Читать книгу Баронесса, которой не было - Олеся Стаховская - Страница 3

Ойкум-12. Кардийская империя

Кухарка месила тесто. Брала тугой липкий ком в широкие ладони и с силой швыряла его на стол, поднимая клубы мучного тумана. Затем принималась мять и тереть тесто. Туман нехотя оседал на пухлые кухаркины руки и обтянутый фартуком широкий живот. Не успевала мучная пыль опасть, как тесто снова взмывало вверх и шлепалось на выскобленные доски, поднимая новое белое облако.

Кухонные девки шептались о чем-то у плиты, временами заходясь от хохота. Осекались на миг, поймав суровый кухаркин взгляд, бросались к сковородам и кастрюлям, но их рвения едва хватало на пару минут, и они возвращались к прерванному занятию. Сторож, ветхий старик, которого держали в поместье больше из милости, чем из пользы, дремал возле печи, привалившись к стене, запрокинув заросшую седыми космами и бородой голову, временами всхрапывая открытым беззубым ртом. На усах его, потирая лапки, пристроилась непуганая муха, еще одна застряла в зарослях бороды и монотонно жужжала, пытаясь вырваться из жесткой паутины.

Тали пропустила обед. Такое часто с ней случалось. Стоило выйти за порог дома, как тут же находилась масса увлекательных занятий: гнать галопом по отцовским угодьям лошадь, распугивая галок и арендаторов, бродить в саду у дома, придумывая разнообразные драматические и мистические сюжеты с неизменной любовно-лирической линией, валяться под старой яблоней с книжкой – любовным драматически-мистическим романом.

Других книг семнадцатилетняя баронесса не признавала. Барон до определенной степени проявлял снисходительность к слабости женского ума, но дочернее увлечение дамским чтивом не поощрял, не без оснований полагая, что пользы от него мало. Несмотря на мольбы и уговоры, романы он не выписывал.

Баронессе приходилось прибегать к невинным женским уловкам. Посещая небольшой провинциальный городок, до которого от поместья было чуть меньше часа езды в двуколке, Тали не только совершала набеги на шляпные и галантерейные лавки, но и скупала все книжные новинки у знакомого букиниста. Вожделенные дамские романы проносились в дом контрабандой – в шляпных коробках или же тщательно замотанными в отрезы ткани. Но основным поставщиком запрещенной литературы была задушевная подруга Минька. Миньке с романами везло куда как больше. Ее матушка, в отличие от строгого барона, сама оказалась большой почитательницей жанра, находя в нем спасение от гнета семейных будней. Она не видела ничего зазорного в том, чтобы и дочери приобщались к прекрасному. Минькина матушка гордилась тем, что растит начитанных юных леди.

Что до Миньки, то имя свое она получила благодаря столь порицаемой бароном литературе. Так звали героиню нашумевшего лет двадцать назад романа, девушку, которая обладала редкой красотой, что помогло ей сделаться супругой вымышленного эльфийского короля вымышленного эльфийского государства. Звали эльфийскую королеву людского происхождения не Минькой, понятное дело, а Минервой, и славилась она не столько красотой, сколько удивительной для человеческой женщины мудростью. Миньке мудрости той практически не перепало, однако была она прехорошенькой, что отлично сознавала не только сама, но и ее матушка, делавшая на красоту дочери ставку. Минька вовсю дурила кавалерам головы и раз в неделю наведывалась в баронское поместье, поделиться новой сердечной драмой и новым романом в твердом переплете. Из-за которого Тали и пропустила сегодня семейную трапезу.

Для семьи, состоящей всего из двух членов, отсутствие хотя бы одного из них становится заметно. Тали знала, что за ужином отец выразит недовольство, но сделает это как всегда сдержанно: промокнет губы салфеткой, аккуратно отложит ее в сторону, осуждающе посмотрит на дочь, после чего прочтет короткую нотацию о необходимости следовать сложившимся традициям и правилам, ибо это и отличает людей от неразумных тварей земных. Тали виноватым голосом попросит прощения. На том воспитательное мероприятие закончится, ровно до следующего раза. Такова была сложившаяся в доме барона традиция. Одна из многих.

В этот день барон отобедал в одиночестве, а баронесса, спохватившись, лишь когда чувство голода возобладало надо всем прочим, направилась прямиком на кухню, откуда еще ни разу не уходила с пустым животом и в дурном расположении духа. Набеги на кухню хозяин дома не одобрял, но оставлять дочь голодной до ужина не имел моральных сил.

Тали уже допивала душистый травяной взвар (чай, настоящий, сулонский, стоил как хорошее вино и подавался только к господскому столу), когда заметила суету возле окна. Впрочем, суета началась уже давно. Прислужницы то и дело отвлекались от главного своего занятия и подбегали к окну, возбужденно переговариваясь. Кухарка, собравшись было приструнить лентяек, подошла к сгрудившимся девицам, но замерла и стала с не меньшим интересом таращиться во двор.

– Боги великие! Какой красавец! – ахнула она, приложив измазанные мукой руки к огромной груди.

Баронесса не могла пропустить явления красавца, красавцы в их захолустье были делом редким, и кинулась к окну.

Во дворе суетились слуги, выволакивая из двух роскошных экипажей дорожные саквояжи, каждый размером с добрый сундук, и распрягая коней. За процессом наблюдали барон и загадочный красавец. Когда он повернулся лицом к окну, хорошее настроение вмиг покинуло Тали.

Да, граф Виллем д’Оррет был красив. Но этим перечень его достоинств исчерпывался.

Благодаря какой-то нелепой случайности, из-за какого-то невероятного, фантастического стечения обстоятельств граф Виллем Август д’Оррет числился женихом баронессы Талиэн Валерии д’Варро (она же Тали), к взаимному неудовольствию будущих супругов. Виллем не скрывал ни презрения, ни отвращения к невесте. Невеста платила той же монетой. Жених раз в полгода наезжал к барону в компании друзей и дам сомнительной репутации. Тот хлебосольно принимал эту свору, не выказывая недовольства. Кормил, поил, развлекал, но как-то натянуто, через силу. Временами у Тали складывалось впечатление, что бесстрашный барон побаивается будущего зятя, и дело вовсе не в разнице положения и капитала. Здесь крылась какая-то тайна.

Мужчины удовлетворились деятельной суматохой и направились в дом. Тали знала, что барон повел Виллема в свой кабинет. Их встречи всегда начинались затяжным разговором в кабинете барона и им же заканчивались. Мужчины долго, до хрипоты спорили, расходились раздраженными, недовольными друг другом, но в остальное время вели себя мирно и подчеркнуто вежливо. Тали предполагала, что спор велся из-за ее приданого. Барон был небогат, выделить дочери большого содержания не мог, и баронесса искренне недоумевала, почему граф не расторгнет невыгодную помолвку и не найдет себе достойную партию.

И вот наконец настало время разъяснить все раз и навсегда: Тали набралась решимости подслушать разговор отца и жениха.

Попав на господскую половину по лестнице для слуг, она кралась по коридору в сторону отцовского кабинета. На ее счастье, в коридоре оказалось безлюдно. Немногочисленные слуги были заняты тем, что пытались угодить свалившимся на их головы гостям. Виллем в этот раз нагрянул без предупреждения и раньше положенного срока.

Вдоль главного признака благосостояния барона – потемневших полотен с батальными сценами, жуткими натюрмортами с мертвыми кроликами, дичью или истерически тошнотворными розами, разглядеть которые было затруднительно не столько из-за возраста картин, сколько из-за нехватки в поместье рабочих рук – она шла на звук голосов, доносившихся из кабинета, расположенного возле лестницы. У лестницы Тали замерла, вслушиваясь в разговор, готовая в любой момент сделать шаг вниз по ступеням, чтобы никто не заподозрил ее в неблаговидном поступке. Идет себе в гостиную поздороваться с дорогими гостями, а задержалась лишь на миг, поправить бант на платье.

Беседа между бароном и графом протекала на повышенных тонах. Еще одна традиция родного дома. Барон ругался с графом.

«Чудесно! Может, свадьба все-таки сорвется», – обрадовалась Тали.

Сама идея брака с графом в целом была баронессе мила. Что плохого в том, чтобы стать графиней, после свадьбы с ветерком умчаться в Дирм (столицу Кардийской империи), утереть нос Миньке, а заодно другим задушевным подружкам? Воображение Тали, вскормленное на книгах определенного толка, рисовало балы, на которых она непременно будет блистать и где ее непременно заметит сам император Арвис и станет волочиться за ней, умоляя о снисхождении и суля невероятные богатства. Хотя зачем ей император? Он уже стар. Но есть еще кронпринц Лервис, с которым жених приятельствует. Наследник вызовет графа на дуэль и непременно убьет. А после Тали станет принцессой и начнет готовиться к тому, чтобы надеть корону императрицы.

Таким виделось ей будущее. Приятная его часть. Если бы жених был с невестой любезен и мил, мысли ее не склонялись бы к адюльтеру и его кровавой развязке. Но Виллем сам выбрал свою судьбу.

Несмотря на приятную глазу внешность и молодость, а было ему чуть больше двадцати, граф Виллем д’Оррет сильно отличался от образа романтического героя. Серенады под окнами не пел, нежных глупостей на ушко не шептал и, глядя на нареченную, глаза от счастья не закатывал. Вместо этого сыпал колкостями. И присутствие друзей, с которыми граф имел привычку навещать дом барона, не только не смущало его, но, казалось, еще больше раззадоривало. Он открыто насмехался над баронессой, стараясь посильнее уязвить ее самолюбие. Граф всячески подчеркивал разницу в их положении и собственное нежелание обзаводиться подобной супругой.

Да и спутники его одним только своим присутствием служили очередной пощечиной невесте. Друзья всегда одни и те же, а вот дамы… Дамы ни разу не повторились. Из чего следовал довольно оскорбительный вывод: Виллем приводил в дом невесты продажных женщин. И пусть они отличались редкой красотой, роскошью гардероба и ювелирных изделий и вели себя вполне пристойно, в присутствии барона по крайней мере, картины это не меняло. Граф хотел унизить невесту, что ему прекрасно удавалось. Он излучал презрение и породил ненависть.

После его непродолжительных визитов в душе баронессы еще долго сохранялся мутный осадок, избавиться от которого помогали мысли о том, что свадьба нескоро и, может быть, все образуется.

Мужчины тем временем перешли на крик.

– Виллем, вы не понимаете, о чем просите! Это переходит всякие границы! – гремел голос барона.

– Всякие границы мы с вами перешли три года назад, когда позволили этой девке остаться в живых. Не будьте идиотом, Гарет! Вы заигрались в любящего отца. Нужно было покончить со всем этим намного раньше. Чего ради, объясните мне, вы решили устроить маскарад с разрывом помолвки?

Сердце Тали учащенно забилось. «Значит, отец хочет свадьбы не больше моего», – мелькнула радостная мысль.

– Зачем тащить девчонку в столицу и представлять ко двору? Давайте, как и планировали, сыграем скромную свадьбу у вас в поместье, а потом внезапная болезнь… В конце концов, она может умереть, рожая мне наследника. Обычное дело. И никто ничего не заподозрит. Никогда.

– Виллем, девочка стала мне родной. Она не опасна. Вы сами убедились, что она ничего не помнит. Я дал ей свое имя, для всех она моя дочь. Старые слуги остались в приграничном замке, куда мы не наведываемся. Они даже не догадываются, что на самом деле произошло с моей дочерью. О ритуале знает только кормилица, но она поклялась в храме, на крови. Она будет молчать.

– О боги! Гарет, вы несете вздор! Эти игры в любящего отца нелепы! Вы просто выживший из ума старик! Почему я послушал вас? Почему не разобрался с ней еще тогда? Вы дали ей имя, чужое имя. Эта девка не имеет права носить его. Вы дали ей жизнь, и ее жизнь оскорбляет саму память о Тали!

Тали судорожно цеплялась за перила. Она никак не могла осмыслить подслушанный разговор. О ней ли идет речь? Почему она не Тали, а какая-то девка? Может, она незаконнорожденная? Не дочь той красивой и печальной женщины, чей портрет украшает стену отцовского кабинета? Могло ли так случиться, что законная дочь умерла, а ее место занял плод греха, прижитый со служанкой? Даже если так, даже если она не Талиэн д’Варро, а подменыш, почему Виллем жаждет расправиться с ней?

– Я вам уже все сказал и решения своего не изменю. Осенью, если позволят обстоятельства, мы поедем в Дирм, там я выведу дочь в свет. Попробую устроить фрейлиной в свите императрицы, – голос отца (отца ли?) звучал устало, но непреклонно. – Там же вы объявите о расторжении помолвки. По любой причине, какая вас устроит. Полюбили другую, недостаточно приданого, не захотели породниться с опальным бароном. Все что будет угодно.

– Нет, вы действительно безумны! Война на пороге, а вы белоярскую шпионку во фрейлины императрицы пристраиваете! Вы какому монарху служите? Я сам все сделаю. Без вашей помощи. Главное, не мешайте. Во имя памяти Тали не становитесь на моем пути!

– Мы не уверены, что это были шпионы Кромака. Нам не удалось добиться признания. Девочка здесь совершенно ни при чем. Она же была еще совсем ребенком. Она могла оказаться с ними случайно. Вы же помните, она все отрицала, – барон говорил торопливо, опасаясь быть прерванным.

– Мы не уверены, потому что единственный выживший солдат из их отряда умер от ран, так ничего и не сказав, а девка тронулась умом под пытками. Да и не была она ребенком. Вполне зрелая девица. Память играет с вами в скверные игры.

Тали слушала, не веря своим ушам. Она с трудом держалась на ослабевших ногах. Почувствовав прикосновение к плечу, вздрогнула и едва сдержала крик. Рядом стояла Дарна, кормилица. Приложив указательный палец к губам, она поманила девушку за собой.

Тали не поняла, как очутилась в своей комнате. Путь смазался в памяти. Она сидела на полу возле кровати, спрятав лицо в ладонях. Слез не было. Голова, тяжелая и мутная, с трудом переваривала мысли. Мысли тоже были тяжелыми и мутными. «Как же так? Как такое возможно? Что теперь со мной будет?» – беспрестанно ворочалось в уме. Кажется, она даже произнесла это вслух.

– Ничего не будет! – жестко отрезала Дарна. – Ничего такого, из-за чего стоит впадать в отчаянье! Соберись, девочка! Возьми себя в руки, у нас мало времени!

Дарна никогда не церемонилась с Тали, да и с бароном вела себя весьма свободно. Нет, не позволяла себе лишнего, никаких пошлостей. Просто открыто говорила, что думает, и барон всегда прислушивался к ее мнению. Она входила в число тех, кто был на особом счету и пользовался безоговорочным доверием хозяина дома. Собственно, таких людей в окружении барона имелось немного: ординарец Верт и Дарна, которую даже экономка побаивалась.

Кормилица развила кипучую деятельность. Уверенно и стремительно перемещаясь по комнате, собирала вещи. Движения ее были выверенными, лицо сосредоточенным, но спокойным, и у Тали возникло ощущение, что к подобному развитию ситуации в доме готовились уже давно.

Перед баронессой тем временем поставили вместительную сумку, больше похожую на мешок, чем на привычные изящные саквояжи для путешествующих дам. Сумка была забита под завязку. Дарна протянула девушке сверток. Та механически приняла его, но не удержала, и он упал на пол. Сверток оказался одеждой, которую обычно носят посыльные: штаны, рубашка, дублет. Все простое и добротное. Только дублет без нашивки с гербом барона д’Варро.

Заметив неспособность подопечной к каким-либо действиям, кормилица села перед ней на корточки, взяла Тали за плечи и сильно встряхнула.

– Ну же, девочка, очнись!

Дарна всегда к ней так обращалась. Никогда не произносила имени. Просто девочка. А это подтверждает, что Тали не та, кем себя всегда считала. Она не Талиэн Валерия д’Варро. Не дочь барона Гарета д’Варро. Она свихнувшаяся под пытками девка, случайно, безусловно случайно оказавшаяся три года назад в каком-то отряде, незаконно проникшем на территорию империи, на границе которой находился замок барона, тот самый, куда, несмотря на все просьбы, отец ни разу не возил ее. Как еще, если не волей случая, в диверсионном отряде могла очутиться четырнадцатилетняя девочка? Какой из нее шпион-заговорщик?

– Слушай внимательно! – велела кормилица. – Сейчас ты переоденешься, пойдешь в конюшню, возьмешь лошадь и уедешь отсюда. Иначе быть беде! Все, что может понадобиться в дороге, я собрала. В сумке одежда, деньги, еда. Самое необходимое на первое время. Поедешь в сторону реки Эброльи, на переправу. Сядешь на паром.

– До переправы же два дня пути! Как я поеду туда одна? Разве молодые барышни путешествуют в одиночку? Это же неприлично! – прервала ее Тали.

– Ох, девочка! До приличий ли сейчас? Живой бы остаться. И запомни, ты не барышня, а мальчик-посыльный, едешь к северной границе. У тебя срочное послание его светлости герцогу д’Ирву. Его лагерь стоит на границе недалеко от замка барона. Знаешь, где это?

Дарна, видя замешательство девушки, вытянула из сумки карту северных рубежей Кардийской империи и граничащих с ними территорий соседней державы – недружественного Белоярского королевства, неиссякаемого источника политических козней и пакостей, богомерзкой земли, населенной жестокими дикарями, для которых лучший досуг – пьянка и хороший мордобой, лучшее лакомство – сердце врага. Да, и пленных они не берут. Разве что делают исключение для женщин, обрекая их на участь страшнее смерти. В свое время Тали с замиранием сердца слушала леденящие кровь истории, кои в изобилии рождала фантазия отцовского ординарца. Пока барон не прознал про это дело и не пресек такие разговоры самым решительным образом. Отметины отцовской длани держались на обескураженной физиономии Верта несколько дней.

Карта была потрепанной, засаленной и на сгибах прорывалась. Наверное, ею пользовался барон в те времена, когда еще жил в замке, пожалованном его отцу вместе с титулом за беспримерный героизм, проявленный во время последней войны с Белояром. Барон, получив в наследство замок и титул, как и отец, отвечал за безопасность северной границы. В замке располагался гарнизон, которым и командовал барон д’Варро, не покидая места службы дольше чем на пару недель. Но так было в доопальные времена. Когда, кстати, случилась эта опала? Ну да, три года назад, когда на той самой границе обнаружились вражеские отряды. Один, немногочисленный, удалось ликвидировать на месте, два других прорвались вглубь земель, находившихся под протекторатом соседствующих баронов, из-за чего и случился нешуточный скандал, и дело замять не удалось. Барон д’Варро не справился с поставленной задачей, не сберег неприкосновенности вверенных земель.

Инцидент вылился в дипломатическую истерию между империей и варварским Белояром. Кромак, король Белояра, обвинял империю в провокации, направленной на дискредитацию королевства и развязывание войны, и клялся, что его люди не нарушали границ. Дипломатическими же усилиями конфликт удалось свести на нет, а новую войну на время отложить. Виновные были найдены и понесли заслуженное наказание. Это единственное, что Тали знала.

Верт на все ее вопросы о случившемся выдавал потоки забористой брани, отчего девушка краснела, бледнела, а потом и вовсе перестала интересоваться этой темой. К тому же она искренне считала, что жизнь вдали от границы, пусть и не в таком большом и загадочном доме, как замок д’Варро, гораздо комфортней и интересней. До столицы всего пять дней пути в карете, поэтому сплетни о придворной жизни, хоть и не самые свежие, а заодно и последние веяния моды долетали до них гораздо раньше, чем до той самой границы, о местоположении которой юная баронесса имела весьма смутное представление. Да и не дело молодой барышне интересоваться всякими там приграничными разборками, барышни должны поэмки читать да акварельки рисовать. Так по крайней мере уходил от ответов Верт, памятуя о тяжести хозяйской руки.

Размышления были прерваны кормилицей.

– Смотри внимательно, вот мы, а вот Эбролья, – Дарна водила пальцем по карте. – Переправа в этом месте. Видишь? Тут еще деревня большая есть, названия не помню, то ли Пеньки, то ли Дубки. Переберешься на другой берег, поедешь по тракту в сторону баронского замка. Вот он на карте. Но туда тебе не надо. В полудне пути от переправы будет село Перебе́ги, оно недалеко от замка барона, там живет моя сестра Лирка. Третий дом от леса. Запомнила?

Тали кивнула, пытаясь уложить в памяти названия и имена.

– Вот конверт, передашь его Лирке. В нем письмо от меня. Схоронишься у нее на какое-то время. Соседям скажете, что ты дочка моей подруги, сирота. А там, глядишь, все успокоится, тогда барон за тобой и приедет.

– А послание герцогу? – поинтересовалась Тали.

– Его светлости герцогу д’Ирву. Не забывай, ты мальчишка-посыльный и разговаривать должна как простолюдин, а не как благородная дама.

Тали подумала, что не научена разговаривать как благородная дама, поскольку в доме, как назло, не проживало ни одной, а с Минькой и другими дочками соседствующих помещиков она общалась, не прибегая к тонкостям придворного этикета. Она, конечно, прочитала несколько книг на тему «как вести себя благовоспитанной девице, желающей сделать удачную партию», да и события любимых романов разворачивались на балах или в салонах именитых светских львиц, где волей автора сталкивались влюбленные герои. Но этого было явно недостаточно.

Так называемых дам, путешествовавших в компании жениха и его приятелей, девушка откровенно недолюбливала. Причиной тому были ее догадки об истинном, далеко не благородном, происхождении и роде деятельности этих самых дам. Копировать их манеру поведения она поостереглась.

– Вот письмо для его светлости. Но тебе к нему ехать не надо. Письмо на тот случай, если стражники привяжутся. – Кормилица протянула второй конверт, запечатанный сургучной печатью с гербом барона.

Дарна помогла девушке переодеться. Придирчиво оглядела с ног до головы. Игнорируя изумление Тали, выудила из шкафа полотняную шапочку, а следом простые добротные сапоги. Девушка чем угодно готова была поклясться, что еще вчера в этом шкафу находились лишь платья.

И когда Дарна все успела? Значит, барон знал о недобрых планах Виллема. Знал и имел на этот счет другое мнение.

Обувшись и натянув шапку, Тали предстала на строгий суд кормилицы. Девушка не могла похвалиться пышностью форм, поэтому мужской костюм смотрелся на ней вполне естественно, превращая ее в миловидного отрока. Только одна деталь нарушала достоверность образа: из-под шапки, сшитой из грубой ткани и формой напоминавшей перевернутую ночную вазу, свободно струились длинные волнистые пряди. С костюмом посыльного они совершенно не гармонировали, поэтому Дарна усадила девушку перед туалетным столиком, сняла с нее уродливый головной убор и принялась вынимать из волос заколки и шпильки. Черные локоны мягкими волнами укрыли плечи.

Баронесса по праву гордилась своими волосами. Густые и шелковистые, сияющие на солнце и при свете свечей, они опускались ниже талии. Тали заплетала их в косу или оставляла распущенными, перехватывая у висков и на затылке заколками, но когда требовал случай, непокорную гриву укладывали в высокую прическу, отчего черты лица юной баронессы делались изящными и аристократичными, даром что дворянство было пожалованным.

Дарна, с сожалением покачав головой, взялась за ножницы. Тали не успела понять, что происходит, как первые пряди черными змейками полетели на пол. Слезы потоками хлынули из глаз. Что же это такое? Чем она прогневила богов? Почему за одно утро у нее отняли прежнюю жизнь, имя, отца, жениха (как бы ни был он противен, сам факт помолвки стал предметом черной зависти подруг, что приятно щекотало тщеславие), чудесные платья и даже волосы? Но в полной мере предаться горю не позволила Дарна. Она нацепила шапку на взлохмаченные короткие кудряшки девушки и потянула ее к выходу, подхватив сумку. Замерла у двери, вслушиваясь, и вышла в коридор осмотреться. Не обнаружив признаков опасности для подопечной, вытолкнула ее из комнаты и потащила за собой по лестнице для прислуги. Привела к конюшне, где сдала в руки Верту. Крепко обняла на прощание и ушла не оглядываясь.

Всегда жизнерадостный, сейчас ординарец был хмур и неразговорчив. Без привычного балагурства вывел молодую кобылку, на которой ездил один из отцовских посыльных. Видно, Ласточка останется здесь, что вполне объяснимо. Слишком хороша лошадка для простого гонца. А лишнее внимание к персоне Тали сейчас ни к чему. Да, может, оно и к лучшему, что любимая лошадь, чья масть так удачно сочетается с цветом волос, будет дома, в безопасности.

Верт повязал на талии девушки пояс с ножнами и коротким легким мечом. Этот меч Тали преподнес отец сразу после странной болезни, отнявшей память, объяснив столь неординарный подарок тем, что пошатнувшееся здоровье нужно укреплять физическими упражнениями. От фехтования гораздо больше пользы, чем от бесцельного блуждания по парку, сказал он, видя недоумение на лице дочери. Тали не спорила. Фехтование определенно было интереснее математики, геральдики и этикета. Владеть мечом учил Верт. Он же обучал верховой езде в мужском седле. Как будто они знали, что все это может пригодиться.

Вслед за мечом появились два тонких длинных ножа. Мужчина вставил их девушке в сапоги. В голенищах были предусмотрены специальные крепления.

Ординарец довел Тали до ворот поместья. Стиснул ее плечи, кивнул на прощание и, не проронив ни слова, ссутулившись, пошел в сторону дома. Как и кормилица, не оглядываясь, проводя черту между Тали и ее прошлым, в котором все было просто, понятно и беззаботно. И которое уже не вернуть.

Баронесса нехотя взобралась в чужое, изрядно потрепанное седло, приторочила к нему сумку, бросила тоскливый взгляд на отчий дом и помчалась по дороге, прочь от прошлой жизни. Она пустила лошадь в галоп и вихрем пронеслась вдоль парка, затем миновала деревеньку, что находилась неподалеку от поместья, и выехала на тракт, который через два дня должен был привести ее то ли к Пенькам, то ли к Дубкам и переправе через Эбролью.