Читать книгу Оружейник. Тест на выживание - Олег Шовкуненко - Страница 2

«Ханхи не хотели нас завоевывать. Кто мы для них? Никто, пустое место, недоразвитые куски органической материи. На таких даже не стоит обращать внимание. Ну, разве что иногда придется прихлопнуть миллион-другой особо рьяных букашек, досаждавших их долгожданному отдыху. Да, именно отдыху! Ханхи сделали на нашей планете лишь короткий привал, одну из тех бесчисленных остановок, которые они совершают на пути своего бесконечного звездного странствования. Привал… Это был именно привал. Только вот после него наша цивилизация перестала существовать, наша планета превратилась в свалку, на которой царят радиация, зловонные ядовитые испарения, чудовищные формы инопланетной жизни.

Нам тяжело, нас мало, но все же мы живы. Мы – люди и не можем просто так доживать свой век. Мы должны бороться. Мы должны возродить этот некогда светлый и прекрасный мир. Давайте объединимся. Приходите к нам. Вместе мы сила, вместе мы выстоим и победим!

Наша база находится: город Одинцово, перекресток Можайского шоссе и улицы маршала Неделина. Ориентиры: разрушенная церковь и Ледовый дворец спорта».

Я дочитал и со вздохом, полным горькой иронии, содрал написанную от руки листовку с облупленной кирпичной стены. Цирк-зоопарк, ну Крайчек, ну, блин, дает, сочинитель хренов! Всю новейшую историю накатал. Нет чтобы просто и понятно объяснить – мол, потери в последнее время у нас были офигенные. Народ перебили, а припасы остались. Собачатинка, там, вяленая или консервы со старого продсклада. Так что заходите, не стесняйтесь. Поможете оборонять периметр, а мы вам за это обеспечим хотя бы видимость спокойствия и безопасности.

Я вчетверо сложил белый, еще достаточно чистый листок в клеточку и засунул его в нарукавный карман своего выцветшего ХБ. Пойдет на самокрутки. Сигарет сейчас, как говорится, днем с огнем… а вот какая-то колючая трава, которая вдруг объявилась на окраинах могильников и которую местные умельцы научились недурственно готовить, вот она вполне пригодна для самокруток. Никотина в этом жмыхе кот наплакал, да и во рту потом остается горьковатый привкус, словно от полыни, но для старых, заядлых курильщиков, подобных мне, пойдет и такое зелье. Все ж лучше, чем ничего.

Положив руки на висящий на груди автомат, я огляделся по сторонам. Вроде тихо. Даже как-то подозрительно тихо. Только ветер гуляет в кронах мертвых почерневших деревьев да колышет пучки бурой мутировавшей от радиоактивных выбросов травы. Вдалеке маячат располосованные гравитационным лучом многоэтажки Кутузовского микрорайона. Они обреченно пялятся пустыми глазницами выбитых окон, щерятся уродливой шахматкой обрубленных, словно обрезанных ударом гигантского мачете, квартир. На мосту, где под Можайское шоссе ныряет широкая асфальтовая лента Минского, замерла парочка разбитых, разграбленных легковушек. Я не так уж и часто езжу по этой дороге. Последний раз был примерно месяц назад, но мне кажется, что тут ничего не изменилось. Ладно, хватит любоваться природой, посмотрим, что творится в городе.

Я развернулся и только-только хотел поставить ногу на подножку у двери бронетранспортера, как вдруг почувствовал чей-то взгляд. Это мы так по старинке выражаемся: «почувствовать взгляд». На самом деле теперь это совсем другое ощущение. Кажется, что тебя легонько двинули по затылку. В результате на одно короткое мгновение наступает потеря равновесия. Это очень опасное мгновение. Именно в этот миг хищник и нападает.

Меня спасла одна из моих обычных привычек. Выходя из укрытия, я всегда снимаю автомат с предохранителя и взвожу его. Нелишняя предосторожность. Особенно учитывая скорость и ловкость местной фауны. Вот и сейчас все, что мне потребовалось, так это лишь быстро сунуть ствол «калашникова» себе под мышку и надавить на спуск.

Ударившая очередь угодила льву прямо в огромную разинутую пасть, из которой вот-вот грозил выстрелить целый пучок липких, ядовитых, прочных, как стальная проволока, нитей. Панцирь у зверюги будь здоров… понадежней брони. Его можно пробить разве что кучной очередью или бронебойными. Но на этот раз мне крупно повезло, можно даже сказать, фантастически повезло. Один шанс из сотни, если не из тысячи. Не встретив сопротивления, тяжелые пули калибра 7,62 вошли прямо в глотку, затем размололи примитивный мозг и уже изнутри ударили в толстую хитиновую каску-череп, заставляя льва опрокинуться на спину. После этого мне оставалась лишь самая легкая работенка – добить тварь. И я с глубоким удовлетворением всадил половину рожка в белое брюхо, аккурат между шестью паучьими трехсуставными конечностями.

Покончив с хищником, я поискал укрытие, откуда тот мог выпрыгнуть. Руины небольшого придорожного кафе, возле которого я остановился, выглядели вполне безопасными. Здесь не осталось больших, закрытых для обзора помещений, где бы могла притаиться зверюга размером с откормленного теленка. Откуда же тогда?

Пока я разглядывал невысокие кирпичные стены и обрушившиеся внутрь здания металлические балки, на которых все еще кое-где продолжали болтаться листы металлочерепицы, ветер стих. В ту же секунду в нос мне ударила вонь. Вообще-то, навозные львы всегда смердят, но не так же сильно! Опустив взгляд на валявшуюся в паре шагов от меня грязно-желтую тушу, я скривился. Лапы гигантского волосатого клопа были вымазаны какой-то темно-коричневой кашей. Следы этой мерзкой субстанции обнаружились и на приплюснутой чешуйчатой морде.

– Что ж за дерьмо он жрал? – спросил я сам себя.

Звук моего голоса прозвучал как будто со стороны. Как будто это говорил не я, а кто-то другой. И в самом вопросе этот неведомый некто подсказывал мне ответ.

Цирк-зоопарк! Чтоб я пропал! Как же можно было забыть! Кафешка ведь на подъезде к городу. Канализацию сюда, понятное дело, не дотянули. Значит, должна быть выгребная яма. А ее эти твари очень даже уважают. Не исключено, что у льва там гнездо, яйца или, возможно, уже личинки.

Я быстро огляделся по сторонам. Метрах в двадцати от угла здания, того самого, где я сорвал листовку, виднелся невысокий покосившийся штакетник. Он огораживал квадратов десять пустой, ничем не застроенной территории. Вот это наверняка и есть то самое место, которое я искал.

Конечно, можно было сесть в БТР и просто уехать. Предупредить людей Крайчека о логове льва, и совесть моя была бы чиста. Но тогда победа будет выглядеть какой-то неполной, убогой, что ли. В чьих глазах? Да в моих собственных. Я ведь вроде бы тоже обитаю в этих краях, а посему мне тоже положено делать их спокойней и безопасней. А кроме того, не стоит забывать, что этот урод хотел меня сожрать!

Последний аргумент довел меня до нужной кондиции. Я зарычал, как разъяренный кентавр, нырнул внутрь «восьмидесятки» и там ухватил черную пластиковую канистру, в которой, по моим расчетам, еще оставалось литров так пятнадцать высококачественного бензина эксклюзивной отечественной марки А-80. Выбравшись наружу, отвинтил пробку, сунул в горлышко солидный кусок ветоши и осторожно двинулся в сторону облезлого штакетника. До невысокого, некогда выкрашенного в белую краску заборчика оставалась еще дюжина шагов, когда я увидел это… В центре огороженного, выложенного побитой тротуарной плиткой пятачка зияла черная, развороченная, словно воронка, дыра. Не знаю, из чего была изготовлена крыша выгребной ямы, но зверь ее полностью разворотил. Уютно устроился, гад! Усадьба с уютным двориком и живописным видом на оживленную дорогу, по которой люди бегут из разоренной Москвы. Я скрипнул зубами, когда увидел грязные окровавленные лоскутья ткани, валявшиеся по краям черного провала. Скольких же несчастных ты тут приговорил?! Ах ты, гнида, небось кормил своих мелких ублюдков! Ну погоди, сейчас я им устрою!

Я не желал больше медлить. Щелкнув зажигалкой, поджег край тряпки, затыкавшей горлышко канистры. Ветошь была порядком измазана в масле и соляре, поэтому сразу занялась веселым коптящим огоньком. Я не стал дожидаться, пока он подпитается парами бензина. Подскочил к штакетнику и, размахнувшись, швырнул через него канистру. Пластиковый сосуд ухнул в черноту ямы, и падение его сопровождалось отчетливым шлепком или даже скорее всплеском. Несколько секунд ничего не происходило, и я уже стал опасаться, что фитиль угодил в какую-нибудь лужу и погас. Однако вскоре воздух над ямой стал заметно колебаться. Ага, разгорается, родимая! Только я успел об этом подумать, как из глубины вырвался раскаленный огненный сноп. В тот же миг послышался резкий высокий визг. Кричало не одно существо. Воздух сотрясал как минимум десяток голосов.

Личинки! Подумав о жирных, похожих на сороконожек гусеницах, я поднял свой старый верный АКМС. Нельзя дать им расползтись. Эти твари жутко живучие. Поэтому часть уцелеет даже вне гнезда. А людям, тем, кто продолжает оставаться в Одинцове, только и не хватает, чтобы в окрестностях появилась дюжина свирепых, вечно голодных львов.

Понимая это, я ждал. Ждал пять секунд, десять, тридцать, минуту. Визг прекратился. Из ямы никто так и не появился. Вероятно, преодолеть вертикальные бетонные стенки личинкам оказалось не под силу. Вот и прекрасно. Бензина у меня хоть залейся, и он расходуется не так быстро, как патроны. Так что экономию боеприпасов можно лишь поприветствовать.

В город я въезжал, чувствуя уже слегка подзабытый эмоциональный подъем. Я прикончил навозного льва! Такое мало кому удается в одиночку. В основном этих тварей выслеживает и загоняет группа охотников как минимум человек в десять. Так что я вроде бы отличился. И не просто продемонстрировал, что у далеко уже не юного полковника Максима Григорьевича Ветрова есть еще порох в пороховницах, но и сделал хорошее важное дело. Конечно, я и так делаю кое-что полезное, и многие живы благодаря именно моим стараниям. Но разве бывает норма на доброту, на взаимовыручку, на поддержку, на человечность? Чем их больше, тем светлей и прекрасней наш мир. Так нас когда-то учили, и этот урок я запомню до конца своих дней.

Подумав о мире, в котором нам всем сейчас приходится жить, я огляделся по сторонам. Вот он – пасмурный, серый, разоренный, смертоносный. Этому городку еще сравнительно повезло. А вот другим… Половина Москвы ухнула в бездонный разлом, на месте Тулы и Рязани лишь черные обугленные воронки. Над Брянской областью продолжает упорно висеть густое ядовитое облако. Ханхи что-то туда слили, и эта дрянь, испаряясь, убивает все на сотни километров вокруг. А есть места вообще непонятные. Говорят, Липецк стоит целехонький, ни одно окно не разбито, ни один проводок на столбах не оборван, только вот весь завален пеплом. Город – словно одна гигантская микроволновка. Несколько раз в сутки что-то в нем происходит, и в один миг вся органика, оказавшаяся на его территории, сгорает. Бах, и только пепел. Рассказывают еще, что есть города-призраки. Тверь, например. Один раз подъезжаешь к ней – стоит город, а через пару дней на этом самом месте лишь голое поле. Потом опять появляется, а через некоторое время вновь исчезает. Вот такие чудеса, будь они прокляты!

Так что по сравнению с другими местами Одинцово, Подольск, Серпухов – это еще рай… вернее, райский заповедник. Я подумал об этом, увидев какую-то трехметровую склизкую тварь, которая довольно проворно заползала в подъезд одной из многоэтажек. Небось что-то там учуяла, гадина!

Я остановил машину, как можно быстрее перебрался в башню и навел КПВТ на студенистое, словно наполненное грязной зеленой блевотиной тело. Хватило лишь одной короткой очереди. Пули калибра 14,5 миллиметра разорвали ползучую мерзость, а вместе с ней превратили в пыль половину подъезда. Когда с гнусным червяком было покончено, я высунулся из люка, окинул взглядом окна здания и во всю глотку прогорланил:

– Эй, есть кто живой? Выходите, не бойтесь!

Я надеялся, что чутье меня не обмануло. Внутри зданий звери прятаться не любят. В своих некогда спокойных и безопасных жилищах скрываются лишь люди.

В окне третьего этажа сперва что-то мелькнуло, а затем на свет божий высунулись два лица: мужское и женское или, правильнее будет сказать, – девичье и мальчишечье.

– Спускайтесь! – Я махнул им рукой. – Только не через подъезд. Зайдете в любую из квартир на первом этаже и подадите знак. Я подъеду.

– Мы идем! – прокричал пацан и первым скрылся из виду. Девушка еще несколько секунд меня изучала, словно решая, доверять или нет незнакомцу, но затем все же и она исчезла в темноте оконного проема.

Эти двое бесспорно из колонии Крайчека. Однако странно, что они меня не узнали. Мою «восьмидесятку» с бортовым номером «302» знает вся округа от Истры до Серпухова. А эти пялились, как будто увидели впервые.

Стоя в водительском люке, я ждал. «Калаш» держал наготове. Вдруг возникнут еще какие сложности. Но, слава богу, все обошлось. Через пару минут на первом этаже распахнулось окно, и на подоконник вскарабкался тот самый парнишка. Он не стал ждать, когда я его подберу. Не раздумывая, прыгнул вниз. Два с половиной метра – это, конечно, немного, но и с них получается удар аккурат как во время приземления с армейским парашютом. Сильный, скажу я вам, удар. И любой нормальный человек к нему готовится, настраивается… ну хоть пару секунд, хоть одно короткое мгновение. А этот – нет. Сиганул вниз, как будто там не асфальт, а целая гора мягких пуховых перин подложена и прыгать на них его самое любимое занятие.

Пацан приземлился на ноги и, гася инерцию, перекувыркнулся. Ловко так, словно его много месяцев обучали этому трюку в одном из спецподразделений. Во время его кульбита я заметил маленький АКС-74у, который висел у мальчугана за спиной.

Девушка появилась в окне почти в тот же миг, как ее напарник встал на ноги. С тридцати метров я не особо разглядел ее лицо. Но вот что сразу бросилось в глаза, так это ее винтовка. Это не какая-то там малокалиберная биатлонная пукалка, а грозная армейская СВД. Снайперша закинула оружие за спину и начала спускаться. Девушка не стала опрометчиво прыгать вниз. Она уцепилась за подоконник, повисла на нем, и лишь когда от ее обутых в армейские ботинки ступней до земли оставалось около метра высоты, разжала пальцы. Паренек одарил свою напарницу надменным, чуточку насмешливым взглядом, а затем, словно в их команде командиром был именно он, властно махнул рукой и двинулся в мою сторону.

Пока они приближались, я с интересом изучал эту парочку. Пацану на вид было лет пятнадцать. Его одежда состояла из сравнительно чистого армейского ХБ, поверх которого была накинута короткая спортивная куртка черного цвета. На ногах у него, как и у девушки, оказались основательно сбитые армейские берцы.

В магазине они такую обувку раздобыть не могли. Выходит, ребятишкам подфартило поучаствовать в опустошении одного из воинских складов. Оттуда и ботинки, и ХБ. Правда, в военную форму вырядился только мальчуган. На девушке были заправленные в обувь джинсы и старая отливающая темно-синим металликом куртка с капюшоном типа «аляски». Капюшон оторачивался искусственным мехом теперь уже неопределенного цвета. Из-под куртки виднелся грязно-зеленый свитер с высоким, но уже порядком растянутым воротом. Свои каштановые волосы снайперша подобрала и спрятала под черную бейсболку, над козырьком которой красовалась небольшая эмблемка фирмы «Nike».

Когда ребятишки подошли поближе, мне сразу бросилось в глаза их сходство. Одинаковые худые скуластые мордашки, курносые носы и темно-карие глаза, глядящие не по-детски пристально и сурово. Еще больше похожими друг на друга их делали сажа и серая цементная пыль, размазанные по лбам и щекам. Сомнения не оставалось – брат и сестра. Он младший, она старшая… правда, ненамного, года на три, в крайнем случае на пять.

– Вы чего тут бродите, и всего вдвоем? – я попытался вложить в свой голос нотки родительского гнева. – Жить надоело?!

– Мы разведчики, – гордо ответил пацан, остановившись за пару шагов от БТР.

– Крайчек послал?

– Вы знаете командира Крайчека? – обрадовалась девушка.

– Знаю. Я тут всех знаю, – я сокрушенно вздохнул и поглядел исподлобья на две худенькие фигурки. Подумал: «Совсем очумел этот гребаный ковбой, детьми рискует! Тут же кругом черт знает что творится!»

Вспомнив о чудовищах, наводнивших мертвый город, я поежился. Не рекомендуется в этих местах просто так торчать на открытом месте, тем более после того, как во всеуслышание заявил о себе из крупнокалиберного пулемета.

– Значит, так… все, баста, разведка закончена. Забирайтесь внутрь, – я указал на дверь в борту бронетранспортера. – Сейчас открою.

Стоило мне распахнуть бронированные створки, как ребятня живо запрыгнула внутрь. Глядя на них, я улыбнулся. Может, Крайчек и надавал им каких-то там заданий, может, даже и важных заданий, но искушение прокатиться на настоящей боевой машине оказалось сильнее. Тем более что этих самых исправно работающих машин детишки не видели уже очень и очень давно.

Оказавшись внутри, оба малолетних вояки прямо-таки задохнулись от восторга. Горящими глазами они буквально пожирали вставленные в самодельные пирамиды автоматы, лежащие на сиденьях РПГ-7 и «Мухи», сваленные в проходах ящики с патронами и гранатами.

– Это все ваше? – наконец выдохнул вновь обретший дар речи мальчишка.

– Мое. – Я захлопнул бронированную дверь за спинами гостей.

– Откуда… – начал было мальчуган.

– Много будешь знать – скоро состаришься! – Я указал рукой на отделение управления: – Проходите туда. Садитесь где хотите.

– А у вас патроны к моей винтовке есть? – Девушка не двинулась с места. – У меня только двенадцать штук осталось. Мне бы еще хоть две обоймы. – Произнося это, она посерьезнела. – Может, я смогу у вас их на что-нибудь выменять?

– Разберемся, – пообещал я и на этот раз уже не попросил, а приказал: – Ступайте вперед и садитесь! Надо уходить.

И только я это произнес, как в корму БТР что-то ударило. Хорошо так ударило. Словно какой-то раззява водитель, ехавший сзади, зазевался, не успел затормозить и в результате этого испробовал на прочность броню боевой машины.

– Цирк-зоопарк! – в присутствии детей я не имел возможности более точно охарактеризовать обстановку.

– Кто это? Ведь рядом никого не было! – воскликнула девушка.

– Держитесь!

Времени у меня оставалось только на эту команду. Следовало уходить, если, конечно, было еще не поздно. Прыгнув на место водителя, я подумал, что весьма предусмотрительно не заглушил мотор. Так что без проволочек включил первую передачу и рванул вперед. Ага, это мне только так хотелось, чтобы рванул. На самом деле БТР лишь слегка дернулся, а затем к натужному реву двигателя добавилось змеиное шипение трущихся, проскальзывающих по асфальту колес. Нас кто-то держал, причем держал крепко. Казалось, к машине прицепили толстый танковый трос, другой конец которого был закреплен на чем-то огромном, железнодорожном локомотиве, не меньше. И вот этот самый локомотив вдруг начал давать задний ход. Бронетранспортер медленно пополз, увлекаемый неведомой силой.

Ах ты, мать твою за душу! Я поставил машину на тормоз и развернулся в кресле, готовый броситься в башню. Однако я этого так и не сделал. Сиденье башенного стрелка было уже занято. Мальчуган стоял на нем одним коленом. Я видел спину в задравшейся черной куртке, видел выбившуюся футболку и скатавшийся джемпер. Голова и руки пацана скрывались в башне, и он колдовал там с винтовым механизмом наведения пулемета.

Цирк-зоопарк, куда ж он полез! Ведь не знает же ни хрена! Только помешает, время потеряем! Не успел я об этом подумать, как КПВТ ожил и дал длинную очередь. В тот же миг БТР тряхнуло, словно он подпрыгнул на большой кочке.

Неужто повезло, и парню с перепугу действительно удалось кого-то подстрелить? Ладно, сейчас посмотрим. Я вновь вцепился в баранку и сразу дал газ. Мотор взревел, и бронетранспортер двинулся вперед… медленно, будто его что-то продолжало удерживать. И тут неожиданно послышался хлопок. Мне даже показалось, что в моторно-трансмиссионном отделении лопнул какой-то шланг. Однако двигатель не захлебнулся. Наоборот, он заработал легко и ритмично, позволяя «восьмидесятке» быстро набрать скорость.

– Вырвались, кажись, – сообщил мальчишка, оторвавшись от оптического прицела башенных пулеметов.

– Что это было? – Мне страсть как хотелось поглядеть на эту тварь самому, но чутье подсказывало, что лучше будет подобру-поздорову убраться отсюда подальше.

– Дерево какое-то, – удивленно произнес мальчуган.

– Какое еще дерево? – не понял я.

– Похоже на дерево. – Юный стрелок принялся описывать: – Вылезло оно из люка в мостовой. Ветви такие… серые в черных пятнышках, подвижные, извиваются, как лапы осьминога. Я его очередью аккурат под самый корень срубил.

– На вьюнок похоже, – задумчиво протянул я. – Не ожидал, что он уже и здесь, в Одинцове, объявился.

– Что за вьюнок такой? – Цепляясь за поручни, девушка подошла поближе и уселась на место стрелка сразу за командирским сиденьем. – Мы о нем никогда не слышали.

– Да есть такая зараза. Я с ней впервые в Москве повстречался, еще до того, как ханхи ушли. В городах гнездится в основном в подземных коммуникациях, а на природе роет норы. Сидит в них, значит, и ждет, пока не почувствует добычу, а потом изловчится и выбрасывает щупальца. Оплетет ими жертву и держит, пока та под действием ее яда не станет превращаться в жидкость. Потом этот супец вьюнок прямо через шкуру впитывает. И быстро так это дело происходит. Мне говорили, что от коровы за час и следа не остается.

– Это вы его звуком работающего двигателя привлекли, – девушка сделала вывод из моих слов.

– Должно быть, – повинился я.

– Сильный какой, – сокрушенно покачал головой юный снайпер. – К броне намертво приклеился!

– Я думаю, он БТР за правое заднее колесо схватил, – пояснил ее брат.

– Печально, други мои, – я тяжело вздохнул. – Скорее всего, шину эта тварь попортила. Менять придется. А у меня их и так мало в запасе.

– Я выстрелил так быстро, как только смог. – Мальчишка воспринял мой вздох, словно заслуженный укор.

– К тебе претензий нет. Ты молодец. – Я оторвал взгляд от дороги и кивнул пацану: – Откуда знаешь, как работает пулемет?

– Отец показал. Правда, не стрелял никогда. – Тут в глазах парнишки засветился восторг: – Здорово получилось. Пулемет – сила!

– Значит, отец у вас военный? – догадался я.

– Майор. Был командиром мотострелкового батальона, – с гордостью отрапортовал мальчуган.

– Жив? Отец жив, я имею в виду?

После этого моего вопроса внутри бронетранспортера повисла тишина. Я понял, что своим прямым бестактным вопросом причинил детям боль.

– Он пропал, – за брата ответила девушка. – Ушел с группой в рейд, да так и не вернулся. Никто из них не вернулся.

– Понятно, – протянул я задумчиво. – А где дело было?

– Под Харьковом.

– Где?! – я не поверил своим ушам.

– Под Харьковом, – повторила девушка, не понимая моего недоумения.

– Вы были на Украине, а потом добрались сюда, почти до Москвы? И все сами, пехом?

– Почему же сами? Мы всем лагерем пошли. Почти триста человек. Оставаться было нельзя. Туман приближался очень быстро.

– Туман?

– Да, такой серый и плотный. Он шел с юга, словно стена. Кто в него попадал, там и оставался. Так что путь у нас был один – только сюда, на север.

– Сколько времени шли?

– Почти четыре месяца.

– И много вас сюда добралось?

– Восемнадцать человек, – девушка произнесла это очень тихо, с болью и тоской. Наверняка она вспомнила всех тех, кто не дошел, кто остался на этой страшной дороге.

Да уж, пустошь – это еще то испытание! Хотя сейчас и в городах ненамного безопасней. Зверье… везде это проклятущее зверье! Подумав о врагах рода человеческого, я огляделся по сторонам. Особого оживления вокруг не наблюдалось, разве что кое-где на стенах домов поблескивали метровые темно-коричневые слизняки. Они объедали те грязно-белесые, словно известковые, наплывы, которые оставляли кислотные дожди.

Вообще, мертвый город производил жутковатое давящее впечатление. Когда-то давно, лет десять назад, мне довелось побывать в Припяти, покинутом городе близ Чернобыльской АЭС. Так вот там все выглядело совсем иначе. Просто пустой, постепенно ветшающий, разрушающийся город. Я с тоской бродил по нему, как будто по мемориалу, посвященному человеческой беспечности, безалаберности и самоуверенности. Конечно, где-то в глубине подсознания попискивал мой внутренний счетчик Гейгера, сигнализировал, подлец, что покинутый поселок атомщиков не лучшее место для прогулки. И это все.

Совсем иное дело Одинцово, да, впрочем, и все остальные города постханхийской эры. Они другие, абсолютно другие. Они дышат смертью. Мне вспомнились улицы, заваленные грудами трупов. По мертвым телам молотил едкий кислотный дождь, и от этого одежда мертвецов и кожа под ней превращались в скользкую слизь. Я видел все это собственными глазами. Я стал свидетелем и того, как после страшного ливня по тротуарам поползли мерзкие создания, жадно впитывающие жидкий супец из кислоты и растворенной в ней человеческой плоти. Со временем на помощь этим «амебам» пришли более расторопные и прожорливые твари. За каких-то пару месяцев они общими усилиями очистили города не то что от гниющих мертвых тел, но даже и от костей. Миллионы людей исчезли, будто их никогда и не существовало, будто они никогда не жили здесь, не гуляли, не любили, не смеялись, не воспитывали своих детей.

Когда гигантские урбанистические кормушки были выедены дочиста, основная часть нечисти ушла из городов. На легких халявных харчах, когда-то именуемых живыми людьми, она значительно разжирела и расплодилась. Инопланетные твари почувствовали в себе силы, чтобы покончить со всей остальной жизнью на Земле. На это у них ушло примерно полгода. Когда бескрайние территории нашей планеты превратились в пустоши, настала третья фаза эволюционного процесса – взаимопожирание чудовищ. В результате выжили самые сильные, самые кровожадные, наиболее приспособленные. Вот сейчас они и охотятся друг на друга, а заодно и на нас, последних из людей, тех, кому удалось пересидеть жуткие времена в глубинах противоатомных бомбоубежищ, военных бункеров, метрополитенов.

Возможно, люди и дальше продолжали бы прятаться под землей, но им требовалось есть, пить, бороться с болезнями, защищаться от врагов. Средства для всего этого можно было отыскать только на поверхности. Вот тогда-то нам и пришлось выйти.

Я иногда думаю, что некая высшая сила позаботилась о том, чтобы ресурсы подземных ноевых ковчегов выработались так быстро. Это заставило людей вернуться в свой мир. Да, уродливый. Да, разоренный. Да, смертельно опасный, но все же свой! Мы поняли, что атмосфера начинает очищаться, что почву можно восстановить, а воду отфильтровать. Мы вспомнили, что от врагов не стоит прятаться, их надо убивать. Мы поняли, что не должны превращаться в крыс, что наше счастье, наше будущее мы держим в своих собственных руках.

Тут я поймал себя на мысли, что начинаю цитировать листовку Крайчека. Ну что ж, ничего странного в этом нет. Каждому здравомыслящему человеку должно приходить в голову что-то подобное. А кого по скудости ума или, скажем, малолетству данная тема пока не интересовала, пусть читают прокламации одинцовского лидера, внимательно читают и верят каждому написанному там слову.

– Ну, и как вам в Одинцове? – Я окликнул своих юных пассажиров, стараясь отвлечь их от горестных мыслей, а заодно и проверить, как там насчет пополнения в рядах идейных бойцов за светлое будущее всего человечества.

– Здесь гораздо безопасней.

– Неужели? – Я усмехнулся, припомнив давешнюю встречу со львом.

– Да, здесь только звери и нет аномалий. А со зверьем можно справиться.

Я на миг оторвал взгляд от дороги и метнул его на девушку. Та любовно поглаживала свою снайперскую винтовку. В юном создании было столько уверенности в своих силах, что я не удержался и иронично хмыкнул.

Она услышала:

– Вы напрасно смеетесь. Я, между прочим, кандидат в мастера спорта по стрельбе. Может, стала бы и мастером, не случись всего этого… – Барышня сделала красноречивый всеобъемлющий жест рукой.

– И как зовут-величают прелестного снайпера?

– Лиза! – Моя новая знакомая не стала жеманничать.

– А я Павел, – с достоинством отрекомендовался мальчишка.

– Тогда будем знакомы, меня зовут Максим Григорьевич…

Я хотел добавить «полковник бронетанковых войск», но конец этой фразы так и застрял в глотке. Мой взгляд, доселе лениво скользивший по раскинувшейся впереди пустынной улице, теперь буквально прикипел к растрескавшемуся асфальтовому полотну метрах в тридцати перед носом «восьмидесятки».

Посреди дороги лежал человек. Он был еще жив, если говорить о настоящем моменте, и мертв, если иметь в виду самое ближайшее будущее. И это потому, что его угораздило повстречаться с наездником, да еще на открытом месте, там, где этот хищник особенно опасен. Эта тварь может долго и быстро бежать. Догоняя свою жертву, она прыгает на нее сверху, прижимает к себе, растекается по ней и всей своей внутренней поверхностью начинает переваривать. Вырваться практически невозможно.

Вот и сейчас я видел именно этот отвратительный момент. Человек лежал на спине, а черный метровый в диаметре блин накрывал ему голову, грудь и часть живота. Несчастный еще судорожно дергал руками и ногами, но высвободиться, конечно же, не мог. Тварь накрепко обняла его своими пятью тонкими и длинными, как спицы, ногами, растущими по периметру плоского тела.

Помочь я уже ничем не мог. Даже если бы каким-то чудом и удалось оторвать наездника, его желудочный сок, проникший в тело человека, прикончил бы того в течение получаса. Причем смерть наступила бы в страшных муках. Поэтому единственное, что было в моих силах, это оборвать страдания моего собрата и одновременно покарать его убийцу.

Скрипнув зубами, я надавил на газ и всеми четырьмя правыми колесами тринадцатитонной боевой машины размазал по асфальту как охотника, так и его жертву.

Почувствовав толчок, увидев мое побелевшее, превратившееся в каменную маску лицо, Лиза всполошилась:

– Максим Григорьевич, что произошло?

Я резко остановил машину.

– Так, говоришь, здесь безопасно?

Девушка молчала, продолжая пристально глядеть мне в лицо. Однако следующие мои слова были обращены совсем не к ней:

– Паша, а ты не хочешь смотаться наружу? Там, позади БТР, автомат лежит. Принеси, пожалуйста. Он еще может послужить нашему делу.

– Просто так валяется посреди улицы? – не поверил своим ушам мальчишка.

– Ну, не совсем просто так, – протянул я. – Только ты не особо засматривайся на его бывшего владельца. Нет в этом ничего приятного, да и неспокойно тут что-то стало в последнее время.

Когда мальчуган ринулся к двери, я приказал его сестре:

– Давай выглянем из люков, подстрахуем его, а то мало ли что…

Лиза все мигом поняла. Подняла СВД и уже хотела открыть люк над местом командира, но я ее остановил:

– Нет. Пошли к десантным люкам, тем, что за башней.

Я первым высунулся наружу, осмотрелся и, не заметив опасности, прокричал мальчишке:

– Павел, пошел!

В тот же миг бортовая дверь распахнулась и юный десантник выскочил наружу. Пацан точно следовал моему приказу. Не теряя ни секунды, он помчался в ту сторону, откуда мы только что приехали. Однако, очутившись позади бронетранспортера, застыл как вкопанный. Я видел, что Пашка, не отрываясь, смотрит на окровавленные перемолотые колесами человеческие останки, из которых как иглы торчали две лапы наездника.

– Боже мой! – рядом прозвучал тихий вздох.

Я повернул голову и заметил, что Лиза смотрит туда же.

– Эй, очнись! – Я тронул девушку за плечо. – Следи за местностью, снайпер.

– Это дядя Витя! – прокричал снизу Павлик.

Именно от этого вскрика, а совсем не от моих слов Лиза подняла свою винтовку и через оптический прицел стала шарить по окрестным подъездам, разбитым киоскам, заброшенным автомобилям.

– Хватай автомат и бегом назад! – прокричал я.

Пашка повиновался. Поднял валявшийся в пяти шагах от трупа «калашников» и хотел было шагнуть назад, да вдруг остановился.

– У дяди Вити сапоги новые. Почти мой размер! – Пашка повернулся ко мне, будто спрашивая совета: – А мои старые и уже жмут.

– Снимай, только живо! – разрешил я. – Смотри только, не измажься в крови наездника. Обожжет.

– Я знаю. – Пацан присел на корточки и стал аккуратно стягивать действительно практически новые кирзаки с раздробленных окровавленных ног мертвеца.

Наблюдая за мальчуганом, я испытал горечь и боль. Вот цирк-зоопарк, до чего все дошло! Еще пару лет назад люди даже не могли себе представить, что мальчишка может вот так запросто копаться в человеческих останках, пытаясь добыть себе новую обувку. И самое страшное, что для него, для меня, да и, пожалуй, для всех остальных наших современников все это нормально и понятно. Многие сейчас даже позавидовали бы Пашке.

От явно несвоевременных рассуждений меня оторвало движение. Что-то темное мелькнуло в просвете между стоявшими в полусотне метров от нас сожженным микроавтобусом и когда-то серебристым четырехдверным «Ауди». Поскольку зверюга вертелась около колес, я подумал, что вреда от нее не будет, должно быть, маленькая и неопасная. Но береженого бог бережет, и я повернул ствол автомата именно в этом направлении.

Тварь словно почуяла, что обнаружена, что скрываться больше нет смысла. Совершив высокий прыжок, она перелетела через капот немецкой легковушки. Круглый черный стол на пяти тонких ножках лишь на мгновение коснулся земли, а затем, оттолкнувшись, взвился в новом прыжке. Взрослый наездник одним махом покрывает как минимум десять метров, а раз так, то до Пашки ему оставалось всего три скачка.

Я заорал «Назад!» и уже собирался надавить на спуск, как рядом грохнул выстрел. Стреляная гильза еще не успела звякнуть о броню БТР, а наездник уже нелепо перекувыркнулся в воздухе и грузно свалился на землю. Упал он совсем не на лапы, а боком, будто споткнулся. Однако тварь оказалась живучей. Одна пуля ее не остановила. Перебирая лапами, черный паук пополз к мальчишке.

– Сейчас я его, гада… – Лиза вновь прицелилась.

– Не надо! – я остановил девушку. – Не трать зря патроны. Паша вне опасности. Он уже возвращается. А эту падаль сожрут такие же гнусные чудища.

Дальше мы ехали молча. Лиза сидела, обняв свою винтовку и тупо уставившись перед собой. По щекам у нее текли слезы. Девушка их украдкой вытирала, стараясь не привлекать мое внимание. Видать, уж очень дурехе хотелось выглядеть сильной. Пашка тоже сидел насупленный. Правда, не разводил сырость, как сестра, но по всему было видно, что думает он о том же. Как великую ценность, он обеими руками прижимал к груди добытые сапоги. И было понятно, что для него это не просто полезная ценная вещь, это память о хорошем человеке, может, даже о друге.

Украдкой поглядывая на ребят, я вел машину по мертвой, пустынной улице или, вернее, по шоссе. Можайское шоссе пересекало Одинцово с северо-востока на юго-запад и являлось, пожалуй, самой широкой магистралью города. Я всегда ездил только по нему. Безопасная дорога. С обеих сторон широкие полосы чистой земли, именуемые когда-то газонами. Имелась полная гарантия, что никакая вредоносная гадина не прыгнет на крышу из окна близстоящего дома. А то потом попробуй отделайся от нее! Я вспомнил, как однажды пришлось даже поджечь машину, чтобы избавиться от настырного прилипалы. Когда здоровенная пиявка отвалилась, я ее раздавил колесами точно так же, как сделал это сегодня с человеком. Воспоминания о недавнем страшном событии вернули меня к действительности. Я понял, что до сих пор не спросил у ребят, что же они делали на окраине города. Зачем их послал туда мистер Крайчек?

– Лиза, а искали-то вы чего?

Девушка сидела у правого борта, почти рядом со мной, именно поэтому мне с ней было удобно разговаривать.

– Что? Мы? – Она не сразу вернулась из сумрака своих горьких мыслей.

– Вы, кто же еще. В разведку зачем ходили?

– Имеются сведения, что где-то в районе улиц Крылова, Чикина, Говорова мог сохраниться нетронутый продовольственный склад или магазин.

– Сведения? Любопытно, и откуда же они взялись?

– Собаку там наши охотники подстрелили, – встрял в разговор Пашка. – Когда потрошили, в желудке нашли куски колбасы. Мужики говорят, копченая колбаса, старая, засохшая. Собака ее, почти не разжевывая, глотала. Перевариться колбаса не успела, значит, недолго в желудке пробыла. Отсюда вывод – собака ее где-то поблизости нашла. А где может отыскаться колбаса, как не в продовольственном магазине? Вот нас и отправили. Три группы по два человека.

– Этот ваш дядя Витя тоже в разведку ходил?

– Угу, – Пашка шмыгнул носом.

– А где ж напарник, тот, что с ним был? – это я спросил скорее сам у себя, так как ребята знать ничего такого не могли.

– Может, его тоже того… наездники убили, – едва слышно предположил мальчишка.

«Не исключено», – подумал я, а затем спросил: – А почему именно наездники? Ханхи нам столько всяких тварей в наследство оставили… одна другой гаже. И почти каждая страстно желает нас, землян, на тот свет отправить. Всю нашу фауну уже сожрали. Только мы, люди, пожалуй, и остались. Еще держимся, но уже из последних сил.

Похоже, Лиза мыслила в том же направлении.

– Это дядя Витя привел нас сюда, – задумчиво произнесла она. – Прослышал он, что в Одинцове целую крепость построили, и сагитировал нас идти дальше. Мы-то раньше в Подольске осесть хотели.

– Да, Крайчек молодец, – кивнул я. – Голова у него варит что надо.

Только я это произнес, как впереди показалась большая кольцевая развязка, на которой каким-то чудом умудрилась сохраниться высокая ажурная арка с надписью: «Старая смоленская дорога». От вида сего архитектурного изыска мне почему-то всегда хотелось поискать глазами камень, который, весьма вероятно, полагался к нему в комплект. Ну, знаете, тот самый придорожный камень с хрестоматийной надписью: «Налево пойдешь…» Но, к счастью, делать выбор мне не пришлось. Вариант для здравомыслящего человека здесь был всего один. И я с облегчением поглядел сквозь бетонную серую и унылую, в полном соответствии с духом эпохи, радугу. В туманной дымке позади нее проступили очертания чего-то темного и огромного, словно там, среди чистого поля, вдруг выросло высокое скалистое плато.

– Вот и добрались, – вздохнул я с облегчением. – Как там с Южными воротами? Готовы или нет?

– Нет, еще не готовы, – проинформировал Пашка.

– Я слышала, закончат только через месяц, – подтвердила его сестра.

– Ладно, тогда двинем к Северным.

Я повернул направо, съехал с Можайского шоссе, обогнул застывшую на обочине, покореженную, кое-где тускло мерцавшую позолотой громаду. Церковный купол какого-то модернового храма, который возвело не верящее ни в бога, ни в черта поколение. Я когда-то слышал, что в старину места для православных церквей выбирались особые, наделенные энергией, силой, добром, светом. И стояли они поэтому веками, переживали смуты, войны и нашествия, служили символами и святынями великой Руси.

Однако, похоже, современные зодчие с ноутбуками под мышками, с ГОСТами, СНИПами и планами городской застройки в головах совершенно не думали ни о чем подобном. Не знаю, возможно, именно поэтому их творению и не было суждено стоять века. Что там и как было, сказать не могу, но факт, как говорится, налицо – руины, которые вряд ли кто-нибудь когда-нибудь надумает восстанавливать.

Двигаясь по улице маршала Неделина, я глядел не только на дорогу. Краем глаза косился на огромное фортификационное сооружение, возведенное последними из выживших жителей Одинцова. Основной его частью стали жилые дома. Окна и двери в них заложили вплоть до третьего этажа. Но я прекрасно знал, что это не просто тонкая кладка в два кирпича. Все помещения, которые имели наружные стены, будь то комнаты жилых квартир, лестничные клетки, подъезды или пристроенные магазины, до потолка заполнили землей и битым кирпичом. Балконы и лоджии на нижних этажах уничтожили. После такой переделки ограждающие периметр здания стали напоминать стены неприступной крепости, над которыми нависло несколько этажей, сплошь усеянных первоклассными огневыми точками. Жаль только, что занять их по большей части было некому.

Для укрепления зданий люди потратили немало сил, однако основной проблемой стали пространства между ними. Вначале их перегородили баррикадами. В ход шло все подряд – от старых автомобилей, столбов, труб, стволов мертвых деревьев до мебели и домашней утвари. На первых порах баррикады достойно выполняли свою функцию и сдерживали зверье, норовившее проникнуть внутрь охраняемого периметра. Правда, для этого на каждой из баррикад доводилось постоянно держать отряд человек в двадцать-тридцать. Но время шло, зверья становилось всё больше и больше. Откуда-то с северо-запада пришли стаи кентавров, и один за другим последовали два прорыва.

Помню, я приехал после второго. Внутри весь лагерь был залит кровью и усыпан трупами людей и многоногих тварей. Отбиться тогда так и не удалось. Уцелели лишь те, кто спрятался и пересидел опасность в главном убежище и других укрепленных подвалах под домами. Честно говоря, тогда я подумал, что этому поселению пришел конец. Но Томас Крайчек был совсем другого мнения. Он сагитировал объединиться людей из маленького лагеря в Галицине. И когда те перебрались в Одинцово, начал на месте баррикад строить стены. Поселенцам очень повезло, что в те времена в городе было еще не так опасно, как сейчас. Молодым одинцовцам удалось с минимальными человеческими потерями перетащить в лагерь стройматериалы из городских складов и магазинов. Кирпич добывали прямо на месте, разбирая соседние жилые дома. Что и говорить, работа титаническая и, самое ужасное, – каторжная и опасная, но люди ее сделали. Сделали, так как прекрасно понимали, что другого выхода у них просто нет.

Длинная девятиэтажка, защищающая лагерь с северо-востока, закончилась, и моим глазам открылась как раз та самая стена, которую переселенцы возвели первой. Она была совсем короткой, всего метров двадцать пять – тридцать. Смычка соединяла девятиэтажный дом на улице Неделина с двенадцатиэтажным зданием, которое стояло перпендикулярно и являлось главным защитным бастионом на пути с северо-запада. В основание стены заложили фундаментные блоки, столбы, перемычки и прочие железобетонные конструкции, которые поддавались погрузке и транспортировке с помощью имевшихся у поселенцев примитивных механизмов. На бетонную подушку легло пять метров кирпича. Толщиной заграждение получилось метра три и вполне могло остановить даже тяжелый танк. На стене натянули колючую проволоку, поставили фонари и разместили несколько огневых точек. В угловой, обеспечивающей обстрел градусов этак на двести пятьдесят, виднелся ствол крупнокалиберного «Утеса». Этот пулемет Крайчеку привез я. Сам устанавливал и пристреливал.

Когда мы завернули за угол, Пашка попросил:

– Дядя Максим, а можно я высунусь из люка?

– Давай! – Я понял, что пацану уж больно хочется промчаться на БТР под завистливыми взглядами стоявших на стене часовых.

– Только пялься не на одну лишь стену. Следи за руинами справа, – строго приказала брату Лиза.

– Не учи ученого! – крикнул Пашка и тут же вылез наружу. Он уселся на край люка, так что внутри БТР остались лишь его болтающиеся ноги.

– Непоседа, – я кивнул головой в сторону мальчишки. – Наверное, хлопот с ним полно?

Мне припомнился мой собственный сын, когда ему было пятнадцать. Сейчас мне казалось, что мы ссорились буквально через день, а в конце каждой недели он появлялся с разбитой губой или фингалом под глазом. Как давно это было! Кажется, прошло не пять лет, а целая вечность.

– Да, так… не очень много, – оторвала меня от воспоминаний Лиза.

– Что «не очень»? – не сразу врубился я.

– Хлопот, говорю, не очень много. Пашка вполне самостоятельный и может постоять за себя. Это я так… по привычке его одергиваю. – Тут девушка понизила голос и, придвинувшись ко мне поближе, спросила: – Ну, а как насчет моей просьбы? Патронами я у вас разживусь?

Я все еще вспоминал сына, невольно сравнивал его с Пашкой, поэтому, естественно, замешкался с ответом.

Лиза, очевидно, решила: я молчу потому, что никак не прикину цену.

– У меня есть две банки сгущенки. Каждая пойдет за десять патронов. – Заметив, что я продолжаю молчать, девчонка поспешила уступить: – Ладно, за пять. Где же я еще такие патроны возьму?

– Ну ты даешь! Нужна мне твоя сгущенка, – я постарался выглядеть строго, можно даже сказать грозно, хотя не скрою, слюну все же проглотил. – А с патронами разберемся.

 Я тут же стал припоминать где у меня валяются боеприпасы 7,62×54, а то расснаряжать набитую вручную ленту для ПКТ как-то не очень хотелось. В ведре точно есть. В него я ссыпал все остатки из коробок или патроны, которые где-то и когда-то подбирал.

– Максим Григорьевич, я прекрасно понимаю, что вы хотите другой платы, – Лиза зашептала совсем тихо. Ее голос был едва различим на фоне рокота мотора. – Я могу, я не целка какая-нибудь, мне не впервой. Только тогда пятнадцать патронов дадите, ладно?

Я так резко затормозил, что девчонка чуть не слетела со своего сиденья, а Пашкины ноги ударились о стальной потолок. Ни слова не говоря, я обернулся к перепуганной Лизе. Внутри все клокотало. И находись девчонка чуток поближе, я бы не удержался и залепил ей хорошенькую оплеуху. Или нет, для оплеухи эта соплячка еще не доросла. Снял бы ремень и врезал по заднице. Кстати, задница у нее вроде ничего, кругленькая такая… Тьфу ты, черт, старый козел, куда это меня понесло! Отвлекшись на мгновение, я растерял большую часть своего гнева. Однако и той, что осталось, вполне хватило, чтобы как следует напугать Лизу.

– Ну, что вы, Максим Григорьевич! – залепетала она. – Мир сейчас такой. За все приходится платить.

– А я, слава богу, еще живу в другом мире, – проскрежетал я и, отвернувшись, угрюмо уставился в водительское окно. – Там, сзади… в углу за пирамидой, оцинкованное ведро стоит. Поройся в нем. Что найдешь, то твое. А плата… Плату, конечно же, возьму. Когда приедем, лобовые стекла и фары помоешь, у меня на это времени никогда не хватает.

Несколько секунд Лиза сидела тихо, как мышка, а затем вдруг ожила, рванулась ко мне, наклонилась через спинку сиденья и поцеловала в щеку. Меня давно уже никто не целовал, тем более так искренне и горячо. Само собой, что старый полковник Ветров сразу размяк:

– Иди, займись делом! – Я по-доброму поглядел в большие карие глаза. – Времени у тебя мало. Заедем в лагерь, я машину запру, а то людишки есть разные. Того и гляди чего-нибудь сопрут.

– Я мигом, – Лиза кинулась в десантное отделение. Чтобы ей было сподручней, я включил внутреннее освещение.

– Спасибо! – выкрикнула девушка.

– По крайней мере, «волшебные слова» помнит, и то достижение, – проворчал я и стронул машину с места.

Мы уже были около самых ворот, и я отчетливо видел огромный ржавый квадрат, контрастно выделяющийся на фоне серых кирпичных стен. Ворота были устроены довольно просто, можно даже сказать, примитивно, но именно эта простота и обеспечивала их невероятную прочность и надежность. В состав конструкции входило следующее: самосвал «КамАЗ» – одна штука, швеллера двутавровые – насколько я помню, штук восемь-десять, а также обрезки листовой стали толщиной от ноль-пяти до сантиметра – превеликое множество. Из стальных лоскутьев сварили здоровенный щит размером метра три с половиной на четыре. При помощи швеллеров прикрепили его вертикально к кузову самосвала, аккурат позади задних колес. Этой-то металлической затычкой и загораживали проем ворот, выстроенных точно под ее размеры.

Естественно, процесс открывания и закрывания получался довольно трудоемким и продолжительным. Тяжелую машину приходилось вручную катать взад-вперед. Но зато проломить ворота и прорваться внутрь лагеря уже не могла ни одна стая.

Остановившись у ржавой, забрызганной грязью, исцарапанной заслонки, я посигналил, хотя, конечно же, мог этого и не делать. Часовые давно засекли меня и доложили руководству. Теперь Крайчек, должно быть, собирает людей, чтобы открыть дверь для нежданного, но неизменно дорогого гостя.

Пока я ждал, мысли продолжали крутиться вокруг разговора с Лизой. Уж больно меня эта история задела, кольнула в самое сердце, всколыхнула старые мысли. Ведь если вдуматься, если постараться понять, что происходит, так это же тихий ужас! Она собиралась платить за патроны собой. Не за еду, не за кров, а за патроны! Вот и выходит сейчас, если у тебя есть патроны – есть жизнь, можно найти пропитание, защититься от врагов. А нет зарядов… тогда все, амба, считай, ты уже покойник.

Разумеется, в этой ситуации я всюду желанный гость. Я привожу эти самые патроны, чиню оружие, учу, как пользоваться всякими военными приспособлениями и приборами. За это мне дают еду, одежду, медикаменты, чистую воду. И так продолжается уже почти два года. Ну, а что будет, когда мои запасы иссякнут, когда на подземных дивизионных складах бывшей Кантемировской дивизии, о которых, пожалуй, теперь знаю один лишь я, останутся только битые ящики и выпотрошенные цинки? Это произойдет, конечно, не завтра, и не послезавтра, и даже не в течение года. Тут я призадумался. Хотя кто его знает? Учитывая резко возрастающее количество разнообразной нечисти и соответственно возросший расход боеприпасов…

Мысль мою прервал скрежет за бортом. Огромный стальной щит слегка чиркнул по кирпичной стене и стал медленно отползать внутрь. Мне следовало ехать за ним, чтобы в нужный момент быстро рвануть вперед. Проход не должен оставаться открытым ни одной лишней минуты. Кто знает, может, бестии сидят где-то поблизости и только ждут подходящего случая.

Я как в воду глядел. Не успела морда моего БТР сунуться в проем ворот, как со стены ударили пулеметные очереди.

– Кентавры! – завопил Пашка, кубарем скатившись вниз.

– Чего орешь?! Разворачивай башню! – гаркнул я.

– Ага… я сейчас, – пацан пулей кинулся выполнять мой приказ.

Я оказался в идиотском положении: поле боя не вижу, стрелять не могу, маневрировать тоже. Все, что мне оставалось, так это медленно следовать за по-черепашьи отползающей железной створкой. А почему только следовать? Ведь «КамАЗ» уже сняли с тормоза и колодки из-под колес тоже выдернули. Значит, теперь и я могу подсобить. Сказано – сделано. Я поддал газку, и бронетранспортер гулко ударил мордой в металл ворот.

Именно в этот момент и заработал башенный КПВТ. Пашка стрелял длинными очередями, абсолютно не экономя патроны. Это было глупо и расточительно. Незачем угощать каждого кентавра несколькими пулями калибра 14,5, когда и одна-единственная разрывала того на куски. Объяснить это мальчишке я не имел ни малейшей возможности, поэтому приходилось тупо толкать ворота и ждать, когда закончится лента. Перезаряжать пулемет Пашка вряд ли умеет, так что…

КПВТ действительно замолчал, но пацан даже не подумал ломать голову над перезарядкой. Он тут же продолжил огонь из пулемета Калашникова с КПВТ. Мощь, естественно, не та, но зато в ленте двести пятьдесят патронов. Должно хватить для прикрытия нашего въезда в лагерь, тем более что осталось совсем немного. Справа и слева от щита уже открылись широкие просветы. Сейчас они метра по три, но я решил, что не стоит дожидаться, пока стальная заслонка отползет на положенные ей десять. Дал задний ход и, откатившись от щита на пару метров, вновь рванулся вперед и вправо. За стеной справа – свободная площадка. Ее оставили специально для въезда техники, то бишь для меня, так как последние полгода других транспортных средств в округе не объявлялось.

В открывшийся проезд я буквально втиснулся, ревя мотором, пробуксовывая колесами, обдирая краску с бортов. Наверняка я слегка раскрошил кладку и покорежил край щита, но, думаю, Крайчек меня поймет и простит.

Оказавшись внутри, я вдавил сигнал и сквозь разбегающуюся толпу описал небольшой круг. Расчет был таков, чтобы в конце разворота моя «восьмидесятка» столкнулась нос к носу с «КамАЗом». Так оно и вышло. Уткнувшись мордой в кабину самосвала, я стал возвращать его на прежнее место.

Мне это уже практически удалось. Оставалось дожать каких-то полметра, когда в брешь просунулось туловище кентавра. Зверюга уперлась в щит всеми своими лапами, подключила к делу мощный хвост и попыталась помешать мне. Ага, тупая скотина, как бы не так! Не тот случай! Я с неописуемым наслаждением надавил на газ, и стальной поршень вошел внутрь каменного цилиндра. Край щита сработал как нож, разрезая кентавра пополам. Внутри периметра осталась верхняя часть туловища с головой и двумя растущими прямо из-под нее лапами. Всю остальную шестиногую, похожую на огромную ящерицу, тушу я словно ковшом вышвырнул наружу.

«Фух, кажись, все!» – вздох облегчения вырвался из моей груди. Несколько секунд я просто сидел и отрешенно глядел на маячившую за бронестеклом облезлую оранжевую кабину старого самосвала.