Читать книгу Оружейник. Книга четвертая. Приговор судьи - Олег Шовкуненко - Страница 3

Не помня себя от горя, позабыв об осторожности, я метался меж груд разогретого, искореженного взрывом металла. Куски вертолета оказались разбросаны в радиусе полусотни метров. Огня уже практически не было. Только дым, жирный смрадный дым, в котором угадывался тошнотворный, чудовищный привкус сожженной живой плоти. Я чуял его и глухо стонал, а может рычал от приступов нестерпимой боли. Господи, неужели дым – это все, что осталось от них… от нее?!

Имя Лизы я не смел произнести ни вслух, ни даже в мыслях. Казалось, что сделай я это, и ее смерть станет реальностью, свершившимся фактом. А так… Обманывая самого себя, я искал что-то, а не кого-то. Что-то, что поможет очнуться от страшного сна, сообщит, что все произошедшее это неправда, бред, жуткое наваждение. И вот тогда я вздохну с облегчением, упаду на колени перед своей возлюбленной, буду обнимать ее ноги и молить о прощении: за то, что не послушал, за то, что ушел. И несгибаемому полковнику Ветрову будет глубоко наплевать, что он унижается и ведет себя как настоящая тряпка. Пусть смотрят все, хоть целый мир. Клянусь, я сделаю так, я буду внимать ее словам и слушаться ее, как родную мать. Пусть только Лиза окажется жива!

Я все-таки произнес имя девушки, и был немедленно покаран за святотатство. На глаза вдруг попался кусок железа. Вообще-то прежде он именовался Снайперской винтовкой Драгунова образца 1963 года, однако теперь с оторванным прикладом и оптикой, разбитым цевьем и сплюснутой ствольной коробкой некогда грозное оружие приобрело вид старой, погнутой, да к тому же еще и изрядно закопченной рулевой тяги от какого-то древнего грузовика или трактора. Винтовка лежала придавленная сверху куском вертолетной лопасти, а рядом по черной пыли расплывалось какое-то тягучее бурое пятно, от которого поднимались струйки то ли пара, то ли дыма.

Ноги подкосились сами собой, и я медленно опустился на колени. Протянул дрожащую руку и сграбастал полную жменю горячего и липкого черного песка. Мне потребовалось где-то с полминуты, чтобы понять: нет, хвала всевышнему, это не кровь. Это какая-то техническая жидкость.

– Что у вас тут?

Хриплый бас Загребельного заставил меня медленно повернуться. Андрюха прибыл на место взрыва только теперь и притащил с собой тяжело дышащего, валящегося от усталости Серебрянцева.

– Ничего… – я обреченно покачал головой. – Никто не выжил.

– Тела нашли? – чекист уставился на покореженную СВД.

– Пока не нашли.

– Не может такого быть, – Леший не стал деликатничать, разводить сопли и жалеть своего старого друга. – Человеческое тело довольно прочная штука. Ее просто так не уничтожишь.

– По-разному бывает, – прошептал я, едва пропихнув ставший поперек горла комок.

– Вставай! Нечего тут рассиживаться!

Андрюха перекинул за спину свой АКС-74 и подцепил меня под руку. Я подчинился. Глупо и бессмысленно стоять на коленях перед пятном смазки… Или, что это еще такое?

Подполковника ФСБ, судя по всему, заинтересовался тем же самым вопросом. По крайней мере, он поднес мою, испачканную в бурую субстанцию ладонь к своему лицу и стал ее внимательно разглядывать. Я не сопротивлялся, так как ощущал себя… В том-то и дело, что вообще не ощущал. Никем и ничем. Я был вакуумом, одиночеством, бездонной бездной, в которой нет и не может быть ничего, кроме пустоты.

– Даниил Ипатиевич, – Загребельный оглянулся на младшего научного сотрудника и махнул тому рукой, – нужна ваша помощь.

Пожилой ученый тяжело поднялся с обломка вертолетного хвоста, на который упал сразу по приходу на место катастрофы, и поплелся к нам.

– Максим Григорьевич, мне очень жаль… – пролепетал он, оказавшись рядом.

– А ну, гляньте сюда, – Леший не дал старику продолжить и развернул к нему мою перемазанную в черно-бурой жиже ладонь. – Я уже заметил несколько пятен вот точно такой же дряни. А на руке у Максима она, кажется, еще и ползает.

Как не тяжело мне было сейчас, как не пусто и гулко в голове, но все же на «ползает» я среагировал. Поглядев на свою руку, я увидел, что бурая жидкость на ней и впрямь стала стекаться к центру ладони и там она, кажется, начинала загустевать. После себя она оставляла абсолютно сухую и чистую кожу, с которой легко осыпались черные песчинки. Процесс шел довольно быстро и уже секунд через пятнадцать-двадцать к моей руке оказался приклеен небольшой кусочек пластичного темно-коричневого вещества размером с двухрублевую монету.

– Странная жидкость, – протянул Ипатич, щурясь и пытаясь разглядеть прилипалу сквозь запотевшие стекла своих стареньких очков.

– Странная… – я не спросил, а просто тупо повторил, – и теплая.

– Что нагревается?! – сразу насторожился чекист.

– Похоже, – я кивнул с полным равнодушием в голосе.

Загребельный среагировал молниеносно. Из разгрузки он выдернул нож и ловко соскреб с моей ладони уже довольно горячую пластичную массу. Не долго думая, подполковник зашвырнул свой боевой тесак метров на двадцать.

Клинок так и не успел коснуться черной выжженной земли. Полыхнула вспышка, прозвучал негромкий взрыв, и отточенное лезвие разлетелось на куски, будто оно было сделано вовсе не из стали, а из хрупкого стекла.

– Опять я без ножа остался, – Леший задумчиво уставился на место, где только что взорвалась диковинная граната.

– Вот это… – Серебрянцев был ошарашен и растерян, он с трудом подбирал слова. – Вот это их и убило? – Наконец он смог выдавить из себя хоть что-то членораздельное.

– Никого это не убило, – достаточно уверенно произнес подполковник ФСБ. – Кроме вертолета, пожалуй. Разорви тут четверых, мяса было бы полно, а о кровище и говорить не приходится. Видал я такие случаи и притом неоднократно.

– Дядя Максим, я не нашел Лизу. Никого ни нашел. Ни живыми, ни мертвыми. Только вот это…

Пашка вышмыгнул из-за вертолетного двигателя, который искореженной стальной глыбой дымился совсем неподалеку. Пацан будто услышал слова Андрюхи и поспешил немедленно их подтвердить. Вещественными доказательствами, которые он раздобыл, были кусок обгоревшего вещмешка и «калаш» с погнутым стволом.

– Надо искать еще! – выдохнул я, веря и одновременно не веря в лучший исход.

– Да, конечно, они могли заметить опасность и уйти от вертолета! – Серебрянцев понял меня по-своему, а потому тут же принялся торопливо приглядываться к черному горизонту, как будто наши товарищи могли уйти так далеко.

– Без оружия?

Слова Загребельного стали ударом под дых, от которого я задохнулся и захрипел. Все что смогла произвести на свет моя глотка, был тяжелый сдавленный стон:

– Что ты сказал?

– Винтовка… автомат… Наши бросили оружие.

Внемля словам Лешего, я опустил взгляд на лежавшую в черной пыли СВД. Сейчас расстаться с оружием, это почти тоже самое, что расстаться с жизнью. Это понимают все, а в особенности кадровый офицер спецназа Константин Соколовский и снайпер Лиза Орлова. Так неужели они просто так расстались со своими стволами?

– Ничего не понимаю, – я растерянно покачал головой.

– Гильзы случайно никто не находил? – взгляд Андрюхи скользнул по поверхности обожженной земли.

– Какие гильзы? – спросил Пашка, который со свойственной юности доверчивостью начинал верить, что его старшая сестра все еще жива.

– Стреляные, – Леший мельком зыркнул на меня.

– Выстрелов мы не слышали, хотя были не так уж и далеко, всего чуть поболее километра, – я понял, куда клонит мой приятель.

– Да, верно… – Загребельный задумчиво кивнул, тем самым отказываясь от своей гипотезы о неравном бое неизвестно с кем, который группа Соколовского бесславно проиграла. – И следов тоже никаких не видно. Только те, что мы оставили. Так что тут другое… Что-то совершенно другое.

От такого рода разговоров, от наших наблюдений и открытий все больше и больше тянуло каким-то уж вовсе неприятным душком. С вертушкой произошло что-то очень странное. Может какая-нибудь неизвестная аномалия типа раскаленных смерчей? Но тогда откуда здесь это странное взрывчатое вещество? Или оно и есть сама аномалия? Тогда где тела? Сгорели? Но краска на обломках Ми-8 по большей части уцелела. Значит о высокой температуре можно забыть. Значит наших друзей живых или мертвых забрало что-то другое. Что-то или кто-то? Кто-то – это был самый неприятный вариант. Понимая, нет, скорее чувствуя это, мы все как один покрепче стиснули автоматы.

Неслись секунды, они складывались в минуты, а мы все стояли молча, прижавшись друг к другу спинами, с опаской глядя по сторонам. Завывал ветер. Он с остервенением рвал на клочья смрадный дым пожарища и уносил его вдаль, прямо к стене серого тумана. От этого казалось, что зло, сделав свое черное дело, уползает обратно к себе в логово. Нас оно почему-то не замечало. Пока не замечало. Но кто знает, как все обернется всего через час или даже через миг.

– Что же нам теперь делать? Где их искать? – в душе мальчишки страх за судьбу сестры пересилил все остальные страхи.

Я не знал что сказать, а потому лишь обнял Пашку за плечи и крепко прижал к себе. Что делать? – извечный вопрос, ответить на который мог лишь тот, кто умел выуживать из пустоты, из ничего хоть какие-то крохи информации.

– Здесь в округе никого нет… на несколько километров никого, – подполковник ФСБ отвернулся от выжженного пепелища, именовавшегося когда-то Медынью, и поглядел на меня. – И нам тут оставаться тоже не рекомендуется.

– А куда же Лизка подевалась и Анатолий Иванович, и летчик с товарищем капитаном? – не выдержал Пашка.

Мальчишка словно не расслышал вторую часть из фразы Загребельного, хотя она-то и была самая главная. Сознанием взрослого человека я понял это, даже не смотря на всю ту боль, что нестерпимо жгла все внутри.

– Назад мне дороги нет, – процедил я сквозь плотно сжатые зубы.

– Примерно так я и думал, – Леший угрюмо кивнул.

– Мы уже столько людей потеряли… Неужто даром? – начал было я.

– Можешь не объяснять, и так все яснее ясного, – Андрюха остановил меня взмахом руки и дальше обратился уже к Серебрянцеву: – Даниил Ипатиевич, какие, по-вашему, у нас с Максом шансы не сдохнуть в этом… – Загребельный не потрудился подобрать название к вздымающейся до небес плотной серой завесе и просто кивнул на юго-запад.

– Вы решились идти? – ученый сперва взглянул на Лешего, а затем на меня.

– Так уж получается, что Могилев именно в той стороне, – я горько усмехнулся, – Значит и нам именно туда.

– Мы одна команда, – напомнил старик. – Поэтому я…

Ипатич не договорил, так как Загребельный положил ему на плечо свою здоровенную лапищу.

– А вы, дорогой наш ученый человек, возьмете Павла и потихоньку потопаете в обратную сторону. Откровенно скажу, шансов у вас почти нет, но бывают же на свете чудеса.

– Я не пойду! – тут же заявил Пашка. – Я должен искать Лизу. Если ее нет здесь, то она там, в тумане. С ней произошло то же, что и с папой. Ему я не смог помочь, а ей помогу, ее я не брошу!

Сам того не понимая, пацан выдал первую и пока единственную версию всего произошедшего. Конечно, доказательств ее справедливости не существовало, но все же… Переступая через черту, я буду думать, что делаю это не только ради всего человечества, но еще и ради нее, девушки, подарившей мне любовь, о которой старый танкист уже даже и не мечтал.

– Максим Григорьевич, но ведь все-таки я ученый, – младший научный сотрудник Физического института имени Лебедева решил зайти с другой стороны. – И этот феномен как раз по моей части. А если говорить об опасности, то я уже в таком возрасте, когда…

– А с кем Пашка останется, если вы пойдете?

Своим вопросом я оборвал словоизлияние старика. Тот сразу поник плечами и опустил свою вечно взлохмаченную седую голову.

– Вот то-то и оно, Даниил Ипатиевич, – я укоризненно покачал головой, а чтобы избежать новых, уже практически готовых вырваться наружу протестов со стороны мальчишки громко произнес: – Так что слушать приказ. Пойдете по этой дороге. – Я указал рукой на широкую полосу расплывшегося во все стороны, спекшегося асфальта, которая тянулась меж двух цепочек небольших, но хорошо различимых холмиков. – В Медыне все просто, не город, а настоящая решетка, улицы либо параллельные, либо перпендикулярные. Так что направление будет держать несложно. Основная проблема здесь, конечно же, аномалии, но с большинством из них вы уже знакомы. Единственный совет, который могу дать: выбирайте дорогу поровней и держитесь подальше от всяких непонятных образований типа ям, дыр, трещин, вздутий и так далее.

Я говорил будто для самого себя. Серебрянцев тупо уткнул глаза в черный пыльный камень под ногами, а Пашка демонстративно отвернулся и лишь только изредка позыркивал на меня колючим, злющим взглядом. Что ж, их обоих можно было понять. Окажись я на их месте, то реагировал бы точно так же. Но только вот сейчас я находился на своем, а значит должен был сделать все, чтобы шанс этой парочки вырос с нуля ну хотя бы до одной десятой процента.

– Доберетесь до окраины города, отыщите шоссе. Мне кажется, оно будет где-то поблизости. По нему дойдете до Малоярославца. Оттуда по Калужскому прямиком до Подольска. В сумме это получится километров сто двадцать, может сто тридцать. – Подумав о расстоянии, которое Ипатичу с Пашкой предстоит протопать по Проклятым землям, я не удержался от тяжелого вздоха. – Много. Я прекрасно понимаю, что много. Но другого выхода нет.

Именно в этот момент мне представилось, как мы с Лешим переступаем границу тумана и попадаем в зону действия красных фонарей. Я вовсе не эксперт по части путешествий в параллельные миры, а потому представить их себе не мог, зато видение двух разорванных и перемолотых в кашу человеческих тел получилось, прямо сказать, отменно. В чужом мире должны действовать чужие законы и не факт, что мы, создания из плоти и крови, в них впишемся. Но это уже должны будем проверить мы с Лешим. А вот для Ипатича с Пашкой лучше будет не искушать судьбу. С этой стороны серого барьера хотя бы все знакомо и понятно. Здесь тоже гуляет зло, но с ним мы все же кое-как научились бороться.

Мои мысли словно услышал Загребельный. Бывший командир Красногорского спецназа тут же предложил рецепт, способный уберечь от напасти, именуемой призраками.

– Сейчас уже середина дня, – погудел он, приглядываясь к низким, словно налитым свинцом облакам. – Далеко вы все равно не уйдете. Так что лучше подумать о ночлеге. Тут все выгорело, убежищ не найдете. Единственный выход рыть нору, там, где земля помягче. – Андрюха чисто машинально провел рукой по разгрузке у себя на груди и сразу же выругался: – Вот зараза, а ножа-то и нет. Он бы вам очень пригодился.

– Нож, говоришь… – переспросил я и полез за голенище своего кирзового сапога.

Оттуда я извлек небольшую финку с гладкой выточенной из металла ручкой. Это был тот самый нож, что я подобрал в церкви, где мы провели прошлую ночь. Сунул его в сапог и вспомнил лишь теперь.

– На вот, держи, – я перевернул оружие в руке и, взявшись за лезвие, протянул его мальчишке.

Пашка немного поколебался, но затем все же взял нож. Сжав его в руке, он несколько секунд стоял молча, а затем очень тихо произнес:

– Дядя Максим, не уходите. Мы ведь тогда больше не увидимся, никогда не увидимся.

От этих слов моя душа сжалась в комок и заныла так, будто ее основательно стянули тугими витками колючей проволоки. Цирк-зоопарк, а ведь и верно. Мои с Андрюхой шансы ничуть не выше, чем у Пашки и Серебрянцева. Наши – ноль, их – почти ноль, это значит, что повстречаться вновь… Такой удачи просто не бывает. И вот эти минуты – последние минуты, когда мы видим друг друга.

Осознав это, я едва слышно застонал. Господи, какой страшный сегодня день, черный. Сперва ушли Фомин и Главный, потом Летяев, Соколовский, Нестеров и Лиза, а сейчас… Сейчас я теряю старика Серебрянцева и Пашку! Почему так? За что мне это? Где же то невероятное везение, которым я привык хвалиться?

– Нам пора… – едва слышно пробурчал Леший.

Я поглядел на Андрюху и тут же понял, куда торопится мой приятель. Нет, вовсе не на тот свет. Он просто пытается сохранить уверенность и мужество. Стоя здесь, оставаясь на месте, мы все теряем и первое, и второе. Вон уже даже Пашка, этот бесстрашный сорвиголова, сейчас стал походить на жалкого растрепанного воробья. Он больше не рвется в бой, он растерян, подавлен. И эта кладбищенская безнадега все больше, все плотнее накрывает и нас.

– Пора, – я повторил слова Загребельного и рывком притянул мальчишку к себе. – Уцелей Павлуша, я тебя очень прошу, уцелей! – шептал я ему на ухо, а в ответ слышал лишь отрывистое всхлипывание, совсем негромкое, такое, каким обычно плачут маленькие дети.

С Ипатичем мы просто обнялись, крепко обнялись. Ни каких особых слов не требовалось, пожалуй, кроме одного:

– Удачи вам, товарищи, – старик смотрел в наши с Лешим лица, словно старался хорошенько запомнить.

– И вам удачи, товарищ академик, – Загребельный улыбнулся как можно более ободряюще.

Всю дорогу до линии тумана мы прошли молча. Я несколько раз оборачивался, пытаясь убедиться, что старик и мальчишка не увязались следом. Но нет, выжженная пустыня за нашими спинами по-прежнему оставалась мертвой и безжизненной. Это было хорошо. Честно говоря, я боялся, что не утерпят. Типа, пропадать, так всем вместе. Пропадать, конечно, не очень-то и хотелось, но если уж придется…

– Дай руку, – неожиданно произнес Леший, когда до красного пунктира оставалось не более дюжины шагов.

– Что боязно? – я криво ухмыльнулся, представив нас держащимися за руки.

– Дурак, – в сердцах выругался подполковник ФСБ. – Разбросать может. И не только в разные стороны, а и куда подальше.

Андрюха не произнес «в разные миры», но я и без того все понял и быстро схватил его протянутую здоровенную пятерню. Мы так и шагнули в колючую серую метель, как два маленьких беспутных мальчишки, которые навсегда покидали родной дом и отправлялись на поиски жутких приключений.

Ох, приключения будут еще те…! Жопой чувствую, – подумал я, когда перед глазами все поплыло и завертелось.