Читать книгу Личный поверенный товарища Дзержинского. Книги 1-5 - Олег Северюхин - Страница 16

– Дон, когда я убирала в кабинете, то видела твои записи, – сказала мне Катерина, – не стала их читать без тебя. Почитай мне то, что пишешь, если можно, а?

– Можно, почитаю, – согласился я.

– А если прямо сейчас, – предложила Катерина.

– Сейчас так сейчас, – сказал я, – пойдём в кабинет, бери закуску, а я возьму рюмки и бутылку. Придвину журнальный столик к дивану и начну читать. С какой страницы начнём? Давай откроем наугад, если понравится, то почитаем что было раньше написано. Я всегда читаю книги со средины, кроме разве что учебников. Открой сама.

Катерина подцепила ноготком один из груды исписанных листов. Я открыл и начал читать:

«Утром мы вышли на перрон Пражского вокзала. Светило солнце. Немноголюдный вокзал был чист и опрятен. Иногда такими бывают маленькие станции у нас в России, когда начальником станции назначается любящий своё дело железнодорожный чиновник, контролирующий работу подчинённых и требующий ежедневного порядка.

Эта требовательность сначала торпедируется, затем входит в норму и становится неотъемлемой частью жизни каждого станционного человека. Если человеку, бросившему окурок мимо урны, съездить по физиономии дворницкой метлой, то после пятого окурка человек перестанет бросать окурки мимо урны, зная, что помимо метлы ему могут врезать вдоль спины казацкой нагайкой.

Вся западная культура втолковывалась именно таким путём и привилась. Но кроме полицейского кулака огромную помощь оказала товарищеская или соседская взаимопомощь. Как только что-то и где-то произойдёт, так соседи быстренько донесут в полицию и к виновному примут меры.

Причём доносчик бывает даже горд тем, что он способствовал поддержанию городского порядка. Точно так же доброхоты сообщат и о приезде иностранцев или подозрительных лиц. Сообщат совершенно бескорыстно в соответствии с установленным порядком.

Мы остановились в гостинице второго разряда в соответствии с нашей легендой – университетских работников, изучающих вопросы распространения славянских идей с территории Европы в Россию. Славянство в Австро-Венгрии особой популярностью не пользовалось, хотя славян в империи проживало достаточно, но факт распространения славянства с территории Европы был лестен.

Есть у славян и свой гимн, написанный в 1934 году для словаков. Смысл этой песни не анализируют, потому что славяне готовы воевать со всем миром, чтобы быть первыми среди первых. Послушай, как он поётся. И он запел:

Запомните, Дон Николаевич, еще ни один шах шахов, шахиншах, ни один император императоров, ни хан ханов не получил торжества над всем миром. Все они валяются в канавах истории. Одни только славяне еще не получили запоминающегося урока и не внесли изменения в свой гимн.

На следующий день мы нанесли визит ректору университета с рекомендательными письмами от университета в Петербурге, были очень хорошо приняты, и нам было позволено работать в университетской библиотеке.

Я сидел и писал свой вывод о том, что история сделала чехов осторожными и искусными в либеральной дипломатии. Они не хотят принадлежать России, но крайне дорожат ею для устранения Австрии…

Борисов Александр Васильевич в это время в курительной комнате о чем-то дискутировал с одним из доцентов исторического факультета. По их возвращении доцент был представлен мне, и мы обменялись мнениями о библиотечных фондах наших университетов. По просьбе Борисова доцент принёс нам небольшую пачку писчей бумаги, на которой мы и делали записи. Окончив работу, мы сдали бумаги на хранение библиотекарю, и пошли гулять по городу.

Описывать Прагу смысла не имеет. Не хватит бумаги и восторгов. Приятный старинный город. В нем хорошо жить или просто немного погулять, но не больше. Через какое-то время он становится чужим городом. Меня всегда тянет домой из-за границы и Прага в этом отношении не исключение.

Три дня в Праге пролетели мгновенно. Мы снова сели в поезд и поехали в Россию. Когда мы проехали российскую границу, я спросил у Борисова, а с какой целью мы выезжали в Прагу?

– Как зачем, – улыбнулся Александр Васильевич, – мы передали письмо Францу-Иосифу и везём письмо нашему императору.

– Когда же мы всё это сделали, – удивился я. – А вдруг бы нас обыскали пограничники на границе?

– А ты подумай, что мы делали, чтобы никто не догадался о цели нашего приезда, – предложил мне полковник.

– Мы совершенно ничего не делали, просто работали в библиотеке, делали совершенно не нужные записи на бумаге, которые и везём в моей папке, – сказал я о своих впечатлениях от поездки.

– А чья это бумага? – Борисов стал постепенно наводить меня на суть проведённой операции.

– Не наша, – я стал медленно понимать, – мы писали на бумаге, на которой симпатическими чернилами написано письмо и отдавали их на хранение библиотекарю, чтобы любой человек мог удовлетворить своё любопытство нашими записями.

– Точно, – сказал полковник, – и к этой стопке листов я добавил ещё один лист такой же бумаги, который находился в моей трости.

– И всё? – в моём голосе Борисов уловил разочарование.

– Всё, – сказал он, – но зато ты познакомился с человеком, с которым тебе придётся иногда встречаться, и ты понял, что любое сильное волнение при выполнении задания является элементом, на который обращают внимание все сотрудники сыскных служб. Трезвый расчёт и уверенность в своих действиях – вот что тебе предстоит освоить на нашей работе. Понял?

– Понял, Александр Васильевич, – сказал я, хотя, честно говоря, многое ещё мне было неясно.

– Зарубите себе на носу, молодой человек, – назидательно сказал мой шеф, – когда в мирное время дело дойдёт до обысков, погонь и перестрелок, то на этом ваша карьера закончится с плачевными для вас результатами. Высший класс нашей работы состоит именно в том, чтобы о ней никто и ничего не знал».