Читать книгу Медиум. Явлинка - Ольга Ахметова - Страница 4

Устало разогнув затекшую спину, Ивири откинула со лба упавшую на глаза прядь волос. Солнце клонилось к закату, а работы ей предстояло до самой поздней ночи. Это еще если повезет, и рыбаки не вернутся сегодня. Или вернутся, но с пустым уловом. Она кое-как размяла затекшие пальцы и вновь склонилась над огромным узлом спутанных жестких нитей рыболовной сети. Внезапно в голову больно ударило что-то острое.

– Придурошная! Придурошная-придурошная!

Из-за ближайших валунов выглядывали соседские мальчишки, беззубо скалясь грязными чумазыми рожицами. Один из них, хозяйский сын, десятилетний Лукан, радостно подпрыгивал на месте и орал:

– Попал! Попал в Ивку-дурку!

По затылку потекло что-то теплое, голова гудела, Ивири осторожно дотронулась до волос и поняла, что мальчишка камнем разбил ей голову. В следующее мгновение ее спину осыпал с десяток прибрежных камешков.

– Ивка-дурка – ведьмина дочурка!

– Чумная крыса!

– Чертова невеста!

Девушка встала во весь рост, развернулась к орущей кучке – крик и гогот мгновенно стихли, несколько пар горящих дурным азартом глаз уставились на нее.

– Порчу наведу, за скалы занесу, птицам брошу на съедение, – негромкому вкрадчивому голосу для театральности она добавила поднятые вверх скрюченные пальцы рук и сделала маленький шажок в их сторону. Словно стая перепуганных гусей, дети с диким гоготом бросились врассыпную, и уже через секунду берег вновь опустел.

Ивири устало опустилась на теплую прибрежную гальку и вытерла кровь с шеи. Глупые маленькие сычи. Она бездумно глядела в морскую даль, мурлыча под нос «свою» мелодию, перебирая нескончаемые узлы в грязной рыбацкой сети.

Из-за близлежащей скалы, врезающейся в море на добрую сотню метров, вдруг показалось небольшое, странной формы суденышко с темной фигурой посредине. Человек не греб веслами и, казалось, безучастно сидел, подставив спину в черной мантии вечерним лучам заходящего солнца. Лодка и странный рыбак явно были чужаками. Ивири нахмурилась и оглянулась в сторону деревни. Уже пылали первые костры – жены выходили на берег и, в ожидании своих мужей, принимались стряпать ужин. Вокруг костров с визгом и хохотом носились дети. Она перевела взгляд на фигуру в лодке и вздрогнула: лица в широком капюшоне было не разглядеть, но человек повернул голову и, она чувствовала, смотрел прямо на нее.

Сильный, теплый, необычный поток ветра коснулся лица, мягко омывая кожу. Ивири даже подскочила от неожиданности. Очень странный ветер. Ни единый волосок на ее голове не шевельнулся, а по телу побежали стайки невидимых муравьев. Что-то было в нем – в этом ветре… Вопрос? Сердце забилось как сумасшедшее. Кое-как смяв в охапку тяжелую сеть, она что было сил бросилась в сторону деревни, но уже через мгновение пребольно растянулась во весь рост на камнях, споткнувшись о валун. Тут же поднявшись на ноги, она вновь бросилась бежать. У дома на краю поселка девушка обернулась. Лодка пропала, лишь над водой безмятежно парили чайки.

На пороге родного дома уже стояла хмурая хозяйка, уперев свои огромные ручища в покатые бока. Из-за ее грязной юбки выглядывало ухмыляющееся замурзанное лицо Лукана. Лила и Ямаш сидели неподалеку, колупаясь в камешках.

– Где тебя носит, чертовка?! – яростно зашипела матушка Гата, нахмурив брови.

Руки Ивири дрожали от страха, но не перед хозяйкиным гневом. Она остановилась в нескольких шагах от женщины и со вздохом свалила огромный ком рыбацкой сети себе под ноги.

– Я тебя спрашиваю! Где ты шлялась? Рыба вся протухла, пока ты по скалам скачешь! Я тебя продам, тварь неблагодарная! Ты по что Лукашку пугаешь, ведьма? Ты кого пугать вздумала?! – голос матушки Гаты повышался, пока не перешел в противный визг, она схватила висящий на поясе кожаный хлыст и бросилась к девушке. Ивири упала на колени, обхватив руками голову. Ямаш громко заплакал. Несколько ударов рассекли кожу на спине и плечах. К реву Ямаша присоединился плач Лилы.

– Бесово отродье! Животное! Не смей пальцем трогать моего ребенка! Ведьма! Я тебе такого наколдую! Порчу она наведет!

Ударив девушку еще несколько раз и, видимо, выпустив пар, хозяйка теперь лишь осыпала Ивири проклятиями.

– Ты ему ноги будешь целовать! Каждый божий день! Каждый вечер перед сном! Ты слышишь?! Не только мыть, целовать теперь будешь! Вылизывать! Шавка подзаборная! – женщина сплюнула на землю рядом с лежащей девушкой, развернулась и пошла в дом. Стоявший неподалеку Лукан захихикал:

– Ну что, доколдовалась, Ивка?

Ивири не взглянула на него. Разогнув пылающую спину, она с трудом встала и на шатающихся ногах подошла к заливающимся слезами малышам. Лила поднялась и заковыляла ей навстречу, не умеющий ходить Ямаш тянул свои маленькие пухлые ручки, периодически размазывая грязные потоки слез по беленькому личику. Девушка опустилась в траву и обняла обоих.

Пройдет совсем немного лет, и эти малыши забудут свои нежные чувства к Ивири, безвозвратно превратившись в такие же безжалостные создания, как подросший Лукан. А ведь когда-то Ивири так же нянчила его, любила и обожала, как этих карапузов.

Дети перестали плакать мгновенно, стоило ей взять их на руки. Лила гладила волосы Ивири, а Ямаш зарылся девушке в шею, тихонько погукивая. Ивири шумно вдохнула приятный родной запах малышей. И, как всегда бывало, вместе с пряными нотами грудного молока и сладких волосиков в нее влились сила и спокойствие.

В маленьком поселке Киран ее не любили, слишком многое себе позволяла эта девчонка. То ни с того ни с сего пускалась в пляс на берегу моря во время грозы, словно одичалая. Рыжие волосы, намокнув, становились цвета крови, облепив белокожее тело. Рыбаки, их жены и дети – все были смуглыми. Жизнь на берегу Удайского моря иссушивала и обветривала их кожу с первых дней рождения. Кожа Ивири оставалась жемчужно-белой.

Девочка с детства разговаривала с глупой скотиной, да так, что та чудным образом слушалась ее. Друзей у нее не было, разве только старый лекарь Маим. Дружеских разговоров они не водили, старик вообще был не особо разговорчив, как и сама девушка, но было у него кое-что, что безумно волновало Ивири – книги. Ее страсть к чтению – очередной повод глубокого осуждения жителями деревни. Как так, чтобы девка, вместо того, чтоб с такими же, как она, хороводы водить вокруг костра да парням подмигивать, каждую свободную минуту проводила за черточками и закорючками на истлевших страницах, которые едва сам старик-лекарь разбирал. Чудная, одним словом – «придурошная». Но Ивири никогда, даже в детстве, не обижалась на прозвища и оскорбления. С годами прошел страх и перед мантаром Роухом. Маленького роста, толстый противный человечек в красной рясе, вечно покрытой жирными не отстирывающимися пятнами, считался самым уважаемым в деревеньке Киран. Мантар закреплял брачные союзы, провожал покойников в последний морской путь и читал каждое воскресенье проповеди, восславляя Верховных Правителей Варрока. Раз в год, накануне зимы, он с торжественным видом отправлялся на своем древнем ослике в Рукрин доставить илиналу города доклад о том, как прошел рыболовный сезон в деревне. Ивири терпеть не могла злобного мантара – она чувствовала, что старикашка не любит ее, частенько ловя на себе его острый взгляд. Когда она подросла, он все больше о чем-то шептался с матушкой Гатой в дни, когда хозяин был в море. И шептались они о ней, Ивири, девушка это чувствовала.

Год назад, Ивири как раз исполнилось шестнадцать, у соседей помирала корова. Соседка горько плакала, предчувствуя гнев своего мужа, как только тот вернется из моря и обнаружит мертвую кормилицу. Женщины собрались утешать ее, а мантар Роух, стоя над лежащей и жалобно мычащей у его ног коровой, с умным видом вещал о том, что злые горные духи возжелали забрать корову за грехи хозяйки. Ивири очень любила животных и при виде страдающей коровы не смогла удержаться – подошла и положила руку ей на голову. И девушке, как это обычно бывало, показалось, что она знает, где болит – в пасти животного. «Заварите ей черняка», – неожиданно для себя самой сказала Ивири убитой горем хозяйке. Мантар впился в нее ненавидящим взглядом, и, уходя, Ивири слышала его слова о «ведьминых корнях». К ее удивлению, соседка послушалась совета, и корова через несколько дней выздоровела. А мантар пуще прежнего выслеживал с тех пор девушку своими глазками-буравчиками на поросячьем лице, да все шептался о чем-то с матушкой Гатой.

За спиной у костров послышались радостные женские крики, волной покатившиеся вдоль берега – рыбаки возвращались с уловом. Хозяйка вновь выскочила на порог, поднесла руку к лицу, вглядываясь в море:

– Идут?

– Идут! Идут! – заорал Лукан и вприпрыжку понесся к берегу, с которого уже отчетливо виднелся десяток рыбацких лодок.

Хозяйка опустила взгляд на сидящую с детьми Ивири и вновь нахмурилась:

– Чего расселась? Бегом в дом, рыбу чисть! Хозяина кормить надо!

Спустя несколько часов с ужином было покончено, солнце скатилось за горизонт, и берег селения заполнился дымом тлеющих костров. Люди рассаживались удобнее, поближе к огню. Ивири споласкивала посуду пресной водой в огромном тазу у хижины, то и дело поглядывала на стремительно темнеющее небо над бескрайней гладью воды. Странного рыбака, если то был рыбак, не было видно, но он никак не выходил у нее из ее головы. Домыв последнюю тарелку и вытерев ее досуха, она отнесла посуду в дом, сложила в сундук и вернулась. Схватившись обеими руками за край огромного чугунного таза, она кое-как дотащила его до ближайшего деревца, перевернула, вылила воду под корень, передохнула с минутку и поволокла дальше к берегу. В стороне неподалеку сидела семья ее хозяев: вернувшийся с моря дядюшка Рунт с Лилой и Ямашем на коленях, рядом примостился Лукан, а по другую руку – старшая Рида задумчиво ковыряла в углях прутиком. Хозяйка, матушка Гата, сидела спиной к Ивири и, видимо, вводила мужа в курс дела последних деревенских сплетен. Заметив Ивири, Рида прищурилась, наблюдая. Однако не одна она заметила волокущую огромный таз девушку – позади раздался крик:

– Ивири! Дай помогу!

Двое рослых парней – Грей, старший хозяйский сын, и его друг Тимар, спешили к ней на помощь, торопливо шлепая босиком по прибрежным волнам. Ивири остановилась и, с трудом выпрямив ноющую спину, улыбнулась.

– Здравствуй, Ивири! – Тимар светился доброй белозубой улыбкой, однако поравнявшись с девушкой, юноша вмиг помрачнел:

– Тебя опять били?

– Грей! Тимар! Рада вас видеть живыми—здоровыми! Как улов? – Ивири улыбнулась им обоим, тряхнув волосами, чтобы скрыть след от кнута на плечах. Молодые люди обменялись хмурыми взглядами.

– Грей, поговори с матерью, – Тимар решительно посмотрел на товарища.

Грей встретился с Ивири взглядом и отвернулся:

– Поговорю, – сказал он сквозь зубы.

– Хозяин Грей, вы что выдумали! – взволнованно вскинулась девушка, – Не нужно говорить с матушкой Гатой! Хозяйское дело – решать бить ли и за что! В конце концов, если мне станет невмоготу, я сама разберусь, что делать дальше со своей жизнью, – неожиданно для себя самой добавила она и бросила взгляд на горные пики Ашрум.

Молодые люди уставились на нее во все глаза:

– Это что же ты надумала? – изумленно спросил Тимар.

Ивири поняла, что сболтнула лишнего и весело взглянула на них:

– А кто обещал помочь-то?!

Парни спохватились и, ухватив таз с двух сторон, заскочили по колено в воду, несколько раз наполнили его и вылили. Прополоскав посудину, они вытащили ее на берег и понесли к дому. Ивири поймала искаженный ревностью взгляд Риды. Лет десять назад, еще маленькими, они играли вместе, так же, как сейчас Ямаш возился в песке с Лилой. Повзрослев, Рида отстранилась от Ивири – матушка Гата тому пылко способствовала, запрещая им общаться. Когда же на подросшую рыжеволосую и белокожую Ивири начали заглядываться местные парни, в хозяйской дочери, обделенной изяществом и красотой, поселилась злоба. А с первой тайной страстью Риды к широкоплечему Тимару расцвела и ненависть к противной служке, которой парень каждый раз улыбался во всю физиономию. И Ивири стало доставаться еще больше тумаков и еще меньше хлеба в семье матушки Гаты.

Поселок окутали сумерки. Черная морская гладь блестела и переливалась серебряной чешуей в свете полной луны. Тихое, уже полусонное побережье разрезал женский визг. К нему присоединилось еще несколько: кричали на краю поселка у нескольких костров, расположенных ближе к скалам. Женщины верещали, указывая руками на большую тень, медленно продвигавшуюся вдоль камней. Мужчины похватали вилы и лопаты, однако никто не пытался приблизиться к существу.

И вновь теплый ветер дохнул Ивири в лицо. Он пришел к ней, она поняла это мгновенно и ясно. Пламя костров осветило его густую черную шерсть и круглую косматую голову. Огромный медведь пришел в деревню. Ивири не чувствовала страха. Острый, жгучий и странно чужой интерес. Она пересекла двор. Девушка и животное двигались друг другу навстречу до тех пор, пока расстояние между ними не уменьшилось до нескольких метров. Тогда оба остановились. На какое-то время их глаза встретились. Ивири вдруг очень сильно захотелось попробовать на ощупь этот теплый мех.

– Ивири! – Тимар стоял ближе остальных мужчин, шагах в десяти, уставившись круглыми, полными ужаса глазами на девушку. Рядом с ним бледный Грей сжимал в руках вилы. – Не двигайся!

Ивири не понимала, что он хочет сделать. Тимар осторожно шагнул в сторону и крикнул, обращаясь к медведю:

– Смотри сюда, урод! Смотри на меня! Давай! – он принялся размахивать руками, – Иди, побегай за мной! Развлечемся!

– НЕТ!!! – заверещала женщина у одного из костров и стала оседать на землю, ее едва успел подхватить стоящий рядом старик. Это была мать Тимара.

Медведь в недоумении уставился на скачущего перед ним юношу, тряхнул мордой и опять повернулся к Ивири. Девушка, не обращая внимания на парней, сделала еще несколько шагов и уже протянула руку к его голове, как вдруг голос подал Грей:

– Не смей, дура, что делаешь?! Он же руку по локоть откусит! Беги от него! Мы тебя прикроем!

– Грей! – на этот раз неподалеку закричала матушка Гата. Дядюшка Рунт тяжело грохнул ее по плечу своей ручищей:

– Заткнись, Гата. Уведи детей в дом! Грей, – негромко обратился он к сыну, – а ну-ка подойди ко мне. Только не слишком резко, – добавил он.

Но сын и не думал слушаться. Он отчаянно прошипел девушке:

– Ивири, беги!

Она наконец-то поняла, что все эти люди хотят одного – убить медведя! Да только он этого абсолютно не понимал. Более того, в нем не было ни капли злобы – это было ясно, как то, что мед сладкий, а вода мокрая. Как глупо. Она подняла руку и, наконец, погладила его по голове между косматых ушей. Медведь тихонько рыкнул.

По деревне прошел ропот, люди охали, ахали, кто-то обескураженно присвистнул, женщины с детьми на руках бросились по домам, воспользовавшись тем, что животное было увлечено девушкой. Грей, Тимар и другие мужчины, незаметно окружившие их плотным полукругом со стороны деревни, стояли, словно вросшие в землю. Тут незваный гость аккуратно поднялся на задние лапы и встал во весь рост. Он оказался огромным, едва ли не вдвое выше Ивири. Подняв большую косматую голову, он издал громкий рык. «Словно сообщает что-то кому-то», – подумалось девушке. Он рад, он очень рад, доволен! Ивири в ответ счастливо улыбнулась и, отчего-то, вдруг даже легко засмеялась. Животное опустилось на все четыре лапы, забавно фыркнуло, – девушка готова была поклясться, что это был смешок – и тряхнуло головой, словно приглашая ее с собой на прогулку.

– Куда пойдем? – с готовностью спросила Ивири.

Медведь повернулся задом к армии вооруженных вилами рыбаков и потопал к воде. Девушка пошла рядом.

– Эээ, ведьма…

Тихий шёпот пробежал по ряду мужчин.

– Мантар прав был…

– Зовите Роуха!

В лунном свете купались девушка и медведь. Молодой человек подошел к самой кромке воды, остановился, стиснув зубы. Нежные волны разбивались о босые ноги Тимара.