Читать книгу Баронесса, которой не было - Олеся Стаховская - Страница 5

Рассвет они встретили в пути. Милек, не спавший ночь, дремал в седле. Тали вначале подивилась такой способности, но потом поняла, что это привычный для него отдых.

Когда солнце поднялось достаточно высоко и по тракту, поднимая пыль, принялись сновать повозки и экипажи, Милек заметил, что его спутник постоянно оглядывается и тревожно вжимает голову в плечи, стоит только показаться одинокому всаднику. Рассудив, что, хоть ночной гость его нового друга не скоро сумеет сесть в седло, ему ничто не мешает отрядить за ними погоню, Милек решил прибавить ходу и при первой же возможности сменить дорогу.

Парень держал путь в ставку герцога д’Ирва и направлялся туда не первый раз, поэтому дорогу до границы знал хорошо. Ехать к самой границе, а уж тем более к герцогу в планы девушки не входило, и она уже пожалела, что назвала Милеку именно эту причину своего путешествия. Но поняв, что с попутчиком удобнее и безопаснее, а после переправы можно исчезнуть не попрощавшись или придумать благовидный предлог для изменения маршрута, Тали выразила признательность и за спасение, и за сопровождение.

Едва на тракте появилась развилка, Милек, не раздумывая, свернул на нее, и девушке ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Дорога вела к одной из деревень, до которой, по словам парня, было полдня пути и через которую тоже можно добраться до переправы, хоть ехать и дольше, чем по тракту.

Путешествие надоело баронессе еще в самом его начале. Короткие привалы – ноги размять – не приносили отдыха. Еда всухомятку – голод забить – не доставляла удовольствия. Погода не радовала. Небо безоблачное – плохо. Солнце палит. Голова под уродливой шапкой преет. Тали хотела последовать примеру Милека, который был простоволос и вполне доволен жизнью, но боялась сомлеть на солнце. Еще упадет в обморок, начнет приятель приводить ее в чувство, тут и откроется, что никакой она не паренек. Поэтому шапочка осталась на прежнем месте, досаждать владелице.

Красота природы не трогала измученного сердца баронессы. Дорога, петлявшая вдоль полей и пролесков, заставила бы иного путника замереть в восхищении, но Тали никакого восхищения не испытывала. Вокруг родного поместья такой красоты вдосталь. Вот только дома, если устала, можно удобно устроиться в кресле, и никто тебя не потревожит, еще и чаю нальют или лимонада.

Мыслями своими девушка со спутником, понятное дело, не делилась. Страдала молча. Тот, если и обратил внимание на дурное настроение попутчика, вида не подал. Списал на бессонную ночь и пережитое от встречи с приблудным содомитом потрясение. Да еще на отсутствие опыта. Невооруженным глазом видно, что паренек впервые так далеко с поручением направился. Зеленый еще. В седле сидит, как дрын проглотил, что гвардеец на параде. Поводья теребит без нужды, а надо бы расслабиться и дать лошади волю. Она сама пойдет, без понуканий. Видно же, лошадь к такой работе, в отличие от всадника, привычная. Но Милек не лез к спутнику ни с советами, ни с помощью. Наступит время – своим умом дойдет. Помотает его по стране, научится в седле есть, в седле спать. А пока Милек делал ненужные ему привалы, чтобы мальчишка не спекся раньше времени.

К вечеру, когда добрались до места, Тали чувствовала себя совершенно разбитой.

Оказалось, в деревне Милек был персоной широко известной. Вот только слава эта, судя по перекошенным лицам попадавшихся навстречу мужиков, имела неприятный душок и сулила недоброе.

– Неудачники, – спокойно ответил он на вопросительный взгляд девушки и широко улыбнулся.

– Не пришлось бы нам отсюда среди ночи сбегать, – прокомментировала Тали, на что парень лишь пожал плечами, оставляя все на волю богов.

В приютившей путников крестьянской избе Милек уже бывал. За символическую плату им позволили переночевать на сеновале, накормить лошадей и разделить с хозяевами трапезу. За ужином Милек вежливо общался с хозяйкой дома, развлекая ее байками из своей насыщенной событиями кочевой жизни и последними новостями большого мира. При этом он старательно игнорировал зазывные взгляды хозяйской дочери.

Девушка оказалась недурна собой, и Тали искренне недоумевала, почему Милек всячески избегает ее внимания и не сыплет комплиментами, что было привычной для него манерой общения с представительницами прекрасного пола. Однако, когда на кухне появилось трое могучих мужчин, Тали поняла причину сдержанности спутника. Молодая пейзанка в присутствии хмурых братьев сникла и стала вести себя, как полагается дорожащей своей честью девице.

После ужина Тали собралась помыться в нетопленой бане. Милек порывался составить компанию, но, встретив отпор в виде сбивчивых, несуразных возражений и списав стеснительность попутчика на недавно перенесенную душевную травму, терпеливо дождался своей очереди, после чего куда-то пропал. На сеновале появился уже глубокой ночью. Девушка сквозь сон слышала, как он взобрался на свою лежанку, что-то сказал ей и, не дождавшись ответа, уснул.

Весь следующий день они провели в дороге. За спиной оставались селенья, обширные пастбища и заливные луга, где крестьяне косили траву. Было несколько привалов среди таких сенокосов, во время которых Милек, окруженный веселыми деревенскими девками и молодыми бабами, не сдерживал природного обаяния, в результате чего сумки путников пополнялись свежей провизией, а спины дымились от прожигавших их злобных взглядов мужиков.

Ближе к ночи приятели добрались до большого поселения, раскинувшегося на берегу широкой реки Эброльи и носившего название Дубравы. Видимо, это и были те самые то ли Пеньки, то ли Дубки, про которые говорила кормилица.

Переправляться решили утром, а пока нашли единственный в поселке постоялый двор, расположенный практически у самого берега. В большой широкой комнате, где подавали ужин, царило оживление. Все посетители, да и сам хозяин, увлеченно обсуждали вести с северных рубежей. Недавно белоярцы пытались прорваться через границу, что с успехом пресекли имперские пограничники. Империя спешно подтягивала новые силы для укрепления пограничных отрядов, и собравшиеся делились предположениями о перспективах надвигающейся войны. Тали несколько раз слышала имя отца и влезла в самую гущу, желая узнать последние новости.

– Говорят, они хотят вернуть свои земли, что на том берегу Эброльи.

– Нам только этих северных овцетрахов под боком не хватает, пожри их Мара! Им того берега мало будет, они и наш заграбастают!

– А император-то куда смотрит? Мало того что налоги дерут, половину урожая графу отдаем, парней наших в дружины забирают, так еще и прижать этих вшивых ублюдков не могут как следует.

– Да отдали бы им хоть какие-то земли. Тройка жирных баронов без наделов останется, зато нас, глядишь, и не тронут. А то как займется, куда бежать-то? Урожай в поле. Скотину девать некуда. Граф-то не больно о нас беспокоится.

– Слыхали, у барона, который на том берегу замок держит, дочку украли? Жених ейный ее разыскивает. Его дружинники повсюду листовки развесили. Тому, кто баронеску найдет, обещают награду. Даже за мертвую, говорят, денег дадут, но за живую больше.

Тали от такой новости поперхнулась воздухом.

– Поди, белоярские ублюдки ее и уворовали.

– Да на кой она им сдалась? Своих, что ли, девок не хватает?

– Так наши-то краше, а дочка барона, говорят, первая красавица.

– Да видал я эту красавицу, тощая, что твоя доска. А белоярцы-то, поди, не дураки, любят, когда бабу пощупать можно.

Девушка одарила комментатора пристальным взглядом, силясь вспомнить, при каких обстоятельствах они были представлены друг другу и когда тот успел рассмотреть ее прелести, точнее отсутствие оных. Лицо измученного жизнью бородатого крестьянина оказалось ей незнакомо. Видимо, он относился к тому типу людей, которые, стремясь продемонстрировать свою осведомленность в любых вопросах, не чураются плести небылицы. Благо проверить правдивость их россказней некому.

– Не знаю я ничего про то, есть ли у нее что пощупать, но вот затеять войну из-за девки вполне могут.

– Да какой дурак из-за баронской дочки будет войну начинать? Кромак давно уже у нашего землю свою назад требует. Вот из-за этого-то и будем воевать, а не из-за баб. Отдали бы по-хорошему, да и жили себе в мире. А баб на всех хватит. Ведь какой год покоя нет.

Потолкавшись еще немного возле стойки, где толпились завсегдатаи, и не услышав ничего дельного, Тали вернулась к Милеку. За их столом разместились вооруженные мужчины, с которыми парень что-то сосредоточенно обсуждал. Когда Тали подошла к Милеку, один из них кивнул ей и подвинулся, уступая место рядом с попутчиком.

– Плохо дело, – обратился к Тали парень. – Война начнется со дня на день. Главное, успеть пакет отдать и смотаться, а то в солдаты загребут. В гарнизонах людей не хватает. Говорят, будут ополчение из местных набирать, чтобы продержаться до прихода основных сил.

– А далеко до границы? – спросила девушка.

Один из солдат, услышав ее вопрос, осуждающе покачал головой.

– Ну, ты, парень, даешь! За рекой граница начинается. Вот замки баронов Колле, д’Варро, д’Арта и графа д’Оррета.

Мужчина высыпал на стол соль из солонки, провел рукой, распределяя горку тонким ровным слоем. Солонку, перечницу и две кружки с пивом расставил в порядке, изображавшем расположение замков, кругами очертил территории, принадлежавшие баронам и графу. Провел широкую линию перед ними.

– Это Эбролья. Вот переправа, – ткнул пальцем, оставив ямку рядом с линией, обозначавшей реку. – Здесь Эбролья огибает земли графа и барона Колле и отделяет Белояр от империи. – На солевом слое река сделала крюк, протянулась и расширилась, прокладывая условную границу между империей и королевством и замыкая между двумя солевыми притоками земли барона Колле и часть земель графа д’Оррета. – А здесь сухопутная граница и непроходимые леса, откуда эти твари и появляются. Вот тут ждем первого удара. – Палец провел черту от перечницы, обозначавшей замок и земли барона д’Варро, до кружки пива, назначенной замком д’Арта. Где-то между перечницей и кружкой располагался лагерь герцога д’Ирва.

– Мы сейчас на землях графа д‘Оррета? – поинтересовалась Тали, холодея.

Дружный кивок развеял все сомнения.

– Да, земли графа тоже граничат с Белояром. Мы как раз на заставу собираемся. Гонялись по поручению графа за его невестой. Девчонка пропала третьего дня из отцовского дома. Видно, не больно-то ей замуж хочется.

– Слышал, баронеску белоярцы украли, – подал голос Милек.

– Нужна она им, – хмыкнул один из солдат. – Увидала будущего муженька, да и дала деру. Граф у нас суров не по годам. С невестой, видно, тоже не мармеладничал. А в нынешних мамзельках дури больно много. Цветы им подавай, песни под балконами, поцелуи при луне. Любовь, одним словом. А он мужик конкретный: то в столице, то на границе. Не до серенад, в общем.

Девушка содрогнулась, вспомнив последнюю встречу с конкретным мужиком.

– Вот, может, видали?

Перед Тали и Милеком легла листовка с изображением женской головки. Рисунок сопровождался текстом, в котором граф д‘Оррет обещал щедрую награду любому, кто вернет ему невесту живой. Стоимость мертвой невесты снижалась вдвое, но и эта сумма впечатляла. Цена будущей графини интриговала, портрет тоже.

– Тю-ю. А говорили, красавица! – Милек разочарованно протянул лист Тали.

Сбежавшая невеста принялась тщательно изучать собственное изображение, силясь обнаружить сходство. Один глаз значительно меньше другого, да еще косит, нос картошкой, рот – тонкая истеричная полоска, волосы собраны в подобие высокой прически, которая не поместилась на листе бумаги, в результате чего портретное изображение завершала насыпь с ровной площадкой. Интересно, кто это рисовал? Может, граф именно так ее и видит? М-да, странно, что супружеский долг потребовал. Оно и к лучшему. Поняв, что быть узнанной ей не грозит, девушка честно ответила: «Не, не видали» и вернула листовку охотникам за ее головой.

Совсем стемнело, когда Милек и Тали попрощались с солдатами и пошли спать. Все приличные номера на постоялом дворе были заняты. Пустовала лишь небольшая каморка под крышей. Милек видел в этом отличный способ сэкономить выданные на дорогу деньги, благо отчет о расходах хозяин не требовал, потому разницу можно было оставить себе, к тому же ни одной симпатичной девчонки, с которой захотелось бы уединиться в отдельной комнате, в гостинице не нашлось. Столы в харчевне накрывали необъятная хозяйская жена и старая горбатая прислужница. Ни той, ни другой не удалось пробудить в парне мужского интереса.

Кровать в комнате оказалась одна. И пусть она была достаточно широкой, чтобы свободно вместить двух путников, Тали всерьез раздумывала над тем, чтобы лечь на полу. Ее сомнения развеял Милек. Он занял место у стены, накрылся покрывалом, великодушно уступив одеяло попутчику, буркнул, что мужскими задницами не интересуется, отвернулся и мгновенно уснул.

Девушка боязливо прилегла на свободную половину ближе к краю, натянула одеяло до самого подбородка и принялась размышлять над своей судьбой. Вот она, приличная барышня из благородной семьи, делит постель с мужчиной, который не является ее мужем. Память услужливо явила содержание пособия по этикету, настоятельно предписывавшего избегать ситуаций, способных скомпрометировать добропорядочную девицу.

Добропорядочная девица обреченно осознала, что после сегодняшней ночи ни один достойный мужчина на ней не женится. Становиться супругой Милека не хотелось категорически. Значит, остаются лишь два пути: в монастырь или в падшие женщины. В монастырь идти было скучно, в падшие женщины – интересно, но страшно.

Упиваясь горестными мыслями, Тали уснула.

Ранним утром она стояла на причале, ожидая парома. Поднявшийся за ночь густой, как сметана, туман окутал реку и берег. Мир исчезал в плотном мареве уже на расстоянии полушага. Тали боялась пропустить момент, когда судно причалит к берегу, и старательно вслушивалась в белесую пустоту, но кроме размеренного плеска волн не различала ничего. Парома все не было.

Устав от ожидания, она сошла с деревянных мостков и медленно двинулась вдоль реки по песчаной полосе. Туман постепенно рассеивался, и стало видно, как Эбролья монотонно, будто через силу, накатывает на прибрежный песок. Тали подошла к воде, и волна лизнула кончики ее сапог, затем, отступив за границу белой пелены, вернулась и, как подношение древней богине, бросила к ногам человеческое тело. Мужчина в форме офицера имперской армии был мертв.

Река алела в лучах восходящего солнца, но не рассвет стал тому причиной. Тела солдат, облаченные в красные военные мундиры, раскачивались на волнах Эброльи, которая дымилась клочками тумана. И не было конца этому багряному приливу.

Ехать к границе теперь бессмысленно. Границы больше не существовало. Белоярцы вступили на территорию империи.

Тали, терзаемая недобрым предчувствием, вошла в реку и побрела по пояс в воде, раздвигая тела, вглядываясь в лица. Ей чудилось, еще немного, и она увидит знакомые черты. Эта мысль так захватила ее, оказалась настолько важной, что она внимательно осматривала каждый труп, при необходимости разворачивая его, если тот плавал спиной кверху. Она до дрожи, до тошноты боялась обнаружить знакомое лицо и, в конце концов, обнаружила. Смерть и пребывание в воде не пощадили барона д’Варро, но все же Тали узнала его. Она стояла в реке, не чувствуя холода, оцепенев от горя.

Оставить все как есть, бросить отца на прокорм обитателям Эброльи Тали не могла. Расталкивая мертвецов, она тянула тело барона в сторону берега. Очередной труп, судя по форме – офицер, развернулся от волны, созданной ее суетливыми движениями. Ледяная сморщенная рука задела брючину, но Тали уже привыкла к случайным прикосновениям мертвецов и перестала обращать на них внимание. Но тут осклизлые пальцы сомкнулись на ее запястье. Она попыталась вырвать руку. Тщетно. Мертвый Виллем, граф д’Оррет, крепко держал свою живую невесту. Он, не моргая, смотрел на Тали стеклянными глазами. Синие губы шептали: «Это еще не конец. Мы непременно встретимся. Тебе не сбежать от меня».

Тали подскочила в кровати, судорожно глотая воздух и слезы. Огляделась по сторонам в поисках угрозы. Но ни жениха, ни отца поблизости не оказалось, и она с облегчением рухнула на подушку.

Небо за окном серело, приближался рассвет. Милек лежал рядом. Он, раскинувшись, спал на спине, одной рукой сжимая запястье девушки. Лицо парня было неспокойным, похоже, и его мучили тревожные видения. Тали осторожно, чтобы не разбудить приятеля, расцепила захват, подвинула руку Милека, повернулась на бок и стала смотреть в светлеющий проем окна. Сон не шел. Вскоре захлопали двери, послышались торопливые шаги, потянуло жареным луком и выпекаемым хлебом. Наступило утро.

Виллем, граф д’Оррет, проснулся с тяжелой головой, мутной и гудящей, как от сильнейшего похмелья. Он страдал от жажды и жара. Жар растекался по телу, ослабляя, досаждая, добавляя к головной боли новые мучения. Неужели заболел? Как не вовремя! У него столько нерешенных дел, война начнется со дня на день, а тут еще жар. Жар и тяжесть. Виллем простонал сквозь стиснутые зубы, попытался подняться и понял, что дело нечисто.

Приоткрыв глаза, граф обнаружил себя в чужой каморке, похожей на комнату для прислуги в дешевой таверне, с грязным оконцем, пропускавшим сквозь мутные стекла припыленный солнечный свет, с давно не знавшим побелки потолком и дощатыми стенами, к которым местами были пришпилены выцветшие вырезки из модных каталогов.

Причина жара и тяжести оказалась весьма прозаичной и вместе с тем загадочной. Он лежал на сбитых несвежих простынях чужой постели, придавленный горячим телом. Обнаженным женским телом с невероятно аппетитными формами. Привычным жестом обняв незнакомку, Виллем глубоко задумался, напрягая больную голову в попытках вспомнить, какая нелегкая занесла его в эту кровать и кто эта женщина. Не то чтобы раньше с ним не случалось подобного. Военная академия славилась на весь Дирм пьяными лихачествами будущего цвета имперского офицерства. И Виллем в последние годы учебы целиком отдавался попойкам, стараясь забыть самый страшный кошмар своей жизни, топя в вине и загулах неутихающую боль величайшей утраты.

Много раз он просыпался в чужих кроватях, рядом с посторонними женщинами, не всегда привлекательными, не всегда молодыми. И столько же раз зыбкий образ, придуманный им идеал, в котором мало оставалось от настоящей, некогда живой Тали, возникал перед ним. В ее нежном облике не было ни укора, ни презрения. Лишь печаль и сожаление. Так в детстве на Виллема смотрела мать, прознав о его шалостях. Два светлых лика, две утраты – мать и возлюбленная – сплелись в один, и он сам не мог бы объяснить, из-за кого рыдал, перед кем каялся.

И этим утром сердце сжалось в предчувствии бурного раскаяния. Но его оборвали на самой пронзительной ноте. Случайная любовница заворочалась и проснулась. Приподнялась на локтях. Одарила Виллема восхищенным взглядом, заставляя позабыть и о головной боли, и о жажде, превращая жар из пытки в удовольствие. А после само собой случилось то, что случается обычно между молодым здоровым мужчиной и молодой красивой женщиной, оказавшимися в одной постели.

– Милая, – застегивая рубашку, обратился Виллем к незнакомке, подарившей ему чудесное утро. – Прости, запамятовал твое имя. Уверен, оно так же прекрасно, как и его обладательница.

– Веренея, милостивый государь, – жеманно хихикнула девица.

Замысловатое, наверняка выдуманное имя, деланый смех, раскрасневшиеся пухлые щеки, огромная грудь, рыхлый живот и натруженные руки с широкими ладонями и короткими толстыми пальцами показались графу донельзя вульгарными, а сама ситуация – пошлой до омерзения. Утро вмиг утратило былую привлекательность. Виллему захотелось броситься куда глаза глядят, только бы подальше от этой грязной комнатушки и ее обитательницы, чтобы стереть из памяти случившееся между ними. Он уже было шагнул в сторону ободранной двери, но остановился, вспомнив о деле, которое привело его на постоялый двор. Обернулся. Девица впопыхах натягивала платье.

Он вспомнил ее. Вечером в общем зале постоялого двора, где он выследил белоярскую шпионку, эта девка подавала еду и убирала со столов. Флиртовала со шпионкой, ошибочно приняв ту за смазливого юношу. И откликалась на менее вычурное и более подходящее ей имя. То ли Вийка, то ли Вейка.

– Веренея. Что ж, и вправду, чудесное имя. Расскажи-ка мне, любезная Веренея, как я очутился в твоей комнате.

– Нешто вы не помните, сударь? – вполне искренне изумилась девица.

– Увы. Я должен был встретиться здесь с одним своим знакомым. И, если мне не изменяет память, встреча состоялась. Вот только детали ускользают от меня.

– Ох, сударь! – девица всплеснула руками. – Да как же так? Вы же, сударь, настоящий герой! Вы заступились за меня! За честь мою девичью. Меня же наемники снасильничать хотели, прямо в коридоре. Я так кричала, так кричала, на помощь звала, да все без толку. Постояльцы-то и хозяин попрятались по своим норам, как крысы трусливые. И лишь вы на мой крик откликнулись и один, безоружный, с тремя наемниками управились. Только вас во время драки по темечку – р-раз! и тюкнули, – вот вы чувств-то и лишились. И запамятовали обо всем. А я вас к себе в комнату волоком притащила, чуть спину не сорвала. Но ради такого доброго сударя мне ничего не жалко.

Веренея врала складно, как по писаному. Но что врала, Виллему было очевидно. Слишком важное дело привело его на постоялый двор. И крики трактирной подавальщицы не отвлекли бы его от цели. Да и честь свою девичью она давным-давно продала заезжему торговцу, а после за вознаграждение делила койку с постояльцами. Стал бы он безоружным бросаться на помощь потасканной прислужнице и вступать в заведомо проигрышную при таком раскладе схватку с наемниками? Отделался бы, ввязавшись в драку, одним ударом по голове? Маловероятно. Но по голове его все-таки приложили довольно ощутимо. И напали исподтишка, со спины. Возможно, позарились на туго набитый кошель, которого он не обнаружил среди своих вещей, заботливо развешенных на стуле. И пока он валялся без сознания, белоярская шпионка улизнула.

Девица, справившись со своей одеждой, помогала ему надеть мундир. Заливалась соловьем, восхваляя рыцарство и доблесть доброго сударя, и определенно переигрывала. Устав слушать лживые дифирамбы, он сжал ее горло. Не слишком сильно. Но этого хватило, чтобы она умолкла и начала сипеть.

– А теперь послушай меня, Веренея, или как там тебя на самом деле зовут. Я не спрашиваю, где мой кошелек. Понимаю, его уже не вернуть. Не спрашиваю, где твои сообщники, по чьей милости я получил по голове. Даже если ты выдашь их, у меня попросту нет времени рассчитаться с ними. Все, что мне нужно знать, так это то, куда делась девчонка, возле которой ты вчера весь вечер крутилась.

Вейка продолжала сипеть, вращая выпученными покрасневшими глазами, в которых дрожали слезы. Виллем разжал пальцы.

– Говори!

Напуганная до полусмерти служанка судорожно вдохнула, обхватив горло ладонями.

– Девчонка? – прохрипела она. – Не понимаю, о чем вы, благородный господин.

– Девчонка, переодетая в мужской наряд. Смазливая, кудрявая, синеглазая.

Вейка не сразу поняла, о ком вел речь благородный господин. Она и представить не могла, что красивый скромный паренек окажется переодетой девицей.

– Так это… ранним утром… еще до зари уехал. Уехала.

– Куда она направилась?

– Да почем же мне знать, сударь? Я у постояльцев не спрашиваю, куда и зачем они путь держат. Не мое это дело.

Сильные пальцы снова сомкнулись на Вейкиной шее.

– Не шути со мной, Веренея. Девчонка из-за собственной глупости может попасть в беду. Она повздорила с отцом и сбежала из дома. По его просьбе я ищу ее, чтобы вернуть любящему родителю, который от беспокойства сна лишился. У меня нет времени ходить вокруг да около, убеждая тебя помочь. Поэтому или ты сейчас отвечаешь на мой вопрос правдиво и без уверток, или мы идем в ратушу, где я, граф д’Оррет, выдвину обвинение против трактирной служанки Веренеи в соучастии в похищении дочери барона д’Варро. Из ратуши ты прямиком попадешь в тюрьму, а после – на виселицу. Штрафом или поркой в этом случае не отделаешься.

Вейка была не настолько безрассудна, чтобы рисковать жизнью ради неизвестной девицы. Если граф не врет и вчерашний юноша, которого она, очарованная его миловидностью и застенчивостью, собиралась приласкать совершенно безвозмездно, – благородная леди, пропавшая из отчего дома, и если к этой пропаже приплетут Вейку, последней несдобровать. В суде она сорвет голос, доказывая, что непричастна к похищению баронской дочки, что и похищения-то никакого не было. Она может призвать половину постоялого двора в свидетели, да все без толку. Что значит слово простолюдина против слова аристократа?

Спустя несколько минут Виллем д’Оррет покинул постоялый двор. Служанка, испугавшись угрозы, рассказала все, что узнала накануне из болтовни с девчонкой и ее соседом по столу. И этот рассказ подтвердил опасения графа. Белоярская шпионка направлялась в ставку герцога д’Ирва под личиной посыльного. У Виллема не было сомнений насчет ее целей. Они очевидны. Втершись в доверие к герцогу, она займется тем, для чего и была направлена в империю: сбором секретных сведений и передачей их врагу.

Барон д’Варро – редкостный простак, давший приют и собственное имя белоярской змее. Но так ли этот человек прост? Не исключено, что они заодно. Виллем, давно не навещавший Гарета, во время последнего визита заметил, что дела барона явно идут в гору. Дом отремонтирован и обставлен новой мебелью. Сад облагорожен. Слуг в поместье прибавилось. На какие деньги барон, обычно крайне стесненный в средствах, произвел столь значительные улучшения? Не получает ли он вспомоществование из белоярской казны? Не переметнулся ли на сторону извечного врага, не купился ли на щедрые посулы? Виллему не хотелось верить в предательство несостоявшегося тестя, но факты подтверждали: барон не благонадежен.

Граф торопился к границе, в ставку герцога д’Ирва. Перед отъездом он дал указание своим солдатам найти художника, который по словесному описанию нарисует баронессу, и, имея на руках ее портрет, отправиться на поиски. Виллем рассчитывал перехватить шпионку до того, как она окажется в приграничном лагере и нанесет непоправимый урон интересам империи.