Читать книгу Не судите Афродиту строго - ОLЕГ СУХОNИN - Страница 4
Афродита, Дездемона и маньяк
ОглавлениеВ номере Мавританского стоял такой затхлый и смрадный запах, что я сразу же инстинктивно прошёл к балкону и распахнул дверь. И на мгновенье замер: вид отсюда был просто шикарный! За небольшим приотельным садом глазу открывалась величественная панорама знаменитого археологического парка Пафоса с маяком на горизонте.
– Историческое место, – кивнул я хозяину на вид с его балкона.
– Да уж, влипли мы в историю, – продолжая думать о своём, отозвался человек с рыбьими глазами.
Совершенно не стесняясь меня, он стянул с себя заляпанные красным вином штаны, бросил их прямо на пол и, покопавшись в шкафу, натянул на свои жирные ляжки тёмно-бордовые шорты в белый горошек. Только теперь, в тени комнаты, я обратил внимание на то, что и лицо его за дни пребывания на Кипре заметно побагровело от южного загара.
Пока он пошёл умываться в ванную, я окинул взглядом интерьер его номера. Стены здесь были расписаны всё теми же красочными изображениями дельфинов, осьминогов, античных воинов и древнегреческих триер, что и в холлах и коридорах гостиницы. Сама же обстановка была довольно скромной: широкая двуспальная кровать, кресло, гардеробный шкаф, тумбочка с телефоном, холодильник с баром, панель телевизора на стене да расписанный теми же античными героями журнальный столик с деревянным стулом. Ещё один небольшой пластиковый стол с двумя такими же стульями виднелись за стеклом на балконе.
Осмотревшись, я не спеша снял с себя пиджак и повесил его на спинку кресла. Потом, вспомнив, достал из него и бросил на кровать Мавританского купленную накануне местную газету «Cyprus Mail», уже немного помятую, и свой шёлковый платок, которым часто повязывал шею в ветреную погоду, а в жару убирал в карман. Нет-нет, не такой, как у шекспировского Отелло с земляничным узором, а обычный синий – цвета моря с традиционной в этих местах лефкарской вышивкой.
Когда Мавританский появился из ванной, вытирая полотенцем обгоревшее лицо, я, прикрыв свой платок газетой, спросил его, почему он со своими артистами поселился именно в этом отеле, а не где-нибудь на первой береговой линии у моря.
– Всё из-за денег! – развёл он руками. – На лучшие варианты бабок не хватило. На время фестиваля цены на проживание в Пафосе взлетели до небес, так что все крутые отели загодя выкупили иностранцы да наши москвичи. А нам – на что хватило, то и досталось. Но и здесь, в принципе неплохо: до променада десять-пятнадцать минут ходьбы, зато прямо за углом через дорогу – крупный молл. Мы туда закупаться ходим: там и шмоток дешёвых, и бухла завались.
– Так что же тут у вас произошло? Что в полиции говорят? – спросил я Геннадия Романовича, усаживаясь без приглашения в кресле.
Он присел на кровать, снова закрыл лицо махровым полотенцем и тяжело вздохнул:
– Что же тут произошло? – эхом донеслось из-под мокрой тряпки. – Если бы мне самому кто-нибудь это объяснил.
– Номер-то ваш, смотрю, не опечатали… Что же всё-таки сказали в полиции?
– Что сказали… – снова эхом ответил он, но уже без полотенца. – Допросили меня, Грубанько и Бескрылова – всех наших, кто жил в этом корпусе отеля. Мы ведь вечером после ужина, перед тем, как убили Руслану, посидели вчетвером у меня в номере, выпили немного, а потом они все разошлись. Поэтому, когда я нашёл труп за дверью, полицейские сразу осмотрели мой номер, но здесь не было никаких следов борьбы, всё культурно-чинно-благородно, сняли отпечатки с посуды да ушли. А ведь Руська в тот вечер обещала прийти ко мне на ночь, а вон оно как всё вышло…
Тут функционер снова взялся за полотенце, чтобы утереть слёзы, но скоро продолжил:
– Я ведь почему хотел с вами встретиться, Лукас. Помните, тогда на яхте вы с Русланой вспоминали Светлану Ильинскую? Так вот: в полиции сказали, что в тот же день, когда убили Русю, здесь неподалёку, в другом археологическом парке – «Гробницы царей», в склепе нашли и труп Светланы. Её еле опознали. У неё всё лицо было разбито камнем. А так как Руслана должна была изображать здесь в моей мистерии Афродиту, а Ильинская в спектакле у Юлиана Грыжева сыграла на фестивале Дездемону, то в полиции пытаются связать эти два убийства между собой. Думают, что какой-то маньяк убивает русских актрис, играющих на фестивале главные роли богинь и героинь. Это по их версии.
– Так здесь в отеле, наверняка, камеры же везде понатыканы. Неужели по ним нельзя было определить, кто убил Руслану?
– Да в том-то и дело, что это вспомогательный корпус отеля. Здесь даже ресторана своего нет – он у них в главном здании, мы туда ходим завтракать и ужинать. Там вот, действительно – кругом камеры! А в нашем корпусе, оказывается, они только на ресепшн, по периметру здания, в саду да на крыше, где бассейн. А в коридорах их нет! Поэтому и не понятно, кто, куда и в какой номер той ночью шастал. Посторонние в гостиницу не заходили – значит, получается, Руслану убил кто-то или из обслуги, или из постояльцев. А раз тело её нашли у моего номера, то и подозрение первым делом пало на меня. Но это же полный абсурд! – возмущённо взмахнул он руками: – Я ведь любил её!
В этот момент взгляд мой упал на его всё ещё продолжавшие валяться на полу обляпанные коммандарией штаны. Так же, как и недавно в кафе на набережной, я снова вспомнил Уайльда, но на этот раз не удержался его процитировать:
– Любимых убивают все,
Но не кричат о том.
Издёвкой, лестью, злом, добром,
Бесстыдством и стыдом,
Трус – поцелуем похитрей,
Смельчак – простым ножом.
Любимых убивают все,
Казнят и стар, и млад,
Отравой медленной поят
И Роскошь, и Разврат,
А Жалость – в ход пускает нож,
Стремительный, как взгляд.
Любимых убивают все –
За радость и позор,
За слишком сильную любовь,
За равнодушный взор,
Все убивают – но не всем
Выносят приговор.
– Что, опять стихи? – выслушав меня, спросил Мавританский. – Может, хватит уже. Мы ведь здесь не на экскурсии!
– Стихи эти я вспомнил к тому, что один только факт любви в данном случае не может служить ни вашим оправданием, ни уж тем более алиби, – парировал я.
– Опять Сеферис в переводе Ильинской из Янины? – прищурив свои рыбьи глазки, спросил меня функционер от российской культуры.
– Нет. На этот раз – Уайльд в переводе Топорова из Питера.
– А ну вас! – раздражённо махнул он рукой в мою сторону.
– Ну, хорошо, давайте без поэзии и без эмоций, – согласился я. – Откуда вообще взялась эта бредовая версия про маньяка? Недели две назад здесь, на Кипре, произошли ещё два преступления с русским следом. Их что – тоже валить в одну кучу?
– Что за преступления? – заинтересовался Мавританский.
– Это случилось ещё накануне фестиваля. Об этом писала местная пресса, я даже захватил с собой одну такую газетку, – сказав это, я взял с кровати и протянул собеседнику номер «Cyprus Mail» недельной давности – тот самый, что захватил с собой.
– Но тут же по-английски, – возмутился, раскрыв газету, Мавританский.
– А вы как хотели? – удивился я. – Лучше, что ли, на греческом было принести? «Cyprus Mail» – единственная англоязычная местная газета. Русскоязычных у меня для вас нет.
– Тогда переведите, – вернул он мне листок.
Я быстро отыскал в нём нужную заметку и прочитал ему её вслух, начиная с заголовка:
– «НА КИПРЕ НАШЛИ МЁРТВЫМИ ДВУХ ПРОПАВШИХ РОССИЯНОК.
Их тела были закопаны на участке строящегося дома.
По данным нашей газеты, сорокатрёхлетняя Алраизи Хаят и тридцатитрёхлетняя Мария Газибагандова прилетели на остров в качестве туристок: одна в начале лета, другая – около полутора месяцев назад. Женщины арендовали квартиру в Ларнаке, откуда пропали…»
– Ничего себе россиянки: Газибагандова и Хаят, – перебил меня хозяин номера.
– Да погодите вы, не мешайте! – сказал я ему. – Не всем же быть Мавританскими! – И продолжил переводить статью:
– «Почти через две недели после их исчезновения в одном из домов в деревне Като Амиандос были обнаружены следы крови на ведущей в подвал лестнице. Местные криминалисты также нашли кровь на мини-экскаваторе, который участвовал в строительных работах на территории участка. По подозрению в убийстве россиянок был задержан тридцатитрёхлетний сириец, работавший на участке строителем. Сириец познакомился с ними в доме отдыха, где делал ремонт. По неизвестным причинам он убил женщин из огнестрельного оружия и закопал их трупы во дворе. При этом у него нашли паспорт, карту и мобильный телефон одной из женщин. С момента исчезновения российских туристок банковской картой трижды воспользовались – на заправке и в магазине. Позже подозреваемый признался, что убил женщин и закопал их тела. Он был арестован. Кроме того, по делу был объявлен в розыск ещё один двадцатитрёхлетний сириец, ранее уже попадавший в поле зрения полиции из-за наркотиков и кражи со взломом».
– Ну и что? – развёл руками Мавританский. – Какая тут связь с убийствами наших актрис? Не вижу никакой связи, кроме той, что Руслана Лемурова и Светлана Ильинская – тоже россиянки.
– Сирийцы, – ответил я. – На Кипр понаехало много иммигрантов с Ближнего Востока. И не этот ли самый сбежавший второй сириец убивает русских актрис, о котором говорится в статье? Вы не замечали в обслуживающем персонале вашей гостиницы мужчин с их внешностью?
Функционер на секунду задумался:
– Да они все для меня на одно лицо: что сирийцы, что турки, что арабы.
– А вы не торопитесь с выводами. Лучше вспомните-ка хорошенько, – настаивал я.
Покачав головой, Мавританский неуверенно продолжил:
– Да вроде не видел таких. На ресепшн у нас сменялись местные девчонки-киприотки да какой-то парень-славянин: то ли русский, то ли хохол – я толком так и не разобрал. Но точно – педик. В номерах тоже в основном местные убирались. Вот разве что садовник? Он и вправду похож то ли на сирийца, то ли на араба. Или даже, может, афганец какой?
– Так вот он и мог запросто позариться на красивую белую женщину, – протянул я чиновнику газету.
Рыбоглазый тупо уставился в непонятный для него текст, но тут в дверь постучали.
– Войдите, – откликнулся хозяин номера, и она отворилась.