Читать книгу Миру нужны мачете - Олеся Кривцова - Страница 3

Моя семья до недавнего времени жила в Майами, на Восьмой улице. Этот район называют Маленькой Гаваной. Дедушка бежал с Кубы в ХХ веке, бросив бабушку. Мне пришлось бежать на Кубу в XXI веке, чтобы к бабушке вернуться. Дедушка из афрокубинца в свои 20 лет стал афроамериканцем, а я в свои 20 – наоборот. Был афроамериканцем, стал афрокубинцем. Круг замкнулся.

Выглядит довольно сложно, конечно. Особенно если соблюдать никому не нужную толерантность. В конце концов, по-испански мы всегда были просто негрос (черные) – хоть в маленькой Гаване, хоть в большой. Даже между собой. Быть негром не стыдно, стыдно быть мудаком. Поэтому, например, дедушка не бросил на Кубе годовалого сына, а взял его с собой. Для черного мужчины быть отцом это дело чести, говаривал он. Бабушка не поехала по каким-то своим причинам, в семье об этом не говорили. Но дедушку она любила и сына тоже. Сейчас я знаю об этом гораздо больше, чем в детстве, а тогда меня это все удивляло.

Дедушка держал на Восьмой улице кубинский бар, которым потом управлял мой отец. Сам я с 15 лет работал за стойкой и умел смешивать всю кубинскую коктейльную классику: мохито, Куба либре, дайкири, пина коладу. Для особо продвинутой публики даже делал Огни Гаваны, с дынным ликером. Будущее мое казалось простым и понятным: работа, танцульки, иногда церковь. Женитьба, наверное. Дети, куда же без них. На деле вышло иначе.

В Маленькой Гаване постоянно живут и тусуются не только кубинцы, у нас полно народу из Гондураса и Сальвадора. Мексиканцев почти не бывает, и это хорошо для всех нас. Гринго наплевать, в их глазах все латиносы одинаковые, но мы-то знаем, как обстоят дела. Мексиканские песни очень красивые, но очень жестокие, там все время кого-нибудь убивают из-за наркотиков. Вот и с нашей семьей случилась такая же песня.

У нас в баре всегда можно было купить контрабандную кубинскую сигару, но никогда – косячок, потому что дедушка был сантеро. И никакие разговоры о том, что в штате Флорида марихуана разрешена в медицинских целях, здесь не прокатывали. Больным в баре не место, идите в аптеку. Такова была официальная позиция нашего заведения.

Неофициально дело было совсем в другом. В колониальные времена на Кубу вместе с черными рабами приехали их верования, которые превратились в учение об африканских святых – сантерию. Согласно сантерии, существует Творец всего сущего, но он давно удалился от дел, и со своими нуждами людям следует обращаться к святым – оришас. Самые могущественные из них составляют Семь африканских сил. Почти пятьсот лет, с XVI века, это была тайная религия, и хотя в ее обрядах используются самые разные травы и растительные яды, марихуана строго запрещена. Считается, что это трава только для особых ситуаций, связанных с войной. Так что баловаться ею не следует. А то можно приманить воинственных духов и спровоцировать у себя приступ неуправляемой агрессии.

Зная, какими безумными могут быть мексиканцы, вечно мешающие марихуану с текилой и при случае добавляющие кокаин, я легко в это верю. Хорошо хоть колумбийцы нас презирают, Маленькая Гавана перестала их интересовать еще в 70-е.

В детстве я этого всего, конечно, не знал. Меня воспитывали в католической вере и всячески ограждали от сантерии. От неудобных вопросов отмахивались и отправляли делать уроки, как любые взрослые в любой точке мира.

Сутулого лысоватого полукровку, которого время от времени к нам заносило, все звали Камарон (креветка). Большие белые пятна на его лице действительно напоминали об очищенных креветках. У нас говорили, что подобное лечат только в Настоящей Гаване, потому что кубинская медицина лучшая в мире. Камарона это бесило: чем дальше он находился от Мексики, тем круче она для него была, и если уж мексиканские врачи чего-то не могут, куда там кубинским. Мать у него была мексиканка, а папаша вроде бы белый кубинец. Только поэтому наши его кое-как и терпели с его дурным характером. Он приходил к нам выпить и поспорить с моим отцом о политике почти каждую неделю. Они даже считались приятелями. Но однажды Камарон пришел не один.

Дедушка тогда уже умер от рака, он-то и на порог не пустил бы всех этих мексиканских кавронес (козлов). Да они и сами его побаивались, считали колдуном. Я бы не отказался иметь такую репутацию: когда тебя боятся мексиканцы, это дорогого стоит. Отец был совсем другим человеком, разговоры о сантерии старался замять и всегда говорил, что он добрый католик, как и большинство кубинских американцев. Это его и сгубило.

Камарон был мелким дилером, притом не слишком удачливым и довольно безобидным. Только орать и умел. Если подумать, ничего удивительного: мексиканцу надо быть совсем уж никчемным, чтобы таскаться на Восьмую улицу. Латиносы всегда кучкуются, ищут земляков, родню, знакомых родни – да кого угодно, лишь бы быть со своими. И хотя этот пендехо (мудила) любил поорать, что он настоящий мужик и ему никто не указ, его у нас тихонько по-христиански жалели. Не совсем уж чужая кровь, мы не такие бессердечные, как мексиканцы. А лучше бы мы были такие! Или хотя бы уж колдуны, как дедушка.

В один прекрасный день Камарон задолжал своим хозяевам, и чтобы они не начали отрезать ему уши, пальцы и прочие ненужные части тела, пообещал им новую точку сбыта – наш бар. Приперся к нам средь бела дня с двумя такими же козлинами, те что-то долго мрачно втирали отцу, но договориться не получилось. Это их здорово разозлило, и ночью отец был уже мертв. Мне еще долго потом снилось его тело, лежащее на полу в баре. В крови было все кругом – пол, стойка, стулья. Даже клетку с попугаем забрызгало.

Моя мать, едва меня разбудив, собрала вещи и смоталась к своему белому любовнику, с которым, как оказалось, крутила последние полгода. Она же и сама белая, вот в чем штука. По мне, правда, в жизни не скажешь: у меня настолько черная рожа, как будто никакие белые ко мне никогда отношения не имели. Она мне этого, похоже, так и не простила. Думала, я буду милый мулатик с более или менее светлым личиком. Черта с два, получите и распишитесь! Говорят, дедушка хохотал как ненормальный, когда увидел меня впервые.

В общем, я чудом успел забрать какие-то деньги из бара и вписаться к своему примо (двоюродному брату) на круизный лайнер, шедший в Гавану. Примо работал там в службе безопасности с тех пор, как после смерти Фиделя Кастро возобновились туристические рейсы между Кубой и США. Пристроил меня за барную стойку на одну ночь, никто и понять ничего не успел. Пьют в круизах много, работает кто-то и ладно. Негры для белых все на одно лицо.

Надо сказать, по сравнению с моим дедом, который во время Мариэльского исхода плыл в Майами на рыбацком баркасе, да еще и с годовалым ребенком на руках, я путешествовал с полным комфортом! В 1980 году, на несколько месяцев, всем желающим разрешили эмигрировать с Кубы в США, и из порта Мариэль за это время успели выехать 125 000 белых и негров. Это были самые простые люди, не те белые аристократы, что уехали сразу после Революции. Их потом называли мариэлитос.

В Майами в центре приема беженцев творилось тогда полное безумие: то группа уголовников приедет, то проституток, то душевнобольных, и никто ни в зуб ногой по-английски! Дедушка его так толком и не выучил, кстати. А меня мой папаша гонял с малых лет, чтобы иметь больше денег с туристов. У нас даже табличка висела: «Здесь говорят по-английски». В Маленькой Гаване таких мест не особенно много. Я и в школе учился только ради этого. К тому моменту, как меня выгнали, учеба мне была уже и не особо нужна, хотя мать и канючила что-то про колледж.

Я так закрутился на лайнере с пьяными туристами, что осознал весь трагизм ситуации, только сойдя на берег, в гаванском порту Сьерра Маэстра. Отца нет, мы с матерью в бегах, и толь ко о нашем попугае Рикардо теперь совсем ничего не известно. Кто-нибудь приберет, конечно, птица-то красивая, дорогая, хоть и не говорящий. Лишь бы не мексиканцы, было бы обидно.

Мать сказала, что моя бабушка, ее свекровь, живет на Калле Эскобар, и я должен в Гаване идти туда, другого дома у меня теперь нет. Вот так, в 20 лет, мне предстояло познакомиться с родиной предков и своей неведомой бабушкой. Хорошо, что я хотя бы знал ее имя – Маите. Это сокращение от Марии и Те резы. У кубинцев обычно по два-три имени. Кто-то любит, чтобы его называли по полной прописи, кто-то использует второе или третье имя, чтобы не путали с соседом, а кто-то слепляет два имени в одно. Одного моего школьного друга поначалу звали Хуанка, он Хуан Карлос. Но стоило ему узнать, что он тезка испанского короля, как о сокращениях пришлось позабыть, он требовал обращаться к нему только полностью. В результате все его звали по-простому: Эль Рей (король). Он потом куда-то уехал – наверное, царствовать. Сам я Педро Эмилио. Говорят, что по-латыни это вроде как упрямый камень (даже не знаю, чего от меня ожидали, дав эти имена при крещении). Мне всегда хватало простого Педро.

С головой не на месте и десятками мыслей, я топал по незнакомому яркому городу, которому не было до меня никакого дела. Колониальная Старая Гавана, настоящая, шикарная, еще больше сводила меня с ума. Никакого сравнения с Восьмой улицей! Хотя и я приехал аж из самого Майами, чем должен был бы вроде гордиться, чувствовал себя каким-то поселковым недоумком. И не напрасно! Ошалело глядя по сторонам воспаленными от недосыпа глазами, чуть не сшиб с ног какую-то молодую мулатку, по виду свою же сверстницу.

– Ты дурак или пинареньо? – заорала она.

– Кто такой пинареньо?

– Понятно. Дурак.

– Сама дура. Я из Майами, ничего здесь не знаю.

– Ментира туйя (брехня)!

– Вот те крест! Могу паспорт показать. Вот, видишь, американский.

– Смотри-ка, и правда. Надо же. Педро? Ну, будем знакомы, я Кармен.

– Так что там за пинареньо? Меня нельзя зазря обзывать, так и знай.

– Это означает деревенщина, из Пинар дель Рио. Такая сельскохозяйственная провинция. Они как приедут в Гавану, так ни до рогу перейти, ни в маршрутке поздороваться не умеют. Обалдеют в навозе жить и едут искать где почище. А ты здесь что забыл?

– К бабушке приехал, насовсем.

– Ну так тебе карнет надо справить, а паспорт припрятать, чтобы не сперли. У вас же вроде паспорта тоже не у всех есть?

– Мать думала свозить меня к родственникам в Испанию, долго морочила голову с этим паспортом. Мне, себе и всем во круг. Паспорт сделали, а с остальным не вышло. Так-то да, все с водительскими правами ходят.

– Вот, карнет это вроде ваших водительских прав. Там будет написано, что ты живешь в Гаване. А то все будут думать, что ты богатый, раз из Америки. Тому пива купи, этому денег одолжи. Сразу станешь бедный, как все. Бабушка-то в уме, сообразит что к чему?

– Да уж поумнее иных пигалиц. Маите Рубакальба с улицы Эскобар, не слыхала?

– Маите Рубакальба твоя бабушка?! Эта сеньора?!

– Ты ее знаешь?

– Моя тетя ходила к ней за советом, сеньора Маите гадает на картах Таро у себя дома. Все сбылось, все до единого слова! Стоило своих денег! Ты знаешь, как к ней идти?

Я начал копаться в рюкзаке. Сколько себя помню, над моей кроватью висела старая дедушкина карта Гаваны, и я не мог оставить ее на произвол судьбы. Много места она не заняла, зато теперь послужит по назначению.

– Ой да перестань, карту ему. Смотри: идешь прямо до Капитолия, вон он виден. Там поворачиваешь направо, на Пасео дель Прадо. Идешь в сторону Отель Парке Сентраль, там перекресток. Влево от тебя будет уходить Калле Нептуно. Увидишь, там толкутся маршрутки с зазывалами. Знаешь наши маршрутки? Старые американские тачки. Так вот, по Нептуно идешь, идешь, по правой стороне. Долго идешь, но посматривай, какие улицы пересекаешь, указатели везде на углах есть. Одна из них – Эскобар. Сворачивай на нее, направо, а там спросишь, где живет сеньора Маите, тебе каждый скажет. Запомнил, справишься?

– Слушай, а почему у вас улицу назвали в честь наркобарона? Там что, барыжат? Я не нарик, ты не думай, просто интересно.

– Это не Пабло Эскобар, дурачье. Это был почтенный горожанин, жил неподалеку, очень уважаемый, вот в честь него и на звали. Колумбийцев там отродясь не видели, одни бестолковые негры вроде тебя.

– Сама будто белая, тоже мне королева!

– Если хочешь, зайду за тобой завтра с утра, покажу тебе Гавану. Я работаю гидом, нелегально, туристический сезон вот-вот начнется. Потренируюсь на тебе, сама хоть вспомню, что к чему. Бесплатно, имей в виду! Ради бабушки.

– Ну хотя бы мохито можно будет тебе предложить?

– Глупости! Мы же не туристы. Пива выпьем, как люди. Или планчао.

Через минуту я уже шел в сторону Капитолия. Что такое планчао, спрашивать не стал, и так уже достаточно опозорился. Там видно будет. Кармен не обманула: путь до улицы Эскобар был неблизкий, но довольно простой. Перед тем, как свернуть с Нептуно, я задержался поглазеть на изящную женскую статую в короне, что украшала колокольню чуть вдалеке. В конце концов, я добрый католик, как мой покойный отец!