Читать книгу Через мост и дальше - Олег Соловьёв - Страница 5

В лесу тепло и спокойно. Никого нет, только деревья, поднимающиеся так высоко, что, кажется, будто они заканчиваются на небе и им совсем немного не хватает, чтобы коснуться солнца. Я иду между этими деревьями, уверенно и бесшумно, словно лесной житель, возвращающийся в свою нору. Примерно так оно и есть – я иду к шалашу.

Шалаш мы строили втроем. Нашли два стоящие рядом дерева, между ними, чуть выше роста взрослого человека, закрепили жердь, к ней по обеим сторонам привязали по две наклонные жерди, а уже к ним – поперечные. Сверху положили еловые ветки, а поверх них натянули тент. Строить его было интересно и совсем недолго, а приходить в него потом нам очень нравилось.  Сейчас я шел один, с рюкзаком за спиной, где лежал запас непортящихся продуктов на несколько дней, спички, фонарь, нож, компас, веревка и аптечка. Самое необходимое. Собирали мы его тоже все вместе, точнее, все вместе собирали три рюкзака, чтобы у каждого был свой.

Я иду по лесу к шалашу собираясь провести там пару дней, пока дома не утихнет. Раньше я никогда так не делал, но раньше и не бушевало с такой силой. Но сейчас бушевало так, что взять рюкзак и уйти было лучшим решением.

Внутри шалаша лежат три подстилки из стянутых веревкой веток и положенного на них сверху лапника. Я сажусь на одну из них и понимаю, что мне хочется есть. Когда-то мы принесли сюда старый котелок, и сейчас я нахожу его под кучей листьев, иду за водой к ручью, который течет в пятистах метрах от нашего шалаша, развожу костер на полянке перед ним, и открываю рюкзак.

Через час я, поевший, сижу на бревне перед шалашом и пью чай из пластиковой кружки. И постепенно забываю про все бури.

***

Каждый день за последний месяц, ровно с момента беготни по мостам, я просыпался и понимал, что мне снилась она. Ко мне снова вернулись сны, и я не был уверен, что этот факт меня радует. Скорее как раз наоборот, потому что я просыпался и ощущал такую тоску, что хотел заснуть обратно и больше никогда не просыпаться. Этого можно было добиться только искусственно, а меня всегда пугали мысли о самоубийстве. Пугали и одновременно приводили в какое-то не совсем адекватное возбуждение, но когда я всерьез начинал размышлять о возможности самому закончить свою жизнь, я трусил. Жизнь всегда оставляет надежду на что-то лучшее, а смерть не оставляет никакой надежды. Даже если допускать вероятность того, что после смерти есть какая-то другая форма жизни.

По пробуждении я не очень хорошо помнил, что именно мне снилось. Такие четкие и поражающие сны, как в тот раз, за жизнь случаются всего несколько раз, но тоска была настолько ощутимой, что, казалось, ее можно нащупать, если положить руку на живот. Что я и пытался сделать каждое утро и что у меня никогда сделать не получалось. Тоска жила вместе со мной. Вместе с ней я вставал и шел чистить зубы перед зеркалом, вместе с ней я сидел на кухне и пил из одной чашки чай, добавляя туда три кубика сахара. Мне отчего-то казалось, что так тоска станет менее горькой. Вместе с ней я не знал, чем занять свои дни в ожидании того момента, когда я, опять же вместе с ней, лягу под одеяло и буду стараться заснуть. Засыпал я только под утро, когда на улице уже рассветало, и когда улица уже вовсю бежала по своим делам. Засыпал, и мне снился какой-нибудь наполненный образами сон, от которого учащалось сердцебиение, а одеяло сбивалось к ногам. Я почти перестал выходить из дома, даже не ходил кормить уток, выходил только раз в три дня – за продуктами. Просто сидел и смотрел в стену на протяжении шести часов, потом вставал, открывал холодильник, брал оттуда открытую банку консервов и отправлял пару ложек внутрь себя. Потом садился обратно и пытался понять, откуда появилась такая сильная тоска.

Ничего подобного в этом городе со мной еще не случалось. Я приехал сюда вместе с коконом, и с тех пор заворачивался в него все сильнее и сильнее, не прилагая никаких усилий к высвобождению. Скорее всего, дело было как раз в том, что коконом я обзавелся именно для того, чтобы не испытывать никакой тоски. Чтобы не испытывать вообще никаких чувств. И за годы я этому прекрасно научился. Научился оберегать себя от всего, что грозило самыми наименьшими переживаниями. Научился не заводить мало-мальски близких связей и научился считать, что это – единственный верный способ жить спокойно. Теперь все разрушилось, вся эта надуманная защита от внешнего мира. Я чувствовал себя настолько беззащитным и настолько неуверенным, как будто мне снова было двенадцать лет и я снова, со слезами обиды на глазах, дрался со своим другом, казавшимся самым лучшим, попутно узнавая, что люди практически всегда не такие хорошие, как видится поначалу.

С ней мы познакомились когда мне было двадцать с чем-то лет. Я пришел на какую-то вечеринку, где знал одного человека из десяти и увидел там девушку, которая поразила меня ровно в тот самый момент, когда я ее увидел. В ней самой, в ее улыбке, длинных волосах и в ее родинках было что-то такое, благодаря чему она моментально заняла в моем организме место, будто всегда предназначавшееся специально для нее. Мне сразу же захотелось ее поцеловать, но сделать это я смог только через семь или десять встреч и с немалой помощью вина. После чего достаточно долго рефлексировал, стоило ли мне это делать, потом решил, что, несомненно, стоило, и целовал ее еще какое-то количество времени, а потом обручил нас властью данной мне моим сознанием или воображением. Что, весьма предсказуемо, ее напугало, и мы не виделись почти до самого моего отъезда сюда, около четырех лет. За это время у меня были какие-то еще временные подруги, в одну из них я почти влюбился, но ничего хорошего в итоге не получилось. Ровно так же как и плохого.

Когда мы с ней увиделись снова после долгого промежутка, я сразу же забыл, что этот промежуток вообще был. Мне казалось, что последний раз мы виделись вчера, и я пел вслух разные мелодичные, и чуть-чуть жалостливые, песни, а она улыбалась и начинала меня целовать в те моменты, когда я забывал слова. Но на самом деле прошло четыре года, и поменялись примерно все вещи, кроме той самой части моего организма. Тем не менее, мы снова начали видеться через два-три дня, и я настолько сильно боялся, что мы снова перестанем, что в итоге так и случилось. С тех пор я стал наращивать свой кокон, в чем до недавнего момента преуспевал. Но, несмотря на это, я оставил ей свой адрес перед тем, как уехать. На всякий случай. Наверное, думал, что она приедет, в самом худшем случае, через полгода после моего новоселья.