Читать книгу Через мост и дальше - Олег Соловьёв - Страница 2

На мосту все так же тихо и никого нет. Я все еще здесь, стою и смотрю, как течет река. На нее можно долго смотреть, за все эти часы ожидания я прекрасно это заметил. Можно смотреть на реку и удивляться тому, что, сколько бы ни прошло времени, ничего не изменится, и она будет течь так же, как текла час, день или год назад. Можно долго смотреть на реку. Особенно, когда больше нечего делать. Статуи по бокам моста как будто задают мне немой вопрос. Зачем я здесь стою уже столько времени. Я не могу его услышать, но я ощущаю его всем телом. Их каменные глаза, вырезанные много лет назад мастерами, имен которых я не знаю, смотрят на меня и заставляют нервничать. Потому что я не знаю ответа на этот вопрос.

Раньше, чтобы пройти через мост требовалось уплатить крейцер сборщику пошлины. Рассказывают, что один из таких сборщиков отличался настолько рьяным исполнением служебных обязанностей, что стоило только высунуть кончик носа за условную черту, обозначенную его рукой, он сразу же махал дежурному полицейскому, и тот уводил провинившегося в участок. Но однажды на посту не оказалось полицейского и сборщику пошлины пришлось самостоятельно преследовать наглеца, не пожелавшего заплатить за проход по мосту. Он гонялся за ним по всему городу и в итоге настиг – на середине реки, на которую я так долго смотрел. Через три дня их выловили и с тех пор, как говорят, из воды иногда доносится требование об уплате крейцера.

Несмотря на то, что на мосту я провел уже довольно много времени, никакого требования из воды до сих пор не донеслось. На него бы я нашелся что ответить.

***

У каждого из нас есть воображаемая жена. С которой он живет в уютной квартире и порой, вечерами, танцует под хрустящий звук старенького винилового проигрывателя. У некоторых из нас есть женщина, с которой он не может общаться, но пишет ей письма и складывает в ящик письменного стола, создавая тем самым иллюзию этого общения. В письмах он говорит о чем угодно, кроме своей любви к ней. Потому что таковы правила подобной переписки. Нельзя говорить про свою любовь с человеком, который не хочет этой любви. Пусть даже в письмах, которые постепенно превращаются в стопку исписанной бумаги в ящике стола.

Я уже достаточно долго жил на этом свете. У меня была и та и та.

Писем в моем столе скопилось много, и одно время я хотел немного их отредактировать и издать книгу. Книгу писем. Потом можно было бы отправить ее по почте, так сказать, доставить все письма сразу. Но я не сделал ни первого ни, соответственно, второго. Просто в один день вытащил их и, сидя на кухне, сжег одно за другим в пепельнице. Каждое письмо писалось в момент, когда я чувствовал, что очень сильно, до боли внутри туловища, по ней тоскую. И после написания каждого письма становилось легче. Как будто поговорил с ней на самом деле. После того, как я все их сжег, стало еще легче. Как будто сжег свою тоску.  А может просто понял бесполезность переживаний. Прошло время и все встало на свои места, так, как всегда и бывает. Я сидел на кухне и жег письма в пепельнице, а она делала что-то другое. Возможно, сидела на своей кухне и жгла свои письма ко мне. Но это слишком красивое предположение.

Воображаемых жен у меня было несколько. Строго говоря, каждая понравившаяся мне девушка через пару встреч становилась моей воображаемой женой. Не в том смысле, что я всерьез раздумывал на ней жениться, а в том смысле, что я воображал, как бы было, если бы она была моей женой. Возможно, именно из-за этих воображений ни одна из них и не стала моей реальной женой. Не знаю. Я просто старался рассмотреть все варианты. Слишком много рассматривал и прикидывал и, в итоге, потом рассматривал и прикидывал заново. И еще раз. Пока не понял, что нечего тут рассматривать. Точнее, уже некого.

Я снова сидел на кухне, ждал, пока закипит вода на плите, и смотрел на шуруп. На сей раз у меня был полный холодильник еды, я основательно подготовился к размышлениям по поводу предназначения этого шурупа. Только размышлял почему-то совсем о другом. Периодически подобные мысли у меня появлялись, мысли о том, как могла бы устроиться моя жизнь, повернись что-то когда-то иначе. Я любил пофантазировать, но никогда не сожалел. Начнешь сожалеть и не закончишь до самой смерти. И все равно ничего не изменится. Вот с шурупом дело другое, здесь можно и сожалеть спокойно, и все может поменяться. Только я, как ни думал, не знал, что мне с этим шурупом сделать. Спросил совета у двенадцати месяцев и у кораблей в море. Первые сказали, что его надо вытащить, а вторые – что надо повесить на него картину с кораблями в море. Оба варианта мне не понравились и я спросил у ветра в листве, но разобрать его ответ у меня не получилось. Оставалось спросить только у непостижимого создателя жизни, но я не стал. Потому что обычно он не дает ответа даже на более важные вопросы. Что поделать. Советчиков у меня было немного. Шуруп остался на своем месте, как напоминание о том, что мне всегда есть, о чем подумать.

Будь у меня жена, хоть бы и воображаемая, я бы спросил у нее. И она бы ответила. Она бы всегда знала, что ответить на мои вопросы, пусть и самые нелепые. Но спрашивать ее было так же бессмысленно, как и, например, ночную звезду – обе были недостижимы и безмолвны.

Вода закипела, я встал, снял чайник с плиты и залил пакетик черного чая кипятком. По-хорошему, конечно, стоило подождать несколько минут, чтобы вода немного остыла и потом уже заваривать, но я никогда этого не делал. Дело было, пожалуй, в нетерпении – если передо мной стоит чашка с лежащим внутри пакетиком и чайник с кипятком, то я ничего не могу с собой поделать и совмещаю эти две вещи единственным возможным способом. Точно также, как если бы мне дали в руку, скажем, кусок шоколада и сказали, чтобы я подождал десять минут, а потом съел бы его с чаем. Я бы не смог дождаться чая и съел бы этот шоколад сразу же. А потом бы уже чай пил без шоколада или чего-то еще.

Пока чай заваривался, я дошел до книжного шкафа и выбрал себе книгу из имеющихся. Я уже давно почти не читал новых книг, а просто подходил к шкафу и наугад брал какую-нибудь из тех, что там стояли. Я уже читал их все, но не видел ничего плохого в том, чтобы освежить ту или иную в памяти. На сей раз мне выпала “Ночь в Лиссабоне”, которую я прочитал больше десяти лет назад и которая была, пожалуй, единственной из всех книг Ремарка, которая мне понравилась почти полностью. Не знаю, уж, чем. Возможно, самой идеей – ночью, за которую можно рассказать всю свою одинаково счастливую и несчастную жизнь первому попавшемуся собеседнику. Было в этой идее что-то близкое мне. Что уж там, я и сам иногда хотел бы провести одну из своих ночей так. Только не мог понять, было ли в моей жизни что-нибудь, о чем можно было бы рассказывать целую ночь. Скорее, не было. И уж тем более, мне было бы нечего предложить своему собеседнику, никакого спасения или, хотя бы, иллюзии спасения. Какое тут спасение.

Я сидел на кухне, читал Ремарка, пил чай и тут кто-то позвонил в дверь. Время было десять утра. Я понятия не имел, кто может позвонить в мою дверь в десять часов утра. Наверное, на этом свете есть люди, которые ждут гостей в такое время. Я не ждал. На самом деле, я вообще не ждал гостей. Ни в десять часов утра, ни в десять вечера. Просто потому, что приходить ко мне в гости было некому, хоть я и считал себя достаточно гостеприимным.

Я встал и пошел открывать дверь. Все-таки событие выдающееся, в рамках моей маленькой вселенной. На пороге стояла женщина. Я удивился еще больше, потом присмотрелся, узнал ее и удивился опять, уже грандиозно, хотя, казалось бы, куда уж больше.

– Привет, я, наверное, неожиданно…

– Привет, самую малость. Заходи.

Она зашла. Вещей у нее не было, только сумочка и зонт. Длинный, как трость.

– Ты откуда?

– К тебе приехала.

Ответ немного не на тот вопрос, но я и сам часто давал подобные ответы.

– А как нашла меня?

– Ты же мне сам адрес давал. Давно уже, я еще думала, что ты переехал, и я зря по ступенькам поднималась.

– Да не так их вроде и много. Тридцать четыре. Или тридцать три, смотря, как считать.

Да, когда-то я дал ей свой адрес. Когда уезжал, лет десять назад. Но я и представить не мог, что она приедет. Тем более через такое долгое время. Одна из моих воображаемых жен, которая когда-то канула в Лету, как и все остальные. В человеческую Лету, в которой рано или поздно исчезают все мои знакомые, и из которой они иногда появляются, как следует напившись воды.

– Ты как, надолго, или проведать просто? Чая хочешь?

– Да, давай. Я по работе приехала на несколько дней, завтра уезжаю. Сегодня просто день свободный получился, вот и подумала, что надо проверить, здесь ты или нет.

Я не знал, что на это отвечать.

– Слушай, у меня тут шуруп на стене. Я совсем не знаю, что с ним делать, может, ты подскажешь?

– Шуруп?

– Ну да, вот он, смотри. У меня просто вообще никаких идей, думаю, думаю и ничего.

– Повесь на него часы. Или гитару. Или маску какую-нибудь венецианскую.

– Интересно. Но у меня ничего такого нет. Даже часов, что уж тут про маски говорить.

– Ну так найди что-нибудь. Купи. Если тебя так этот шуруп волнует, что это первое, о чем ты меня спросил.

– Я просто подумал, что у тебя свежий взгляд и ты придумаешь что-нибудь сходу, что ты, собственно, и сделала. Я просто не знаю, что спрашивать. Ты неожиданно, все мысли сбились.

Она улыбнулась.

– Приятно, что я еще могу делать так, чтобы твои мысли сбивались. Как ты?

– Я? Да ничего. Встаю по утрам и читаю старые книги. Уток кормлю иногда. Иногда пью вино и слушаю Бранденбургские концерты. Но, в основном, не занимаюсь ничем полезным и просто чего-то жду. Знаешь, почти как нового года в детстве. Если очень ждать, то быстрее наступит. Но я-то уже подрос и понял, что как сильно ни жди, все наступит в нужное время.

– А чего ждешь?

– Не знаю. Чего-то. Что все поменяет.

– То есть тебе не нравится кормить уток и читать Ремарка?

– Не знаю, что из этого лучше. Иногда лучше утки, а иногда – Ремарк. Как ты?

Она явно ждала этого вопроса, но отвечать развернуто, очевидно, не хотела.

– Все хорошо.

– Ну и хорошо. Замуж вышла?

– Вышла. Три года уже, почти четыре.

– Здорово, поздравляю. А я не женился.

– Даже в своем воображении?

Я усмехнулся.

– В моем воображении я и на тебе женился.

– Я знаю. Рановато только.  Кто же женится на девушке поцеловав ее всего три раза.

– Кто-то женится на девушке и целует ее первый раз только на свадьбе.

– Ага, как у Пукирева на картине. Ты в каком веке живешь?

– В том же, что и ты. Мы же в метре друг от друга, что за вопросы, да и мертвых невест тут, вроде, нет никаких.

– Мы-то может и в метре, но ты как будто на пару веков старше. Кто ходит кормить уток в, сколько тебе там, тридцать с чем-то лет?

– А ты знаешь, куда утки деваются зимой, когда замерзает пруд?

– Ну началось.

– Перелетают в незамерзающий.

– Да ты что, Холден Колфилд подрос и узнал ответ на вопрос своей юности.

– Осталось только понять, что делать с шурупом. Еще немного подрасти.

Когда-то мне было с ней безмерно хорошо, а сейчас она сидела тут и пыталась меня раздражать, только ничего не выходило. Я и сам знаю, что никто не кормит уток в моем возрасте. Уток кормят либо до двадцати, либо после пятидесяти. Я, видимо, был исключением. Либо просто состарился, толком не успев повзрослеть.

– У тебя на день-то какие планы вообще?

– Не знаю, никаких. Думала, ты мне придумаешь планы, но у тебя у самого-то планов никаких нет.

– Ну, нет и нет, не вижу в этом ничего удивительного, или плохого.

– Я вот в этом настолько не уверена, но тебя я иначе представляла. Не спрашивай, просто иначе. А ты как не знаю кто.

– Большие ожидания чреваты еще большими разочарованиями. Ты голодная?

– Немного.

– Давай тогда прогуляемся, потом где-нибудь пообедаем. Расскажешь мне новости какие-то, наверняка же есть, что рассказать. А я буду иногда комментировать и шутить. Иногда даже смешно.

Она согласилась. Мы ходили с ней пару часов, потом зашли в кафе на одной из площадей и сели у окна. Я тут иногда бывал, выбирал из меню что-нибудь наугад и выпивал кружку или две пива.

– Сейчас же два часа дня. Рано пить пиво, нет?

– А разве есть какое-то определенное время, до которого пить пиво никак нельзя, а после – можно? Если оно и есть, я его игнорирую, у меня сегодня выходной. И вчера, и завтра тоже. У меня тут все один длинный выходной.

– А ты чем вообще занимаешься?

– Сейчас – ничем. Работал почти все время, как здесь живу, преподавал, переводами занимался. Какое-то время даже продавал всякое медицинское оборудование, но все это в итоге надоело. Писал. Почти написал книгу, около двухсот страниц, сколько-то рассказов, публиковался в журналах разных. Может, снова начну когда-нибудь. Но пока просто не хочется.

– И как, нормально ничего не делать?

– Более-менее. Бывает же так, что человек просто устал от всего и ему нужно время, чтобы снова найти интерес и занятия. Пока это время не прошло, вот я и пью пиво тогда, когда мне хочется. Везде есть свои плюсы.

Она много мне рассказала. Про себя, про то, как ей в целом хорошо живется замужем. Не могу сказать, что я ей поверил, но вид сделал. Про наших общих знакомых, кто как живет. Все жили по-разному, но почти у всех дела шли хорошо. Сказала, что я, наверное, единственный из всех, кто куда-то уехал и теперь сидит тут в одиночестве и делает вид, что и у него все в порядке. Я ответил, что это философский подход и что все в порядке никогда не бывает, какой бы вид не делать. Она только поджала губы.

– Знаешь, когда-то, в один день, я пришел домой, и у меня было настолько внутри пусто и настолько не хотелось что-то делать, казалось, что смысла нет абсолютно ни в чем. Я пришел, лег на кровать и, не помню, включал ли я какую-то музыку, – сейчас мне кажется, что да, но это не так важно, – лежал, и смотрел в потолок. И думал, почему все так. Ведь я всего-то хотел в жизни немного любви от тех людей, от которых мне это было нужно. И тогда бы не было ни боли, ни пустоты. Был бы смысл в моем существовании. Всякие глупости думал, в общем. И пока думал, заснул. А потом настал новый день и после него пошли другие. И сейчас вот я сижу с тобой в этом кафе, а ты не понимаешь, что со мной. А со мной все нормально. Просто нормально, не хорошо, не прекрасно, а просто нормально. И все есть так, как должно быть, и будет тоже так, как должно. Вот и все. Книга такая была, про то, как перестать беспокоиться. Я ее не читал, кстати, меня всегда пугали книги с такими названиями.

– Но только там еще вторая часть названия была. Ты начал жить, хоть когда-то начинал?

– Разве что, когда с тобой обручен был, дорогая моя.

Она засмеялась. Всегда-то она смеялась, когда я так говорил. Наверное, не верила.