчику сказали, что Бог мужского рода, Эммануил смеялся до слёз.

23 сентября

Счастливый малыш смеялся, сидя на морском берегу. Его радостные глаза отблёскивали солнцем. Он погружал свои ладошки во влажный песок, захватывал пальцами горсти и подбрасывал их перед собой. В радужных брызгах песок исчезал, растворяясь в море.

Малышу было так хорошо, что он не замечал течения времени, да и мыслей тоже не наблюдал. Он просто бросал песок в воду…

Его беспечность заметил парень постарше с совком, подошедший к малышу.

– Бросать песок лучше совком. Бросая поочерёдно, мы можем с тобой соревноваться, кто бросит дальше.

– Но я не хочу бросать совком, мне приятно ощущать песок руками. Да и соревноваться мне ни к чему, я просто бросаю, – попытался возразить малыш, но был осмеян. К тому же его новый приятель заявил, что не будет с ним играть, пока малыш не примет его правила. Малыш уступил, думая, что этим сохранит единство с парнем.

Как раз в это время к ним подошёл мальчик постарше с грузовиком на верёвочке и лопаткой в руке.

– Эй, мелюзга, айда со мной нагружать мой самосвал песком. Это очень интересная игра. Увлечённый коллективным сознанием, малыш грузил чужой лопатой песок в чужой грузовик и изображал, что он доволен новой игрой.

– Всё равно я их переиграю, – оправдывал он измену самому себе.

24 сентября

Я рад тому, что осознаю, КТО Я.

Я понимаю и осознаю всё, что со мной. Но меня беспокоит вопрос, зачем Бог через моё тело воплотился сейчас, что за миссия у меня?

Ну, радость, понятно. А что мне делать с тем, КТО Я? Просто жить, ну, я так и живу…

Я никому не могу передать то, что вижу, ощущаю, чувствую, как осознаю этот мир и эту мной сотворённую вселенную.

Жить здесь на уровне схем (работа-семья-дети-прочее временное) мне не интересно, ведь я уже много раз приходил ради этих «игр», много раз реализовывал эти «привязки», много раз…

Играть в игрушки астрально-ментального манипулирования другими я тоже устал…

ЗАЧЕМ же я пришёл сюда снова…?

25 сентября

Обнажённый вошёл в этот мир страдания и боли, он был менее других собратьев подготовлен к его оскалу, к борьбе за выживание. Там, откуда он прибыл, не было необходимости надевать панцири, чтоб тебя не съели, там не нужно было играть роли и надевать маски, там никогда не перестаёт распускаться лотос и там свирель Кришны звучит у каждого в сердце радостью, и только этой радостью и мотивированы проявления каждого… Но здесь… О, сколько раз Обнажённый понимал, что он ступил не в ту дверь, ожидал, что кто-то что-то напутал, и что вот-вот, не сегодня-завтра разберутся, и его заберут отсюда. Он смотрел в небо и ожидал корабля, за ним прилетят, обязательно прилетят, они не могли о нём забыть, они не могли его оставить здесь… Этот сон должен кончиться, он щипал себя, пару раз даже прыгал с обрыва, будучи уверенным в том, что так он проснётся наверняка. Но тщетно, нужно было выживать, защищаться, подстраиваться, играть в навязанные игры, соревноваться, соответствовать…

Быть! Просто быть – вот единственное, что умел и хотел Обнажённый. Но здесь в цене были навыки лидерства, умения подставить другого под исполнение твоих собственных нужд, ценность была в выдуманных критериях мужественности: Ты мужик, ты должен… и далее список. Ни с единым пунктом из списка Обнажённый не был согласен, потому и не запомнил его. Абсолютно ничто в мире скорби и страдания не привлекало его. Он бы так и ушёл, так и не поняв, кто и за что его сюда сослал, если бы не Хорошка. Встретив её, он поверил и доверился ей. Может он создал ещё одну иллюзию, может он фантазёр и снабдил её теми свойствами, которыми она не обладала. Может её неотмирность частична и не так тотальна, как его, но… он уцепился за эту надежду, и сладко пел Кришне песнь любви.

26 сентября

27 сентября

– А помнишь, ты был визирем при дворце хана, а я была его дочерью?

– Смутно помню… тогда я подарил тебе гранатовый браслет, на все свои сбережения, а ты просто заметила: «милая вещица», и бросила его в шкатулку.

– А помнишь, я была ведьмой, а ты с девочкой и вашими родителями устраивал праздник, и когда вы остались в комнате одни, я постучала к вам в окно.

– Конечно, помню, тогда я сильно испугался, а ты потом явилась мне через сон, а потом учила меня музыке. А потом передала мне тайные знания.

– Ты был прилежным учеником…

– А помнишь, я был жрецом, а ты приходила ко мне ночью, и я посвящал тебя в таинство общения с богами?

– Да, ты так всё образно описывал, я благодарна тебе.

– А помнишь, ты была пиратшей, а я был твоим богатым пленником?

– Вкус секса до сих пор на губах от того воплощения.

– Сколько ж воплощений мы кружили в танце наших энергий?

– Дорогой, не одну сотню!

– Милая, мне кажется больше.

– Ты помнишь, как мы впервые встретились?

– Катрин, я помню, как мы творили галактики, потом запускали движение звёзд и планет.

– Помнишь, вместе трудились над атмосферой Мидгарда?

– Да, потом творили бабочек.

– Мне кажется, созданные тобой бабочки прекрасней.

– Катрин, твои замечательные цветы совершенней моих.

– Я думаю, удались только ромашки, это мой шедевр.

– Катрин, с нами тогда творило несметное множество сущностей.

– Да, любимый, помню, ощущение родства и узнавания каждой из них, безмолвное взаимодействие, и бесконечная радость, – она закрыла на мгновение глаза, бесконечно прекрасная в этом воплощении, она сияла Светом, – Ветер, почему ты тогда не захотел участвовать в творении Ангелов?

– Мне тогда было не понятно, зачем Бесконечной Божественной Сущности помощники? Разве не Я – Бог. Разве не мы творим всё что пожелаем? Мир? Всё что с нами происходит, произошло и произойдёт? Разве не мы обладаем Всемогуществом?

– Мы! – Рассмеялась она, – все вместе мы одна Мировая Душа – Бог, а по отдельности Его Проявления.

– А зачем эти «невидимки» с крылышками?

– Опять ты делаешь вид, что не понял?

– Я уже тогда научился «лениться» и косить под дурика, чтоб что-то не делать.

– Катрин! – перебил я свою же неудачную шутку, – а помнишь, как мы, наконец, поняли кто мы друг для друга?

– А разве мы когда-либо это забывали? Разве хоть одно воплощение мы жили друг без друга?

– Ну, помнишь, то воплощение, когда тебя не было физически в моём мире?

– Опять ты про это? – тогда я хотела видеть мир твоими глазами, целовать твоими устами, танцевать твоими ногами.

– Я ведь тоже не раз «брал» твои глаза.

– Ха, теперь я заберу твои!

– Как ты можешь отделять своё видение от моего? Как ты можешь разделять наши Сущности? Как ты определяешь, что здесь кончаюсь Я, а тут начинаешься Ты?

– Ветер, важный вопрос! – в конечном, «ограниченном» земном мире – эта категория определяется понятиями Свободы и Любви. В бесконечном Вселенском масштабе нет понятий, чтобы это выразить.

– Значит, правил нет?

– Правила есть только в конкретном воплощении, но они обусловлены ограничениями правил «игры», – рассмеялась она.

– Тогда полетели?

– Правил нет! Полетели, милый Ветер!

28 сентября

«Неважно, почему значительное стало незначительным. Стало, и всё тут»

Л. Кэрролл «Алиса в стране чудес»

Есть ли отличие одного воплощения от другого? Можно ли текущее назвать более важным? Есть ли связь межу тем, кем я был в прошлом воплощении с тем, кем я буду после? Разве так важна точка отсчёта? Разве возможно праздновать все свои воплощения? Их было тысячи. Но я не ассоциирую себя ни с одним из этих тел. Ни с теми, которые были мужьями, братьями, сёстрами, матерями, детьми, по отношению к кому-то. Всё это рассеялось как дым, как мысли, вертящиеся в голове в бреду, когда тело охвачено высокой температурой. Всё это не имеет никакого значения для вечности. Жизнь происходит лишь в настоящем миге, включённом в вечность, памятуя о том, что я никак не меньше воплощения Бога, а всё остальное более или менее удачные иллюзии и игры разума.

29 сентября

⁰ Руах, еврейское слово, одновременно означающее: ветер и Дух (примечание автора)

¹ Когда-то,

² когда времени ещё не было;

³ когда всё ещё не было проявлено, но уже готово было быть…

⁴ И Ты, и Я нераздельно были одно,

⁵ но не воплощённое.

⁶ И Мы решили реализовать себя.

⁷ Мы были ангелами

⁸ без телес.

⁹ Но не явленное в теле – не явлено на одном из пластов бытия,

¹⁰ И оно неполно.

¹¹ И мы стали небом,

¹² И зажигали себя в звёздах.

¹³ И проявляли себя в стихиях:

¹⁴ Земле,

¹⁵ Воздухе,

¹⁶ Воде,

¹⁷ Огне.

¹⁸ А потом ты стала облаком,

¹⁹ и я стал облаком.

²⁰ И я не знал, где кончаешься ты, и где начинаюсь я…

²¹

²² И ты творила птиц,

²³ а я творил бабочек.

²⁴ Ты летала,

²⁵ и я летал,

²⁶ как ветер,

²⁷ но менее ощутимо…

²⁸ Мы сотворили весь мир,

²⁹ Вселенную,

³⁰ и всё, что в ней.

³¹ Но ощутить друг друга в воплощении не могли –

³² мы чувствовали себя одним, но это ещё не было явлено в полноте.

³³

³⁴ И тогда

³⁵ ты сказала:

³⁶ Давай войдём в камни.

³⁷ И мы вошли.

³⁸ И мы касались друг друга боками,

³⁹ И солнце грело нас,

⁴⁰ И луна остужала.

⁴¹ И ты сказала: Хорошо,

⁴² Но я услышал: солнце.

⁴³ Ты хотела произнести вслух,

⁴⁴ но я чувствовал лишь «кожей».

⁴⁵ Тогда я сказал: Ветер, разрушь нас,

⁴⁶ Тогда он, превратив нас в песок, развеял.

⁴⁷ И мы снова стали

⁴⁸ бесплотными ангелами.

⁴⁹ Но ощущали себя одним.

⁵⁰ И тогда я сказал:

⁵¹ Будем цветами!

⁵² И я был ромашкой,

⁵³ а ты астрой,

⁵⁴ И мы любовались друг другом,

⁵⁵ и пчёлы ласкали нас.

⁵⁶ И я склонял голову на твоё плечо,

⁵⁷ (Я плачу, …, – шептала ты)

⁵⁸ а ты на моё, и так мы спали вместе.

⁵⁹ И утром слезинки-росинки были на твоих щеках,

⁶⁰ любимая,

⁶¹ а солнце высушивало их.

⁶² И мы радостно тянули к нему головы,

⁶³ задрав их в небо.

⁶⁴ Потом, ты захотела обнять меня,

⁶⁵ нет, просто как пчела летать и садиться на меня и дышать,

⁶⁶ дышать моим ароматом.

⁶⁷ И мы просили ветер,

⁶⁸ и он подул,

⁶⁹ и принёс жару,

⁷⁰ и отогнал влагу,

⁷¹ и мы увяли.

⁷² И снова стали ангелами,

⁷³ и ты летала,

⁷⁴ и я летал,

⁷⁵ и мы были одно.

⁷⁶ Мы снова не чувствовали границы меж нами.

⁷⁷ И ты просила,

⁷⁸ и мы воплотились пчёлами.

⁷⁹ И мы вымазывались в мёде

⁸⁰ и пыльце;

⁸¹ и целовали в полёте друг друга крыльями,

⁸² и садились на один и тот же цветок,

⁸³ и вместе жужжали,

⁸⁴ и ты была счастлива,

⁸⁵ и я счастлив с тобой.

⁸⁶ И мы дарили мёд,

⁸⁷ и нам приятно было вместе летать,

⁸⁸ и у нас было одно гнездо,

⁸⁹ и мы радовались.

⁹⁰ И однажды,

⁹¹ я захотел обнять тебя,

⁹² а ты желала обнять меня,

⁹³ и подул ветер,

⁹⁴ и упала скала,

⁹⁵ и мы стали снова бесплотными ангелами,

⁹⁶ и летали,

⁹⁷ и радовались.

⁹⁸ Ты спросила:

⁹⁹ А как я узнаю тебя там?

¹⁰⁰ А я сказал, меня невозможно будет не узнать.

¹⁰¹ Ты сказала: А я буду стесняться,

¹⁰² И ответил я: Я поцелую тебя в шею, не целуя ещё глазами в глаза.

¹⁰³ Ты удивилась: Разве это возможно?

¹⁰⁴ Пусть мне это сегодня приснится, чтобы понять,

¹⁰⁵ И я сказал: Это не сон, это реально будет.

¹⁰⁶ И ты развела крыльями в недоумении, но я чувствовал их как свои крылья и…

¹⁰⁷ Снова пришёл сюда,

¹⁰⁸ и не мог не отыскать тебя.

¹⁰⁹

¹¹⁰ Читающий да уразумеет тайну моего имени

Когда Эммануилу исполнилось 4 года, его родители получили квартиру в новом городке. Население городка было немногочисленным, почти все приезжие. Городок только благоустраивался, куда ни кинь взгляд, виднелись насыпи щебня – прокладывались дороги, рабочие клали асфальт. В первый день по переезду Эммануил вышел во двор, и стал катать машинку по насыпи из песка. Вдруг из-за угла дома выскочила толпа мальчишек разного возраста, все они были вооружены горстями камней. Всё произошло так быстро, что Эммануил не успел даже убежать, – камни полетели в него, и как он ни уворачивался, десяток камней попал в голову. Пацаны убежали. Эммануил потирал шишки, слизывал кровь с распухшей губы. Плакать было некому, идти домой не хотелось, было ясно, что пожалуйся он дома, его посадят под домашний арест. Тут Эммануил увидел парня, лет на пять постарше, он выглядел величаво, был вооружён шпагой, сделанной из арматуры с гардой из пластиковой крышки от банки и рукоятью, оплетённой электрическим шнуром. Юрец оказался одним из смотрителей дома, в который судьба забросила Эммануила. В тот же день, старший объяснил Эммануилу главный закон города. Либо ты живёшь в стае по законам стаи, либо тебя чмырят. Всё происходящее с тобой вне стен дома, на улице, в детском саду, в школе, институте, на работе должно оставаться меж тобой и стаей. Если ты расскажешь о чём-нибудь родителям или другим взрослым, неминуемым наказанием будет изгнание из стаи во внешнюю тьму, с тобой будет разрешено общаться только девчонкам, и ты становишься зачмыренным – если кто из мальчишек будет с тобой общаться, он тоже станет зачмыренным. Есть три изгнания в клан чмырей: первое – на неделю, второе – на три месяца, третье – на год. И всё – дальше ты становишься падлой – т. е. пожизненным чмырем. Эммануил однажды был зачмырен на неделю – игра в дочки матери и куклы и бабьи сплетни за эти дни так утомили его, что он принял раз и навсегда стаю, и по возвращении из чмырей был всегда верен её первому закону. К тому же, когда Эммануил пожаловался родителям, те наказали его ремнём и лишили улицы на неделю. Эммануил усвоил урок – всё происходящее с ним должно быть скрываемо от родителей. Первым испытанием от стаи был поход на стройку за арматурой. Эммануил с Юрцом должен был добыть для новобранцев десяток заготовок для шпаг. Арматуру можно было стащить, но риск пойманным рабочими и сторожами был велик. Однако Эммануил не испугался, ловко обходил дозор, порвал куртку, но арматуру добыл. Стая в награду посвятила Эммануила в мушкетёры, хотя мушкета не дали, но посвящение было серьёзным. Эммануила с завязанными глазами привели в подвал его дома, заставили встать на колени, потом, что-то тяжёлое ударило его по правому, затем левому плечу и по голове. Повязку сняли, места ушибов болели, бил его Юрец арматуриной, на которую была надета пластиковая крышка.

– Рукоять доделаешь сам, – важно заметил Юрец, отдавая Эммануилу его первую шпагу. Ай да мочить комсомольских! Пацаны набрали полные карманы щебня и устремились гурьбой на улицу Комсомольскую. Встречных мальчишек обкидывали все вместе, возобновляя запасы камней из куч щебня.

Всегда вместе и всегда на одно и то же дело собиралась стая. Впоследствии Эммануил узнал об этом понятии[12], используемому у первых христиан. Если большинством голосов решали идти играть в футбол, – все шли играть в футбол, решали играть в прятки на стройке – играли все. Вместе брали дома картошку, хлеб, в магазине – деревянные ящики на дрова, и пекли картошку на пустыре. Вместе лазили на стрельбище за «тарелочками», на АТС за кабелем – из свинцовой оплётки которого отливали талисманы в глиняные формочки, плавя свинец в консервных банках в костре за бойлерной. Эммануил гордо носил на груди огромный свинцовый лик викинга в шлеме. Однажды ему пришлось ответить за этот образ и доказать своё умение кулачного боя, но это уже другая история. Обычно стая насчитывала от пятнадцати до двадцати человек. Но вне зависимости от количества вышедших на улицу гулять, все выходили в одно и то же время, обедали и ужинали в одно и то же время, и занимались одним и тем же делом все вместе. Как-то пацаны залезли на стрельбище не с обычного места, – дерево, посредством которого они раньше штурмовали забор с колючей проволокой, спилили. Блуждая по территории, укрываясь от сторожей, в буквальном слове, преодолевая участки пути по-пластунски, они забрели в незнакомое место, где увидели ящик, на засовах с замками. Найдя лом, с трудом взломали замки, в ящике были наступательные дымовые шашки. Каждый взял по одной. Когда компашка вернулась к дому, Юрец предложил испытать одну шашку. Все отошли за бойлерную, с трудом удалось запалить шашку, фитиль не хотел гореть. Шашка задымила. Жёлтые клубы почти мгновенно погрузили всех в своё всё увеличивающееся в размерах облако. Облако росло, никто не думал убегать, вот облако жёлтого дыма охватило бойлерную, полностью скрыв её. Потом девятиэтажный дом со всеми шестью подъездами начал скрываться из виду, а шашка не прогорела и наполовину. Бабки, высунулись из окон, заорали, Юрец оставался не возмутим, стоящие вокруг не отходили от него. Потом приехала вызванные кем-то пожарные, запоздавшая милицейская машина. И только тут шашка догорела.

– Конец шоу, – грустно произнёс Юрец, и все кинулись врассыпную, – Атас!

Родители после этого инцидента нашли у ребят неизрасходованные шашки, все как один молчали, не выдавая, где и как шашки были получены. Отец не мог выведать от Эммануила никакой информации, кроме сухого: «Нашёл».

Каждый дом городка жил своей стаей, в многоподъездных домах стай было до трёх-четырёх. Во дворы своей улицы можно было прийти одному, но такая нужда случалась редко. А вот прийти гулять на чужую улицу можно было лишь стаей, иначе быть битым, не возбранялось лишь пройти чужой улицей или зайти к кому-нибудь в гости.

В школе с первого по третий класс существовал закон, каждый мальчик должен был каждую перемену бороться. Выбор противника каждый осуществлял произвольно, как правило, это были сверстники из своего класса, однако, нельзя было бороться за день дважды с одним и тем же соперником. Если по какой-то причине ты не боролся, находясь в школе перемену, можно и нужно было провести два поединка в любую последующую перемену «за пропуск». Все мальчишки в классе зорко следили друг за другом, исключая возможность улизнуть хоть кому-то от негласного «закона борьбы». Поединок был простым: двое мальчишек в коридоре напротив класса обучения, задача была уложить противника на лопатки и удержать десять счётов. В ходе борьбы запрещалось бить соперника руками или ногами. Каждый день мама Эммануила чистила его школьный костюм, причитая: «Ну, где ты опять так вывозился, негодный мальчишка?».

Когда Эммануил перешёл в четвёртый класс «закон борьбы», (или «Mein kampf», как окрестили ежедневный спарринг пацаны городка) сменился на «закон кулака» (или «опережающий кулак»[13]). Теперь каждую перемену мальчишки должны были драться на кулаках друг с другом до первой крови. Вадима не любили в классе, он был себе на уме. Однажды заводилы натравили на него Санька прямо в кабинете труда. Санёк отличался тем, что, когда пропускал удар, входил в такую ярость, что остановить его было не реально. Санёк, войдя в раж, нанёс удар такой силы, что Вадима отбросило, он ударился затылком об угол металлического верстака и умер. Весь класс сохранил тайну гибели Вадима, – круговая порука была впитана с детства.

30 сентября

«Человек не остаётся в сексе навсегда, но вы можете использовать секс как стартовую площадку. Это то, что имеет в виду Тантра: вы можете использовать секс как стартовую площадку.

И однажды поняв экстаз секса, вы можете понять то, о чём во все времена говорили мистики – величайший оргазм, космический оргазм…

…До тех пор, пока мужчина и женщина не узнают, что такое тишина, до тех пор, пока они не смогут сидеть друг с другом в глубокой тишине, один из них не сможет слиться с существом другого. Их тела могут проникать друг в друга, но их души останутся далеки. А когда встречаются души, тогда есть общение, есть понимание».

Ошо

– … и помни, Ястреб, только одно желание, – произнесла Она твёрдым голосом, с неоспоримой мягкостью, – никаких цепочек целей. Выбери самоцель, и, реализовав, избавь себя от неё…

В моих ушах звенело «… и избавь себя от неё». Я протянул руку, и получил прозрачный пузырёк, на дне которого красовалась матово-серебристая капля, словно расплавленного цинка. Я уверенно произнёс вслух желание. И увидел возле ног сверкающий на солнце топор. На моём указательном пальце было кольцо, и оно сковывало меня прочной цепью, уходящей за горизонт. Я решительно взял топор в левую руку (к счастью, я левша) и разрубил цепь.

– Вот видишь, я не оцениваю никак твой поступок и не комментирую его, – рассмеялась Она. Только одно скажу: тот, кто единожды произнёс, что он только эпизод в твоей жизни – действительно не сможет подняться выше эпизода. А тот, кто говорит, что из-за расстояния далёк от тебя – действительно далёк от тебя. И тот, кто говорит, что он только друг тебе, никогда не сможет тебя полюбить. Но это в прошлом. Сейчас, полетели? м?

– Ты же знаешь, что клан лишил меня крыльев, именно от этого боль в спине, на месте обруба – раны ещё не зажили…, – начал я аргументировать.

– Отбрось доводы разума, – снова рассмеялась Она, было ощущение, что Она не перестаёт смеяться, – чтобы летать, не нужны крылья, достаточно встать с колен и превратиться из человека в Человека, понимаешь? Ну, Ястреб… полетели…, – последнюю фразу она произнесла так кокетливо, что я в унисон ей прыснул смехом.

Она уже парила в воздухе, ожидая меня. Я оттолкнулся от земли левой ногой и застыл в 30 сантиметрах от земли, – О, Боже! Я летаю!!!

– Парит наш Орёл, – смеялась она на лету. Она была проворнее в воздухе. Настоящая ведьма. Сновала подо мной, надо мной, залетала вперёд и плавно возвращалась. Первый полёт я решил не осваивать кульбиты, просто наклонил тело под углом 30 градусов к горизонту и мерно плыл.

Удивительные цвета сопровождали полёт. Точнее не цвета, а их сочетания. Когда мы вернулись из первого путешествия, я хотел написать сотни композиций, чтоб отразить их. Но после второго полёта понял, что на это не хватит и жизни. Наши тела особо взаимодействовали. Это был танец энергий. На пике наслаждения, я перевернулся в воздухе на спину и плыл, не видя направления глазами. Так вот что означает фраза «Я буду твоими глазами», – мелькнула первая мысль у меня в голове.

– Не отвлекайся, Ястреб, пари! И не оставляй медитации, без неё полёт будет не более чем плод твоей фантазии. А вибрации понизятся настолько, что ты будешь испытывать сексуальное возбуждение. Всё кончится тривиальными оргазмами. Полетели дальше…, – в полёте Её голос был родным и знакомым, близким и далёким.

Я чувствовал одиночество и одновременно соприкосновение с Её энергиями. Это как две вершины рядом – пики их порознь, а основания соприкасаются и имеют общее. Общность не в одном воплощении. Удивительный полёт и танец прекрасных энергий.

– Вот видишь, ты можешь летать и без крыльев, – смеялась она, когда мы приземлились, – тебе уже не обязательно быть ангелом, понимаешь, о чём я?

– Я Вольный Ветер.

– Именно так, – засмеялась она, – завтра полетаем вновь, если пожелаешь.

1 октября

Позолота с наших крыльев перестала слепить глаза людям, она осыпалась блёстками. Как хорошо, что мне есть кому сказать это. Как хорошо, когда ты продолжишь это словами: «тем не менее, блёстки будут нас преследовать повсюду до тех пор, пока мы не превратим окрылённость из внешнего во внутреннее». С тобой приятно сидеть, обнявшись, даже когда твоё тело вне поля прямого видения. С тобой можно обниматься и при этом испытывать колоссальный танец энергий, без потери, но резонансно-обогащающий.

Ты подарила мне свободу! Ты подарила мне себя. Ты отдала мне всё что имела, и ничего не просишь взамен. Иногда ты «требуешь» сосредоточения. В первый момент я негодую, думая, что ты ждёшь внимания к себе. Но присмотревшись, понимаю, ты ждёшь моей центрированности внутри. Моего обращения к моему Я.

Когда я совершаю полёт, я уверен в твоём надёжном плече, в твоём пилотировании, я могу доверить тебе, как и куда летим сегодня вместе. Когда я лечу сам, ты всегда «ненавязчиво» рядом. Как удержаться, чтоб не обнять тебя в полёте? Как удержаться, чтоб не закружиться с тобой в бесконечно прекрасном танце энергий двух любящих сущностей. Единение с тобой сладко и бесконечно. Давай полетим сегодня внутрь нас?

* * *