Читать книгу Добренькая, или Замаскированный урод - Ольга Александровна Никулина - Страница 4

Глава 4

Оглавление

Похолодание все никак не отступало. Уже июнь начался, а ощущение было такое, будто на дворе осень. По серому небу быстро летели мрачные облака. Моросил дождь, холодный ветер пронизывал насквозь. Возвращаясь после утренней смены домой, Леля чувствовала, как порывы ветра продувают ее тоненький плащ. Она тщетно старалась спрятаться от ветра и дождя под зонтом. Что же она так легко оделась? Но кто мог подумать, что поднимется такой сильный ветер и пойдет дождь? Противная промозглая погода.

На лавке в сквере в промокшей насквозь рубашке сидел плотный парень и, обхватив себя руками, дрожал от холода. Спешившая домой в тепло Леля, все же замедлила шаг, приглядываясь к сидящему. Парню было лет тридцать – тридцать пять. Рубашка и брюки сильно изношенные. Бомж? Но от него не было характерного запаха. Парня трясло так, что скамейка дрожала под его телом. Он смотрел перед собой совершенно трезвыми, гноящимися глазами. Бедный, да у него уже воспаление какое-то внутри началось, раз глаза загноились! На улице семь градусов тепла, дождь, а он сидит тут в одной тонкой рубашечке.

– Что случилось? Почему вы тут сидите и мерзнете? – Леля спросила, чувствуя, что совершенно не в состоянии выносить страданий этого человека. Хотелось срочно как-то помочь ему, чтобы он согрелся, обрел приют.

– Д-девушка, ид-дите, и-дит-те… – махнул дрожащей рукой парень.

– А чего вы тут трясетесь? Почему домой не идете? – разве могла Леля спокойно идти мимо, когда тут такое. Да у него зуб на зуб не попадает! – Где вы живете? Вам помочь дойти? Может, позвонить родственникам?

– Н-не… – мотнул он отрицательно головой.

– Но как же? Хоть бы в магазин зашли, там тепло и сухо.

– Н-не м-мог-гу. Н-ног-ги от-тказ-зали…

– Ноги отказали? Какой ужас! Может вам скорую помощь вызвать?

– Д-да! С-кор-рую.

Леля тут же вытащила телефон и вызвала скорую помощь. А пока ждала ее, отдала свой зонт несчастному парню и сбегала в близлежащий ларек, купила там горячий чай и пирожок. Промерзший парень жадно стал пить горячий крепкий чай, не забывая при этом и про пирожок. Леля, пока он ел, самоотверженно держала над ним зонт.

– Д-девушка, с-спасиб-бо вам…– поблагодарил он Лелю. – Все м-мимо меня ш-шли, а в-вы ос-становились…

Леля же, пока держала над ним зонт, пристально разглядывала его. Плотный. Явно никогда не голодал. Нос приплюснутый, с горбинкой, наверное, был сломан когда-то. Волосы светло-русые. Телосложение крепкое. Красивый мужик, но явно что-то не так. Леля это «не так» чувствовала всем своим существом. Парень сейчас был трезв, но что-то говорило Леле, что он все-таки частенько злоупотребляет спиртным. Она не могла объяснить себе, почему считает его алкоголиком, но все ее нутро чувствовало это и отторгало этого парня. Может быть, из-за пьянства и ноги у него отказали. У алкоголиков такое бывает.

На дороге показалась машина скорой помощи, и Леля, оставив зонт парню, побежала встречать ее. Машина подъехала прямо к лавке больного и оттуда вышли те самые парни-врачи, которые совсем недавно забирали бомжа у гаражей. Леля сделала вид, что видит их впервые.

– У него ноги отказали, – сообщила она медикам. – Он совсем замерз, а уйти не может.

Врач, у которого была на носу бородавка, надел резиновые перчатки, осмотрел больного.

– Встать сможешь? До машины доковыляешь? Или носилки нужны? – спросил он у парня.

Леля уже хотела ответить за больного, что он не дойдет, что ему нужны носилки, но парень опередил ее:

– Н-не, я с-сам д-дойду!

Медики с двух сторон помогли встать больному, а потом повели его к машине, до которой и было-то всего два шага. Леля с изумлением увидела, как парень довольно живенько сделал эти два шага, а потом поднял ногу, тоже довольно резво, и залез в машину. Леля даже засомневалась, что у него ноги отказали. Неужели наврал? Но все равно больной он весь, глаза гноятся…

Медики, видимо, тоже заподозрили парня в обмане.

– Ты где живешь? По какому адресу? – спросил его медик без бородавки.

– Нигде, – отозвался больной, – я на улице живу.

– Понятно, – сердито кивнул тот, что с бородавкой и посмотрел на Лелю. – А я узнал вас. Вы прямо мать Тереза для бичей. Но говорю вам снова: пройдет дня два, и не удивляйтесь, если снова увидите этого бича на этой же лавке.

Леля виновато опустила глаза. А врач с бородавкой, уже залезая в скорую, обернулся и в упор спросил ее:

– У вас, наверняка, и мужа-то нет?

– Почему это? – возмутилась Леля. – Есть.

– Тогда лучше о нем позаботьтесь, а не об этих… А то сбежит от вас муж-то. Зачем вам бомжи? Это опустившиеся люди. Вы не поможете им – только время потратите. Наркологи и те не могут вылечить их, а вы кто такая? Лучше себе помогите. Другим помогаете, а на вас самой одежда болтается, лицо бледное. Сейчас столько косметики, блеск для губ… Честно скажу вам, мужики таких тощеньких и бледненьких не любят… А с бичами завязывайте. Еще какую заразу подцепите от них.

– Что ж теперь не помогать людям?! Мимо проходить?! Это же равнодушие! – Леля была задета, оскорблена словами врача, выставившего ее какой-то дурой, а ведь на самом деле она просто добрая!

– Помогать надо. Не спорю. Но вы не тот человек, который может помочь. Вам самой помощь нужна. У вас на лбу написано, что вы несчастны, а несчастный не может помочь другому несчастному. Займитесь собой, станьте счастливой, и тогда и другим сможете помочь. Я вижу, что вы цепляетесь за всех этих отверженных, как за спасательный круг, потому что если у вас это отнять, то ничего значимого в вашей жизни больше не останется. Вы пусты.

Врач еще раз с иронией взглянул на нее, а потом исчез в недрах скорой. Машина тронулась с места, а Леля смотрела ей вслед и чувствовала комок в горле. Только не плакать! Только не плакать! Но слезы уже подступили к горлу, перекрыли дыхание. Какое там не плакать! Горькое неумолимое рыдание уже рвалось из ее груди. Она прикрылась зонтом от нескромных взглядов редких прохожих и пошла, почти побежала домой, глотая слезы, подвывая от рыданий, душивших ее. Дождь и слезы – одна сплошная влага кругом и боль, и горечь – все это переполняло ее душу, заставляло жалеть саму себя. Неужели так видно со стороны, что она не замужем, что она одинока, что несчастна? Как этот врач узнал о ее несчастье, неприкаянности, потерянности? Как он уловил ее несуразную суть? Хотя, если честно, Леля ведь давно уже поняла о себе, что вся ее нормальность и благополучность только ширма. Давно уже не была она ни нормальной, ни благополучной. Она одна из лузеров, которых когда-то опекала в школе, одна из несчастненьких, которым всегда помогала. Но ей, ей никто и никогда не помогал! Почему так? Почему только она одна утешала всех словом, делом, а как же она сама? Почему никто никогда не видел, что ей плохо? Ни подруга Наташка, ни мама родная – никто никогда не понимал ее мук и страданий. Только она вечно всех выслушивала, утешала, давала вдохновляющие советы. А ей-то что ж никто не помогал никогда? Неужели теперь и со стороны видно, что она совсем уж одинока и неприкаянна? Неужели это так заметно?

Прохожие шарахались, увидев ее искаженное рыданием лицо, и Леле это было непонятно. Если бы она увидела кого-то плачущим, то кинулась бы на помощь, спросила бы, что случилось, чем можно помочь, а эти люди только шарахаются от нее, когда ей так плохо и одиноко. Ну хоть бы кто помог!

– Девушка, что с вами? – услышала она над ухом мужской голос. Какой-то дед решил помочь ей, но Леля дернулась от него в сторону, не желая никого видеть и слышать. Наверное, она сама виновата, что так одинока, потому что всегда, когда ей плохо, предпочитает забиться куда-нибудь и в одиночестве переживать свое горе. Так чего ж ей пенять на людскую черствость по отношению к себе самой? Никому не открывается, никого не впускает к себе в душу! Сама, все сама… Она же нормальная, не лузер какой… Хотя именно она и есть настоящий лузер по жизни…

Дома Леля упала в бессилии на кровать и долго рыдала, не в силах унять жалость к самой себе. Вся ее жизнь вставала перед ее глазами, и ничего не было в этой жизни стоящего. Ничего. Даже ее доброта, которой она так гордилась, и на что единственное опиралась, оказалась чем-то постыдным и ненужным. «Вы не тот человек, который может помочь. Вам самой нужна помощь», – вспоминала она слова врача. И ведь он прав! Он действительно прав! Она помогала другим, потому что видела в них саму себя, их боль была ее болью. И она помогала, пытаясь через других помочь самой себе. Но все эти попытки оказались тщетными. Ни себе не помогла, ни другим. Только голуби да воробьи на ее харчах год от года обильно размножаются и свой выводок приводят на знакомую помойку, где Леля и подобные ей тетки скармливают им килограммы круп и десятки буханок хлеба… Только вот если бы она перестала их всех кормить, то они и так не пропали бы, и даже, может, и стройнее стали, а то отираются на помойке такие все отяжелевшие, раскормленные, а она сама тощая, плащ болтается…

От новой волны жалости к себе Леля снова разрыдалась. И что она за человек такой? Что за человек? Почему все люди, как люди, а она какая-то вся не такая. Одним словом – дура.

Провалявшись до вечера на кровати, Леля, наконец, встала, поела без аппетита и вышла на лоджию. Окна светловолосого все так же были плотно закрыты. Она долго стояла и смотрела вдаль между домами на простирающиеся почти до горизонта степи, испещренные оврагами и холмами. Небо было все таким же серым и низким, иногда начинал накрапывать дождь. Ветер трепал Леле волосы, а она, ежась под его порывами, долго-долго смотрела на горизонт и постепенно успокаивалась. Слова врача уже не казались ей такими уж жесткими и правдивыми. Получалось, если верить ему, что никому помогать не надо, если тебе плохо самому. Но ведь она многие годы влачит одинокое существование, но именно это одиночество, именно переживания и помогают ей лучше понимать других людей. Если бы у нее были благополучное детство и юность без пьяных воплей отца и истерических доказываний своей правоты матери, то она бы никогда не узнала, как человек может переживать, страдать. Ну и конечно, самое главное, мама всегда ее учила помогать людям, сострадать им. И Леля была уверена, что это очень правильно. Людям всегда и везде надо помогать. Даже если сама ты несчастна. Вот только почему же так получается, что ей самой никогда не везло на добрых людей? Такое ощущение, что вокруг не люди, а стены. Или это она их так воспринимает? Ну а мужчины? Почему ей всегда попадались какие-то черствые, не понимающие ее душевных мук парни? Почему так? Что муж, что другие мужчины. Все они были какие-то типичные потребители со слабенькими душами. Их невозможно было уважать, на них нельзя было положиться, и их постоянно нужно было опекать, помогать им, вдохновлять…

Наверное, она сама привлекает к себе таких людей. Они чувствуют ее доброту, чувствуют, что она может поддержать и начинают опираться на нее, но она сама нуждается в опоре! Ей самой нужен сильный человек рядом. Но только такого она никогда не встречала. Одни слабенькие, ждущие поддержки мужики, да и то в далеком прошлом. Сколько лет она ни с кем не встречается? Лет семь, не меньше.

Леля снова посмотрела на окна светловолосого. Там было по-прежнему глухо, без всяких признаков жизни. Ну и ладно. Вздохнув, она зашла в тепло комнаты и стала готовиться ко сну.

На следующий день, идя на работу во вторую смену, Леля увидела у магазина смущенную старушку, протягивающую очень робко руку за подаянием. Молодые веселые и очень довольные собой парни, не замечая бабушку, оттеснили ее к стене и зашли в двери магазина, откуда тут же вышли симпатичные девочки-подростки. Последние тоже не заметили бабушку. А Леля еще издали заприметила робкую сутулую фигурку и тут же преисполнилась жалости. Она подходила все ближе к магазину и не сводила глаз с жалкой старческой фигурки. Мамы с колясками, мужчины и женщины – все шли по своим делам, и никто не замечал робкой протянутой руки старушки. Леля подумала, что старушка тоже не очень-то правильно просит. Разве так надо просить? Надо лезть всем на глаза, энергично совать руку всем под нос, а не так робко, что и не поймешь, просишь ты что-то или просто стоишь. Хотя вот она, Леля, почему-то все-таки заметила эту бабушку. Что ж другие-то не видят? Слепые что ли?

Леля вытащила кошелек и ринулась решительно к несчастненькой хрупкой старушке.

– Вот возьмите, пожалуйста! – протянула она в костлявую сморщенную ладонь сторублевку.

– Ой! Миленькая! – озарилось доброе лицо старушки радостью. – Вот спасибо! – бабушка вдруг поцеловала денежку, потом прижала ее к груди. – Спасибо! Вы такая добрая!

Леля от этих благодарных слов, хоть и почувствовала радость, но в то же время смутилась. Разве это помощь? Подумаешь, сторублевка! Бабушке этой нужно гораздо больше – уход, питание, врачебная помощь. Сунуть деньги – это самое легкое, это все равно, что отмахнуться. Правда, и этого почему-то кроме нее никто не сделал.

– Я вас еще издали увидела, как вы просить пытаетесь, а сами стесняетесь, – с доброй улыбкой сказала Леля. – Вам не надо стесняться просить. Добрых людей очень много. Энергичнее руку поднимайте за подаянием, а то непонятно, просите вы или просто стоите тут.

– Спасибо! Спасибо, миленькая! Вы тут самая добрая! Но у меня, вообще-то, пенсия, просто я только что из больницы. Все деньги на лекарства ушли. Я вон там живу, за мостом через овраг. Все утро по этому мосту шла сюда, чтоб рядом с домом не просить. Стыдно мне… Здесь знакомых нет, вот я и…

Леля посмотрела на время – ей уже нужно было бежать в садик. Она на прощанье еще раз улыбнулась старушке:

– Если нужна помощь, всегда нужно просить! Только энергичнее, чтоб было понятно, что вы просите! – она повернулась, чтоб уйти, а старушка только и повторяла:

– Спасибо, миленькая! Спасибо!

Леля прибежала на работу вовремя. Дети как раз сидели за столами и ели щи. Ее всегда забавляло, как они едят. Сидят такие сосредоточенные со своими ложками, с которых свисает капуста или вермишель. И почему им нравится, когда с ложки что-то свисает? Взрослые едят и едят, а эти дурачки играются. Пока едят, наиграются вдоволь. Не все, правда, играют с едой. Но очень многие. Некоторые, вон с каким аппетитом лопают – им не до игр. А плохие едоки вечно играть начинают.

Настроение у Лели после встречи с бабушкой было замечательным. Правда, немного беспокойство мучило за старушку, вдруг ей больше никто ничего не подаст? Может быть, надо было спросить, где она живет, чтоб ей еду носить или еще как-то помогать?

Когда дети улеглись спать, а сменщица вышла в соседнюю группу, Леля задумалась о своих словах, сказанных сегодня бабушке о том, что если хочешь, чтоб тебе помогали, то просить надо энергичнее. Ведь если тебе плохо, и ты нуждаешься, то как люди узнают об этом, если ты будешь скромно жаться где-то по углам? Но сама Леля никогда никого ни о чем не просила. Бабушке совет дала, но сама-то ведь так никогда не поступала. Хотя о чем ей просить? И кого? Она сыта, имеет работу, живет в уютной квартирке, а то, что одинока, то разве это повод обращаться к кому-то за помощью? Не будешь же кидаться к понравившемуся мужчине и просить его, чтоб он одарил любовью! Еще в психушку упекут…

После тихого часа на Лелю нашло вдохновение. На улице моросил дождь, и она организовала подвижные игры прямо в группе.

– Детки, садимся в паровозик! Все садимся в паровозик! – Леля поставила стульчики друг за другом в длинный ряд, чтобы получилось подобие поезда. – Сейчас мы с вами поедем по разным сказкам!

Дети, предчувствуя нечто интересненькое, быстренько уселись в импровизированный поезд.

– Внимание! Въезжаем в сказочный лес! Смотрите, как тут красиво! Какие большие и яркие цветы! Какие огромные деревья! А вот и избушка на курьих ножках! Вон в окошко на нас Баба Яга смотрит! Скорее все вылезайте, будем с ней играть!

Дети весело повскакали со стульчиков, а Леля притворилась спящей Бабой Ягой. Уселась на коврик, глаза закрыла, а дети всей гурьбой на цыпочках стали приближаться к ней и шептать:

– Баба Ягошка, выгляни в окошко! Баба Ягошка, выгляни в окошко! – сначала шепотом, потом в голос начали звать ее дети. – Баба Ягошка! Выгляни в окошко!

Леля притворялась, что просыпается – шевелилась, потягивалась, зевала, и тогда дети врассыпную с воплями начинали удирать, но она притворялась, что опять спит. Дети снова приближались. Но вот она вскакивала и начинала их ловить по-настоящему. Шум и гам стояли невообразимые. Кажется, она и вправду напоминала детям Бабу Ягу, потому что те уносились от нее, хоть и со смехом, но на лицах их читался восторженный страх.

Леля чувствовала воодушевление и полностью отдавалась игре. Она снова усаживала детей в «поезд», на котором они «ехали» в следующую сказку, где играли в жмурки или прятки с другими сказочными персонажами.

Раскрасневшиеся, с горящими глазами дети были в восторге. А когда начали приходить родители, то детки не хотели уходить домой. С удовлетворением Леля замечала, что даже самые стеснительные и робкие дети носились наравне с озорниками. Даже Дима Гобин, который долгое время был довольно закрытым ребенком, гонялся сейчас со всеми. Леле это очень нравилось. Ей нравилось, когда в ее группе всем детям хорошо, когда все веселы, общительны, и раскрепощены. Зажатые, зашуганные дети вызывали в ней сострадание, и она чувствовала удовлетворение, когда ей удавалось раскрепостить, освободить ребенка от всех сковывающих его зажатостей.

И сейчас, играя с детьми, она незаметно наблюдала за ними. Все были вовлечены в игру, все были довольны. И Леша из неблагополучной семьи разыгрался, бегал веселый со всеми, правда, глаза его время от времени сильно моргали, будто напоминая, что вот, хоть он и веселиться тут, но не все в его жизни гладко.

– Ольга Сергеевна! Неужели это мой Дима? – удивилась мама Димы Гобина, когда пришла его забирать. – Да он к воспитательницам сроду не подходил, а на вас просто виснет и не стесняется совершенно! Глазам своим не верю!

– Мама! Можно я еще чуть-чуть поиграю! – с восторгом запрыгал некогда стеснительный Дима возле мамы. – Ольга Сергеевна нас еще в теремок свозить обещала!

– Иди, детка! – разрешила мама, глядя, как ее ребенок, весело подпрыгивая, побежал играть дальше. – Нет, это чудо какое-то! Ольга Сергеевна, вы – чудо! Это уже третий садик, который мы сменили, но такого нигде не было!

Леля с благодарной улыбкой посмотрела на маму Димы. Ей так нужны были сейчас такие вот слова признания и одобрения! Так приятно было осознавать, что именно в ее садике, именно у нее в группе этот мальчик, наконец, раскрепостился.

Добренькая, или Замаскированный урод

Подняться наверх