Читать книгу Под знаком ЗАЖИGАЛКИ - Олег Самов - Страница 2

Американцы говорят: «Сделай или сдохни» (Do or die). Русские говорят: «Сдохни, но сделай». У нас даже смерть не является уважительной причиной! (из серьёзного разговора в курилке перед переговорами со «Шлюмами»).

«Мы живём в эпоху глобальной цифровизации, активного использования инструментов Индустрии 4.0: большие данные, искусственный интеллект, имитационные модели и «цифровые двойники» нефтяных месторождений – это всё реальность двадцатых годов XXI века. Мы не просто занимаемся внедрением цифровых технологий – мы выстраиваем интегральную цепочку нового типа, включающую в себя «цифровое нефтяное месторождение», «цифровой нефтеперерабатывающий завод» и «цифровую автозаправочную станцию». Мы приступили к внедрению инновационных технологий в рамках концепции «умное месторождение» – Smart Field – более десяти лет назад. Сейчас через систему «цифрового двойника месторождения» мы управляем нашими удалёнными активами, находясь в офисах за несколько тысяч километров от буровых скважин: следим за уровнем добычи нефти, за текущими характеристиками скважины, которые могут меняться в процессе добычи, движением пласта, температурой, давлением и так далее…» – Представитель американской нефтяной компании Shell у трибуны гордо делился опытом компании, поглядывая на присутствующих немного свысока и с лёгкой улыбкой.

Международная нефтегазовая конференция SPE в этом году из-за ковидных ограничений проходила в Москве в смешанном «онлайн» и «оффлайн» форматах, всего два дня, но участников было не меньше, чем в былые годы.

«Да, Shell – молодцы, – размышлял Ободзинский, слушая довольного шелловца в пол-уха, – их система «цифровых двойников» создает эффект их присутствия на каждом месторождении. Она позволяет им отслеживать специфику каждого их объекта, будь то глубоководная добыча нефти в Нигерии или добыча сланцевого газа в Британской Колумбии, и в режиме реального времени удаленно управлять ими.

И в России они «задают тон». Их совместное предприятие с нами – SPD1 – первое в России оборудовало все свои нефтяные скважины системами удаленного мониторинга и управления уже к 2010 году.»

Будучи членом самой авторитетной мировой инженерной нефтегазовой конференции SPE (Society of Petroleum Engineers) и работая начальником департамента в крупнейшем российском «синем нефтегазовом гиганте», Ободзинский по роду работы был глубоко погружён в трансформационные процессы мировой нефтегазовой отрасли. Успев в свои сорок три года поработать и в Канаде, и в Норвегии, он хорошо понимал уровень заданной Шеллом «планки» развития технологий. Сейчас, сидя в конференц-зале Технопарка Сколково, где проходила конференция, он в очередной раз возвращался к мысли об изменениях в отрасли, которые нагнали его здесь, и которые больше игнорировать невозможно…

С начала двухтысячных годов все нефтегазовые компании мира стали заниматься внедрением технологий интеллектуального управления добычей нефти и газа. Особенно преуспели в этом американцы.

Изначально использовали «умные» скважины, просто оснащенные датчиками и системами для удаленного управления. Однако они не позволяли учесть геологические особенности месторождения и оборудования для добычи. Цифровые скважины помогают лучше контролировать процесс добычи и управлять им максимально эффективно.

Фактически цифровое месторождение – это виртуальный аналог настоящего нефтяного месторождения, которое от тебя за несколько тысяч километров.

Это современная реализация «умной добычи XXI века»: объединение в одну систему различных датчиков, сенсоров, дронов, даже мобильных телефонов, для того чтобы анализировать получаемые с них данные и управлять этой системой из одного оперативного центра в Питере, Ставангере или Хьюстоне, моментально реагируя на любые изменения в добыче каждой из тысяч скважин в западной Сибири, Британской Колумбии, Большом Бургане или Северном море.

Революционность технологии в том, что если раньше все собранные данные обрабатывали спустя какое-то время, то сегодня это происходит онлайн. Сразу можно оптимизировать процесс добычи нефти в Альберте, Гаваре или Ханты-Мансийске на любой стадии путём моментальной обратной связи. Например, посредством удалённых сенсоров в режиме реального времени можно увидеть износ оборудования буровой скважины, запланировать её ремонт, следить за давлением нефтяного пласта, и даже прогнозировать возможные сбои в работе оборудования, находясь в офисе за несколько тысяч километров от него.

– Да, Шеллу есть чем хвастаться, – шепотом повернулся Ободзинский к Павлу Вашковскому, своему генеральному директору, сидящему рядом, – они блистали и на прошлогодней конференции SPE в Хьюстоне.

– Хороший ориентир, – немногословно в полголоса ответил Вашковский.

Российские нефтяные компании начали развивать подобные проекты, когда сокращение легкодоступных запасов и падение цен на нефть заставили их искать путь оптимизации процесса добычи. И это был непростой путь…

***

То ли в связи «ковидными» ограничениями, то ли в связи с общемировым трендом на ограничение излишеств и предполагаемым внутренним влечением нефтегазовых умов к скромности и умеренности (так бывает?) фуршет по окончании конференции проходил достаточно спокойно и скромно. Броуновское движение хаотично перемещающихся «атомов» с бокалами в пространстве выставочного зала Технопарка Сколково, где проходило венчающее конференцию мероприятие, в этом году было каким-то вялым, как при помещении бактериальной флоры в охлаждённую среду.

Однако эта «пробирка» содержала три центра притяжения и одновременно разогрева «белковой нефтегазовой массы» у трёх барных станций с алкоголем, представляющих собой наглядное пособие зарождения органической жизни на Земле.

Если посмотреть на этот зал сверху, как в пробирку через микроскоп, было ясно видно, как атомы соединялись в этих трёх точках в непрочные химические связи, потом распадались, перемещались вдоль электромагнитных полей к следующей точке притяжения, заставленной шотландским виски и французским коньяком.

Через полтора часа субстанция была уже полностью разогрета, электромагнитные поля трёх центров ослабли, и освободившиеся атомы в основной своей массе переместились к центру пробирки, где стали образовываться сложные органические соединения.

Как известно из курса органической химии нефте-технических конференций, в центре подобных молекул всегда находятся атомы – топменеджеры и управленцы из ведущих нефтяных компаний – Shell, British Petroleum, Shevron, ExxonMobil, PetroChina, Роснефть, Газпром нефть, Лукойл. Обладая значительной силой атомного притяжения, они, сами того не замечая, подтягивают к себе большое количество других атомов, то есть, сотрудников консалтинговых компаний всех мастей: от известных нефтесервисных «консалтеров» до небольших сервисных «субсубсубподрядчиков».

Впрочем, последние, обладая небольшой атомной массой, не всегда могут пробиться к центральной молекуле, надёжно прикрытой щитом таких американских мастодонтов консалтинга, как Schlumberger, Halliburton, Baker Hughes2. Парадоксально, но бóльшие шансы их достичь есть только у достаточно эффектных ярких атомов, обладающих, как ни странно, небольшой атомной массой, но с правильным расположением протонов, нейтронов и электронов в пропорции 90-60-90.

Сильное электромагнитное поле, возникшее между центральной молекулой взаимодействия и ярким длинноногим представителем неметаллов в короткой юбке, разрывает защитную оболочку динозавров нефтегаза, давая возможность юному благоухающему поколению внести свою лепту в развитие нефтегазовой индустрии, или, хотя бы, установить новые многообещающие связи по рабочим и, не менее важным, «послерабочим» вопросам.

Ободзинский с бокалом сухого красного вина, вполуха слушая очкастого представителя какой-то сервисной компании, уже полчаса заученно «прокачивающего» Ободзинского на предмет возможного подряда их компании, обладающей «уникальным опытом работ по геомеханике и гидродинамическому моделированию в России», лениво поглядывал по сторонам. В нескольких шагах его директор Павел Вашковский что-то негромко обсуждал со своим коллегой – директором «Лукойл-Инжиниринг». Было бы неплохо подойти и пообщаться в такой компании по профессиональным темам, они наверняка найдутся, но что-то подсказывало ему, что он был бы лишний.

Слева лохматый Толик Амосов, восходящая научная звезда из департамента Ободзинского, которого он взял с собой «для роста» на конференцию, что-то весело рассказывал окружившим его двоим «консалтерам» в мятых костюмах, которые громко и старательно гоготали, заглядывая ему в рот, всем своим видом пытаясь показать, что они «свои в доску» ребята.

В краткие паузы между его анекдотами они по очереди совали ему свои визитки и пытались вернуть тему разговора к «разработке нефтегазоконденсатных месторождений», на которой они хотели, «как на белом коне, въехать» к нему подрядчиками.

Существовал определённый когнитивный диссонанс в восприятии Амосова. Вчера, выступая на технической сессии с рефератом об «особенностях интегрированного моделирования пластов», он производил впечатление живущего одной наукой, лохматого, с горящими глазами ботана, увлечённо тараторящего о «композиционных моделях».

Сейчас с такой же энергией и с юморком, с торчащим из кармана мятым галстуком Толик самозабвенно рассказывал весьма «сальные» байки, судя по тому, что минуту назад подошедшая к ним миниатюрная девушка в строгом сером костюме, привлечённая «голубой зажигалкой» на бэйджике Толика, чуть поджала нижнюю губу. Тем не менее, девушка осталась стоять рядом, а «сладкая парочка» «консалтеров» бросив на неё короткий, чуть ревнивый взгляд, тут же повернулась обратно к Толяну.

Чуть поодаль двое знакомых ребят из Роснефти что-то обсуждали с окружившими их представителями буровых компаний.

Забавно было видеть, как строгие деловито выступавшие на технических сессиях серьёзные эксперты из небольших подрядных компаний, на фуршете, увидев на бейджике Ободзинского волшебную «голубую зажигалку» и его должность, как-то сразу съёживались, становились меньше ростом. Расплывшись в счастливой улыбке, они начинали тараторить «об уникальном опыте работы их компании в исследовании кернового материала», размахивая своими рекламными буклетиками, даже если никто их об этом не спрашивал.

От настойчивого собеседника у Ободзинского начала болеть голова. «Ммм, у меня кончилось вино, нужно добавить! – Ободзинский растянул улыбку своему визави, честно отработавшему с ним свои тридцать минут, развернулся и направился к бару.

Проходя мимо представителей Saudi Aramco или Adnoc (сразу и не разберёшь) в длинных белоснежных таубах, оживлённо беседующими с коллегами, которые были исключительно женщинами всех возрастов (как арабам удаётся сразу формировать вокруг себя такое правильное и приятное окружение?), Ободзинский услышал слева знакомый голос. Семён Ярцев, что ли?

– Ба, Семён, привет!

Семён Ярцев раньше работал вместе с Ободзинским в Компании, но в департаменте информационных технологий, начальником отдела по разработке сервисных продуктов для геологии. Семён в дорогом костюме никогда не походил на типичных программистов его отдела в старых джинсах и неопределённого цвета футболках, принципиально игнорирующих любое проявление дресс-кода в их одежде. Притащив своё уже усталое тело на работу в девять утра, а это был их единственный компромисс «Правилам внутреннего трудового распорядка», они одевали большие мягкие наушники (с льющимся «Пинк Флойдом» или гремящей «Арией» – в зависимости от индивидуальных предпочтений) и уходили в астрал до девяти вечера, возвращаясь оттуда с красными осоловелыми глазами, опустошённой кофемашиной и большим куском написанного кода.

Быстрый в движениях и мыслях, с иголочки одетый «продуманный Хитрован» – как звали его свои же сотрудники «за глаза» – никогда не упускал свой выгоды. Семен никогда детально не проверял написанное его сотрудниками. Наверное, в силу холеристического склада характера и не был способен всё детально вычитать, но умел мыслить объёмно, быстро и на перспективу. Бюрократические и неспешные процедуры огромной Компании явно тяготили его вечно бегущую куда-то натуру, скачущие мысли и не укладывающиеся в корпоративные рамки идеи.

В Компании он задержался не особо надолго, всего на пару лет и ушел в «свободное плавание», прихватив с собой пару светлых голов из отдела. Нужно отдать должное его умению работать с людьми, способности так «запудрить им мозги», что они оставили хорошие позиции в Компании и ушли с ним, фактически, «в никуда».

– Здорово-здорово, дружище! Как там поживает «Главная российская зажигалка»? Как у тебя дела? Наверное, уже в замах у Алексея Борисовича ходишь? Ха-ха! – Семён уже основательно поддал, и широкая улыбка не сходила с его лица.

– Да что там в замах – рулю за него! Ха-ха!

Это была стандартная шутка всех покинувших Компанию. «Алексея Борисовича3» Ободзинский видел близко всего раз пять, когда тот приезжал к ним в Научно-инновационный центр на совещания, связанные с внедрением новых технологий в «Главного Поставщика газа и нефти Его величество Европы», и раз даже делал презентацию для него в связи с открытием Центра управления добычей нефти Компании, – гордость Вашковского, – больше напоминавшего Центр сопровождения полётов Роскосмоса, весь заставленный огромными мониторами, не выключающимися 24 часа в сутки.

– У тебя то, как, Семён? Два года ничего не слышал о тебе!

– У меня всё отлично. Раскрутился. Заказов полно! Летом выиграли тендер на разработку софта для одной из «дочек» Лукойла. Всё прёт!

– Красавчик, Семён! Импортозамещение работает? – подмигнул Ободзинский.

– А то! Сам не знаешь, что ли? Кстати, есть тема, которая тебе будет очень интересна.

– Ну? – Ободзинский посмотрел на него с удивлением.

– Мы периодически «заявляемся» на ваши тендеры, где вы закупаете услуги по написанию программ для вас или проводите научно-технические разработки на разные темы. Но что-то почему-то не выигрываем. Это крайне неправильно! Учредитель каждый раз «пролетающего мимо кассы» подрядчика – бывший преданный сотрудник вашей Компании, а ваши заказы почему-то «в пролёте» для нас? – с деланным недоумением намекнул Ярцев на себя.

– Ну, во-первых, – не «преданный», а во-вторых, плохо работаете на рынке, если предварительную проверку не проходите, – «вернул мяч» Ободзинский, поднимая бокал.

– Слушай, я слышал в вашем тюменском офисе будет два тендера в следующем месяце на закупку услуг по разработке софта. Я даже догадываюсь о чём, – хитро улыбнулся Ярцев, беря новый бокал на стойке бара, – У меня конкретное предложение к тебе. Отойдём?

Ободзинский молчал.

– 15 процентов от цены закупки. Кэшем или на любой счёт, какой укажешь. Мне нужен заказ на твой «симулятор ГРП», – вдруг абсолютно трезвым и твёрдым голосом негромко сказал Ярцев.

Ободзинский молчал. Вино показалось мерзким, каким-то прокисшим. Да, дешёвка. Стало противно.

– Зелёную рубашку нельзя носить с голубым пиджаком и коричневыми слаксами. Даже, если это Tom Ford. Тошнит, – неожиданно сказал он.

– Что?! – Ярцев запнулся и выпучил глаза. В голове у него были заранее просчитаны разные варианты развития событий и последующего уламывания Ободзинского по деньгам. Этого ответа там не было.

– Интересно, я кому-то давал повод думать, что меня можно купить? – задумчиво спросил Ободзинский сам у себя.

– Ну, почему купить… Небольшая благодарность… ну, можно добавить, конечно, если ты так считаешь… до восемнадцати… хорошо – двадцати процентов… но больше – это уже слишком…, – сбивчиво бормотал Ярцев, глядя куда-то вниз и в бок.

– Наверное, давал, раз предложили, – ответил сам себе Ободзинский и, не слушая бубнёж Ярцева, опрокинул в себя бокал вина. – Редкостная пакость.

После этого развернулся и твёрдым шагом пошёл из зала.

Вдруг на выходе их зала он увидел Олафа, отца Хильды, немигающим взглядом смотрящего прямо в глаза Ободзинскому. За прошедшие годы он мало изменился. Короткий ёжик волос на голове. Только появились лишние морщины у глаз. И сами глаза потемнели и сузились. И его обычно жилистая крепкая фигура чуть сгорбилась. В руке его был плотный прямоугольный пакет, завернутый в плотную коричневую пергаментную бумагу. «Странно, он же никогда не ездит по делам в Россию», – первая мысль, которая пронеслась в голове у него…

***

…Воздух был пропитан ожиданием светлого будущего и счастья. В двадцать четыре года всё легко и преодолимо! Ободзинский сидит у входа в кампус университета Heriot-Watt4 в Эдинбурге со своим новым приятелем Джимми, куда он приехал на стажировку как лучший выпускник совместной магистратуры Томского политеха и шотландского Heriot-Watt две недели назад.

– Наконец этот чёртов понедельник закончился! – Джимми глубоко затянулся и выпустил кольцо дыма.

– Почему некоторые так не любят понедельники? – лукаво засмеялся Ободзинский.

– После воскресной тусовки не очень хочется погружаться в эту работу…

– Да? А может потому, что «некоторые» всё пытаются начать в понедельник новую жизнь, а потом выясняется, что и старая «ничего»? «Сойдёт?»

– Да иди ты!.. – Джимми в шутку замахнулся на него.

Джимми уже третью неделю бросал курить. Здесь мало кто из студентов курил, было не принято.

Комната Джимми в кампусе соседствовала с его комнатой. Они частенько по вечерам пересекались в холле или возле кампуса. Ободзинский сидел на лавочке под развесистой берёзой, почти такой же как в России, с книгой возле небольшого чистенького прудика рядом с кампусом на окраине Эдинбурга с забавным названием Лох, чуть поддёрнутым в середине зелёной тиной.

«Почти такой» – потому что каждый её листочек казался до блеска вымытым. Подстриженная возле неё травка, как будто росла строго по линеечке, не отклоняясь от установленных Евросоюзом нормативов роста травы экономически успешных государств еврозоны, а расположившиеся рядом ярко-зелёные кусты с неизвестными красными цветочками, должно быть были запрограммированы Еврокомиссией на рост в виде правильной сферической формы.

Серые утки, крякающие на местном диалекте английского, деловито суетились рядом, курсируя между тёмно-зелёным пятном тины и берегом. Два благородных белых лебедя делали вид, что они с ними не знакомы, их шотландского акцента не понимали. Они величественно проплывали мимо, не обращая внимания на суетившихся у берега серых «плебеев», выпрашивающих хлебные крошки у читающих на зелёной травке студентов.

Джимми приехал из Нигерии. Его отец был в Абудже каким-то большим чиновником, и, по всей видимости, как-то связан с национальной нефтяной компанией. Джимми не любил на эту тему распространятся, но стеснения в деньгах никогда не ощущал, несмотря на приезд из небогатой африканской страны.

– Ну что, вечером идём в Драгонфлай? – Джимми выпустил густые клубы дыма.

«Dragonfly» был уютный бар в центре города. Каменные серые старинные стены бара, казалось, вырубленные в скале с воткнутыми толстыми белыми цилиндрами восковых свечей, соседствовали с современными разноцветными стеклянными витражами. Пол из грубого серого гранита, больше подходящий для «аппартов» средневекового рыцаря, сурово хмурился на весёлое панно светлого потолка. Большие викторианские люстры тысячей стекляшек отражали на дубовый старинный буфет за современной барной стойкой, и повидавший не одно поколение владельцев, отблески былых дней, весёлых пирушек и счастливых мгновений.

Рядом находилась самая известная достопримечательность Эдинбурга – древняя крепость на высоком зелёном холме – Эдинбургский Замок.

– Нет, брат! Сегодня я уединяюсь с Питером Роуз, – Ободзинский, сощурив глаз, кивнул на лежавшую на лавке книгу «Анализ рисков и управление нефтегазопоисковыми проектами».

– О, брат! Что я слышу! Ты поменял ориентацию? Какой «coming out»! Я впечатлён!

В «Dragonfly» подавали изысканные коктейли, которые очень нравились девушкам. Широкой натуре Джимми очень не хватало «полноформатного» общения с молодой женской половиной Эдинбурга. Поскольку все коммуникации с прекрасной половиной alma mater проходили исключительно в деловом формате в кампусе или лаборатории университета шансов на возможность более «тесного общения», к которому он так привык дома в Нигерии, у него не было никаких.

– О, нет! Урсула и Хильда сегодня собирались в «Драгонфлай», и я думал, что мы можем «случайно» встретиться с ними там. Хильда сегодня утром вернулась из Осло и у нас будет много профессиональных тем для обсуждения!

– «Профессиональных»? Джимми, не смеши меня. Я знаю твои основные «профессиональные темы». Только я боюсь, что Урсула не захочет их обсуждать с тобой, а с Хильдой – не захочешь обсуждать ты.

Длинноногая, стройная, знающая себе цену, и поэтому чуть высокомерная блондинка Урсула общалась с мужской половиной строго, деловито и исключительно по рабочим вопросам. С Джимми была подчеркнуто вежливой, как и со всеми темнокожими студентами, но от этого более «расслабленного общения», как мечтал Джимми, не происходило. Полная и рыхлая Хильда с широким блеклым лицом, с прозрачными голубыми глазами, не отражающими ничего, ни у кого из мужской половины студентов кампуса вообще никаких желаний не вызывала. Хотя, она, как показалось Ободзинскому, пару раз перекинувшимися с ней словами, была неплохим человеком.

– Кстати, а почему Осло? Не самый лучший город для weekend`а в конце лета.

– Она оттуда родом. У неё отец – крупный босс в «Statoil5», поэтому она первая, кто узнаёт все последние новости в европейской нефтянке. Ну пойдём, Bro! – Джимми, дурачась, сложил умоляюще ладони у груди и затряс ими. – Ты мне очень нужен для компании!

– Ха-ха! – Ободзинский отложил книгу и засмеялся. – Ладно, наверное, ты прав, нужно развеяться… Слишком много учёбы и много работы последнее время.

– You are right Bro! – у Джимми заблестели глаза. – Но имей ввиду, Урсулой я сегодня занимаюсь!

– Ну, конечно, не переживай, брат! Я иду исключительно, чтобы составить тебе компанию! – многозначительно улыбнулся Ободзинский…

***

Бешенный ритм дня не кончался. Это было пятое за этот день совещание. Оно переносилось два раза, поскольку у генерального директора Научного Инновационного Центра главной синей нефтяной Компании Петербурга постоянно двигался график. Все его замы вынуждены были вслед за ним «сдвигать» свои другие рабочие встречи и совещания.

«Коллеги, я хотел бы поговорить с вами об инновациях в нашей Компании», – наконец Павел Вашковский начал совещание и внимательно оглядел собравшихся у него в кабинете начальников департаментов и управлений:

«Для вас не секрет, что к 2025 году все крупные западные нефтяные компании будут использовать «цифровые двойники» своих нефтегазовых месторождений. Для нас этот вопрос выходит на первоочередную повестку дня.

Последние два дня я был на конференции SPE в Москве и много общался с нашими западными коллегами. Знаете, как обстоят дела у наших зарубежных конкурентов по этому вопросу?

British Petroleum уже с 2017 года использует виртуальные модели всей своей технической инфраструктуры в самых труднодоступных местах. В том числе и на Северном море. «Бипишники» хвастались, что могут строить цифровые модели любых объектов за 20 минут, хотя раньше это занимало до 30 рабочих часов.

Итальянская ENI уже внедряет цифровые решения на базе искусственного интеллекта и виртуальной реальности для моделирования операций. Уже подходят к разработке цифрового симулятора бурения. Ну, в этом вопросе мы их даже опережаем», – Павел Вашковский улыбнулся.

«Норвежская Equinor с филиалами в 30 странах мира применяет «цифровые двойники» на месторождении «Юхан Свердруп» в Северном море, на которое приходится четверть всей морской нефтедобычи в Норвегии. Самое интересное, что данные о работе оборудования поступают в режиме реального времени на планшеты и смартфоны их сотрудников.»

Ободзинский вздохнул. Вашковский бросил на него быстрый взгляд и продолжил:

«Дальше всех продвинулись «шелловцы».

Shell первая в мире создала цифровые буровые установки, что значительно снизило текущие расходы и на 25% повысило эффективность бурения. Их самообучаемая система на базе искусственного интеллекта предупреждает о потенциальных сбоях за два месяца. Вся информация о состоянии нефтяной платформы и работе всего оборудования идёт в режиме реального времени.

А что эти годы делала наша «большая российская нефтяная тройка»?

Наша компания первая в российской нефтянке с конца нулевых начала делать отдельные цифровые решения для исследования нефтяных скважин. Мы начали дистанционно управлять оборудованием месторождения, превращать все производственные процессы в «цифру». У нас самые большие наработки в российской нефтянке по отдельным цифровым решениям на всех этапах нефтедобычи. Первыми запустили Центр управления добычей нефти, объединивший все самые современные решения. Но что произошло? Почему мы стали отставать с массовой трансформацией их в полноценные «цифровые двойники»?

В это время «Роснефть», первыми в России в прошлом году запустили проект «Цифровое месторождение», который реализовали на базе Илишевского месторождения, впервые в отрасли охватив все основные процессы нефтедобычи и логистики. Что это дало «Игорю Ивановичу6» кроме лавр «первого»? – Экономический эффект порядка 1 млрд рублей в год. Вот что!

«Лукойл» тоже зря времени не терял. «Дон7» умеет расставлять правильные кадры, в этом ему не откажешь. Результат налицо. Они сейчас запускают самую масштабную цифровую модель нефтяного месторождения в России – Ватьеганского месторождения. Беспрецедентный по масштабу и сложности проект! Это создание «цифровых двойников» трёх тысяч скважин и охват всей производственной цепочки добычи – от нефтяного пласта до нефтехранилища».

– Чем мы можем на это ответить? – Вашковский обвёл глазами присутствующих.

Ободзинский краем глаза посмотрел вокруг.

Слева Дмитрий Сагальский, начальник департамента закупок, сосредоточено тыкал пальцем в «айпаде». В самом инновационном центре главной нефтяной корпорации Петербурга было моветоном ходить на совещания с записной книжкой или бумажным ежедневником. Дима держался до последнего, обычно незаметно доставая на совещаниях синий кожаный ежедневник с эмблемой «Газпрома» и выгравированной «зажигалкой» и такую же синюю ручку «Ватерман». Однако, однажды после к ни к кому не обращённой реплики Вашковского, «что в нашей команде не может быть людей, которые не трансформировались изнутри в соответствии с новыми вызовами современности», Сагальский сразу пришёл на следующее совещание с «яблочным» планшетом.

Тогда же Мишин, дряхлый начальник департамента геологии и разработки активов (в далёкой молодости бывший на «ты» с динозаврами, из которых сегодня радостно добывали нефть), сразу превратился из Владимира Петровича во Владимира. Он тут же снял галстук и перенёс «оперативки» со своими «бойцами» из своего шикарного кабинета, где он раньше восседал поседевшим облезлым орлом в большом кожаном кресле за длинным Т-образным дубовым столом, в демократичную стеклянную переговорную. Там за круглым столом он сразу и «затерялся» в гомоне своих молодых горластых геологов, весело обсуждающих вопросы обустройства Южно-Приобского месторождения вперемежку с вчерашним коллективным выходом на шашлыки, правильно называвшимся «Стратегической сессией Департамента».

Сейчас он сидел, беспокойно поглядывая по сторонам, протирая платком свою вспотевшую лысину, а потом – очки, и пытаясь понять, что ждёт его завтра, и не скажутся ли новые инициативы нашего неутомимого директора на достижении им своих KPI8, а значит, и премии в конце года. Всё остальное – бренное – его волновало мало.

Справа Светлана Ковальчук, начальник управления подсчета запасов и развития ресурсной базы, неутомимая, вечно молодящаяся дама, находящаяся в постоянной борьбе с возрастом, (и по её внутреннему убеждению, окончательно его победившая), с серьёзным выражением лица проверяла корпоративную почту на телефоне. Бросив по сторонам короткий взгляд, она быстро переключалась в WhatsApp и с кокетливой улыбкой, чуть прикусив губу, отправляла какое-то «важное сообщение». И через мгновение – вновь открытый мобильный Outlook на телефоне и полный глубоких мыслей о текущих задачах взгляд на Вашковского.

Пятничный casual дресс-код, допускающий определённые отступления от строгой повседневной одежды, в её исполнении превращался в голубые дранные на коленках джинсы с кожаным ремнем с большой блестящей изогнутой пряжкой D&G, и цветастую маечку «пожар в джунглях», которую её молоденькие сотрудницы вряд ли осмелились бы одеть в офис даже на день Хэллоуина.

Услышав голосистые раскаты её голоса, хорошо поставленного в девичестве на текстильной фабрике в Иваново, её сотрудники в опен-спейсе тут же молча одевали каски и средства индивидуальной защиты от оружия массового поражения (маски, до этого висящие на подбородке, натягивали прямо на глаза), превентивно распечатывали отчёты о текущем статусе разработки месторождений и опускали головы под монитор, дабы не задели пролетающие горячие осколки её фонтанирующего спича.

Всё менялось, когда рядом проходил Ободзинский или кто-то из неженатых начальников департаментов или управлений. Ковальчук по мановению волшебной палочки превращалась в мягкую Белоснежку, с большими невинными голубыми глазами, окружённую маленькими тупыми гномиками-даунятами, с которыми ей приходится нянчиться ежедневно, и, если бы не подошедший принц, она бы точно ни с чем не справилась, «она ведь девочка, а не ломовая баба».

Труднее всего в её управлении приходилось неженатому и скромному начальнику отдела Косте Саврасову. Он единственный из её управления, на которого она ни разу за два года не повысила голос. Приветствуя его, она, она всегда улыбалась, чуть наклонив голову, и пела соловьём: «Доброе утро, Костя!», а не рыкала «Сергей, явился наконец!», «Александр, чем ты там занимаешься?». Периодически она вызывала его с отчётом в себе кабинет. Костя строевым шагом заходил:

– Разрешите, Светлана Викторовна?

– Ну, что ты, Костя, так официально, заходи, дорогой. Давай посмотрим твой отчёт, – она снимала свой костюмный пиджак, присаживалась к нему за приставной стол и склонялась над отчётом. При этом верхняя перламутровая пуговичка её белоснежной сорочки автоматически расстёгивалась, как только её пышущая под сорочкой грудь касалась его плеча. Видимо, управлялась по Wi-Fi. Костя геройски держался, не сводя глаз с отчёта, только запотевшие линзы очков и покрасневшие щёки выдавали его напряжение, вызванное, вероятно, отчётом. Хотя к отчёту никогда нареканий не было. Дальше в своём влиянии на Костю она не заходила. Но ей очень импонировало это юношеское волнение и пунцовый румянец. «А я-то красивая! Я по-прежнему нравлюсь молодым людям! Да, я такая!», – неслась где-то в её подсознании лихая тройка.

Костя тщательно скрывал, что у него есть девушка. Он категорически запрещал ей подходить к офису ближе, чем на триста метров, когда она пыталась его встретить после работы. А сейчас он был в отчаянии: весной у него намечалась свадьба. Он понимал, Светлана Викторовна этого не переживёт! Или не переживёт Костя…

Все коллеги управления утешали его чем могли. У женской половины управления это была основная тема обсуждения за обедом в комнате приёма пищи – «Как спасти Костю от нашей мымры». Ребята утешали по-своему: «Ну, что, Костян, прощайся с Питером! Готовься по весне к семейной поездке – ехать в Ханты-Мансийск на ПМЖ «активы считать». Га-га-га!».

– Чем мы можем на это ответить? – «с подколом» шепотом наклонился Ободзинский к сидящему рядом Мишину. Тот от неожиданности чуть не подпрыгнул на стуле и, убрав платок в карман, с деланной улыбкой невпопад прошептал в ответ:

– Мы обойдём всех.

Ободзинский подмигнул.

«Мы должны создать не просто «цифровое зеркало» нашего месторождения, – громко продолжал совещание генеральный директор, – а новый интеллектуальный актив, в принципиально новой кибер-физической системе, работающей на основе искусственного интеллекта, больших данных, методов «машинного обучения», интернета вещей и VR технологий. У нас есть совместные наработки с американцами – и со «Шлюмберже», и с «Халлибёртон», и «IBM». Но на первое место выходит наш отечественный «софт», который должен лечь в основу разработки любых больших программных комплексов.

Мы должны первыми в условиях пандемии «Ковида» среди российских нефтяных компаний ввести в эксплуатацию новое нефтяное месторождение с помощью «цифрового двойника», созданного на основе российского софта…»

После окончания совещания у лифта, развозящего «топов» по этажам, царил шум. Руководители департаментов и управлений, вырвавшись из двухчасовой неподвижности и молчания, как подростки после окончания школьных занятий, пытавшиеся компенсировать зря потраченные в школе часы гомоном и смехом, громко обсуждали друг с другом рабочие и «не совсем» рабочие вопросы.

– Так что, Владимир Петрович, обойдём басурман в «цифре»? – Ободзинский чуть насмешливо смотрел на Мишина.

– Обойдём, обойдём…, – пробормотал тот, отводя глаза и краем глаза поглядывая на часы.

– Кстати, наш проект разработки цифрового симулятора для ГРП уже подходит к стадии проектирования, и нам нужны твои ребята в команду для разработки техзадания для программистов…

– Мальчики, стойте! Я услышала волшебные слова – «ГРП»! Мы как раз ищем специалистов с таким опытом работы в департамент бурения. Я знаю, что «ГРП» – это «гидроразрыв пласта» и это всё, что мне известно. Просветите тёмных «эйчаров» по-подробнее! Что это? – рядом хлопала большими черными ресницами диснеевской Жасмин начальник департамента персонала Аня Игнатова. – Плиииз!

– Ну, Анна Викторовна, вам то, конечно, расскажу! – Ободзинский усмехнулся.

– Когда нефть на скважине истощается, например, на старых месторождениях, туда под большим давлением, до тысячи атмосфер, закачивают специальную жидкость. Под давлением разрывается пласт вокруг скважины, и раздвигаются слои породы, через которые начинает течь дополнительная нефть. А чтобы слои не сомкнулись назад, вместе с жидкостью начинает подаваться «пропант» – похожая на песок смесь мелких керамических гранул, которая и повышает проницаемость грунта для нефти. Это и есть гидроразрыв пласта. В итоге вокруг скважины образуется дополнительная паутина трещин, через которые и увеличивается поступление нефти в скважину.

– Понятно, мальчики. А что вы там «симулировать» собрались? – было ясно, что серьёзную Анну Викторовну так просто «голыми руками» не возьмёшь.

– Аня, «симулирование» – это моделирование ситуации в скважине. Во-первых, трещина может пойти не туда, куда нужно, и пропант может распределиться по ней не так, как нам бы хотелось. Трещина может уйти не к нефтесодержащему слою, а к подземной реке, например. Или пропант унесётся далеко от скважины и потеряет с ней контакт. Тогда вся работа будет бесполезна. А это десятки миллионов рублей! Для этого используется специализированный софт под названием «симулятор ГРП». Он рассчитывает физико-математическую модель развития трещины. Разработка таких сложных программ для моделирования этих процессов, требует одновременного участия физиков, математиков, программистов…

– Возьми у меня, кого считаешь нужным, – Мишин, бросил нетерпеливый взгляд на лифт, который где-то застрял. Цифровые изменения в нефтянке Мишина совсем не возбуждали. Вместо спокойной реализации понятного, заблаговременно утверждённого плана развития компании и освоения выделенных под это бюджетов, «генеральный» опять куда-то летел вперёд, что-то трансформировал, что-то улучшал, что-то ускорял.

Мишин вздохнул. «Как-то жили мы до этого без этой «цифровизации» и ничего – нефть качалась, добычу увеличивали, грамоты и премии получали. За последние шесть-семь лет всё изменилось. Стали приходить на руководящие должности молодые, ретивые, с заграничными МВА, отработавшие в «Шеллах» и «Бипишках» по нескольку лет. Что генеральный директор, что этот «выскочка Ободзинский». Что-то я не слышал, чтобы «новое трансформационное мышление» или программка на компьютере ускоряли добычу нефти. Принципы в нефтянке неизменны уже больше ста лет: хочешь больше нефти – бури новые скважины, используй хорошее оборудование, правильно выстраивай наземную инфраструктуру и, конечно, привлекай опытных «спецов». Нужно спешить за этой молодёжью, быть в тренде», – поморщился Мишин и добавил вслух:

– Конечно, этот технологический проект очень важен для нашей добычи. Можешь рассчитывать на мою поддержку, – и быстро, не оборачиваясь, шагнул в лифт.

– Гуд. Спасибо! – Улыбка Ободзинского исчезла с лица сразу, как за Мишиным закрылся лифт. Он знал, что никакой поддержки не будет, что все инновационные инициативы «генерального», которые двигал и реализовывал Ободзинский, были нужны на самом деле только им двоим. Остальные «начдепы» и «начупры» возлежали на своих пуховых должностях давно, обложившись удобными и мягкими замами, и единственно, что покалывало в пятой точке и заставляло ворочаться в своём уютном гнезде – это новые инициативы и проекты «генерального» и его правую руку – Ободзинского.

К ним, конечно, тоже можно приспособиться, если употреблять в своей речи и отчётах на оперативке терминологию шефа: «уровень организационной трансформации операционной деятельности блока», «развитие системы технологического менеджмента», «использование динамического ресурсного планирования и стаффинга». Но что-то им подсказывало, что изменения пришли всерьёз и надолго…

Ободзинский в ожидании своего лифта вниз, подошёл к Сергею Владимирову, начальнику отдела хозобеспечения, который что-то обсуждал с Дмитрием Сагальским.

– Нужно проводить новый тендер на отбор компании для уборки нашего офиса, – Сергей слегка переминался с ноги на ногу. – К действующему подрядчику слишком много вопросов по качеству уборки. Кроме того, они задерживают выплату зарплаты своим сотрудникам, которые убирают у нас в офисе. И при этом ссылаются на задержку в получении платежей от нас. А мы платим им точно – «день в день». Поэтому будем расторгать с ними договор.

– Это же их работники, не наши, – Сагальскому явно не хотелось заниматься организацией нового внепланового отбора подрядчика.

– Да, но, если их работники пожалуются в прокуратуру на задержку выплаты зарплаты и сошлются на нас, как на первопричину, оправдываться придётся нам. Вашковский точно не будет рад общению с прокуратурой.

Фамилия Вашковского волшебным образом сразу помогала прийти к полному взаимопониманию между сотрудниками, и Сагальский нехотя согласился:

– Ок. Надо, так надо. Организуем…

– Коллеги, прошу прощения, что я вторгаюсь в вашу беседу, – Ободзинский как всегда напористо влетел в разговор, – Сергей, хочу напомнить, чтобы посмотрели кондиционер в моём кабинете. Из него чем-то пахнет.

– Может, фиалками? – сострил Сагальский, обрадованный возможностью сменить тему разговора.

– Может и фиалками. А может необходимостью провести новый тендер по подрядчику в Тюмени для написания компьютерной программы «Разработка цифрового симулятора для гидроразрыва пласта».

– Зачем отбор? У вас же «Шлюмберже» – исторический подрядчик по программным комплексам для исследования скважин? Американцы же всегда делали? – не удержался Сагальский.

– Дима, ты слышал, что сказал Вашковский? «Импортозамещение – наше всё!» От американских технологий будем отказываться, хотим мы этого или нет. Поэтому «Шлюмы» «пролетают» в этом проекте.

– А смогут российские подрядчики написать такой сложный софт? – Сагальский с сомнением посмотрел на Ободзинского. – Что, есть примеры?

– Нет примеров – будут. Техническое задание на тендер – с нас. Остальное – твоё, – отрезал Ободзинский, – Коллеги, пока.

Он развернулся и пошёл в свой кабинет.

Как обычно после совещания у генерального директора насупленные «топы», погруженные в большие непостижимые для обычных смертных мысли государевых людей о нелёгком пути российской нефтянки, расходились по своим кабинетам, где их уже ждали бьющие копытом в нетерпении недалёкие ослики, готовые скакать арабскими скакунами по ипподрому в достижении заветного кубка, то есть годового бонуса.

Существующее пелевинское раздвоение реальности: бешенный галоп неутомимых алхетинцев, запряженных в тяжеленые арбы, летящие за ними как пушинки, сопровождаемый многоголосым хором нимф и радостным рукоплесканием приближенных цезаря на трибунах (совещаниях) и сам лучезарно улыбающийся цезарь на финише (в конце года) с поднятой оливковой ветвью, переплетённой шелковой лентой с надписью «KPI 200%» – это в головах у сотрудников.

И параллельная существующая реальность в головах у их боссов: безучастные, с бессмысленным взглядом ленивые мулы, еле перебирающие ногами, тянущие, в общем то, полупустые брички, и которым, кроме старой надкусанной морковки, подвешенной у них перед носом одухотворённым открывающимися за горизонтом перспективами извозчиком, ничего то и не надо…

В кабинете Ободзинского уже ждали Денис Шестаков, его зам и одновременно начальник управления внедрения новых технологий и начальники отделов, которым он приказал собраться, когда он вышел от генерального. Zoom уже был включен на большом мониторе: ещё два начальника отдела подключились дистанционно, работая из дома.

Подавляющее большинство совещаний уже почти год из-за «ковидных» ограничений проходило в онлайн режиме: через «Скайп» или «Зум». Половина всей команды работала удалённо из дома. Сначала это было очень непривычно не видеть людей на совещании – только фото на экране. Но народ быстро прочувствовал кайф виртуального присутствия на рабочем совещании. Затем Ободзинский «эту лавочку прикрыл» и стал требовать, чтобы на его оперативках все «онлайн» присутствующие включали видео, и небритые заспанные рожи с ноутом на одеяле вместе с розовыми пижамками с бабочками «канули в лету».

Гомон в кабинете мгновенно прекратился, и все с позитивно-нейтральными лицами уставились на Ободзинского.

«Коллеги, добрый день. Вы знаете, что я сейчас с совещания у Павла Николаевича, – сухо и деловито сразу взял в карьер Ободзинский, – «генеральный» нам обозначил основные технологические вызовы для нашего бизнеса на ближайший год. Задача номер один: ускорение нашей работы по созданию «цифровых двойников месторождений» компании.

Вы знаете, что для нас «виртуальные двойники месторождений» особенно важны по трём причинам:

Первое. Все наши нефтяные скважины удалены от Питера на несколько тысяч километром и находятся в труднодоступных местах. Поэтому «цифровые двойники» помогают нам следить за их работой прямо отсюда, из нашего офиса, отправляя наших сотрудников в командировки только в экстренных случаях. Особенно это важно сейчас, в условиях пандемии «Ковида».

Второе. Вы знаете, добыча нефти всегда связана с повышенным риском. А к каким гигантским расходам и экологическим бедствиям могут привести аварии, мне объяснять вам не нужно. «Digital Twins» помогут избежать нам многих инцидентов, а значит— и расходов на ликвидацию последствий, простоев оборудования и человеческих жертв.

Третье. Сокращение сроков и затрат при проектировании и обустройстве нефтяных месторождения в «разы». Здесь департамент Владимира Мишина будет очень нам благодарен («Наверное…», – мысленно продолжил он)».

Во время выступления он ходил по кабинету и внимательно оглядывал сотрудников и их реакцию. Денис Шестаков, не сводил серьёзного взгляда с Ободзинского, успевая что-то помечать в блокноте. Нина Семёнова, начальник отдела коммерциализации технологий, смотрела с экрана монитора сквозь Ободзинского невидящим взглядом. Похоже, сегодня она больше думала о том, что надо бы пораньше закончить работу у компьютера, забрать ребёнка из садика и купить манго, которые она, находясь сейчас «в интересном положении», поглощала в несметных количествах. Коммерциализация внутренних технологий компании находилась в плачевном состоянии, а точнее практически отсутствовала. Да, и не уволишь её. HR-ы и юристы сейчас грудью встанут её на защиту, правда, больше руководствуясь не её интересами, а рисками компании в случае её увольнения.

– А теперь поговорим о статусе наших ключевых проектов по цифровизации, – продолжал Ободзинский, мельком поглядывая на присутствующих.

Денис Шестаков сразу оживился:

– Наш проект «разработки цифрового симулятора для гидроразрыва пласта» уже на стадии проектирования. Пора начинать готовить техническое задание и нам необходимо…

– Я знаю, – нетерпеливо прервал его Ободзинский, – с Мишиным я переговорил. Можете подключать к своей команде его людей.

– А кого я могу…

– Возьмите самых толковых, – прервал Ободзинский, – на ваше усмотрение.

– Понял. И пора организовывать отбор возможных подрядчиков…

– Уже. Сагальский в курсе. Наш департамент готовит техническое задание. Сагальский – на основании этого ТЗ проводит отбор подрядчика.

– Основные претенденты, как всегда, будут «Шлюмы» и «Халлы9»?

– Нет, иностранные компании по условиям этих закупочных процедур допущены не будут. Только российские компании.

Воцарилось молчание. Первым его нарушил лохматый Толик Амосов, начальник отдела по работе с инновационным окружением:

– Ага! Наши напишут! Или софт тормозить будет, или нужной функциональности у программы не будет, или писать будут до тех пор, пока у их программиста сын платный факультет универа не закончит. Российские программёры никогда не сдаются, даже когда не знают, как и что писать! Писать будут на «последнем издыхании», пока бюджет на их услуги не кончится! Да, непростые ребята!

– Это вывод от их коллеги? «Непростого геолога»? – подколол его Ободзинский.

Все грохнули от смеха. «Зум» на минуту завис от такого взрыва эмоций. Два года назад, когда Толик был на последнем курсе Горного университета, он уже ударно работал у Ободзинского ведущим, но очень перспективным молодым специалистом. Как у всякого ударника геолого-капиталистического труда времени на личную жизнь не хватало катастрофически. Но юный возраст в лице достойного уровня тестостерона в крови настоятельно требовал уделять прекрасному полу гораздо большее внимание чем то, которое оставалось после общения с Ободзинским и ему подобными птеродактилями. Однажды, будучи на работе, он в университетском чате «Прочее» оставил объявление: «Познакомлюсь с милой девушкой (1-2 курс) с факультетов менеджмента или управления персоналом просто для общения (или непросто).

Пятикурсник с геологического.»

Всё бы ничего, если бы в это время в опенспейсе за спиной Толика в момент его творческих поисков не стоял Денис Шестаков. Можно представить как в течении пятнадцати минут сотрясался опенспейс от гогота и троллинга неудавшегося Дон Жуана:

– Толян, ты уж определись – «просто» или «непросто»? Га-га!

– Бурить будем? Га-га!

– Он же геолог! Бурению обычно предшествует разведка! Га-га-га!

– Толян, а что, с «геологинями» не сложилось? Га-га!

С тех пор Толик стал «непростым геологом».

Когда все успокоились, Ободзинский продолжил:

– Коллеги, вы знаете «курс партии и правительства» на импортозамещение. И в первую очередь, необходимо «импортозамещать» подрядчиков из «санкционных» стран, то есть Штаты, Великобритания, западная Европа.

– Там же все наши основные поставщики технологий и научно-технических разработок? – не унимался «непростой геолог».

– Значит теперь будем работать с российскими подрядчиками.

– Можно представить, как взвоют «Шлюмы» и «Халлы»: санкции – санкциями, а «загрузку» их бюджетов российскими заказами западные «хэд офисы» для их российских представительств не отменяли. А я слышал, даже увеличили в этом году, – задумчиво протянул Денис Шестаков. – Ок, перестроимся.

Ободзинский ещё минуту молча мерял шаги в своём кабинете. Все тоже молчали.

– Денис, тендер проводит наш филиал в Тюмени?

– Да.

– Проконтролируй, пожалуйста, результаты.

После пятнадцати минут быстрого и конкретного обсуждения других проектов Ободзинский совещание закрыл.

– Денис, задержись, пожалуйста.

Когда последний человек закрыл дверь кабинета, и погас «Зум», Ободзинский повернулся к Шестакову, неподвижно сидящему на том же самом месте:

– Денис меня беспокоит состояние дел в отделе коммерциализации технологий твоего управления. И работа Нины Семёновой непосредственно.

Шестаков, не поднимая головы, молча заштриховывал квадратики в ежедневнике, выстраивая каменную стену под записями совещания.

– Я попрошу тебя лично подключиться к задачам отдела. А завтра к девяти утра я жду от тебя на почту отчёт о текущем статусе проектов отдела.

– Ок, – Денис поднялся и также молча закрыл за собой дверь кабинета.

***

…Ободзинский с гордостью поставил два бокала с советским шампанским и один бутерброд с колбасой на маленький круглый столик буфета Мариинки. Он был счастлив! Волшебство! Мариинский театр! «Жизель»! Первые дни нового двадцатого первого века он встречает с самой красивой девушкой их курса! Да, что там курса – всего университета! Всего Питера! Всего мира!

Лиза всё-таки успела занять столик, хотя она вышла в фойе вместе с хлынувшей толпой через раскрытые седой старушкой-капельдинером высокие украшенные вензелями с позолотой двери неспешным шагом после начала антракта, ясно давая понять, что ей спешить некуда. Всё должно быть и так подготовлено к её приходу. А как иначе?

Её большие карие глаза, в обрамлении черных густых ресниц, с интересом разглядывающие портьеры театра, короткое коричневое каре блестящих в свете хрустальных люстр волос, из-под которого выглядывала худенькая и такая милая шейка, которую хотелось покрыть поцелуями. Всё это сводило с ума и занимало все его мысли. Последние две недели учёбы «гидродинамика» и «сейсмика» нервно курили в сторонке, ожидая возвращения блудного сына-третьекурсника к учебникам. Предстоящая сессия в Горном университете обещала быть для Ободзинского непростой.

Несмотря на то, что он выскочил из зала за пять минут до начала антракта, таких «умников» как он, в фойе хватало. В очереди пришлось постоять добрых десять минут. Сейчас очередь вилась и изгибалась за поворотом.

– Ободзинский, перестань летать в облаках. Ответь, что такое любовь? – она пригубила шампанское и лукаво посмотрела на него.

– Повышение уровня дофамина и серотонина при взгляде или общении со своим сексуальным партнёром, – чётко доложил он.

– Какой ты зануда. То есть всё, на что я могу рассчитывать в будущем после нескольких лет общения с тобой, это повышенный уровень серотонина?

– Нет, конечно. Через несколько лет общения, уровень серотонина у тебя понизится, но возрастёт уровень окситоцина в крови.

– Нет, Ободзинский, всё не так. Любовь – это когда пробегающие мимо меня твои тараканы, подымают стаю моих бабочек, и они радостно летят за ними, не оглядываясь. А твои тараканы замедляют шаг, потому что им приятно бежать с таким эскортом. На ходу приводят себя в порядок, расчёсываются, принаряжаются…

– … на бегу чистят ботинки и бреются… – негромко продолжил он.

– Ой, какой же ты дурачок, – она дурашливо слегка толкнула его, вновь подняв на него свои большие карие глаза.

– Ободзинский, ты на меня как-то странно смотришь? – она лукаво улыбнулась. – Я тебе кого-то напоминаю?

– Да, принцессу «Белль» … – Он скованно попытался улыбнуться, но легкий румянец окатил щёки.

– Тогда ты моё «Чудовище», – она притворно вздохнула. – Вот как меня угораздило!

Он краснел.

– Но ты мне нравишься, Ободзинский. Наверное, своими большими мускулами.

От этих слов долговязый угловатый Ободзинский краснел ещё больше. Он вспомнил свою худую нескладную фигуру, прыщи на лице, которые он утром и вечером перед зеркалом смазывал «Клеарасилом». Потом – огромные прокаченные мышцы здоровяка Чекова с соседнего потока универа. Было непонятно, почему Лиза бросила широкоплечего атлета «Чекиста» и стала встречаться с ним.

В эту минуту он был больше похож на высокого неуклюжего десятиклассника, которого вызвала к доске молодая симпатичная училка, только пришедшая в их школу после педфака.

Маленькая, до невозможности красивая «учительница» внимательно рассматривала не выучившего свой урок неловкого «десятиклассника». «Десятикласснику» «учительница» оооочень нравилась, но он старался не смотреть на красивую грудь, упругую попу-орешек, и талию-ниточку, которую, казалось, можно было обхватить пальцами двух рук полностью.

Она обхватила его покрасневшие щёки своими маленькими тонкими длинными пальчиками, медленно подтянула к своим алым губкам, и когда оставался сантиметр до задышавшего в возбуждении его полураскрытого рта, быстро поцеловала его в щёку и заливисто захохотала.

Пунцовый Ободзинский отвернулся.

– Нет, Ободзинский, ты мне нравишься не за мускулы, – она двумя пальчиками осторожно потрогала то место, где должен был находиться его бицепс.

Он молчал.

– Ты мне нравишься за свой ум. Самая сексуальная часть тела у мужчины – это его мозг. Он может так возбудить девушку, ввести её в такое состояние вожделения, на которое не способны никакие другие мышцы…

Он посмотрел в её невыносимо красивые глаза.

– Ну, кроме, может, определённой мышцы… – вновь захохотала она.

Багровая краска вновь прыснула ему на лицо.

– Выходи за меня, – вдруг отрывисто глухо сказал он.

Она внезапно оборвала свой хохот. Посмотрела серьёзно на него. Зачем-то поправила челку.

– Женщине не нужен муж. Ей нужен мужчина. Настоящий… – и помолчав, добавила. – Стань им…

– Что я для этого должен сделать?

– Ты должен действовать. А я буду тебя вдохновлять на твои победы. Они у тебя обязательно будут!

Она встала на цыпочки, обхватила его шею и жарко поцеловала…

Разноцветный салют взорвал мозг и разлетелся по всему театру, красными, желтыми, синими, золотыми, серебряными, искрами, повиснув в его голове переливающимся всеми цветами радуги туманом, под которым негромко, но сосредоточенно заработал заведённый ею «движок» обретённой им устремлённости в будущее. «Движок», который он будет «апгрейдить» на протяжении многих лет, устанавливая в него новые модули знаний, опыта, профессионализма. А основной его плагин – «целеустремлённость и достижение целей» он будет совершенствовать и улучшать с особой любовью, доведя его до последней версии – «заточенность на результат любой ценой, любыми средствами».

Цель – она всегда оправдывает средства. Победителя не судят: Ника заслуженно увенчивает его голову венками славы и признания, с улыбкой ведя его за руку к яркому свету, мягко переступая через многочисленные тела павших, так и не дотянувшихся до своей мечты…

А ослепительный свет впереди – иллюзия могущества успешности – всегда будет притягивать к себе миллионы воинов, закованных в блестящие латы своей сверкающей самоуверенности, сжимающие в левой руке щит опыта, в правой – меч знаний, чтобы сразиться с таким же рыцарем в офисном Колизее. А потом, отважно пронзив его насквозь в конкурентной, но подковёрной борьбе, поставить свою ногу на его грудь, став немного выше остального пованивающего офисного планктона и заслужив одобряющий кивок самого Цезаря из кабинета генерального директора.

Аве Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!

И пока ты на сооруженном годами офисной борьбы постаменте отбиваешься стальным мечом знаний и укрываешься за бронзовеющим щитом своего опыта прошедших лет, сзади уже напирают новые легионы молодой поросли подросших бойцов, с горящими глазами, с жалкими деревянными щитками опыта, но с фонтанирующей энергией молодости. Они отчаянно желают скрестить с тобой меч, в надежде, в конце концов, поставить свою ногу на твою грудь, превратив тебя в перегной для будущих поколений.

O tempora, o mores!