Читать книгу Выдумщики. Не обязательно владеть магией, чтобы быть волшебником - Ольга Ананьева - Страница 3

Карлош Плюш, как он представился позднее, часто позволял себе летать со своим зонтиком, когда шел сильный дождь и прохожие, приподняв воротники, бежали по мокрым улицам. Он мог сидеть на крыше достопримечательного дома в Лондоне, бродить по улочкам Греции, поражаться ярким зданиям Амстердама, парить над предрождественской Финляндией. Вверх, вниз, влево. Ему нравилось смотреть на города с разных точек видимости.

Одет он был, конечно, слегка экстравагантно – синий пиджак с множеством карманов, синие брюки, белая рубашка в голубую клетку, черный цилиндр. На правом плече у него висел кожаный коричневый портфель, а через левое плечо был перекинут небольшой клетчатый рюкзак, из которого торчала лейка. Но в то же время в его одежде, несмотря на ее многоцветность, угадывалась строгость. Хотя кто обратит внимание на то, как одет человек, если он летит по небу, держась за ручку летающего зонта?

Все люди внизу были такими важными, но многие из них даже не представляли, что за ними подсматривает этот странный человек. На его элегантном головном уборе на мгновение появилась белка, а потом юркнула обратно в какую-то дырочку в цилиндре. Конечно, логично предположить, что Карлош Плюш был настоящим волшебником – я думаю, дело в белке. А если серьезно, то обычные зонтики вряд ли ни с того ни с сего могут поднять с земли обычных людей, а обычные люди на ходу вряд ли могут взять обычный зонтик и подняться с его помощью с земли и летать по городу среди бела дня.

Некоторые из прохожих внизу останавливались и, задрав головы, смотрели на Карлоша. Дети при виде него совершенно не удивлялись, а некоторые взрослые просто не могли поверить своим глазам. Но были и те, кто совсем его не видел, даже если им случалось в упор взглянуть на то место, где пролетал человек с зонтом: есть люди, которые не могут разглядеть чудо даже в непосредственной близости от своего носа. А другие видели его, но принимали за ворону или воздушного змея: есть люди, которые любому волшебству найдут логическое объяснение, даже самое нелогичное.

Ветер сильно бил его в лицо, но Карлош, всё так же посвистывая и пугая голубей, подлетел к дому одного из мальчиков, за жизнью которого он наблюдал в последнее время (видимо, так было нужно, ведь любой уважающий себя волшебник всегда выступает покровителем детей). По пути он снизился, чтобы подобрать с земли кленовый лист, и чуть не сбил с ног напыщенного мужчину, разинувшего рот при его появлении.

– Вы сейчас забавно выглядите, – заметил Карлош, описывая в воздухе живописный пируэт.

Пролетев несколько метров вверх, Карлош Плюш заглядывал в окна (что ему, должно быть, всегда нравилось), не забывая доставать из карманов пиджака и оставлять на некоторых подоконниках по маленькой кукле. Так он то ли хотел порадовать маленьких хозяек этих окон, то ли пытался запомнить дорогу до определенного окна. Наконец он добрался-таки до нужного этажа.

Теплым осенним вечером в этой маленькой комнате горел свет. Мальчик по имени Коля, живущий здесь, дремал на своей кровати. Карлош аккуратно присел на скользкий подоконник, заранее попросив прощения у своего замечательного синего пиджака и не менее замечательных синих брюк. Просунув руку в один из многочисленных карманов, он вынул оттуда горсть арбузных семечек и бросил их в картонный скворечник на окне, сделанный из упаковки из-под кефира.

Карлош осторожно посмотрел в щель между занавесками. Волшебник искренне надеялся, что никто и никогда не застукает его в таком положении, и поэтому старался не издавать ни малейшего шороха. Да к тому же не хотел будить мальчика, ведь любой мальчик, даже самый смелый, испугается, если увидит, что за его окном сидит себе волшебник.

Коля пошевелился. Карлош вздрогнул так, что довольно-таки больно ударился локтем. Он хотел уже обреченно выйти из своего укрытия, но понял, что мальчик не видел того, кто летает по небу – он видел сон. Наверное, ему снилось что-то волшебное и удивительное, что обычно и снится детям его возраста. Какое же это прекрасное время – детство.

«Это очень интересно», – подумал Карлош. Что казалось ему интересным? Пожалуй, это известно только ему самому. Свободной рукой он опять залез в карман, вытащил оттуда потрепанный блокнот и открыл его. Но сообразил, что не сможет достать ручку, ведь все руки уже заняты, а даже если сможет, то у него не получится ничего записать в блокнот.

Мальчик Коля спал на неразобранной кровати: он случайно заснул спустя некоторое время после возвращения из школы. Просто Коля устал после сдвоенного урока физкультуры, да и к тому же плохо спал прошлой ночью, потому что плохо спала его годовалая сестренка Катюша, кроватка которой пока стояла в комнате родителей.

А за окном волшебник, уронив наконец блокнот, спустился за ним вниз; пока он летел, оставил еще несколько игрушек на подоконниках детей: мягкого жирафа, деревянную машинку и пачку отлично наточенных цветных карандашей. Он вовремя вспомнил про окно одной милой пожилой пары и решил оставить на их подоконнике пачку печенья, но обнаружил, что этот подоконник был весь заставлен кормушками для птиц; тогда ему пришлось бросить печенье прямо в открытую форточку. Старушка, которая в этот момент как раз вязала на кухне под телевизор, посмотрела на печенье, на форточку и снова на печенье, а потом заметила Карлоша и помахала ему рукой.

– Волшебники сегодня летают достаточно часто, – проворчал ее муж, сидящий в кресле с газетой.

И ничего удивительного не было в том, что пока волшебник проделывал все эти манипуляции, его заметили ещё в нескольких окнах: брат с сестрой из одного окна тоже помахали волшебнику, а тот подмигнул им; женщина в домашнем халате из другого окна, суетящаяся на кухне, подняла голову и улыбнулась Карлошу. Но не во всех окнах его замечали, не во всех видели, даже если он пролетал совсем близко.

Карлош вновь вернулся к окну Коли.

– Это очень интересно, очень интересно… – пробормотал волшебник, роясь в своем рюкзаке. – Минуточку, а где мой блокнот?

Сообразив, что забыл поднять его с земли, он вновь спустился вниз, затем опять вернулся к окну Коли. Он подбрасывал в дома все новые игрушки, а в кормушки птиц кидал арбузные семечки. Кроме того, когда он пролетал мимо окон, цветы в горшках, стоящие на подоконниках, становились свежее и ярче, а подгнившие листья вмиг зеленели. Затем Карлош осторожно подлетел к балкону Колиной квартиры – балкон вел на кухню. Сейчас там никого не было. Карлош Плюш свободной рукой раскрыл свой кожаный коричневый портфель и подставил его к открытому на балконе окну.

И тут из его портфеля вылетели необычные создания. Они были похожи на людей, но совсем маленькие – размером, наверное, с ладонь. У этих человечков были тонкие черты лица, разноцветные волосы, а главное – полупрозрачные блестящие крылышки, как у стрекозы. И они все светились – так что на кухне не пришлось бы включать свет. Одежда на них была простая и воздушная – платья светлых тонов у девочек и белые рубашки у мальчиков. И все эти неожиданные гости, все феечки и эльфы (а это были, конечно, феечки и эльфы) ловко спускались с подоконника по спинке стула. Эльфы отличались от феечек тем, что у них не было крыльев – вместо крыльев они могли похвастаться прекрасными длинными заостренными ушами. Несмотря на разноцветные волосы, внезапные посетители Колиной кухни вовсе не напоминали пестрых волшебных существ из мультфильмов, да и волосы у них были бледных оттенков.

Оказавшись на кухне, эльфы и феечки мигом двинулись кто куда: одни принялись рассматривать посуду, другие рассматривали горшки с цветами, а пухленький эльф с веснушками и салатовыми волосами полез в сахарницу.

– Добрый вечер, – сказала розоволосая феечка эльфу с золотистыми волосами, – не считаете ли, что погода сегодня была просто прекрасной?

– Полностью с вами согласен, – ответил ей эльф с золотистыми волосами, – я нахожу её невероятно прекрасной.

– Можно потише разговаривать о погоде? – пробурчал Карлош. – Могут услышать в любой момент. Марисоль, Маргарита, Сюзанна, пожалуйста, идите в комнату мальчика направо по коридору. Артур, слева комната родителей. Лилия и Роза, комната бабушки с дедушкой третья по коридору. И вытащите кто-нибудь Августа из сахарницы.

Розоволосая Марисоль и несколько других феечек полетели в коридор. По столу деловито пошлепал эльф с золотистыми волосами Артур. Август, высунувшись из сахарницы, обмочил обе перепачканные в сахаре руки в чашке с остывшим чаем. Песчинки сахара с его рук, попав в чай, тут же превратились в маленьких рыбок. Рыбки радостно запрыгали в чашке. Август испуганно оглянулся и посмотрел, заметил ли это сидящий на подоконнике Карлош Плюш. Нет, волшебник этого не видел: Карлош, сузив глаза, пытался рассмотреть семейные фотографии на стене. Август робко протянул руки Артуру.

Пока другие феечки и эльфы караулили комнаты родителей и бабушки с дедушкой, а Артур, пыхтя, вытягивал Августа из сахарницы, Марисоль и ее подруги вернулись из комнаты Коли. В руках они держали школьный дневник, альбом для рисования и какие-то тетрадки. Карлош принял всё это из рук своих помощников и некоторое время молча рассматривал.

– Отлично, – пробормотал он, пролистывая тетрадки и альбом, – просто отлично. Спасибо. Можете отнести это обратно. И можно там потише вытягивать Августа из сахарницы?

Артур, наполовину уже вытащивший Августа из сахарного плена, замер.

Марисоль, Сюзанна, Маргарита, Артур с Августом, Лилия, Роза и другие помощники волшебника приносили ему все новые тетрадки, учебники и старые детские рисунки из комнаты мальчика. А Карлош Плюш, внимательно изучив все это, быстро записывал что-то в своем блокноте. Так продолжалось некоторое время, пока в коридоре не раздался шорох и кто-то не включил свет.

Эльфы и маленькие феи мигом метнулись к Карлошу и запрыгнули кто в его прекрасный кожаный портфель, кто в черный цилиндр, а кто не успел, тот запрыгнул на плечи. Волшебник заметил на столе чашку с рыбками, вздохнул и, проворчав что-то похожее на: «В следующий раз я возьму с собой гномов», схватил её. Всё это произошло в считанные секунды, но бабушка, вышедшая в коридор, успела заметить на полу дорожку из сахара и Колин школьный дневник.

Она, конечно, решила, что сахар рассыпал дед, а дневник выпал из портфеля. Наутро, разумеется, никто не заметит пропажи одной чашки. И никто не обратит внимание на то, что она на следующий день таинственным образом окажется на своем месте как ни в чем не бывало. Так думал волшебник Карлош Плюш, сидящий на подоконнике в чужой квартире и держащий в руках свой портфель, цилиндр и чашку с рыбками.

Пока волшебные существа прятались, кто-то из них или же сам Карлош задел летающий зонт. И зонт соскользнул с подоконника и упал вниз. Но вместо того, чтобы упасть на землю, зонт был подхвачен почти у самой земли чьей-то рукой в черном пиджаке.

– Ну, здравствуй, мой друг, – сказал Бирмингем Тадеуш Карнавальский, подлетев к Карлошу Плюшу и замерев в воздухе напротив него, – пожалуй, я сегодня вовремя?

– Спасибо, друг.

Бирмингем Тадеуш Карнавальский, разумеется, тоже был волшебником – и не только потому, что сейчас находился в воздухе напротив Карлоша Плюша. Но он прилетел сюда не с помощью зонта, а сидя в летающих санях алого цвета, в которые были запряжены три оленя. Хотя летающий зонт у него тоже был – он лежал рядом с ним на сиденье рядом с цилиндром. Зонт был зеленого цвета, поменьше, чем у Карлоша, и с другой ручкой. И цилиндр Бирмингема тоже был меньше, а вместо портфеля у него был черный дипломат. В целом друг Карлоша выглядел более утонченно, чем сам Карлош. Оказывается, волшебники тоже могут быть разными людьми.

– Не рано ли для саней с оленями? – негромко спросил Карлош, усаживаясь рядом с Бирмингемом.

Кролик, сидящий на коленях Бирмингема, не переставал шевелить носом, повернувшись в сторону новоприбывшего волшебника. А на заднем сидении лежал трехцветный кот с зелеными глазами и спокойно смотрел на Карлоша. Волшебники обожали животных. Бирмингем хотел было ответить, но в кухню зашла бабушка Коли. Волшебники притихли, а феечки и эльфы, высунувшиеся было из коричневого кожаного портфеля, залезли обратно.

Но бабушка не заметила волшебников (и оленей) за окном.

Взяв из рук Карлоша чашку с рыбками, Бирмингем сказал:

– Ух ты, карликовые бычки. Но надо вернуть их обратно в Тихий океан, в чашке они ведь не выживут. А откуда они здесь, кстати? Магия эльфов?

– Угадал. Август.

Бирмингем и Карлош посмотрели в сторону окон Колиной квартиры.

– Ты нашел то, что искал? – спросил Бирмингем.

– Посмотрим, – улыбнулся Карлош.

– Как зовут мальчика?

– Николай Рождествин. Ему двенадцать лет, он в шестом классе.

– Кто, кстати, рассыпал сахар? – поинтересовался Бирмингем, наблюдая за Колиной бабушкой.

– Август.

– Ясно. Ладно, о мальчике подумаем потом, у нас есть еще одно дело. Мы с тобой дежурные сегодня, ты не забыл? – шепотом произнес Бирмингем и убрал покрывало, закрывавшее что-то большое на заднем сиденье.

Стало ясно, что ему не терпелось показать Карлошу то, что он вез с собой, и он, чтобы растянуть удовольствие, долго оттягивал эту возможность насладиться реакцией другого волшебника.

Это был мешок, полный маленьких, на вид вырезанных из желтого картона звезд, покрытых блестками. Хотя вряд ли эти звезды на самом деле были сделаны из картона и покрыты блестками.

– Они прекрасны, – восхитился Карлош Плюш.

– Да. Просто восторг, невероятное восхищение, – сказал Бирмингем Тадеуш Карнавальский. Надо сказать, что у Бирмингема была такая особенность речи, что он все слова произносил с обыденной интонацией, без каких-либо эмоций в голосе, так что фраза «просто восторг, невероятное восхищение» в его устах звучала так же, как «я сварил на завтрак овсяную кашу». Так же без эмоций звучали и его расспросы – например, про рыбок. Карлош Плюш уже привык к этой особенности своего друга, а раньше он не мог сдержать улыбки.

– Не могу сдержать волнение. Весь трепещу прям, – продолжил Бирмингем.

– Это оставшиеся? – спросил Карлош.

– Да, остальные уже разнесли другие дежурные волшебники по всему земному шару.

– Сделаем это прям здесь? – предложил Карлош.

– Почему бы и нет, – пожал плечами Бирмингем.

Они отлетели на некоторое расстояние от дома и полностью раскрыли мешок. И в тот же момент сотни ярких сверкающих огней вылетели оттуда. Они застыли в воздухе над волшебниками и рядом с ними – и все, кто находился в санях, в том числе животные, эльфы и маленькие феи, – все смотрели на звезды.

– Обожаю такие моменты, я счастлив, – произнес Бирмингем Тадеуш Карнавальский со своей обычной интонацией.

Спустя несколько минут звезды плавно двинулись в стороны: одна звезда летела в одну сторону, другая – в другую. Но все они залетали в форточки и раскрытые окна.

Карлош Плюш дотронулся до ближайшей к нему звезды. Он внимательно посмотрел на нее и понял то, что мог понять только волшебник или только тот человек, которому была нужна эта звезда.

– Эта звезда называется «Верь В Себя». И, кажется, я знаю, куда она держит путь.

Звезда двинулась в сторону окна Коли Рождествина – того самого мальчика, за которым Карлош Плюш следил особенно пристально в последнее время, и залетела в форточку. Было видно, что звезда медленно опустилась на письменный стол мальчика и вновь стала картонной звездочкой в блестках. Карлош и Бирмингем наблюдали, как звезды с другими названиями улетают в другие квартиры и дома.

– Как думаешь, дети находят наши звезды? – задумчиво спросил Бирмингем, когда последняя звездочка скрылась и снова стало темно, – и они понимают названия звезд?

– Не волнуйся, мой друг, – сказал Карлош Плюш, – я думаю, каждый ребенок знает, как называется его звезда.

Карлош Плюш улыбнулся и поправил свой цилиндр, а Бирмингем Тадеуш Карнавальский поправил свой. Кто-то из них что-то сделал, и через некоторое время напротив этого окна уже не было саней с двумя волшебниками, в руке одного из которых была чашка с рыбками.

Теперь никто бы уже и не сказал, что за этим Колиным окном совсем недавно были волшебники. Где-то в Польше, в Нидерландах или в Испании, возможно, видели через некоторое время двух людей с несколькими животными, пролетающих мимо с бешеной скоростью, осторожно сворачивающих на виражах и улыбающихся случайно увидевшим их прохожим.

***

Коля Рождествин – мальчик, жизнью которого так интересовался Карлош, и все члены его семьи были бы удивлены, узнай они, что происходило вечером у их окон и на кухне. Коля никогда не видел таких чудес. Ему вообще казалось, что чудеса если и случаются, то только с теми, кто совсем в них не верит: они врываются в дома подобно ветру, изменяют не столько жизнь, сколько людей, и исчезают навсегда, упорхнув в открытые окна. Но всегда чудеса забывают про тех, кто и так стоит на правильном пути и верит в лучшее. Может быть, потому что им они и не нужны?

Шёл сильный дождь, а Коля со всех ног бежал в школу. Мальчик, кстати, всегда считал, что выражение «со всех ног» звучит странновато: у него, например, было их не так уж много.

Итак, попав в школьное здание, Коля благополучно переоделся в раздевалке и без всяких происшествий добрался до кабинета литературы, где должен был начаться первый урок. В классе его смерила презрительным взглядом высокомерная отличница Голицына, которая в случае получения семестровой оценки «хорошо» не стеснялась просить у учителей «отлично». Модницы класса захихикали при его появлении. Степка Петухов за кем-то гонялся. Проша Кашин просто носился туда-сюда по классу без всяких на то причин. Валя Валиков дремал за партой, а Маша Евстигнеева, как обычно, сидела, уткнувшись в телефон. Надюшка Крылатская и Шурочка Снегирева приглушенным голосом делились друг с другом секретами, не догадываясь, что это слышит весь класс.

– Да хватит уже влюбляться, – сказал им кто-то.

Коля пошел к своей парте, по пути здороваясь с одноклассниками. Он сидел на четвертом ряду у окна за двумя девочками – стеснительной Марианной Васильковой и веселой Ларисой Чаевниковой. Пока подруги не было, Лариса болтала с другими одноклассницами.

– Юль, Ларисе, должно быть, обидно, что ты списываешь у нее алгебру, – заметила Маша Евстигнеева.

– Мне не обидно, – усмехнулась Лариса, – я ее тоже списала.

Юля Разбегай склонилась над Ларисиной тетрадью и продолжила шустро переписывать решения задач.

В класс зашла Анна Ивановна, их учительница русского языка и литературы. Она была очень доброй и терпеливой – как, должно быть, все самые лучшие учительницы русского языка и литературы.

– Доброе утро, – Анна Ивановна улыбнулась, но вид ее подсказывал, что сейчас будет что-то не очень приятное. – Можете оставить портфели в кабинете, мы сейчас все идём к медсестре на осмотр из-за гриппа.

Большинство явно обрадовались тому, что можно будет пропустить пол-урока.

– Ребята, спускаемся на первый этаж к кабинету сто шесть, – добавила Анна Ивановна. – Проша Кашин, вытащи, пожалуйста, ногу из горшка с пальмой. Спасибо.

Коля вышел за всеми в коридор последним, за Машей Евстигнеевой. Впереди него шёл его одноклассник по прозвищу Моросик – Коля не помнил, как его зовут, этот надменный мальчик пришел к ним в класс только в начале этого учебного года.

Но на первом же повороте внимание Коли кое-что привлекло, и мальчик остановился. Он увидел неприятную сцену: какой-то пятиклассник стоял и молча смотрел, как двое восьмиклассников-троллей пинают в сторону друг друга его разноцветный портфель, будто это футбольный мяч. Восьмиклассники были из тех шумных и непоседливых ребят, которые являются главными причинами беспокойства учителей. Их любимое занятие – схватить какого-нибудь зазевавшегося мальчишку из шестого класса и поколотить его или каким-либо образом выставить дурачком на глазах у всех дам. А несколько восьмиклассниц хихикали рядом. Коля не был храбрецом и никогда себя таким не считал, но невероятно несчастный вид того мальчишки задел его за живое. В школах вообще модно задирать того, что меньше тебя в полтора раза и в полтора раза младше. Но Коля Рождествин никогда не гонялся за модой…

Через несколько минут Коля уже стоял в туалете и отряхивал свой пиджак, под глазом у него явно наливался синяк.

– Ты подрался с восьмиклассниками – так поступают только идеалисты, – заявил его новый одноклассник Моросик, встав в дверях туалета.

Коля не стал ему ничего отвечать.

– Мы с тобой еще не общались. Константин Моросеев, – официально представился блондин, протягивая Коле руку.

Удивившись, Коля пожал её.

– История, обществознание, география, биология, в будущем химия.

– Что? – не понял Коля.

– Это те предметы, в которых я особенно силен и за которые тебе не стоит особо волноваться, если мы сядем вместе. Я видел, ты сидишь один.

– Можем сесть, но помощь мне не нужна.

– Моя или вообще?

– Вообще.

Моросик поправил очки:

– Странно, обычно никто не садится со мной просто так.

– А ты предлагал кому-нибудь сесть с тобой просто так?

– Я не силен в общении с одноклассниками.

– Это я понял, – Коля разглядывал Моросика с таким же удивлением, с каким Моросик разглядывал его.

Когда встречаются два человека, которые чем-то удивили друг друга – скорее всего, скоро они станут хорошими друзьями. Но Коля пока не знал об этом. Тогда они с Моросиком просто вместе пошли вниз, на первый этаж.

– С одной стороны, пол-урока у медсестры – это хорошо, так как мне не особо интересны письма Татьяны Лариной Евгению Онегину, – сказал Моросик. – Но с другой стороны, нам придется слушать болтовню наших одноклассников, пока мы будем стоять в очереди у медкабинета. Вот уж не знаю, что хуже.

Моросик не переставал ворчать, пока они спускались по лестнице. На одном пролете в них чуть не врезалась Марианна Василькова, которая спешила в противоположную сторону, при этом выглядела достаточно взволнованной.

– Извините, – испуганно сказала она и скрылась за поворотом.

– Она всегда такая? – поинтересовался Моросик, поправив очки.

– Она просто стеснительная, – пояснил Коля.

Коля и Моросик спустились на первый этаж, подошли к кабинету медсестры и встали в очередь, заняв место как раз за Ларисой Чаевниковой и Марианной Васильковой. Сразу после них на этаже появились два тролля-восьмиклассника, которые только что подрались с Колей. Мальчиков они не увидели: с громким топотом промчавшись мимо, тролли остановились у соседнего кабинета. Некоторое время они постояли у двери.

– Это же сто двенадцатый кабинет, а нам нужен сто двадцать первый, – вдруг громко спохватился кто-то их них, и два тролля утопали в другую сторону.

Моросик проводил их красноречивым взглядом.

– Как приятно чувствовать собственное превосходство над своими неприятелями, – сказал он Коле.

Одноклассники в очереди у медкабинета оживленно болтали. Моросик был недоволен всем: и предстоящим осмотром, и тем, что был вынужден слушать беседы своих одноклассников, да и, пожалуй, тем, что просто находился среди людей.

Лариса развлекала Марианну Василькову какими-то шутками, и обе смеялись: Лариса в голос, не скрывая эмоций, а Марианна – почти неслышно, как и положено самому робкому человеку на свете, если он смеётся над шутками своей одноклассницы. Перед ними стояла Юля Разбегай, которая периодически поворачивалась к ним и слушала, что рассказывает Лариса.

Лариса не могла не притягивать взгляды, когда она начинала оживленно что-то рассказывать. Это девочка была настолько обаятельной и красивой, что в школе ее сразу взяли в театральный кружок, и всегда сыгранные ею на сцене персонажи запоминались больше остальных, хотя старшеклассницы-завистницы обычно записывали ее на роль дерева или злой сестры Золушки.

Когда Лариса очередной раз, откинув волосы назад, начала смеяться, на нее несколько раз посмотрел даже Саша – самый красивый мальчик в классе и староста. Но потом к ней неожиданно повернулась Юля Разбегай и спокойно заговорила:

– Что это у тебя? – вдруг спросила Юля. – Вот здесь, на волосах. По-моему, это какое-то насекомое.

Разговоры стихли. Теперь все смотрели только на двух одноклассниц. Улыбка слетела с лица Ларисы.

Юля потрогала Ларису за прядь волос и деловито произнесла:

– По-моему, у тебя вши в волосах.

Все вокруг едва не обомлели. Кто-то из девочек, взвизгнув, отошёл подальше от Ларисы.

– Что за бред? – растерянно произнесла Лариса и отодвинулась от руки Юли. – Нет у меня вшей.

Никто никогда не видел раньше такие чувства на лица Ларисы. Когда такие люди, как Лариса Чаевникова, резко перестают смеяться и выглядят расстроенными и растерянными, это действительно ужасает.

Юля холодно улыбнулась.

– Да? А я даже вижу, как они бегают по твоим волосам, – спокойно заявила Разбегай и обвела Ларису взглядом с головы до пят. – Как же ты это допустила? Мне кажется, для приличной девушки это неприлично.

Коля и Моросик посмотрели друг на друга: мальчики не знали, как следует себя вести, когда попадаешь в девчоночий конфликт. Моросик не нашел ничего лучше, чем сделать шаг назад и сделать вид, что он не слышит.

– У Ларисы вши! – подхватил новость пухленький Влад по кличке Толстопоп и начал носиться по кругу, радостно повторяя эти слова как лозунг. Как видно по его поведению, он не отличался особым интеллектом.

Модницы класса, заинтересовавшись происходящим, начали перешептываться и обмениваться многозначительными улыбками. К ним присоединились и несколько мальчиков, которые начали громко галдеть и шутить. Саша – блондин с невероятно красивым лицом, поднял взгляд от телефона и посмотрел на девочек.

– Не надо так говорить, это неправда, – сказала Марианна Василькова Юле, но лучше бы она этого не говорила, поскольку при этом покраснела как помидор.

– Саш, – смеясь, сказала Юля. – Мне, наверное, надо уступить место заместителя старосты класса Марианне Васильковой, потому что она указывает мне, что делать.

– Я вовсе не указывала Юле, что делать, – покраснев еще больше, произнесла Марианна. – Я просто сказала, что она неправа.

– Девочки, я не хотела ничего плохого, – произнесла Юля со своей особенно тошнотворной интонацией. – Просто, Лариса, не надо приходить в школу, если ты не умеешь ухаживать за собой.

– Не надо приходить в школу с таким характером! – вспылила Лариса и добавила от себя ещё несколько слов.

Юля круто развернулась в сторону Саши:

– Саша, ты слышал? Лариса меня оскорбила!

– Ты первая начала, – осмелилась сказать Марианна. – Ты специально её спровоцировала.

Степка Петухов, который дружил с Юлей, решил, что пора проявить себя, сделал шаг в сторону Марианны и пнул её портфель.

– Нет! – воскликнула та, бросаясь к портфелю. – Только не это! Там бумажная кошка для выставки!

Прежде чем кто-то успел среагировать, Степка поднял портфель, вытащил оттуда аккуратно сделанную, трогательно улыбающуюся кошку, порвал ее и бросил к ногам Марианны – под одобрительный хохот Влада Толстопопа. Коля, разгневанный от такой наглости, кинулся ему наперерез, не реагируя на попытки Моросика его удержать. Мальчики вцепились друг друга, но тут пробегавший мимо Проша Кашин их задел и врезался во Влада Толстопопа. Кто-то завизжал, и возникла суматоха – портфели летели по коридору, все бегали по кругу, кто-то наступил на ногу Голицыной. Она завизжала, и что происходило дальше, уже трудно было разобрать.

– Бегите! – вдруг крикнул обычно сонный и тихий Валя Валиков. – Баржа идёт!

Баржа – таково было прозвище учительницы по физике Аделаиды Петровны Бажовой, – женщины крупного телосложения с современной короткой стрижкой, эмоциональной и строгой, которая могла и ударить, если ей что-то не нравилось. Ребята мигом выбежали из коридора – кто-то целой толпой побежал в туалет, кто-то закрылся в пустом классе, а Коля и Моросик кинулись на этаж ниже, за ними побежали и Лариса с Марианной. Все четверо уселись на лестничном пролете за дверью и притаились. Отсюда слышен был только стук каблуков Баржи.

– Расстроилась? – тихо спросил Коля у Марианны и посмотрел на порванную поделку в ее руках. – Дай посмотреть. Я уверен, что это можно склеить.

Марианна ничего не говорила и не всхлипывала, но слёзы потекли по её щекам.

– Конечно, расстроилась, – шепотом ответила за подругу Лариса. – Она её ночами клеила для выставки для младшеклассников в библиотеке. Всю душу в неё вложила. Марианна! В следующий раз не стой и не реви, а кидай в ответ в Степку чем-нибудь тяжёлым.

Коля вообще не умел утешать людей, особенно девочек, поэтому он предпочёл сделать единственное, что умел – отшутиться.

– Мы кинем Влада Толстопопа, – сказал он.

Лариса расхохоталась. Марианна засмеялась сквозь слёзы, и даже Моросик не смог сдержать смех. Коля же забрал у Марианны клочки бумаги, намереваясь склеить кошку дома.

– А вы слышали, что говорила мне Юля Разбегай? – эмоционально начала Лариса. – Так меня оболгать! Да мне чуть плохо не стало. Меня удар чуть не хватил! Что там она вообще могла видеть в моих волосах?

– Спокойно, – мягко произнёс Коля. – Лариса, я не уверен, что она вообще могла что-то видеть с её-то зрением в минус четыре.

– И потом, вши не могут бегать, позвольте мне заметить, – интеллигентно добавил Моросик.

– Если кто-то сказал о тебе что-то плохое, это еще не значит, что нужно в это поверить, – робко сказала Марианна. – По-моему, специально она начала говорить эту ерунду. Из-за того, что Саша на тебя смотрел.

– А я вообще считаю, что медосмотры в школах надо запретить, – заявил Коля. – Или хотя бы не делать это при всех. Прикиньте, каково Владу Толстопопу, когда его взвешивают при нас. Да даже пятый «Б» сбегается посмотреть на весы.

– Если ещё кто-то что-то скажет, то всегда можно притвориться, что ты в астрале и не слышишь, – предложил Моросик. – Я так всегда делаю в неловких ситуациях. Например, вчера, когда какой-то старшеклассник подбежал и пнул мой портфель, я притворился, что я в астрале.

– Не уверен, что это лучшая идея, Моросик, – заметил Коля.

– Это ещё ничего, – робко произнесла Марианна и грустно вздохнула. – Вы бы видели меня в неловких ситуациях!

– К сожалению, видели, – сказал Моросик.

– Тихо, сюда идут, – заметил Коля.

Это была завуч по кличке Беда Бедой, которая спешила куда-то. Ребята быстро переместились на первый этаж и притихли в мужском туалете.

– Хоть место выбрано для этого и не лучшее, – произнесла Лариса. – Но всё же я предлагаю вам разделить со мной шоколад за наши сегодняшние приключения.

Воодушевлённая тем, что явно нашла новых друзей, Лариса достала плитку шоколада – очень вкусного, молочного, покрытого крупными орешками, которые выделялись даже сквозь обёртку. Она разделила на её части и раздала остальным. Моросик при этом посмотрел на предложенный Ларисой кусочек так, как будто раньше с ним никто никогда не делился шоколадом, да и вообще ничем. Коля не удивился бы, если это было действительно так. Вряд ли у Моросика были раньше друзья.

– Э-э-э-э… но тебе тогда меньше достанется, – смущённо пробормотал блондин.

– Ну и что? Сладости вкуснее, когда есть с кем их разделить. И потом, я и так опустошаю холодильники, – рассмеялась Лариса, хотя по её виду нельзя было сказать, что в её желудок влезает что-нибудь больше бутерброда.

– Кстати, а что такое астрал? – спокойно спросил Коля.

На самом деле он сам знал ответ на этот вопрос, но задал его специально, чтобы помочь Моросику сменить тему. К тому же новый друг, как уже понял Коля, просто обожал беседы о всяких научных вопросах и явно был в них силён.

Моросик явно приободрился. Его светлые брови приподнялись.

– Астрал? – с вежливым недоумением переспросил он. – Ты не знаешь, что такое астрал?

– Точного определения не знаю, – пожал плечами Коля и как ни в чём не бывало откусил от своего кусочка шоколада.

– Ну… я и сам не владею академическими знаниями по этому вопросу. Но примерно представляю, – важно ответил блондин, поправляя очки.

Лариса расхохоталась.

– Да ладно, признай, что ты сам не знаешь точного определения.

– А вот и знаю.

– А вот и нет!

– А вот и да.

– В какой школе ты раньше был? – решил спросить Коля.

– В пятьдесят шестой, – произнес Моросик, и на шее появились розовые пятна. Было видно, что о прошлой школе у него остались не очень приятные воспоминания.

– А в каком детском саду, если не секрет? – поинтересовалась Лариса.

– В том, что под окнами, – не глядя, кивнул Моросик в сторону окон.

– Я тоже, – ответил Коля.

– И я туда ходила, – сказала Лариса.

– И я, – робко добавила Марианна.

Лариса отметила:

– Забавно, что мы все были в одном саду. Наверное, мы могли там общаться.

– Не знаю… я уже почти не помню, что там происходило, – обронил Моросик.

– И я почти не помню, – тут же отозвалась словоохотливая Лариса. – Но отлично запомнила, как я ставила на утренниках правую ногу перед левой, и фразу воспитательницы: «Неправильный реверанс, Лариса».

И Коля, Моросик, Лариса и Марианна снова расхохотались.

***

С утра у Карлоша Плюша был серьёзный разговор с Бирмингемом – тот был просто в ужасе, когда узнал о затее этого любящего приключения волшебника.

– Дорогой мой друг, – сказал Бирмингем (все волшебники просто обожают произносить фразу «дорогой мой друг» и другие старомодные обращения). – Ты уверен, что это тот самый мальчик? И что ты хочешь туда прийти?

Они сидели на кухне в доме Лютенции Кареглаз. Сама хозяйка, слушавшая их разговор, улыбалась. Это была уважаемая всеми пожилая фея, в которой удивительным образом сочетались мудрость и чувство юмора. У нее не было крыльев и волшебной палочки со звездочкой на конце, которые обычно бывают у фей в сказках, и ничуть она не была похожа на миниатюрных феечек, круживших по саду. Всю жизнь она проработала в домах людей помощницей по хозяйству и няней, а теперь, пока волшебники присматривали за кем-то, она присматривала за ними.

На ее кухне, как и во всем доме, было уютно. Лютенция сидела с ними за столом и делала самодельные светильники, приклеивая вырезанные из бумаги снежинки, дома и фигурки животных на стенки стеклянных банок. Некоторые из светильников уже были готовы и стояли на столе со свечки внутри – было очень красиво. В большой гостиной, совмещенной с кухней, тихо болтал телевизор, показывающий в этот момент какую-то старую комедию о приключениях детей и разговаривающих домашних животных. А над кухонным столом, прямо над ними, висело необычное украшение. Это были осенние листья, подвешенные на длинных веревках, и при малейшем дуновении ветерка они приходили в движение. Всё это создавало ощущение того, что сейчас произойдет что-то удивительное и волшебное, что случатся какие-то захватывающие приключения: впрочем, в доме фей и волшебников, наверное, всегда создается такое ощущение.

Карлош пододвинул поближе к себе чашку, помешал чай и, наконец, ответил на вопрос Бирмингема.

– Конечно, я хочу прийти в школу. Мне нужно посмотреть на мальчика вблизи, узнать его лучше. Я не могу так просто сидеть и думать – он это или не он.

– И что ты ему скажешь, могу я уточнить? «Здрасти, а я волшебник»? – ехидно спросил Бирмингем. – Он может оказаться вовсе не тем. И потом, насколько это серьёзный аргумент, но в школе, там… дети.

– Да, я в курсе. Спасибо за важное уточнение.

– Несколько детей.

– Да.

– Несколько десятков детей! Как ты будешь наблюдать за этим Колей на их глазах? Тебя увидят, нам влетит от начальства, и нас уволят из волшебников.

Если бы Бирмингем мог выражать свои эмоции при помощи интонации, то сейчас в его голосе слышались бы недоверие и лёгкое волнение. Но Бирмингем не мог выражать свои эмоции. Он мог превратить один предмет в другой, мог летать со своим зонтом, а еще он мог пить чай прямо в воздухе – именно так он сейчас и проводил время вместе со своим лучшим другом Карлошем Плюшем.

– Бирмингем, успокойся, – произнёс Карлош. – Я просто приду на школьный праздник и сяду в толпе родителей. И подойду к Коле, если по каким-то признакам я определю, что он подходит.

– Бирмингем, ты немного взволнован, дорогой, – Лютенция всегда обращалась ко всем «дорогой» и «дорогая».

– Я ничуть не взволнован.

– А стол парит в метре над полом, – мягко заметила Лютенция.

Бирмингем машинально посмотрел вниз и только теперь заметил, что стол и стулья вместе с волшебниками и пожилой феей висели в воздухе. Такое всегда происходило с предметами, когда Бирмингем Тадеуш Карнавальский был очень взволнован. Хотя Бирмингему это особенных хлопот не доставляло, он вообще обожал такие полетные чаепития: разливать чай по чашкам, любуясь пейзажем внизу – несомненное преимущество любого волшебника.

Всё же Бирмингем медленно выдохнул, и мебель осторожно опустилась на место. Он опять посмотрел на Карлоша. Бирмингем действительно не понимал, почему его друг так зациклился на этом мальчике. Он решил пошутить:

– Послушай, я бы мог еще понять, если бы это были драконы, тролли. Но дети…

– Бирмингем! Ты единственный волшебник, который боится детей, – сказал Карлош Плюш.

– Это не так.

Но это было так: хотя Бирмингем и шутил, но всё же он действительно не умел общаться с детьми и побаивался их, что было достаточно неудобным для него, ведь одна из главных задач любого волшебника – это присматривать за ними.

Лютенция Кареглаз, опасаясь, что стол опять взлетит, на всякий случай переставила на подоконник вазу с ромашками. Но она, конечно, не обиделась бы на Бирмингема, если бы ваза разбилась: Лютенция относилась к волшебникам так, как мамы, бабушки и старые няни относятся к детям, и знала о них всё, в том числе их слабости и недостатки.

– Ты уверен, что мальчик тот самый? – спросила Лютенция у Карлоша и подошла к плите, решив, что пирог пора вытаскивать из духовки.

– Я пока еще не знаю, – тут Карлош стал серьезнее. – Я заметил, что он не особенно уверен в себе.

– Почему же? – спросила Лютенция.

– Вчера, например, на литературе его одноклассница посмеялась над его сочинением и сказала, что у него никогда ничего не получится. Он в душе расстроился – я это видел, наблюдая за ним в окно школы.

– Какая ерунда, – удивился Бирмингем. – Если кто-то сказал, что у него ничего не получится, это же не значит, что у него ничего не получится.

– Бедный мальчик. Наверное, он очень мил, – произнесла Лютенция, хотя она никогда не знала Колю и не видела его. Лютенция и Бирмингем знали о мальчике по имени Николай Рождествин только то, что рассказывал им Карлош на протяжении последних нескольких недель.

– И всё же у меня есть такое ощущение, что это он, – произнёс Карлош. – Неужели я наконец нашёл его? Что думаешь, Бирмингем, дружище?

– Не знаю.

Бирмингем Тадеуш Карнавальский задумчиво посмотрел в сторону гостиной – он обвел взглядом диван, полки с книгами и дремавшего в кресле трёхцветного кота госпожи Кареглаз, который часто приоткрывал глаза и поглядывал на Бирмингема. Он действительно не знал, что ответить – его раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, он категорически не одобрял идею Карлоша показываться на глаза постороннему ребёнку, с другой – тоже надеялся, что его друг не ошибся в мальчике. И, наконец, Бирмингем хотел спросить кое о чём у Карлоша… Но задать этот вопрос он пока не решался. Мысль об этом его одновременно тревожила, но в то же время вызывала приятное волнение.

– Не волнуйся, – сказал Карлош, догадавшись, о чем он думает. – Я думаю, мы скоро найдем и твоего, быть может, даже в этой же школе, среди Колиных друзей.

– Спасибо, – сказал Бирмингем и вдруг осёкся. – Ой, а почему на меня кот так странно смотрит?

В этот момент кот резко сорвался с кресла, подбежал к ним и вцепился в руку Бирмингема: это был очень озорной и хищный котяра, которому, видно, часто приходила в голову мысль: дремать спокойно в кресле, не пытаясь охотиться на руки и ноги людей – это слишком большая для него роскошь. Бирмингем воскликнул от неожиданности, взмахнул рукой, в которую вцепился кот, и опять разволновался: несколько ложек, диванных подушек и светильников мигом взмыли вверх и замерли в воздухе.

– Филипп, брысь! – крикнула Лютенция коту.

Когда суматоха закончилась и кота сняли с руки Бирмингема, а предметы снова опустились на свои места, Лютенция ободряюще похлопала Карлоша по плечу:

– В школе нет ничего страшного, дорогой. Если что-то пойдет не так, ты всегда можешь просто запереться в классе и громко звать на помощь.

– И надеяться на чудо, – пошутил Бирмингем, всё еще занятый осмотром своей пострадавшей после встречи с котом руки.

– Не будем ждать чудес, – Карлош поправил цилиндр и направился к двери. По пути он обернулся и подмигнул своему другу и пожилой фее. – Не будем ждать чудес. Будем делать их самостоятельно.