Читать книгу Пятницкий - Олег Тарасов - Страница 6

Митрофан и Стенька вышли в город, которым уже полностью завладела снежная буря.

Весь день она позёмкой растекалась по гладким полям, промёрзшим логам и усынкам, подкрадываясь к окраинам. Сначала налетала одиночными порывами ледяного, мертвящего духа, который отдаётся у стариков в пояснице тягучей болью. К вечеру, собрав силы, метель со свистом влетела в город.

Всё, от Заставы до самых крайних домишек, стоящих вверх по реке, закружилось в непроглядном белом вихре.

У Митрофана, в отчаянии, появилась мысль, попытаться упросить надзирателя не показывайте Путилину Песенник. Поклясться, что больше не будет. Что угодно сказать. Но тут же осознал бессмысленность этого. Таиров, казалось, бубнил что-то под нос, и шагал не останавливаясь.

Валенки Митрофана начали черпать забивающий тропку снег. Пришлось пристроиться вслед за Стенькой, ступая в ширину его шага. Хоронясь от плотного ветра за огромную спину, идти стало чуть легче.

Даже самые неугомонные кобели забились глубже в будки и не думали яриться, когда они шли мимо купеческих домов. На всей улице не встретился ни один человек.

Ровно, шаг за шагом, Митрофан ступал в темнеющие на свежем снегу следы Таирова, и мысли в голове завертелись как рой снежинок.

Привиделся залитый солнцем выгон перед домом в селе. Он с мамой сидит на лавочке, а по пыльной стёжке, мимо белёных изб крытых соломой и неровных стопок кизяков, идёт из церкви отец. Поднимает руку и машет им.

Митрофан вскакивает, бежит навстречу. Утыкается лицом в чёрное сукно рясы, приятно пахнущее ладаном. Вдруг всё померкло.

Стенька остановился, и Митрофан налетел на него, больно ткнувшись носом в заиндевелый тулуп.

Подошли к училищу. Таиров валенком разбросал снег у входа и, налегая плечом, сдвинул дубовую дверь.

Метель только вступила в силу, а двор училища уже основательно завалило. Мальчик услышал, как надзиратель выругался, обращаясь куда-то в темноту, но разобрать слов было невозможно.

Митрофану почудилось, что попал в крутящиеся жернова огромной мельницы, в тысячу раз больше той, где они с отцом мололи хлеб. На секунду потерял направление движения, задыхаясь в ледяной муке, но тут рука Таирова, прихватив его за воротник, закинула на порог. Дверь открылась, они вошли в сени. В нетопленном классе, потирая холодные руки, ждал Путилин.

− Доставил господин инспектор, − Таиров подтолкнул перед собой мальчика.

Устав ждать Иван Иванович не стал заходить издалека:

− Что Пятницкий, песенками занимаешься? Дважды два ещё не сложит, а уже по улице мостовой направился!? В кабак пойдёшь после училища служить? Объясни для моего понимания.

Митрофан почувствовал как щеки загорелись, а в коленях зашевелился холодок, того и гляди ноги подогнутся сами собой. Сказать ничего не мог, стоял опустив голову чтобы не замечали как затряслись губы. Едко защипало в глазах.

− Ну что молчишь? Нечего сказать? − продолжал Путилин. − Таиров, что дал осмотр вещей?

Слёзы потекли по пылающим щекам мальчика. Сейчас надзиратель достанет песенник и что начнётся, Бог знает. Митрофан закрыл лицо руками. Явиться домой под Рождество выгнанным из училища с позором… Что может быть страшнее?

− Господин инспектор, зазря ходили. Ничего не обнаружено.

− Это как ничего? − пальцы Путилина перестали постукивать по столу. − Пятницкий, откуда песни?

Митрофан только всхлипывал и не мог произнести ни слова, не веря, что Таиров пожалел его.

− Да будешь ты говорить или нет?! – инспектор, совсем озлившись ахнул ладонью по столу.

Вся история выходила пшиком, и признавать это было неприятно.

− Простите… сквозь слёзы еле слышно выговорил Митрофан.

− Вот тебе и всё! − Путилин от безысходности повернулся к надзирателю.

Тот с готовностью вставил своё мнение:

− Я человек простой, но с вашего позволения скажу: всё пошло под скос в тот год, как розгам выписали запрещение. Предмет простой, а без него решения делу нет, − веско заявил Таиров, довольный тем, что его теория о пагубности отмены розг, приобрела очередное верное доказательство.

Путилин, размышляя про себя, полностью соглашался с этим утверждением.

«Розги первое дело, и от них польза всесторонняя, – думал он. − Провинившийся получает ровно столько, на сколько в нем есть вины. Это суд истинно справедливый. Возьми что положено, покайся, и иди с Богом. Теперь же непонятно уразуметь бурсаку степень своей провинности и что ещё важнее − как искупить её.

Инспектор, делая вид, что читает каракули Прозорова, думал, что делать дальше.

Митрофан тихонько всхлипывал, внутренне немного ободрённый тем, что история поворачивается не самым худшим образом.

Иван Иванович достал из стола чистый лист и начал писать. Выводил не спеша, останавливаясь подумать над точностью изложения.

Таиров, заскучав, поковырял в печи кочергой. Тихонько потрескивая угольками, вяло шевельнулся проснувшийся огонь. В трубе глухо гудело от тяги буйствующего на улице ветра. Догорающая свеча зачадила чёрным дымком, напоминая, что время течёт за полночь.

Таиров решил поинтересоваться, нужен ли он ещё здесь или может отбыть в своё расположение. В эту минуту Путилин отложил перо. Запечатал письмо сургучом.

− Пятницкий, я написал письмо твоему отцу. Изложил поведение и порекомендовал меры. Он человек духовного звания, порядок знает. Без письменного ответа можешь не являться. Всё ясно?

− Да…, − прошептал Митрофан.

− Отец священник, уважаемый человек, но раз воспитал такого сына, пусть и наказывает самолично, − Путилин протянул ему конверт. − Всё, отправляйся в покои.

Мальчик развернулся и пошёл за Стенькой, который качая головой, и уже не спрашивая дозволений, направился к двери.

− Спасибо, − шепнул Митрофан, когда они поравнялись, выйдя из класса.

Таиров промолчал, даже не взглянув на мальчика.

Пурга металась по улице, от двора ко двору, подсыпала снега к завалинкам и воротам, но чувствовалось, что силы её на исходе. Тревожный вой дикого степного ветра всё чаще обрывался, цепляясь за крыши и маковки церквей.

Метель уходила за Заставу, в сторону Московской дороги.