Читать книгу Добренькая, или Замаскированный урод - Ольга Александровна Никулина - Страница 2

Глава 2

Оглавление

Темнело. В доме напротив загорались окна. Ага, вон и то самое окошечко зажглось! С биноклем у глаз Леля сидела на своей лоджии и с любопытством вглядывалась в окна в доме напротив. Так, на кухне опять, ужинать собрался. Чего это у него там? Из кастрюли на плите чего-то длинное вытаскивает. Спагетти!

Леля тихо засмеялась, глядя, как светловолосый мужчина снова и снова вилкой достает из кастрюли длинные спагетти и накладывает их себе в тарелку. И руку-то как высоко поднимает, будто спагетти у него километровые! Умора!

Мужчина с тарелкой еды вышел из кухни, свет там погас и почти тут же загорелся в соседнем окне. В зал зашел, прошел с тарелкой, глядя куда-то в угол, а потом сел, и Леля перестала его видеть. Ну вот. Опять перед телевизором уселся. Ну и ладно!

Она пошарила по другим окнам этого дома. Ух ты, какие страсти! Какая-то толстая тетка в окне на третьем этаже яростно орала на своего тщедушного мужа. И тот вон тоже орет, аж покраснел от воплей. А тетка не выдержала и сковородкой его, сковородкой! О нет!

Леля убрала бинокль от глаз. Нет, такие сцены не для ее нежной психики. И зачем люди живут друг с другом, если у них такие отношения? Хотя, если квартирный вопрос не решен, то и будешь жить вот так: ненавидя, мучаясь, ругаясь…

Тут она испуганно подумала о том, что эти двое могли дойти до смертоубийства. Ей тут же представилось, как она дает показания у следователя, как рассказывает о том, как сидела вечером на табуретке у себя на лоджии, как шарила по чужим окнам биноклем и как увидела сцену убийства. Нет уж! Никуда она не пойдет ни к какому следователю!

Она снова навела бинокль на окно третьего этажа. Толстая баба и тощий мужик смирно сидели за столом и ели. Ничего себе! А она-то уже не знай чего себе напридумывала. Хотя кто знает? Сковородкой ведь и, правда, убить можно.

Леля перевела бинокль на заветное окно на девятом этаже. Нет, светловолосого мужчины так и не было видно. Ну и ладно. Она тоже пойдет смотреть телевизор.

Улегшись в зале на диван, Леля нажала кнопку на пульте, пощелкала по каналам и нашла фильм «Поющие в терновнике». Девочка Мегги полюбила католического священника Ральфа. Она мечтает, что когда вырастет, то выйдет за него замуж. Но тот объясняет ей, что он, хоть и любит ее, но Бога всегда будет любить больше. Они всю жизнь любили друг друга до старости, но Ральф не снял с себя сан, не женился на Мэгги, потому что Бога любил больше. В конце жизни он признался, что минуты единения с Богом были в его жизни очень редки, в основном им двигало тщеславие, благодаря которому он стал кардиналом, уважаемым человеком. Мэгги всю жизнь была несчастна.

Фильм закончился, Леля выключила телевизор. Она лежала в полной темноте, смотрела на тонкий серп месяца за окном и думала… Почему у людей так складывается жизнь? Почему они, имея все для счастья, почему-то отказываются от него. Какая-то любовь к Богу… Что это такое? Как можно любить того, кого никогда не видел? Непонятно, как вообще должна выражаться эта любовь к Богу. В молитве? В посте? В делах добра?

Порою Леля чувствовала что-то такое высокое в своей душе, такое возвышенно-неземное. Это происходило с ней на природе, или в моменты сильных душевных переживаний. Какое-то умиротворение нисходило на нее, и она всей душой понимала, что весь мир – ненастоящий. Он просто не может быть настоящим. Это какое-то временное пребывание в телах, которые рано или поздно умирают, а жизнь, вышедшая из тела, остается жить, но в каком-то другом измерении. Все это Леля чувствовала, понимала еще в детстве. Смертность всего живого была непонятна ей и даже противна. Она просто не принимала, не могла принять то, что все, что она видит, умирает, оставляя на освободившемся месте свое потомство. Позднее ей стало казаться, что жизнь на земле похожа на компьютерную игру. И неважно, как ты здесь живешь, хорошо или плохо, главное – конец игры, где ты понимаешь выиграл ты или проиграл.


В церкви Леля всегда чувствовала себя неуютно. Здесь нужно было вести себя определенным образом. И Леле это все казалось противоестественным. Храм напоминал ей театр, где каждый играл свою роль. Священники играли роль посредников между людьми и Богом, мужчины и женщины специфического вида тихо молились, а хор все это действо озвучивал.

Леля не понимала, почему именно в храме она чувствует себя так несуразно. На работе, в других общественных местах она чувствовала себя пусть и не всегда уверенно, но вполне прилично, а в церкви ей казалось, что она какая-то недотепа, вечно попадающая в какие-то неловкие ситуации. Вот и сегодня она просто шла поставить свечку к кресту, а ей почему-то наперерез пошел батюшка с кадилом. И вот он идет на нее, а она и не знает, куда ей деться. Заметалась туда и сюда, а священник идет прямо на нее и смотрит так, будто она исчадие ада, помешавшая священному действу. Леле показалось, будто она попала на сцену во время представления и мешает игре актеров. Священник и Леля глаза в глаза смотрели друг на друга, при этом Леля металась, а священник решительно шел по своему маршруту. Леля уже почувствовала панику, но тут какая-то бабуля схватила ее за локоть и оттащила в сторону.

– Куда ты прешь? – зло зашипела старуха, пока священник проходил мимо. – Не видишь? Батюшка идет!

Леля застыла возле бабули, как вкопанная. А бабка время от времени бросала на нее неодобрительные взгляды. В глазах у Лели защипало, захотелось плакать. И зачем она здесь? Какие-то священники в похожих на длинные черные платья рясах, какие-то бабки. Зачем все это? Неужели Богу все это надо? Вся эта искусственность, ограниченность, рамки… Как будто у них тут монополия на Бога. Да как же! Будет Бог сидеть в этом расписанном убежище с напыщенными пузатыми священниками и сварливыми бабками!

Ей вспомнилась фраза одного из героев фильма «Поющие в терновнике»: «Скопище баб в черных передниках», – это он говорил о священниках. Леля улыбнулась при этом воспоминании, а бабка не то, что неодобрительно, а прямо-таки злобно глянула на нее. Ой, ну и пусть! Злобьтесь тут сколько хотите! Да она бы сюда вообще не пришла, если бы ей не надо было заказать сорокоуст. Мама каждый год за сорок дней до дня смерти отца заказывала сорокоусты, а когда умирала, то просила и Лелю заказывать сорокоусты и за отца, и за нее саму. И Леля исправно исполняла последнюю волю матери. Это же не сложно. Просто не надо ей было сегодня через весь храм со свечкой идти. Вон чего из этого получилось – одна сплошная неловкость.

Леле надоело стоять здесь. Сорокоуст за отца она уже заказала, что ей тут делать? И вообще, в следующий раз она придет сюда, когда службы не будет, чтобы свободно перемещаться по храму.

Она повернулась, чтобы уйти, но бабка вцепилась в нее мертвой хваткой:

– Стой! Евангелие читают!

Леля беспомощно повернула голову и посмотрела в сторону выхода. За свечным ящиком продавщица тоже застыла, как вкопанная, несмотря на длинную очередь. Люди терпеливо ждали, когда продавщица, наслушавшись Евангелия, снова начнет продавать.

– Не крутись! – толкнула в бок Лелю бабка. – Слушай!

Леля прислушалась, но ничего не поняла. Священник ловко читал по церковно-славянски, но делал это крайне неразборчиво. С дикцией, наверное, у него проблемы. Ничего разобрать невозможно. Захочешь, ничего не поймешь. А зачем тогда такое чтение? Стой, слушай не пойми чего. Что за западня такая? И зачем ей понадобилось с этой свечкой по храму шастать? Дошасталась! Вот сколько этот гугнивый будет еще гундосить?

Леля нетерпеливо снова повернула голову в сторону выхода. Бабка бдительно цыкнула на нее.

– Я пойду! – решительно заявила Леля. – Все равно я ни слова не понимаю в этом бормотании.

– Ты не понимаешь, а душа понимает и очищается! – бабка, словно клещами, вцепилась в ее локоть.

Караул! У Лели и впрямь началась паника. Показалось, что она вечно будет стоять рядом с этой кошмарной низкой бабкой и слушать гугнивого священника. И как это другие люди здесь стоят? Разве кто-то из них что-то понимает в этом неразборчивом чтении? Или все верят, что, даже не понимая мозгами, их душа каким-то образом все схватывает и очищается? Вот ее душе сейчас совсем не до чистки. Хочется свободы, воздуха, солнышка, понятных слов, нормальных людей! Когда же священник перестанет бубнить? Леля смотрела на смиренно опустивших головы прихожан, и ей казалось, что она попала в какую-то отторгающую ее среду. Все здесь на своем месте, все спасены, а она одна вся грешная такая, ничего не понимающая, погубленная душа…

Неожиданно у нее закружилась голова, в глазах появились желтые пятна. Неужели она упадет в обморок? Еще этого не хватало… Лелю бросило в жар от страха за саму себя. Только не обморок! Только не это!

В это время священник закончил бубнить, но Леля уже ничего не соображала, она щипала себя за руки, чтобы предобморочное состояние оставило ее. На лбу выступила испарина, она пошатнулась, толкнула бабку, и упала бы, если бы рядом стоящие люди не подхватили ее. Словно в тумане, она слышала голоса, кто-то под руки повел ее к скамейке. «Это Бог ее наказал!» – донеслись до ее слуха чьи-то слова. Наверное, бабкины. «Хватит вам! Ей просто плохо стало! Здесь очень душно», – возразил приятный голос молодой женщины.

Лелю усадили у самого выхода на скамейку, прислонили спиной к стене, кто-то принес воды. Слабость отступила, в глазах прояснилось. Леля снова почувствовала себя уверенно. Она посмотрела в сторону свечного ящика, там активно шла торговля. Сердобольные женщины, увидев, что ей полегчало, оставили ее.

Торопиться с уходом Леля не стала. Ей хотелось окончательно прийти в себя. Она сидела, слушала хор, вдыхала запах ладана и больше не чувствовала себя в западне.

Хор перестал петь, а на амвоне появился священник. Он громко и четко начал говорить проповедь. Не услышать его было невозможно, и Леля невольно слушала его. Он обличал людей в равнодушии друг к другу.

– Что толку от ваших молитв и постов, если вы едите друг друга поедом?! – вопрошал он. – Вы ненавидите друг друга, не замечаете тех, кому нужна ваша помощь. Человек упал с сердечным приступом, и все мимо идут, думают пьяный, и тот умирает. А сколько детей без родителей растет по детским домам? А бомжей сколько на улицах? Все предпочитают спокойно жить, не замечая страданий людей вокруг себя…

«Неправда! – подумала Леля. – Я всегда замечаю всех несчастных и чем могу помогаю».

– Разве мы имеем здесь что-то свое? Ничего у нас нет! Все наши вещи, дома, машины – все это во временном пользовании! – продолжал священник. – А мы жалеем все это временное для несчастных. Если хотя бы некоторые из нас усыновили по сиротке, то у нас совсем не было бы детских домов. Если бы мы помогали бомжам, то и бомжей бы у нас не было! А животные? Бедных собак иные лучше расстреляют, да потравят вместо того, чтобы простерилизовать божью тварь. Мы все живем животной жизнью. Пьем, едим, смотрим телевизор, балуем себя лакомствами, и не хотим выходить из этой духовной спячки, предпочитаем не замечать ничего вокруг. А вокруг многие, очень многие нуждаются в помощи.

У Лели в душе росло возмущение. Почему этот священник обличает тут всех подряд в черствости? Как будто все вокруг злые, черствые и равнодушные. Совсем нет! Она видела много людей в своей жизни, которые не могли пройти мимо несчастных. Этой зимой, например, она собственными глазами видела, как парень с девушкой вызвали скорую помощь одному парню, который перебрал на Новый год и валялся прямо на снегу. Леля до сих пор помнила эту красивую молодую пару, не поленившуюся ждать на морозе приезда скорой.

А однажды в подземном переходе она встретила мужчину, который потерял память и не знал кто он, откуда, куда идет. Леля накормила его пирожками, а другие люди вызвались отвезти его в больницу.

И вообще, добрых людей много, да хотя бы взять ее, Лелю. Ее даже в последних классах школы Добренькой называли. С сарказмом называли, но Леля гордилась своим прозвищем. Да, она Добренькая, она стремится помочь всем. Все изгои класса, все несчастные животные и птички, а также бабушки и дедушки находили в ней доброе участие, поддержку, опеку. Тут и мамино воспитание сказалось, и ее личная чувствительность. Чужие страдания она воспринимала как свои собственные. Помогая кому-то, она чувствовала, что помогает самой себе. Вот только ей самой все же было всегда одиноко и холодно в этом мире. Любви в ее жизни не было, да и не будет уж теперь. Остается только одно – помогать несчастным людям и животным. И она помогала, и только это, наверное, и держало ее наплаву, не давало окончательно раскиснуть, потому что она без всех этих несчастных сама по себе ничего не стоила. Доброта – вот все, что у нее было, за что она цеплялась, что наполняло ее жизнь смыслом и ценностью. И Леля всегда гордилась тем, что она такая сердобольная. Каждый день утром она кормила голубей и воробьев возле мусорки, собакам и кошкам носила объедки со стола. Этому пузатому священнику и не снилось, сколько килограммов крупы и буханок хлеба она скормила птицам…

– Но, братья и сестры, – продолжал священник, – если вы все-таки делаете добрые дела, то должны помнить, что на этом пути вас может поджидать духовная гордость. Поэтому, если делаете добро, то делайте его втайне. Не надейтесь, на свои добрые дела, не хвалитесь ими…

Леля подумала, что она напоказ свое добро вроде не выставляла. Перед кем ей хвалиться? Только если перед самой собой…

– Добро, оно само по себе несет творящему его колоссальное утешение. Добрый человек видит радость в прежде потухших глазах и его сердце наполняется весельем.

Вот с этим Леля была полностью согласна. Уж она-то знала, как хорошо бывает только от того, что кому-то помог, что кому-то стало легче.

Из храма она вышла в полной готовности к новым подвигам добра. Она шла домой и думала о том, чтобы ей еще такого сделать добренького? К деткам-отказникам что ли пойти, поухаживать за ними? Или организовать кормежку бомжам, обосновавшимся в гаражах? Или подбирать бездомных собак и кошек, мыть их, стерилизовать и снова выпускать? Но сколько ж это денег надо на корм этот, на стерилизацию? Нет, такое она не осилит. И так уже, сколько она тратит на пшено и на хлеб для птиц. Может сиротку усыновить или удочерить? Но ведь у нее мужа нет, зарплата маленькая – кто ей даст ребенка? Да и сама она не уверена, что сможет справиться. Она много лет в садике работает и знает, что как бы хорошо к детям не относился, но бывают такие дети, к которым душа совсем не лежит. Уж лучше совсем ребенка не брать, чтобы потом и самой не мучиться и ребенка не мучить. Вот если бы ей такой ребенок, как Вася попался, то она бы полюбила его, а если нет?

Получалось, что по своим финансовым возможностям и моральным качествам она может только кормить, и то изредка, бомжей в гаражах, да продолжать подкармливать птиц возле контейнеров с мусором. Ну и еще продолжать носить объедки бездомным собакам и кошкам.


Как же все-таки хорошо жить на девятом этаже! Сверху все видно. Сколько уж лет Леля жила здесь, а все не могла нарадоваться. Детство ее прошло в коммуналке на втором этаже, и из окна не было никакого вида – ветки деревьев закрывали всю панораму. Не то, что здесь! Да тут часами можно стоять и смотреть в прогал между домами на дальние просторы, простирающиеся до самого горизонта, на лесистые холмы, овраги… Красота! И хорошо, что она живет не в шумном центре, а на окраине города.

Леля посмотрела на окна соседней девятиэтажки. Так, а вон и светловолосый красавец на свою лоджию вышел. Тоже, наверное, решил в выходной день полюбоваться окрестностями.

Она навела бинокль на мужчину и замерла от неожиданности: тот смотрел прямо на нее. Ей почудилось, что она даже голубизну его глаз разглядела. Казалось, что он смотрит ей прямо в глаза. Смотрит серьезно, несколько нагло, будто говорит: «Чего тебе надо? Что ты хочешь? Неужели непонятно, что ты вторгаешься в мою частную жизнь?»

Не в силах больше выдерживать все это, она опустила бинокль. Мужчина продолжал смотреть в ее сторону. Неужели его действительно разозлило то, что она пялится на него в бинокль? Наверное, это неприятно. Ей самой совсем бы не понравилось, если бы за ней кто-то наблюдал. Хотя, если бы наблюдал такой мужчина, как этот, то и пусть, она бы даже обрадовалась. Это говорило бы только о том, что она ему интересна. Но вот только в данной ситуации мужчина не рад, что на него смотрят, а это значит, что Леля его не интересует.

Тяжело вздохнув, Леля перестала смотреть на мужчину и уставилась в сторону, на бесконечную степь, заканчивающуюся далеко-далеко лесистыми холмами на горизонте. Она горько подумала о том, что ей никогда не везло в любви. Даже не то, что не везло – любви вообще не было. Никогда. Она жаждала ее, ждала, но ее не было и все тут. И бывшего мужа своего она никогда не любила. Сначала, правда, ей показалось, что к ней пришла настоящая любовь. Женя, ее бывший муж, казался ей таким необыкновенным, таким красивым!

Впервые она увидела его во дворе детского садика, где он прилежно ухаживал за розами, и ей показалось, что она видит ангела. Ей самой тогда было 23 года, и ее уже тогда очень мучил тот факт, что у нее нет любви. Одноклассницы почти все замуж повыходили, детей понарожали, а она воспитывала чужих детей в детском саду, и никакой личной жизни у нее не было.

Было утро, она встречала родителей с детьми на уличной площадке и с изумлением смотрела на незнакомого парня среди цветущих роз.

– Кто это? – спросила она воспитательницу из соседней группы.

– А, это Женя. Наш новый садовник, – спокойно ответила та.

– А дядя Коля где?

– Уволился. Он же старенький уже.

Леля не сводила глаз с нового садовника, и воспитательница заметила это:

– Что, красивый? Нравится тебе?

Леля пока еще не поняла, нравится он ей или нет, но в душе почувствовала почему-то нежность к этому парню. Он был такой тонкий, словно эльф, и эти розы вокруг него… Откуда он такой взялся?

– Хороший парень, – между тем, констатировала воспитательница. – Окончил аграрный университет и пошел работать в садовники. К нам по утрам приходит, а потом уходит куда-то еще работать. Смотри, как розы у него пышно цветут – никогда такого здесь еще не было, а я в этом садике уже много лет работаю.

Садовник Женя вышел из розария и, проходя мимо них, с улыбкой поздоровался. И вот когда Леля увидела его нежную улыбку, увидела его глубокие синие глаза, его длинные черные ресницы, всей душой поняла, что готова отдать за него жизнь.

То лето показалось ей какой-то сказкой. На клумбах детского сада цвели розы, петунии, маки, бегонии, и каждое утро красивый садовник Женя приходил ухаживать за всей этой красотой. На его лице всегда готова была расцвести улыбка ангела. И Леля задыхалась от нежности при виде этой улыбки. Вся ее жизнь свелась от одного утра до другого, когда она могла видеть Женю. Она страдала, когда ей приходилось выходить во вторую смену, ведь в те дни она не могла полюбоваться на него. Женя всегда расплывался в улыбке, когда видел ее, а во время работы постоянно бросал на нее взгляды. Но Леля не верила, что она может заинтересовать такого красавца, как Женя. Он, хоть и тонкий, но сложен просто идеально, а как красив на лицо! Смуглая кожа, черные волосы и синие глаза. Сногсшибательное сочетание! Никогда еще она не видела ни у кого таких синих глаз. Не человек, а сплошная поэзия среди цветов. И разве может такой красавец обратить внимание на нее?

Леле иногда даже было странно, что такой красивый человек, как Женя просто живет среди других людей, ходит на работу, покупает что-то в магазине. Казалось, что при виде его красоты все должны замирать. Девушки и женщины должны были влюбляться в него без ума. Но Женя просто жил обычной жизнью, без всяких там бурных страстей, и, как ходили слухи среди воспитательниц, у него не было ни жены, ни девушки. Он жил с родителями, занимался садами, и все было тихо и спокойно в его существовании.

Окончательно Леле сорвало крышу, когда ей удалось поговорить с Женей. В то утро она, как всегда, встречала детей на улице и украдкой постоянно бросала взгляды на поливающего цветы Женю. Все было тихо, спокойно, размеренно. Родители приводили одного за другим своих детей, и те тихо играли кто в траве, кто в песочнице. А потом привели Вику, и с ее приходом о покое пришлось забыть. Вика пристала к Жене, умоляя дать ей полить хоть что-нибудь из шланга.

– Вика, отстань от человека! – строго сказала ей Леля. – Не мешай работать!

– Ну, Ольга Сергеевна! Чего он мне не даст полить? Я ж не просто так! Я ж помочь хочу!

Леля вздохнула. Начинается! Так хорошо было, пока Вика не ходила в садик! Без нее был рай, а теперь опять начнется. Всю группу на уши поднимет эта толстая девочка. И надо же было уродиться такой некрасивой и с таким жутким характером! Начнет опять всю группу баламутить, только успевай теперь выуживать детей из-за дальних веранд и сараев, куда их Вика таскать начнет.

– Да дайте мне полить-то! – вцепилась в шланг Вика, и мягкий и улыбчивый садовник уступил ей. Толстая Вика в платье ниже колен, принялась усердно заполнять водой лунки вокруг роз. Вид ее при этом был серьезный, и была она похожа на хозяйственную бабу из деревни, а не на маленькую детсадовскую девочку.

– Вика, нельзя себя так вести! – строго сказала Леля, подходя к ней.

– Ничего страшного, она хорошо поливает, – миролюбиво отозвался Женя и улыбнулся своей лучезарной улыбкой. Леля в ответ так и расцвела.

– Вы любите цветы? – осмелев, спросила она.

– Да, – снова улыбнулся Женя.

А Леля как-то сразу уловила всю его суть. Он – ребенок. Большой ребенок. В нем не было чего-то завершающего, какой-то уверенности и деловитости, какие бывают у взрослых людей. Женя витает в каком-то нереальном мире, где цветочки, бабочки. Нет, он прекрасно выполняет свою работу, но душа его слишком проста и бесхитростна для взрослого мира. Женя человек не от мира сего, это она ясно почувствовала. Он не вписывается в обычные рамки. Он необычный. И она как-то сразу поняла, что ему неуютно в этом мире, что он страдает, но именно к таким ее и тянуло. Ну, может, и не тянуло, но именно с такими странными она привыкла общаться еще со школы. Даже не то что общаться, а опекать их. Хотя по Жене не было видно, что он страдает. В тот период он выглядел вполне благополучно. С такой-то красотой! Но, видимо, душа ее привыкла улавливать в людях неустроенность.

– Вообще-то, я хотел жить в лесу, – доверчиво сказал Женя. – Даже домик там построил, но в него потом бомжи заселились…

– Жить в лесу?! – обрадовалась Леля. – Я тоже хотела жить в лесу! Даже на лесной факультет собиралась поступить, но мне мама не разрешила!

– А я как раз окончил такой факультет.

– Лесной факультет?! Как хорошо! Романтика!

– Ну да. Только там никакой такой романтики нет, – Женя помог Вике перенести шлаг на клумбу с петуньями. – Мы, конечно, ездили на практику в лесхоз, жили в общаге, но лес изучали только с хозяйственной точки зрения. Мне же хотелось вообще жить там, а не смотреть на лес, как на источник древесины…

– А я в детстве в поселке жила, и у нас там лес совсем рядом был. Мне там так нравилось! Нас целая гурьба детей собиралась, и мы играли на лесных полянках недалеко от поселка. Целые дни там проводили! А потом нам здесь квартиру дали, но я уже взрослая была…

– А я до семи лет у дедушки с бабушкой жил в деревне. Там тоже лес рядом был, и мне было очень хорошо. А потом родители меня в город забрали, я пошел в первый класс, и все сразу плохо стало. Город я никогда не любил. Здесь можно жить либо на окраине, либо возясь, как я, с цветами.

Женя серьезно посмотрел на нее своими синими глазами. И в этот момент Леля почувствовала вдруг саму себя. Нет, она и раньше осознавала, что живет, дышит, ест, но глубины какой-то не было. Не было чего-то настоящего. Спячка какая-то была, а теперь она в одно мгновение проснулась и осознала вообще все. Весь мир, саму себя… Ее душа в тот момент показалась ей кладезем целой гаммы эмоций, чувств и разнообразных ощущений. Она никогда еще такого в себе не чувствовала. Это было прекрасно и ни на что не похоже. «Я наконец-то полюбила! – с восторгом думала она. – Я люблю его!» Ей казалось, что ооооочень долго ждала она этой любви. И вот наконец-то дождалась!!!

После этого дня, Женя сам стал подходить к Леле. Он использовал каждую свободную минутку, чтобы поговорить с ней. Леля ликовала. Эйфория возносила ее под облака, все ее чувства обострились до предела, и она чувствовала ВЕЧНОСТЬ. Как будто расширились границы бытия, и стало видно настоящую сущность всего мира. Фейерверк чувств так потряс Лелю, что она вошла в состояние не то душевного блаженства, не то муки. Она никак не могла успокоиться и даже в отсутствии Жени продолжала находиться в состоянии повышенного эмоционального тонуса. Она носилась как угорелая по садику, по своей квартире, по улицам города и напоминала неугомонную динамо-машину, из которой во все стороны летят искры.

С Женей происходило то же самое. Он был по уши влюблен в Лелю, а та, осознавая это, была на седьмом небе от счастья. Ее не пугало даже то, что от Жени постоянно воняет несвежей одеждой и потом. Она была очень чувствительна к запахам, но тут с ней что-то такое произошло, что она, хоть и чувствовала вонищу, но как-то не замечала ее. Женины глаза, его угловатая фигура сводили ее с ума, а на запахе она не концентрировалась.

На первое свое свидание вне садика, они, конечно же, пошли в лес. И вот именно тогда Леля впервые усомнилась, что любит Женю.

Они бродили по лесным тропинкам, разговаривали, и счастье просто хлестало через край. Лелино сердце было полно любви, и девушка упивалась этим чувством, радовалась, что оно упало на нее с неба и озарило всю ее жизнь. Вместе с Женей они не сводили глаз друг с друга и говорили о таких вещах, о которых никому другому не смогли бы рассказать.

– Знаешь, а я ведь не такой хороший, как тебе кажусь, – признался Женя, когда они присели на бревно на опушке. – Я был трудным подростком – пил, курил и даже токсикоманил.

– Что?!!

– Да. Я скандалил с отцом, мать из-за меня настрадалась, а бабушка с дедушкой, для которых я был всегда светлым лучом, когда узнали обо всем, то один за другим ушли на тот свет.

– А сейчас? Сейчас ты завязал со всем этим? – Леля почувствовала, как что-то неприятное зашевелилось в ее душе. Ее отец был алкоголиком, и она еще в детстве пообещала самой себе, что никогда не выйдет замуж за алкоголика. А Женя токсикоман! Да это же то же самое!

– Все это в прошлом. Родители приложили массу усилий, чтобы вытащить меня из того болота.

– Но когда? В каком возрасте с тобой все это было?

– Да малолетка я был совсем… В тринадцать лет курить стал, потом водкой стал баловаться. У одного моего дружка родители алкаши были, ну мы у них и таскали спиртное. А лет в четырнадцать начал растворителем дышать. Хорошо, что нас застукали… Меня вылечили, а Славка, мой друг, так и токсикоманит до сих пор – совсем плохой стал. А я и школу окончил, и университет…

– И что? И никаких последствий?

– Да вроде все нормально. Недавно даже с учета у психиатра сняли.

– Оооо!

– Да. Это все благодаря родителям. Если бы не они, то даже страшно подумать, что бы со мной стало.

– У меня отец был алкоголиком, – после недолгого молчания призналась Леля, – и я очень сильно реагирую на алкашей, наркоманов… Я их ненавижу, боюсь… У меня в душе что-то такое истеричное появляется, когда мне приходится с ними вступать в контакт. Меня прямо трясет всю при их виде. И такое чувство отчаяния, безысходности, как будто я никуда не могу от них деться, сбежать, уйти. Это все из детства идет, когда отец бил мать, орал и ничего невозможно было поделать. Он умер совсем недавно, и ты не представляешь, какое это облегчение для нас с мамой! Я никогда! Никогда не выйду замуж за такого, как мой отец! Но ты ведь не такой?! Не такой?!

Леля с надеждой и страхом посмотрела в красивые глаза Жени.

– Конечно, нет! – уверенно ответил тот. – Это я подростком был дурачком. Мне теперь кажется, что тогда я был совсем другим человеком, особенно, когда напивался. Я тогда на себя не был похож. Скандалил, орал – все так же, как твой отец. Трезвый-то я совсем другой.

– Мой отец трезвый тоже был хороший. Лучше и не надо, но пьяный… Он превращался в грязного, разнузданного нелюдя.

– Вот-вот, и я также…

– О нет…

– Но все прошло. Меня теперь никто и ничто не заставит начать пить, не говоря уже о том, чтобы дышать какой-нибудь гадостью. Так что ты смело можешь выходить за меня замуж.

Но Леля ничего не ответила, потому что не слышала его последних слов. Ей показалось, что весь ужас детства и юности вновь вернулся. Еще год назад отец был жив, и они с матерью существовали на самом дне. Леля ни днем ни ночью не расставалась с ножом, боясь нападений пьяного отца. Лет с пятнадцати она боялась, что отец сделает с ней что-то непристойное, потому что улавливала в его пьяном мутном взгляде что-то такое похотливо-грязное. И она боялась, боялась, боялась!!! Ночью под подушку она клала нож, чтоб в случае чего защитить саму себя.

– Лель! Ты че не слышишь? Ау! – позвал ее Женя.

Она посмотрела на него взглядом, в котором ясно читались отчаяние и безысходность.

– Ты пойдешь за меня замуж? – в его глазах было столько нежности и любви, он держал ее за руку, и все Лелины страхи сразу отошли на второй план, стали не такими яркими.

– Что?

– Я просто не перенесу, если ты мне откажешь…

Леля с ответной нежностью посмотрела в его глаза. Если б он только знал, что она только и мечтала о том, чтобы посвятить ему жизнь! Она бы все для него делала! Она бы…

– Ну что же ты молчишь? Ты выйдешь за меня?

– Да! – выдохнула она, почувствовав, что сейчас расплачется от нахлынувших чувств.

Женя наклонился к ней и поцеловал ее в губы. От него исходил запах несвежего тела, губы его показались Леле мокрыми, и тут он ей засунул в рот язык.

– Ой! – Леля вскрикнула и оттолкнула его. – Что ты делаешь?

– А что такое?

Леля брезгливо вытерла губы и даже плюнула.

– Чего ты мне язык в рот… Это противно!

– Тебе не понравилось? Но ты привыкнешь. Просто ты еще не созрела…

Леля смотрела на Женю, не понимая, что с ней происходит. Этот запах от него, эти его тонкие мокрые губы – они такие неприятные… Как это раньше она не замечала? А на носу у него поры с черными точками… Что происходит? Эйфория любви сменилась замешательством.

Женя, все это время держащий ее за руку, уловил перемену в ней и выпустил ее руку из своей. Леля заметила, что он как-то весь сник, съежился. Если бы он настаивал, убеждал, но он вот так как-то сразу сдулся, будто из него силы вышли. И Леля испугалась, что та сказка, в которой она жила благодаря любви, уйдет, закончится, и все тогда. Никакой любви, ничего…

– Женя, я тебя обидела? – со всей страстью спросила она. У нее даже голос задрожал, а на глазах выступили слезы.

– Ой, Леля, что ты! – тут же отозвался Женя и обнял ее за плечи.

– Но мне показалось…

– Нам много чего кажется, – он смотрел на нее с такой нежностью, с такой признательностью, что в душу ее снова вернулось что-то такое теплое и родное.

Однако с того дня Леля уже не могла с полной уверенностью признаться себе, что действительно любит Женю. Сомнение в истинности ее чувств очень мучило ее. Ей хотелось любви, хотелось самой любить, но любит ли она Женю – неизвестно.

Его родители были интеллигентными людьми. Отец физик, мать библиотекарь. А Леля при первом же знакомстве с ними сразу поняла в кого Женя такой красивый, а в кого вонючий. Красивым он был в мать, а вот запах ему от отца достался. Тот тоже распространял вокруг себя облако далеко не благоухающих запахов. И как это с ним его жена живет? Леля уже представляла, что как только они поженятся с Женей, так она сразу же перестирает все его рубашки, а его самого заставит пользоваться дезодорантом.

Женина мама вежливо общалась с Лелей, но Леля чувствовала, что та с трудом переносит ее. Леля возле этой женщины вдруг почувствовала себя последней гадостью, которой брезгуют, воротят от нее нос, но ради приличия терпят, поджимая при этом тонкие губы. Леля еще никогда ничего подобно к себе ни от кого не испытывала. Наоборот, с самого детства, где бы она ни появилась, с кем бы ни общалась, всегда чувствовала к себе симпатию. Она с детского сада считала себя хорошей девочкой, в школе многие мамаши хотели, чтобы их сынки сидели за одной партой именно с ней. Особенно мамаши всяких обиженных и зашуганных мальчишек… А вот Жениной мамаше она чего-то не понравилась. Странно.

– Ой, удивила! – воскликнула на Лелины жалобы ее собственная мать. – Это ж будущая свекровь! Какая бы ты не была распрекрасная, все равно бы ей не угодила! Все свекрови ревнуют своих сыновей к невесткам.

– Но почему? Чего ей ревновать? Она ж не одна его растила, у нее муж есть. Это когда женщина одна растит сына, то у нее вся жизнь на нем сосредоточена, а так-то что?

– А ты не сравнивай сына и мужа. У всех женщин мужья на вторых ролях, а вот сын – это сын. За сына любая мать готова жизнь отдать, а вот за мужа вряд ли.

После свадьбы они поселились в квартире оставшейся Жене от бабушки и дедушки. Леля сразу же принялась стирать Женины рубашки, снабдила его дезодорантом, заставила новоиспеченного мужа каждый день принимать душ. Женя послушно выполнял ее просьбы. Но странное дело! От него все равно исходил неприятный запах. Леля недоумевала, как такое может быть? Ни дезодорант не помогал, ни частое мытье под душем. Что за напасть такая?

– Это мужик такой! – поделилась своими познаниями подруга Наташка, когда Леля рассказала ей обо всем этом. – Ничего тут поделать невозможно!

– Но как же так? – никак не могла успокоиться Леля. – Он так старается для меня! И моется, и дезодорантом мажется, и туалетной водой поливается, а все равно воняет, и не пойму откуда.

– Наверное, от него всего. Может, это его естественный запашок. Хотя… знаешь, если у него запоры… Он как в туалет ходит? Каждый день?

– Откуда я знаю?!

– Ну так узнай! Может ему слабительное нужно. Знаешь, когда прямая кишка забита каловыми массами, то у человека и изо рта, и отовсюду воняет.

– Так, ну все! Хватит! – возмутилась Леля. – И изо рта у него не воняет.

А еще Леля поняла, что совсем не склонна к интимной жизни с мужем. Ей было неприятно заниматься сексом, и это еще мягко сказано.

– Ты еще молодая, не созрела, – говорил ей Женя, но Леля не думала, что все дело только в ее неопытности и молодости. Она считала себя достаточно взрослым человеком. Да и вообще, она всегда, с самой ранней юности была уверенна, что ни опытность, ни зрелость не помогут, если нет любви. Конечно, можно знать технику секса, можно знать, как себя вести в постели, но нельзя заставить себя полюбить. Леля не сразу поняла, что не любит Женю. Уж слишком яркими, сильными были чувства к нему в начале их отношений, и она никак не могла поверить, что вся эта потрясающая красота ее любви, вовсе не любовь, а просто ошибка. И на окончательное понимание этого ей понадобилось целых четыре года. Она пыталась удержать очарование влюбленности, она искала во взгляде Жени, в его нежных словах доказательства любви. И в самой себе она искала те самые чувства, которые бы окрыляли ее, наполняли теплом, полной самоотдачей… Все было напрасно. Идеальный эльф, за которого принимала Женю Леля, просто не существовал. Эльф оказался скунсом. А точнее скунсом-ипохондриком, потому что как только начиналась осень и заканчивались работы в саду, он тут же принимался болеть. Даже не болеть, а чахнуть. То насморк к нему какой-то длительный прицепится, то тонзиллит хронический, то зуб от холодной воды ломит…

– Представляешь, – сообщил он как-то Леле в первый год супружества после очередного похода в поликлинику, – у меня в носу стрептококки, а в горле стафилококки.

Леля в это время сидела перед телевизором, с аппетитом ела картофельные драники с чесноком и чуть не подавилась, услышав про всех этих кокков.

– Откуда ты знаешь? – откашлявшись, спросила она.

– Мазки сдал.

– Фуууу! Какая гадость! И что делать?

– Вот, мне тут кучу лекарств выписали, антибиотики. Ты мне дашь денег?

– А куда я денусь? – но Леле не хотелось тратиться на безработного в холодное время года мужа.

– Слушай, – как-то не выдержала она, – мне кажется у тебя просто ипохондрия от безделья. Летом ты ведь ничем не болел. Думаю, это от того, что летом ты был занят делом, а зимой работы нет, и ты чахнешь. Может, тебе какую-нибудь работу на зиму найти? Будешь хоть на люди выходить, общаться, что-то делать.

– Нет, не поможет, – уверенно возразил Женя. – Я с детства вечно зимой болею. Как наступают холода, так и все…

В первый год их брака Леля усердно всю зиму пыталась вернуть мужу утраченный иммунитет. Травяные сборы давала ему, заставляла промывать нос и полоскать горло целебными отварами. Несколько месяцев подряд она неотступно лечила его, и это дало результат – Женя перестал болеть постоянными простудами.

– Мама, у меня не жена, а клад! – похвалился Женя в очередной приход его матери. – Она спасла меня от стафилококков и стрептококков!

Он оживленно рассказывал матери о Лелиных целебных отварах, о ее настойчивости:

– Я не знал, куда деться от ее приставаний, когда она заставляла меня по сто раз в день полоскать горло, а потом чувствую – мне становится все лучше и лучше! И я перестал болеть! Но я не поленился, сходил за направлением, сдал мазки, и у меня ничего не нашли! Ни-че-го! И это при том, что лечение прошло без антибиотиков! А ты знаешь, что у меня от антибиотиков потом дисбактериоз…

– Леля, дорогая, я хочу, чтобы ты еще ему и грибки на ногтях вылечила, – вдохновленная рассказом сына заявила свекровь. – Сейчас мазь продают, я тебе запишу ее название, так вот говорят – она очень хорошо помогает от ногтевого грибка.

Она смотрела при этом на Лелю синими глазами в обрамлении черных загнутых ресниц и была уверенна, что та так сильно любит ее сына, что готова на разные подвиги ради него. Например, такие, как борьба с напавшими на дорогого Женечку стрептококками-стафилококками и ногтевыми грибками. Леля глядела в ее красивые, такие же, как у Жени глаза, и недоумевала. Неужели эта тетка не понимает, что вся эта инфекционно-грибковая гадость просто омерзительна? Неужели она не понимает, что вырастила недоделанного, недолеченного сына, которого подсунула, спихнула со всеми его бяками ей, молодой и мечтающей о романтике девушке?

После ухода свекрови Леля не могла смотреть на Женю. Ей просто противно было на него смотреть. А тот под впечатлением материнских разговоров снял свои вонючие носки и продемонстрировал Леле изъеденные грибком ногти.

– Фу! – вскрикнула Леля. – Не суй мне свою гадость!

– У меня болезнь, а ты гадость… – обиженно сказал тот, а Леля посмотрела в его глаза, и ее покоробило от того, что эти глаза совсем такие же, как у его матери. Муж смотрел на нее глазами свекрови. Фу!

Никакие грибки Леля ему лечить не стала – это было уже выше ее сил. Она просто купила Жене мазь, тот положил ее в ящик стола и благополучно забыл о ней. Нет, сначала он, правда, пару раз помазал свои искореженные ногти, при этом он их ничем не заклеивал и каждый раз пачкал постель. Леля возмутилась, и он перестал лечиться. Сам он не в состоянии был позаботиться о себе, а Леля не находила в себе сил заниматься его отвратительными ногтями. Она чувствовала, что ее красивый муж становится для нее все отвратительней. Его красивая внешность больше не привлекала ее. Секс с ним вызывал в ней чувство гадливости. Но она почему-то терпела, чего-то ждала, на что-то надеялась, жалела его, цеплялась за иллюзию каких-то чувств и удивлялась, что сам Женя совершенно ничего не замечает и уверен, что у них все хорошо. И когда она все-таки через четыре года их брака ушла от него, он долго потом надоедал ей своими просьбами вернуться к нему: «ведь они же так замечательно жили вместе!»

Вздохнув, Леля украдкой, скосив глаза, посмотрела на окна соседнего дома на девятом этаже. Мужчины там уже не было. Леля расслабилась и тут же с досадой подумала, что снова она на какого-то красавца запала. А ведь никто не знает, что там скрывается за этой красивой оболочкой. Никто не знает, что у него за душой. Хотя, зачем ей все это? Одно напряжение от этих мужчин. Вот ушел он со своей лоджии, и она сразу расслабилась и может спокойно любоваться закатом. Красота! Фантастическое зрелище! И никто у нее этого не отнимет.

Перед сном, уже лежа в постели, и погружаясь в сладостное оцепенение, она почувствовала, что к ней приближается что-то блаженное, такое, чего она хочет больше всего на свете. Но что это? Чего она так сильно жаждет? Любви? Любви – да, но это желание все же вторично, а больше всего ей хотелось увидеть, познать, принять ту фантастическую Истину, которая ТО САМОЕ, САМОЕ ТО. Она всегда, с самого рождения ощущала, что вся жизнь земная, это что-то НЕ ТО. Вот НЕ ТО и все тут. Какая-то компьютерная игра, у которой есть свой конец. Но ведь есть же что-то другое, есть что-то бесконечное и более осмысленное, чем все тут на земле! И вот это самое БЕСКОНЕЧНОЕ и ОСМЫСЛЕННОЕ она и хотела познать. Может быть, это Бог, Высший Разум, Сверхсмысл – она не знала точно. Но как это познать? Как быть с ТЕМ САМЫМ, которое ей всего дороже? Неизвестно.

Ей вспомнились слова священника из утренней проповеди о том, что всем кругом надо помогать. И она подумала, что раз уж она появилась в этом ненастоящем мире, то свое появление оправдает хотя бы тем, что будет всем помогать.

Добренькая, или Замаскированный урод

Подняться наверх