Читать книгу Злая память. Книга первая. Кавказ - Олег Владимирович Колмаков - Страница 5

Уж кто-кто, а прапорщик Михайленко на дальнем объекте был, пожалуй, единственным военнослужащим, ощущавшим себя здесь словно рыба в воде. Всё и вся ему было тут, до боли знакомо. В полной мере, он владел ситуацией и был в курсе: как громких, так и малозначимых событий. И даже (как ему самому казалось) он мог запросто предвосхитить кое-какое ближайшее будущее.

За сравнительно короткий промежуток времени Михайленко умудрившись пережить на стратегическом объекте с десяток коллег по интендантскому ремеслу. Точнее, он их просто на просто подсидел или выжил. В конечном итоге, прапорщик стал здесь единственным, кто имел неограниченный доступ ко всем складским ангарам.

Как не парадоксально это прозвучит, но от обычного прапорщика, в группировке Лютого зависело если не всё, то уж точно, очень многое. Аккуратно и незаметно Михайленко сосредоточил в своих руках кое-какие негласные (но от того, не менее значимые) рычаги управления. Став основным распорядителем армейского «арсенала», начиная от занюханных портянок и заканчивая современными переносными зенитно-ракетными комплексами. Он приобрел как определённое влияние, так и вполне конкретную власть. Ведь «на поклон» к прапорщику, рано или поздно, приходили все: и лейтенанты, и майоры, и полковники…

Отказать кому-либо (тем более, не обоснованно) Михайленко, естественно, не мог. В зоне боевых действий, шутки с поставками оружия были чреваты трибуналом или, того хуже, самосудом.

А вот придержать отгрузку, сославшись на какую-либо вескую причину; отгрузить совсем не то, что требовалось или отправить груз не по адресу назначению, якобы, случайно напутав – наш прапорщик мог запросто. Ну, а когда речь заходила о каких-либо сверх лимитах, уж тут-то Михайленко мог и вовсе позволить себе поизгаляться над тем или иным незадачливым офицером…

Сложившееся на складах и вокруг них положение вещей, когда обычного «каптёрщика» величают не иначе, как «чёрным кардиналом», а кое-кто из командиров, так и вовсе побаивался Михайленко – Лютого, как командира – естественно, ни коим образом не устраивало. Не устраивало подполковника, и кое-что иное…

С определённой степенью вероятности, Лютый мог предполагать или догадываться о том, что кроме мудрёных манипуляций со складским имуществом, прапорщик ещё и успевает «крутить» какие-то свои, более серьёзные тёмные делишки. Аргументировалось данное предположение, следующим посылом. Невзирая на то, что в караульном подразделении дальнего объекта, на протяжении последних полутора лет, напрочь отсутствовала хоть какая дисциплина, тем не менее, регулярные плановые и внеплановые проверки, периодически проводимые всевозможными комиссиями, не могли выявить ни единого, даже самого маломальского недочёта. Повсюду, словно ангел, Михайленко оставался чист и не запятнан…

Однажды, подполковник предпринял и вовсе отчаянную попытку избавиться от Михайленко. Вполне благим путём он оформил последнему перевод на «большую землю», и даже прислал за ним свою машину. О подобном, любой из военнослужащих находившийся в то время на Кавказе, мог лишь мечтать. Любой, но не прапорщик…

Вопреки инстинкту самосохранения, он заартачился. Более того, у Михайленко тотчас объявились серьёзные покровители: то ли из штаба южной группы войск, то ли ещё откуда повыше.

Короче, нашему подполковнику, в вежливо-угрожающей форме ненавязчиво намекнули оставить прапорщика в покое. И уже через сутки, как ни в чем ни бывало, Михайленко вернулся на свои склады.

Именно тогда, пожалуй впервые в своей многолетней карьере военного, Лютый и прочувствовал масштаб коррупции в высших эшелонах власти и армии. Об «отмывании» денег, бесконтрольно выделяемых на Чечню, он конечно читал, слышал и знал. Однако не предполагал он, что может она быть от него, так близко. Ну, совсем рядом…

Сам того не ведая, подполковник зацепил лишь мелкий винтик в грандиозной машине воровства и взяточничества, которым, по сути, и был Михайленко. Через его склады, наверняка перетекали огромные бюджетные деньги. Потому и реакция той самой «машины», была внушительной и молниеносной…

Однако в тот период беспокоило подполковника вовсе не это. Случайно выявившиеся связи прапорщика с армейской «верхушкой», как для самого Лютого, так и для его подчинённых офицеров, ничего хорошего не предвещали. При определённом стечении обстоятельств, та круговая порука могли запросто стать чрезвычайно опасной, а для кое-кого и вовсе роковой.

Реальность подсказывала, что с виду инертный и простодушный Михайленко, в критические для него минуты, мог легко переродиться в активную, чрезвычайно мстительную и злопамятную личность. Затаив на кого-либо зуб, он непременно (причём, в самом ближайшем будущем) находил возможность расквитаться, «подставив» обидчика под полную «раздачу». А ведь Лютый, и без того, уже сбился со счёту: скольких добротных офицеров, тем или иным образом, прапор умудрился «сплавить» со своего объекта, а то и вовсе, из вооружённых сил.

«Заочный» конфликт между подполковником и прапорщиком, приобретал всё больший размах. А учитывая упертость характеров обеих участников той конфронтации, в скором времени, он непременно обещал вылиться в реальную войну.

Справедливости ради, здесь стоит отметить и то обстоятельство, что Михайленко, до сего момента ещё ни разу, в открытую не перешел Лютому «дороги». И тем не менее, подполковник (мужик опытный и предусмотрительный) заранее предполагал, что рано или поздно, это обязательно произойдет. Потому и предпочел он нанести упреждающий удар первым. Принимая ж во внимание свой предыдущий, не совсем удачный опыт, на сей раз, Лютый действовал с предельной расчётливостью, осмотрительностью и осторожностью.

Дабы «завалить» непотопляемого каптёрщика, командиром была придумана достаточно мудрёная схема. И далеко не последние роли, в том хитроумном сценарии отводились, как лейтенанту Побилату, уже служившему на дальнем объекте, так и только-только прибывшему майору Князеву.

Ни тот, ни другой о действительных намерениях своего командира, естественно, не догадывался. До поры, до времени, Лютый предпочел использовать офицеров, что называется, «втёмную». Да собственно, и вводить подчинённых в курс дела, особой необходимости пока что не было. И без того, каждый из них, лишь исключительным исполнением своих служебных обязанностей (по разумению подполковника) и должен был довести прапорщика до «белого колена». Чего собственно, Лютый на своём начальном этапе и добивался. Ведь всем известно, что взбешенный и выведенный из себя человек, склонен к совершению необдуманных поступков и неоправданных ошибок. Этими-то срывами, и рассчитывал командир воспользоваться в дальнейшем…

С данной точки зрения, Князев виделся подполковнику лицом вовсе не предвзятым, не погруженным во внутреннюю «кухню» армейского подразделения. А самое главное, Лютый был уверен в неподкупности бывшего офицера, в своё время имевшего непосредственное отношение к органам госбезопасности. Майор должен был довлеть над Михайленко, что называется: «извне». Тогда как лейтенанту Побилату, по молодости лет принципиальному, вменялось оказывать давление на прапорщика «изнутри». Для этого, по личному приказу подполковника (после, естественно, заранее полученного разрешения «сверху») Побилату и предписывалась организация тщательной и глубокой ревизии подотчётных Михайленко складов.

На какой-либо успех вышеуказанной проверки, Лютый, конечно же, не рассчитывал. Цель её была абсолютно иной. Опять же повторюсь: доставить прапорщику, как можно больше хлопот и заставить последнего хорошенько понервничать…

– Лейтенант!.. Шприцы будем пересчитывать?.. Или ограничимся подсчётом коробок? – с нескрываемым сарказмом поинтересовался Михайленко. Он был полностью уверен в том, что на беглый подсчёт шприцов, у них уйдет не более часа.

– Конечно, будем! – сухо ответил Побилат, чётко следовавший инструкциям подполковника Лютого.

– Да ты, с ума, что ли сошел?.. Парень, опомнись!.. Здесь их сотни тысяч!.. Мы, скорее сдохнем на этих коробках, чем их «перелопатим»!.. – не сдержавшись, взвыл до сего момента спокойный и уравновешенный прапорщик.

– По времени, нас никто не ограничивает!.. Если потребуется, так будем считать: хоть неделю, хоть две!.. Вскрывать будем каждую коробку!.. – пробурчал Побилат, снимая со стеллажа первую попавшуюся ему под руку упаковку.

– Стой, лейтенант!.. Не спеши!.. – Михайленко предпочел зайти с иного боку. – …Поставь-ка тару на место и выслушай меня!.. – подсев к Побилату, прапорщик вновь перешел на привычный ему разговорный тон. – …Так вот, мальчик!.. По возрасту, ты годишься мне чуть ли не в сыновья!.. Да, и одни мы здесь!.. Потому, позволь обращаться к тебе по-простецки!.. Считай, по-отечески!.. Эх, Сашка-Сашка!.. Скажи-ка мне, а оно тебе надо?.. Имею в виду, сутки напролёт копаться в чужом дерьме!.. Уясни, милок, главное!.. Командиры приходят и уходят, тогда как прапорщик Михайленко практически бессменен!.. Считай, вечен!.. Знал бы ты, сколько до тебя перебывало здесь офицеров!.. Сколько солдат сменилось!.. Из всех остался, лишь я один!

Ну, ты сам посуди!.. Куда ж без меня, тому же Лютому?.. Да, и тебе самому, ещё не раз придется ко мне обращаться с той или иной просьбой!.. Так что, сынок!.. Давай-ка, мы с самого начала будем друзьями!.. Отложим на неопределённый срок это неблагодарное занятие, посидим за столом; выпьем и поговорим по душам!.. Уверяю, мы найдем массу общих и интересных тем!.. Уж будь уверен: человек я начитанный и разносторонний!..

Саня!.. Не уж-то ты и впрямь думаешь, что тебе вдруг удастся здесь найти то, чего не смогла отыскать московская комиссия, собранная из «прожжённых волчар» своего дела, приезжавшая к нам на объект лишь пару месяцев назад и пробывших тут без малого две недели?.. Мальчик, советую тебе не быть столь наивным!..

– Кто знает!.. – лукаво подмигнул прапору Побилат. – …Быть может, вы и с ними!.. Взяли, да и бросили «это грязное дело» и те, отпущенные им две недели, лишь говорили с ними «по душам»!

– Но-но, пацан!.. – огрызнулся Михайленко. – …Ты смотри, не нарывайся!.. Ведь я могу поговорить с тобой и по-иному!.. Мало того, что скрипя сердцем, я терпел я тебя целых восемь дней!.. Как распоследний бобик выполнял любой твой каприз!.. – и тут, видимо сообразив, что «понесло» его вовсе не туда, прапорщик вдруг осекся. – …Хотя, ладно!.. Забудем!.. Давай считать, что последних слов ты мне не говорил и я их не слышал!.. Ты пойми!.. Терпение моё, вовсе не безгранично!.. Да, и негоже мне, сорокалетнему мужику, словно обезьяна, прыгать по этим чёртовым стеллажам!.. Устал я!.. «Влом» мне, бестолково тягать эти пудовые кубы!

Сашок!.. Ну кто проверит: считались мы или нет?.. Ты только представь: что пару месяцев, мы можем быть (причём бесконтрольно), предоставлены самим себе!.. Чуешь, на что намекаю?.. Отдохнем, как белые люди, а после и отчитаешься!.. Если хочешь, я даже подкину тебе пару-тройку компроматиков о коих, ни одна комиссия не дотямала!..

Для подобного случая, у меня кое-что припасено!.. Пить будем настоящий дагестанский коньяк!.. А не приторную местную чачу, которую не то, чтобы пить, раны смазывать противно!.. На закуску: лимончики; икорка; московская колбаска; малосольные огурчики; сало!.. Всё это и многое другое превосходно скрасят наш суровый армейский быт!.. Бросай на хрен свои долбанные шприцы и айда в мою каптёрку!.. Там вентилятор, удобные кресла, японская техника, музыка, холодильник!.. Да, что ж я тебя всё дразню?.. Пойдем со мной, сам всё увидишь!

Побилат равнодушно и без каких-либо видимых эмоций слушал увещевания прапорщика. Он безучастно смотрел в его перевозбужденное лицо, думая о чем-то своем. Наконец, воспользовавшись короткой паузой, лейтенант попросил Михайленко подать ему нож, дабы вскрыть, всё ещё стоявшую перед ним коробку со шприцами.

В бессилии, прапорщик матюгнулся. И тут в его голову пришла уж и вовсе неожиданная мысль.

«Не век же мне, куковать на этих долбаных складах!.. Как не крути, а рано или поздно, придется мне передать это созданное непосильным трудом хозяйство, в чьи-то чужие руки!.. А почему, собственно, в «чужие»?.. Почему бы мне, уже сегодня не задуматься о своем приемнике?.. Что если, прямо сейчас, я сделаю этому сопляку предложение, от которого он, уж точно не откажется?.. Год-другой поработаем вместе, а потом возьму, да и подарю этому никчёмному балбесу свой бесценный подарок!.. Как говориться: преподнесу ему на тарелочке с голубой каёмочкой, ключи от безбедной жизни и обеспеченной старости!.. Эх, и повезет же щенку!..

А вдруг, эта неблагодарная тварь, всё же откажется?.. И это, после тогда, когда я раскрою перед ним все свои «карты»!.. Да нет, согласиться!.. Куда ж он, сука, с подводной лодки денется?.. «Сломаю», застращаю паскуду!.. Ведь это с виду он, такой неподкупный и упрямый, а копни глубже!.. Как, собственно, и вся современная молодёжь, он окажется бесхребетным слабаком и слюнтяем!.. Нет у современных тинэйджеров, как у нас в те старые и добрые времена: ни чувства долга; ни чести; ни ответственности; ни гордости за своё Отечество, за былую Державу!.. Бунтуют они и лезут на рожон, пока в карманах у них пусто!.. Заслышав же звон золотой монеты, они тотчас превращаются в покладистых и вполне управляемых пресмыкающихся!.. На крайний случай, пацан «испарится», пропадет без вести!.. Уж я-то знаю, как во время войны, прятать концы в воду!..»

– Саня, скажи-ка мне!.. Есть ли у тебя заветная мечта?.. Либо некая недостижимая цель? – как ни в чем ни бывало Михайленко вдруг обратился к Побилату.

Хотел было лейтенант рассказать прапорщику о своем сокровенном. О том, ради чего он всеми правдами и неправдами пробивался в Чечню. Да, вовремя одумался. Перед этим скользким типом, совсем не обязательно было раскрывать свою душу и говорить о сугубо личном. Потому и предпочел Побилат промолчать.

– Быть может, ты желаешь сделать карьеру военного?..?.. – не унимался Михайленко. – …Дослужиться до генеральских погон?.. Может, ты грезишь себя в образе богатого и независимого мужика, этакого богатого мачо?.. Либо мечта твоя где-то там, на уровне безответной любви!.. Виной тому некая бесподобно-обворожительная непреступная красавица?.. Так ты, Сашка, только скажи!.. Боюсь, но ты вовсе не предполагаешь, какими возможностями, на самом деле, я обладаю!.. Коль захочу, так любой командир будет портянки мои стирать!.. Вот я их всех, где держу!.. – и прапорщик продемонстрировал лейтенанту крепко сжатый кулак. – …Если ты думаешь, что я с этих грёбанных складов подворовываю – тем, дескать, и существую?.. Хрен-то там!.. Я владею тем, что может открыть любые двери!.. Но, об этом несколько позже!.. – Михайленко осекся, сообразив что сболтнул лишнее. – …Эх, парень!.. Давай-ка, сперва сдружимся, немного поработаем вместе!.. И я посвящу тебя в то, о чем неизвестно ни одному смертному!.. А через пару лет: эти ангары, этот бездонный Клондайк – перейдут в твое, единоличное пользование!.. Поверь, лишние хлебала здесь не нужны!.. Всем этим, должен распоряжаться только ОДИН!.. Ну, так как, хлопец?.. Сработаемся?

– Товарищ прапорщик!.. Может, мы всё-таки продолжим?.. Время-то идет, а у нас ни один шприц, ещё не пересчитан!

– Ну ты упертый!.. – нервно сплюнул Михайленко. – …Хорошо!.. Будь по-твоему!.. Да только заруби себе на носу, что в будущем!.. В очень для тебя, тяжком будущем!.. Я вполне адекватно отреагирую и на твои мольбы о помощи!.. – прапорщик швырнул на коробку свой перочинный нож. А ведь он был до последнего уверен в том, что Побилат «купится» на его щедрое предложение.

В душе заведующего военными складами неистово клокотала ненависть, замешанная на остром желании мщения. Никто, даже самые высокопоставленные чины, никогда не смели ему перечить. При этом, абсолютно каждый из них оставался доволен и удовлетворён дружбой с прапорщиком.

«Добро-добро, сосунок хренов!.. Отольются мышке кошкины слезы!.. Ты ещё узнаешь, кому сказал „нет“!.. Кровавыми слезами, падла, умоешься!..»