Читать книгу Последний теракт. Книга вторая - Олег Сакадин - Страница 4

Густая, непроницаемая ночь спустилась на столицу. Луна светила в полную мощь, словно выставляя напоказ свою неоспоримую корону превосходства и первенства в это время суток. Яркие звезды, иногда вступающие с ней с бессмысленный спор, здесь полностью сдавали позиции, светя на Москву как сквозь призму туманной пелены, или как светильник, который работает в половину своих возможностей. Вспоминались строки из песни «Город-мечта»:

«Звезд на небе мало, но это не беда, здесь почти что в каждом доме есть своя и не одна…».

Легкий ветерок сжалился над жителями столицы, посылая в открытые форточки подданных своего королевства, которые, на огорчение людей, действовали весьма лениво и с постоянными перебоями, словно пьяный моряк, который пытался изо всех сил напрячь свои легкие, дабы сдунуть бумажный кораблик со своей руки в небольшую лужицу.

Его величество дождь, которого ждали чуть ли не с благоговением, упрямо не хотел прислушиваться к мыслям миллионов истощенных от жары обитателей столицы. Более того, он даже не обращал внимания на постоянные обещания метеорологов, которые со всех каналов каждый день твердили, что возможны осадки. Сухость воздуха ощущалась повсюду, от Красной Площади до самого забытого закоулка окраины.

В столь поздний час машин по столице разъезжало немного, поэтому громадный джип руководителя СБГ, занимающий добрые две полосы, чувствовал себя вполне комфортно, двигавшись в направлении загородной резиденции Анатолия Меленкова.

Александр Соколов прекрасно чувствовал себя в любое время года: во-первых, его стойкий организм был приучен к самым разным климатическим особенностям, да и вообще от природы не отличался прихотливостью; во-вторых, в его машине, благодаря уникальной системе климат-контроля, всегда было свежо и прохладно, как после дождя. Проезжая место недавнего покушения, Соколов почувствовал странное ощущение, схожее с чувством человека, оказавшимся напротив памятника с собственным именем.

Анатолий Меленков, выглядевший весьма уставшим последний месяц, встретил своего главного защитника в большой и просторной гостиной. Одетый в красивый шелковый халат, небритый и с ввалившимися глазами, президент корпорации «Голиаф», носившей его главное прозвище, медленно потягивал крепко сваренный кофе.

– Да, Петрович, совсем себя запустил, я смотрю, – вместо приветствия начал Соколов, едва шагнув в гостиную и окинув шефа сочувственным взглядом. – Неужели у нас все так плохо? Или у тебя тоже на фоне адских ночей совсем силы истощились? – и он хохотнул, довольный своей шуткой.

– О чем бормочешь? – устало буркнул Меленков.

– Да я о Платоне. Бедняга совсем свалился, температура под сорок, прямо лихорадка. Если бы я рядом с ним не оставил твоего вундеркинда, мог бы забеспокоиться уже.

– Да ты что? Серьезно? А что с Платоном случилось? – оживился Анатолий Петрович.

– Сейчас уже все позади, но точно причину сказать не могу, не врач. Юрка говорит, сильнейшее переутомление, какие-то стрессы.

– Хм, как я его понимаю. Надо парню дать недельку отдыха сразу после полугодового собрания по проектам, которое, кстати, уже пятый раз переноситься.

– Ладно, я к тебе сам знаешь по какому делу. Как я уже говорил по телефону, удалось выследить зачинщиков недавних событий.

– Картель «Кали»?

– Да нет, этими как раз и не пахнет, – поморщился Соколов. – Даже Константин Сычев, командующий войсками Московского Военного Округа, похоже, здесь просто пешка.

– Которая изрядно пощекотала твои нервы.

– Да, было дело. Моему агенту в Марокко удалось выйти на след одного подпольного завода по переработке алмазов, куда Сычев, судя по всему, наведывался семь лет тому назад.

– Причем здесь Марокко?

– Объясню, – терпеливо продолжал Соколов, – раз уж нам пришлось работать в условиях, исключающих контакт с самим виновником торжества, то действовали по всем правилам шпионажа. Как я изначально говорил, Сычев оказался чист как стеклышко, даже диву даюсь, как его берегли, поэтому моим людям пришлось вспахать архивную базу МВД. И что ты думаешь – там сияла полная пустота! Данные на Сычева отсутствовали вообще, словно их вымели поганой метлой. Даже странно, что он раньше никогда не попадал под радар СБГ. Пришлось искать корни его жизни до резкого продвижения по службе, которое случилось около шести лет назад. Мои люди наведались к его родителям, где нарыли наибольшее количество информации, перепотрошив небольшую, но очень комфортную загородную дачу, которую выслеживали около двух недель. Разумеется, старики ни о чем и не догадывались. Кое-какие концы удалось распутать уже позднее, руководствуясь полученными задатками. Так вот, Константин Сычев, оказался вовсе не Константином Сычевым, а погибшим в югославской войне майором Денисом Стрельниковым, чьи награды удалось раскопать недалеко от дачи, в заросшем лесу, рядом с деревом, на котором Стрельников в детстве сооружал себе штаб-квартиру. До югославской войны Стрельников уже побывал в нескольких африканских вооруженных конфликтах, зарабатывая на жизнь в качестве наемника. Между прочим, у него довольно неплохой послужной список был, пока он не вляпался в малоизвестный теперь «марокканский инцидент».

– Что за инцидент? Я тоже о таком не помню.

– Неудивительно, об этом мало распространялись. Я даже подозреваю, что если бы в нашей службе безопасности не оказалось человека, принимавшем в этом инциденте непосредственное участие, вряд ли бы нам удалось что-нибудь разузнать. По большому счету смысл всего «марокканского инцидента» умещался в примитивном понятии грабежа, только с большой наживкой. Пятьдесят наемных солдат, преимущественно славянской крови, решили хорошенько погреть себе руки, напав на тщательно скрываемый караван, который перевозил на корабли обработанные алмазы. Как ты понимаешь, далеко уйти им не удалось, поскольку алмазные короли подняли на ноги всю марокканскую армию и даже разведку. Унесли ноги лишь трое, да и те без добычи – Шумейко, наш работник, Иванов и Костомаров, чьи имена мы добыли лишь при помощи Шумейко. Кстати, не один из них не дожил до сегодняшнего дня, проверять факты их смерти мы не стали, но Шумейко утверждает, что те умерли вполне естественными человеческими смертями.

– Хорошо, а что же Сычев, или Стрельников? – поинтересовался Меленков.

– Вот тут-то самое интересное. Шумейко утверждает, что его боевой товарищ по грабежу был захвачен при нападении на их логово. Других источников мы, к сожалению, не нашли, но факт остается фактом – более года родители Стрельникова знать не знали, что стало с их сыном, отец даже был уверен в его смерти и установил небольшой памятник рядом с деревом, о котором я уже упоминал. В начале 1999-го Стрельников вновь объявился на родине, и, не дав толком опомниться ошалевшим от счастья родителям, кинулся в югославскую войну, где уже и умер документально окончательно.

Поскольку после его смерти и вплоть до того, как четыре года спустя Константин Сычев не засветился в коридорах Генштаба, нам не удалось разузнать ровно ничего, пришлось вернуться в прошлое и раскопать больше информации о «марокканском инциденте». Я печенкой чувствовал, что там что-то есть, и не ошибся. Несмотря на то, что для истории этот малозначительный факт остался покрытым мраком, для местных жителей ограбление века живо так же ярко, как если бы это случилось вчера, поэтому моим агентам не составило особого труда выйти на упомянутый мною заводик, из недр которого богатый груз некогда отправился в запланированное плавание. Позже удалось выяснить, что именно туда привезли десятерых взятых в плен грабителей, которых не успели убить. А еще позже, когда стало окончательно понятно, что именно в этом заводе надо искать корни дальнейшей судьбы Стрельникова, нам пришлось выкрасть одного из старейших охранников, или террористов, как их еще обозвать, кто был свидетелем тогдашних событий. Для этой операции я использовал «Контру».

– Все прошло без сучка?

– Без задоринки, – осклабился Соколов, – а как же иначе? Так вот, старый марокканский наркоман, который и дня не может прожить без щепотки кокаина, и чье имя я даже вспоминать не собираюсь – язык сломаешь – выложил нам все на блюдечке с голубой каемочкой. Стрельников оказался единственным, кому даровали жизнь, остальных же закопали недалеко от завода, порубив на мелкие кусочки.

– Интересно-интересно, чем же он так их подкупил? – любопытно взглянул на Соколова Меленков.

– Не смотри на меня так, я сам не знаю, – потупился Александр. – Но, по всей видимости, Стрельников-Сычев до сих пор сидит у них вот на таком огромном крючке, – и он выразительно согнул указательный палец правой руки, который, если бы превратился в сталь, пронзил бы упомянутого Сычева насквозь. – Не удивлюсь, если выясниться, что для такой свободы ему пришлось укокошить всех своих подельников. Но не в том суть. Наш драгоценный марокканский язык поведал в ломке о том, что последний раз видел Сычева около семи лет назад, когда тот в последний раз появлялся на территории завода. Разумеется, он и понятия не имеет, зачем тот появлялся, но это уже не так важно, тут и простой фантазии достаточно. Сычев с руками и ногами слуга тех, чья алмазная империя вот уже сотню лет разрастается по миру.

– Оппенгеймеры.

– Они самые, голубчики, – кивнул Александр, – а кому служат члены этого высокопоставленного семейства, ты и без меня отлично знаешь.

– Это что же получается, Комитет решил проверить нашу боеспособность? – спросил Меленков, хотя и без того уже знал ответ.

– А то как, очевидное дело. Но есть и хорошие новости – несколько часов назад моим агентам удалось добыть информацию о намечающемся собрании теневых владельцев завода, которое состоится через неделю, и где, по слухам, будет присутствовать сам граф Алонсо, главный представительно семьи Оппенгеймер.

– И что ты предлагаешь?

– Я предлагаю поджарить всю эту шайку с их проклятым заводом, – хищно ответил Соколов.

Меленков надолго задумался, производя в голове действия гроссмейстерского масштаба. Александр терпеливо ждал, развалившись на широком диване, который уже порядком успел просесть под тяжестью гиганта. За прошедшую ночь он успел изучить местность для предполагаемой атаки, разработать превосходный план и тысячу раз в голове проследить различные варианты его исполнения.

– Не рановато ли для операций подобного рода? – спросил, наконец, Меленков.

– Думаю, что нет, – ответил Александр, поднимаясь, и зашагал по комнате, – во-первых мы, разумеется, не станем оставлять никаких следов своего присутствия, может быть, даже свалим все на «золотой полумесяц», во-вторых, даже если об этом прознают в Комитете, широкомасштабных войн с Россией сейчас никто затевать и не станет. Ты же прекрасно знаешь, сколько сил, и, главное, денег – а разве есть что-то более важное для Комитета, чем деньги? – потрачено на подготовку глобальной разборки мирового масштаба, так что наши золотые друзья не кинуться мстить как стая дворовых собак, потерявших заблудшую суку. Разумеется, нам это припомнят сполна после того, как все закончиться, но ведь после этого ты и сам собирался столкнуться с ними не на жизнь, разве я неправ?

Меленков лишь устало покачал головой.

– Когда же все это закончиться, – утомленно произнес он.

– Похоже, что только с нашей смертью, – оптимистично подбодрил Соколов. – Ну так как, Петрович, поддержишь мою затею?

– Я не знаю, чутье подсказывает мне, что не стоит туда соваться сейчас.

– Да? Очень жаль, – заметно потух Александр, словно ребенок, у которого забрали любимую игрушку и который вот-вот расплачется.

– С другой стороны, эти скоты организовали такой переполох, в котором чудом не погибли дорогие мне люди, – обнадеживающе продолжил Меленков, и Соколов вновь воспрял духом, увидев в конце спасительный свет. – Да и сопляк этот Алонсо, давно мне противен, как назло туда собрался. Прям и не знаю, что и решить.

– Позволь мне разрубить этот твой гордиев узел, – живо подхватил Соколов, с восхищением наблюдая над тем, как чаша сомнений склоняется в его сторону.

– Ты так говоришь, словно собственноручно хочешь это все выполнить, – удивленно уставился на Александра Меленков, и, увидев, как при последних словах глаза Соколова прямо таки зажглись кровожадным огнем, быстро замахал руками. – Нет-нет! Даже и не думай об этом! Не смей просить! Никуда я тебя н-е о-т-п-у-щ-у! Что такое надумал?!

Это были далеко не все восклицания Анатолия Петровича, которые градом посыпались на смирно сидевшего Александра. Истории не известен дальнейший диалог этих двоих, каждого по-своему выдающихся людей, но сторожевые псы, наверное, никогда не забудут, как в ту ночь огромный гигант выпорхнул из дверей загородной резиденции порхая, словно бабочка, и, с улыбкой до ушей и светящимися от счастья глазами помчался к стоящему у ворот огромному джипу.

– Тише! Смотри! Кажется, просыпается!

– Ты говорил мне это уже раз двести. Когда перестанешь путать его стенания во сне с настоящим пробуждением.

– А может нам его это… потеребить немного?

– С ума сошел! Юра велел и пальцем к нему не прикасаться.

– Да уж, помню. Хорошо хоть бредни его закончились, уже десять часов как не издал ни звука. А то такие страсти про какую-то машину говорил, аж мурашки по коже ходили.

– И не говори! Девушка-машина, фантастика да и только!

– Гляди! Теперь просыпается! Это уж точно!

Платон простонал что-то в полудреме, и открыл наконец-то глаза, узрев Артема Быстрова и Сергея Макарова, своих лучших друзей.

– Пацаны? Что вы тут делаете? Где я? – ничего толком не соображая, произнес он.

– Не переживай, все хорошо. Ты у себя дома, приболел немного, вот мы и приехали тебя навестить, – бросился объяснять Быстров. – Как себя чувствуешь? Теперь лучше?

– Да вроде все хорошо, только голова побаливает. Можно мне кофе?

– Да-да! Конечно! – кинулся со всех ног Сергей, и уже через несколько минут принес на небольшом подносе свежий ароматный кофе. Рядом лежало два бутерброда с красной икрой, и поскольку сливочного масла в холодильнике обнаружить не удалось, Сергей с двойным усердием намазал хлеб аппетитным деликатесом.

Платон с благодарностью проглотил принесенный завтрак, сразу почувствовав себя лучше.

– Звонил отец, волновался, – сказал Макаров, – обещал после работы заскочить.

– Хорошо. Сколько я спал?

– Тридцать шесть часов, – ответил появившийся на пороге спальни Юра. – Ровно столько, как и планировалось, и ни минутой позже. Теперь ты можешь чувствовать небольшое головокружение, которое пройдет в течение дня. Не воспрещается есть от пуза и пить хорошее вино.

– Вот это деловой разговор, – радостно подхватил Быстров, – а париться можно?

– Можно-можно, все теперь можно, – подтвердил Юра.

– Ура! Тогда все ко мне! Давно хотел похвастаться новой сауной!

– Втюхнул-таки к себе в квартиру сауну? – удивился Макаров.

– Ага! Еще какую! Пришлось пожертвовать половиной гардероба, но оно того стоило!

– Новость, конечно, замечательная, – улыбнулся Платон, – но во-первых, я еще довольно слаб…

– Пройдет в течение дня, – подхватил Юра, – есть от пуза, и пить хорошее вино не воспрещается.

– Спасибо. И во-вторых, у меня на участке тоже есть замечательная баня.

– Откуда такая радость? – воскликнули Быстров с Макаровым.

– Рождественский бонус, – пошутил Платон. – Недели три уже стоит, да вот никак не опробовал еще.

– Вот злодей, и столько дней молчал!

– Да вот, как-то все не до этого было.

– Тогда что мы стоим? – спросил Быстров. – Все бегом на дегустацию! Юра, там еще осталось «Киндзмараули»?

– Да, с пол-ящика.

– Супер! Денек, я чувствую, удастся на славу!

– Это точно, – подхватил Макаров. – Только ты это, не гони лошадей, баню ж ведь еще топить и топить надо!

– Уже два часа как растоплена, – скромно ответил Юра.

– Тебе когда-нибудь говорили, что ты самый лучший телохранитель в мире? – засмеялся Быстров, сжимая того в дружеских объятиях.

– Было дело, – то ли серьезно, то ли в шутку ответил Юра, отчего все вместе расхохотались еще больше.

– А вы я смотрю, тут подружиться все успели, – заметил Платон, которому было не до смеха, хотя на душе и чувствовалось мимолетное облегчение.

– И не говори! – кивнул Макаров. – Юра у тебя золотой человек! Просто на все руки мастер! Только о чем подумаешь, а он как джин, словно разорвет волосик, трах-тиби-дох-тиби-дох и все исполниться.

– Ну хорошо, довольно болтовни, пойдем париться, – буркнул Платон, но уже с улыбкой.

Все четверо спустились на первый этаж, быстро накинули банные халаты, и переместились в упомянутую баню.

День прошел и правда хорошо и спокойно. Друзья парились, общались, пили вино, просто отдыхали, валяясь на широких диванах в каминном зале.

Платон понимал, что уже никогда больше не сможет так расслабиться, как бывало раньше, разве что только если память не сотрется как-нибудь случайно, тем не менее, был благодарен судьбе за этот душевный летний денек.

Ближе к вечеру подтянулся и Макаров-старший, сразу став душой компании, рассказывая очередные истории из своего прошлого, которые был мастер перекладывать на рельсы умопомрачительного юмора, отчего все держались за животы. Ни словом, ни даже взглядом он не дал понять Платону, как тревожиться за предстоящие события – а ведь, по сути, они вдвоем здесь были заговорщиками, несмотря на то, что ни плана, ни даже его предпосылок не было и в помине.

Лишь только в полночь, когда за Макаровым-старшим приехала машина, и они остались наедине с Платоном перед гаражными воротами, он решился затронуть опасную тему.

– Я отпустил машины сразу же, как только ты уехал. Их, особо не скрывая, доставили на территории стройки «Нового Света», вот только внутрь моим ребятам проникнуть не удалось. Там вообще сейчас посмотреть, так военная база не иначе – обтянули все высоченным забором, охраны нагнали столько, словно «Форд-Нокс» стерегут. Как ты себя чувствуешь? Выглядишь явно лучше, чем в прошлый раз.

– Да, я в порядке, даже голова отлично заработала, вот только ничего хорошего она мне не преподносит.

– Терпи казак, атаманом станешь, – как можно веселее сказал Михаил Олегович, похлопав Самсонова по плечу, хотя у самого на душе кошки так и скребли.

На следующее утро Платон позвонил Смольной узнать, многое ли он пропустил за эти два дня.

– Ничего особенного, все идет в полном соответствии с графиком. Благодаря тому, что мне уже успели сообщить про ваше пятидневное отсутствие, я успела передать часть необходимых обязанностей вашим замам, часть по соответствующим отделам, часть взяла на себя, так что мало-помалу как-нибудь справимся.

– Умничка ты моя, чтобы я без тебя делал? А кто сказал, что меня не будет столько времени?

– Передали мне уже через пятые руки, но, по слухам, первоисточником выступил сам Меленков.

– Хм, хорошо, – удивился Платон, – спасибо тебе за поддержку.

– За что? Это просто моя работа.

Попрощавшись со Смольной, Платон решил никуда сегодня не собираться, благо время назначенного отпуска обещало еще добрых три дня. Но первоначальное желание не покидать постель, смотря случайные подборки старых советских фильмов, было нарушено вторжением Юры.

– Ну ты даешь, под землей такой тир, а ты и не словом не обмолвился, – вместо приветствия начал он, благодаря своему обаянию давно перейдя с Самсоновым на «ты».

– Да как-то не до этого было, сам знаешь.

– Ну так может устроишь экскурсию гостю?

– Можно.

Платон неохотно встал, наскоро умылся, и провел телохранителя в упомянутое помещение, дорога куда начиналась прямиком из библиотеки на первом этаже. Одна из стен, заставленная книгами, при нажатии кнопки плавно разворачивалась на идеально смазанных шарнирах, не издавая при этом ни звука, и открывала путь к небольшой лестнице, ведущей вниз.

– А ты как пронюхал про этот ход, хитрый лис? – поинтересовался Платон.

– Ну ты тоже мне, Джеймс Бонд недоделанный, додумался разместить кнопку на внутренней крышке письменного стола. Я ж тут каждую мелочь обследовал, пока ты в горячке отдыхал. Надеюсь, это не столь назойливо с моей стороны? А то профессиональная потребность исследовать территорию потенциального нападения, уж извини.

– Да ничего, – отмахнулся Самсонов, – скелетов дома не храню.

Пройдя два пролета, они очутились в довольно просторном помещении, где царила кромешная тьма, хоть глаз выколи. Платон привычно пошарил на нужной стене, щелкая выключателем, и множество ламп зажглось одновременно, ослепив нежданных гостей.

– Последний раз я был тут пару месяцев назад, тренировался.

– Хорошо стреляешь?

– Вроде неплохо, – кивнул Платон, – в армии был лучшим стрелком.

– Правда? Хм, серьезная заявка. Продемонстрируешь?

– Да можно, хотя я давненько не стрелял.

Он подошел к длинному металлическому столу возле стены, на котором были выложены несколько воздушных ружей, большой деревянный лук, два охотничьих ружья, и травматический пистолет.

Платон выбрал пистолет, встал в стойку, недолго нацеливаясь в бумажную мишень, висящую примерно метрах в тридцати от него, а потом выпустил сразу три пули.

Юра подошел ближе к цели.

– Неплохо, две пули в восьмерку, и одна в девятку! А ты, я скажу, и правда отличный стрелок!

– Спасибо, мне очень приятно слышать такое от тебя.

Платон не кривил душой, стрельба была его любимым хобби, да и природа, признаться честно, наделила его для этого превосходными данными, точнее его руки, которые словно были продолжением глаз, иначе как объяснить такую поразительную меткость.

– Скажи, а ты всегда стреляешь с этой пародии на оружие? Настоящее дома есть?

– Только ружья, но они не для мишеней, это для охоты.

– Сам догадался, – улыбнулся Юра, протягивая Платону пистолет. – Попробуй-ка с этого.

Платон с замиранием сердца осматривал оружие неизвестной марки, а когда взял в руку, то и вовсе потерял голову – пистолет был нелегким, нетяжелым, казалось, он до миллиграмма имел тот самый вес, о котором стрелок мог только мечтать. Его рукоять была настолько удобной и неприхотливой, словно сама ласкала руку. Обтекаемый, нестандартно длинный ствол, заканчивался изображением бриллианта у основания.

– Ух ты! Что за диво! Откуда ты его взял? Я вроде не видел при тебе оружия.

– Не переживай, не в заднице хранил, так что можешь брать не опасаясь, – усмехнулся телохранитель.

Платон с детской радостью покрутил оружие в обеих руках, потом нацелился на цель, и дважды выстрелил, разрушив тишину замкнутой комнаты.

– Да, громковато, надо было надеть глушитель, – сказал Юра, прогуливаясь к мишени, – зато прямо в яблочко! Все в десятки!

– Обалдеть! – воскликнул Платон. – Это что за чудо техники такое! Где можно достать! Я непременно хочу такой же!

– Я не против, если Александр Васильевич позволит. Это не серийное оружие, а личная собственность СБГ, точнее, изобретателя Алмазова.

– Изобретателя Алмазова? – удивился Платон. – Имеет ли он какое-либо отношение к Анастасии Викторовне Алмазовой?

– Какое-то имеет, ведь именно она подарила ему жизнь.

Платон ошарашено застыл, открыв рот, и первое время не находился что сказать.

– Я никогда не знал, что у нее есть дети, – произнес он, наконец, почти шепотом.

– А ты что, с ней так близко общался?

Самсонов смутился.

– Да не то чтобы, просто она была для меня такой уникальной.

– Не только для тебя. Но почему ты говоришь о ней в прошедшем времени?

– Я, просто, давно ее не видел, – спохватился Платон.

– Понятно, не беда, я думаю, скоро увидишь, ведь ее уже долго нет в столице.

– А ты не знаешь, где она?

– Знал бы, не сказал, но я, честно, понятия об этом не имею, – развел руками Юра. – Странно, я обычно охранял ее.

Самсонов не хотел продолжать этот разговор, дабы не наткнуться на слишком острые углы, поэтому спешно перевел тему.

– Ты говоришь, что если Соколов будет не против, я смогу получить такой же пистолет?

– Думаю, без проблем. Если хочешь, можешь пострелять из него еще немного, две запасные обоймы вон там, на столе.

Второй раз приглашать Платона не стоило, и он с удовольствием провел последующие полчаса, намеренно растягивая каждый выстрел. Все пули достигали своей цели с поразительной точностью.

– И все же, ты можешь мне рассказать про изобретателя Алмазова? – спросил Платон за завтраком.

– Да что о нем рассказывать – толковый парень тридцати пяти лет, которого хлебом не корми, дай что-нибудь изобрести. Между прочим, множество примочек в твоем «Мерседесе» тоже его рук дело. Как тебе машина? Видел когда-нибудь что-то подобное?

– Да уж, подобного мне точно видеть не приходилось, – уклончиво ответил Платон. – А можно с ним познакомиться?

– Теоретически, конечно, можно, только его сейчас нет в стране, а когда будет, затрудняюсь сказать. Кстати, – оживился Юра, – про еще одну занимательную штуку хотел спросить у тебя.

– Какую?

– Поднимемся к тебе в спальню, я покажу.

Платон молча проследовал следом, уже понимая, о какой вещице хотел спросить телохранитель. И правда, войдя в спальню, Юра подошел к окну, повернулся к Платону лицом так, что свет из окна падал в основном на Платона, и дернул едва заметный рычажок на небольшой скульптуре богини Фемиды, стоящей на подоконнике. Через секунду встроенный кондиционер в потолке раскрыл отсек, предназначающийся для запасного хранения фреона, и оттуда упали два игрушечных пистолета, которые Юра без труда перехватил прямо в воздухе, наставив пушки на Платона.

– У тебя я тут сморю, целый шпионский арсенал.

– Это? – усмехнулся Платон. – Разве ты не знал, что в каждом мужчине живет ребенок.

– Да уж, – засмеялся Юра. – Долго тренировался?

– Несколько месяцев, зато перехватываю быстрее тебя.

– Серьезно? Покажи?

Платон достал из кладовки небольшую лестницу, поднялся к потолку и заправил игрушечные пистолеты в кондиционерный отсек. Потом подошел к окну, сместив телохранителя, и повторил необходимую процедуру. Юра похлопал в ладоши.

– Молодца! Ничего не скажешь. И правда, наловчился.

– Да вот, первые годы, как здесь поселился, каких только фантазий в голову не лезло. Все думал, что большим человеком теперь стал, на которого, как в кино, могут вести постоянную охоту, вот и пытался защитить себя различными примочками.

– Ну, знаешь ли, игрушечными пистолетами себя особо не защитишь. А настоящие перехватить бы смог?

– Думаю да, правда, не пробовал никогда.

Целый день они провели дома, общаясь, как старые знакомые. Ближе к вечеру Юра вновь растопил баньку, предварительно нарезав первоклассных дубовых веников, растущих неподалеку от участка Самсонова, и обходил ими Платона по всем правилам русской парной.

– А ты что, вообще не пьешь никогда? – спросил Платон, допивая за ужином остатки вина.

– Никогда, – кивнул Юра, – работа у меня не та, не могу позволить себе хоть на капельку утратить бдительность.

– Хм, странно, даже Соколов хлещет водку ведрами, когда расслабляется.

– Будь у меня такой организм, как у Александра Васильевича, может, тоже глушил бы, – усмехнулся телохранитель.

Последний день, проведенный в домашней обстановке, запомнился Платону как день, несущий в себе некую законченность всей его прошлой жизни, которая и так дала трещину неделю назад, став похожа не то, что на задницу, скорее вывернулась наизнанку. Много часов он пролежал молча в кровати, уставившись в потолок, стараясь, наконец, обуздать ненавистные мысли, высасывающие из него все соки. Не сказать, что ему это полностью удалось, но ближе к вечеру дело с внутренним самоконтролем заметно продвинулось вперед, даже удалось сбить нарастающую днями панику и страх.

Юра весь день провел в каминном зале, уважая желание Самсонова уединиться и побыть одному.