Читать книгу Пазл Илюши - Ольга Анатольевна Анищенко, Еврейская История - Страница 8

Наши друзья и родственники звонили и переживали за нас. Мы ценили их поддержку, но в тот день попросили никого не приезжать, так как ко мне в палату постоянно приходили врачи и медсёстры. К тому же я не могла двигаться и испытывала сильную боль. Мне нужен был отдых. Улучив удобную минуту, я позвонила маме.

– Наш малыш родился, но он очень болен… – рыдала я в трубку.

– Олечка, пожалуйста, крепись, – как могла, успокаивала меня мама. – Я чувствую твою боль, доченька, и хотела бы тебе помочь. Мы будем молиться. Я знаю: Бог исцелял людей, Он поможет и вам. Мы присмотрим за детьми. Я буду готовить. Скажи Олегу, пусть заезжает покушать. Я передам ему еду домой, – мама плакала на другом конце телефона.

Из-за критического состояния сына, я не могла кормить его грудью и даже не могла подержать на руках. Я знала, как важно малышу ощущать прикосновение материнской кожи. Сама учила этому молодых матерей, работая в программе WIC, что контакт маминой кожи с кожей малыша улучшает его иммунную систему. Это обеспечивает ему необходимый уровень кислорода, нормальное сердцебиение и необходимую температуру тела. Но наш сынок не мог всего этого получить. Он был одинок в его инкубаторе, в окружении проводов, трубочек и лекарств. Я знала, что медсёстры заботятся о нём, но он был моим ребёночком и я очень по нему скучала. С первого момента мы с ним были разлучены, но, к моему удивлению, я была спокойна. Олег тоже был спокоен. Весь день и следующую ночь он оставался со мной.

К утру анестезия перестала действовать, и магниевый препарат был остановлен. Зуд прошёл, а я, наконец, смогла выспаться. Головокружение прекратилось, и я стала пробовать ходить с помощью медсестры. Я благодарила Бога и очень радовалась тому, что почувствовала себя лучше.

В то утро мне позвонила бывшая сотрудница Кэти и сказала, что хочет приехать навестить меня. В это же время, Эдик, двоюродный брат Олега, также решил приехать поддержать. Эдик и Кэти прибыли почти одновременно, и мы общались каждый со своим гостем. Кэти принесла две открытки, одну от себя, а другую от другой бывшей сотрудницы Мардж. Я начала читать их, и не смогла сдержать слезы. На одной из открыток было написано:

«Бог знает всё, через что ты проходишь, и Он поможет тебе…»

Как же замечательно иметь таких друзей, которые беспокоятся о тебе и приносят открытки, вселяющие надежду!

– Я бы хотела увидеть вашего малыша, – сказала Кэти.

– Я его ещё сама не видела, – ответила я. – Вчера я чувствовала себя плохо после наркоза и всех лекарств, но сегодня мне лучше. Давай пойдём к нему вместе. Правда, мне трудно ходить, – неуверенно посмотрела я на Олега. – Как мне добраться туда? Я на четырнадцатом этаже, а малыш на двенадцатом. Туда далеко идти?

– Да, не близко, – ответил Олег. – Поэтому тебе придётся сесть в инвалидную коляску.

– Я не сяду в неё! Коляска для инвалидов, а я – здоровая! Я не хочу снова чувствовать себя слабой и беспомощной! – пыталась я возразить, но у меня не было выбора, если я хотела в тот день увидеть сына.

Пришлось мне сесть в коляску и Кэти меня повезла. Олег с Эдиком шли позади. В отделении интенсивной терапии нам объяснили правила:

– Только три здоровых посетителя могут заходить к ребёнку за один раз. Детям нельзя входить, за исключением братьев и сестёр.

Мы вошли и до локтей вымыли руки дизинфици-рующим средсвом. Затем мы отправились в последнюю палату в конце коридора, где находились недоношенные младенцы. Поскольку нас было четверо, мы договорились, что Эдик подождёт в зале и потом сменит Кэти. Войдя в палату, мы встретили четырёх врачей, обсуждающих у инкубатора нашего сына план его лечения.

– Здравствуйте. Мы – лечащие врачи вашего малыша, – сказали они. – В последние два дня он заставил нас поволноваться. Боялись, что не выживет. Но он живёт, и мы планируем встретиться с хирургом, чтобы составить план лечения для него.

После их ухода я осмотрела палату. В ней находились ещё четыре инкубатора, со стеклянными крышками и маленькими одеяльцами. В них лежали крошечные младенцы. За ними ухаживали две медицинские сестры. Рядом с некоторыми инкубаторами в креслах-качалках сидели родители малышей.

На инкубаторе нашего сына были маленькие следы от ножек и надпись:

Ребёнок Анищенко

вес 1,4 кг; рост 35.5 см

Мне не терпелось подойти к моему мальчику! Олег помог мне подняться с инвалидной коляски, и я впервые подошла к сыну.

– Какой он крохотный! Давид, Кристина и Миша – все рождались по четыре с половиной килограмма. Я даже не представляла, что мой четвёртый ребёночек будет весить только кило четыреста, – сказала я Олегу.

С каждой стороны инкубатора располагались два круглых окошка.

– Оля, ты можешь открыть их и протянуть руки внутрь к малышу, – предложила медсестра, указывая на них. – Но только не гладь его. Ему это может не понравиться. Малышу ещё нужно было быть в утробе матери, а там бы его никто не трогал.

Открыв отверстия и прикоснувшись к головке и ножкам сына, я посмотрела на его личико. Он был таким прекрасным, со светлыми вьющимися волосами и нежной, шелковой кожей. Он был так похож на Олега.

Медсестра начала объяснять назначение всех трубочек и проводов, подключенных к крохотному тельцу:

– Кислородная трубочка от ротика спускается в лёгкие, чтобы помочь вашему малютке дышать. Датчики на груди проверяют кислород, пульс, сердцебиение и температуру тела. Через длинную капельницу PICC[12], вставленную через пупок, мы отправляем лекарство по вене к его сердечку.

На малыше был крошечный подгузник и, к счастью, к его ножкам ничего не было прикреплено. Но осознание того, что вся ситуация находится вне нашего контроля, болезненно тяготило.

Мы ничего не могли ни отменить, ни изменить. А видеть своего ребёнка, обвешенного трубочками и датчиками, было невыносимо трудно.

– Как же это всё тяжело и пугающе… Что же нам теперь делать? – говорила я Олегу.

Он тоже очень переживал и задавал медсестре много вопросов. Я же хотела как-то подержать моего сыночка и побыть с ним, но это было невозможно. Словами не передать то тяжёлое чувство, когда ты знаешь, что это твой ребёнок, но в то же время понимаешь, что в данный момент он не совсем твой. Я старалась контролировать эмоции и не плакать. «Всё очень серьёзно. Мы и наш малыш в большой проблеме», – думала я про себя.

– Так как у вашего малыша желтуха, мне надо включить ему специальный свет, накрыть глазки, закрыть инкубатор и держать под ультрафиолетом, – прервала мои мысли медсестра.

Мы отошли в сторону. Так не хотелось оставлять нашего крошку, но послеоперационная боль напомнила мне о необходимости приёма очередной дозы лекарств. Вернувшись в палату, я нашла в себе силы сцедить молоко. Затем я просто лежала на моей больничной койке, уставившись в потолок. Слёзы катились по щекам, и я не могла сказать ни слова Олегу, который тихо лежал на диване, тоже в слезах.

Когда я смогла немного успокоиться, я позвонила моей сестре, Люде. У неё тоже был опыт преждевременных родов, и я знала, что она сможет понять меня и поддержать.

– Олечка, я понимаю, через что ты проходишь, – утешала меня она. – Я чувствую твою боль.

Мы говорили и плакали. И мне было легко доверить ей свои чувства, потому что я знала – она поймёт. Она через это уже прошла…

* * *

Во второй половине дня Олег приехал навестить меня вместе со старшими детьми, а заодно познакомить их с братиком.

– Мама, а зачем доктор резал тебе живот? – спросил испуганно Миша. – У тебя большой порез?

– Ребёночек бы умер, если бы врачи не разрезали маме животик. Разрез около десяти сантиметров, – ответила я.

– Мама, а тебе было больно? – продолжал Миша.

– Нет. Во время операции я не чувствовала боли, потому что врачи использовали наркоз и боле-утоляющие лекарства. Но болело после операции и сейчас болит, – объяснила я.

– А как долго рана будет заживать? – спросила Кристина.

– Около двух недель. Мне надо быть очень аккуратной. Так что теперь вам придётся много мне помогать, – сказала я с улыбкой.

– Мамочка, не переживай. Мы тебе будем помогать! – обняв меня, Кристина пристроилась рядом со мной на больничной койке.

– А почему малыш родился так рано? – спросил Давид.

– Потому что у мамы давление поднялось очень высоко. У мамы есть проблемы со здоровьем. Нам надо заботиться о маме, – объяснил детям Олег.

– Мама, а когда ты с ребёночком приедешь домой? – не унимался Миша.

– Я приеду домой через четыре дня, но ваш братик пока останется в госпитале на некоторое время. Ему нужна операция на сердечке, – ответила я.

Дети сидели грустные и задумчивые. Похоже, у них больше не было вопросов. Давид переживал больше, а Кристина и Миша, из-за своего возраста, ещё мало что понимали. Проведя некоторое время со мной, Олег взял детей и они пошли к братику.

Миша боялся всех трубочек и спрашивал папу, почему Бог дал его братишке больное сердце. Он также был обеспокоен тем, что мама и ребёночек могут умереть. Кристине было жаль братика и она также боялась всех трубочек и проводов. Давид смотрел на всё это сквозь слёзы и с жалостью. Папа объяснил проблемы с сердцем малыша и попросил детей не бояться, но молиться, чтобы Бог сохранил жизнь мамы и братишки.

* * *

Во второй половине дня пришёл врач, чтобы поговорить с нами.

– Мы встречались с кардиологами, детскими врачами и хирургами и составили план лечения для вашего сына, – сообщил он. – Мы решили отложить операцию на открытом сердце до тех пор, пока его вес не достигнет трёх килограммов. Лекарства подержат клапан сердца открытым и помогут ему работать, пока малыш подрастёт. Это увеличит шанс на успешную операцию. Мы будем кормить его внутривенно или через питательную трубочку и так будем помогать ему дышать и расти.

Услышав долгосрочный план врачей, мы поняли, что наш сыночек не вернётся домой так скоро, как бы нам этого хотелось. Он будет оставаться в больнице не меньше двух месяцев до операции и пару месяцев после неё. Мы поняли, что теперь наша жизнь станет другой, и что нам нужно научиться справляться с таким серьёзными изменениями.

– Вы уже выбрали имя для вашего сына? – неожиданно спросил доктор.

– Нет. У нас ещё не было времени подумать об имени, – ответила я.

Для родителя, чей ребёнок рождается здоровым, нет больше забот, чем выбор имени. Но для нас в тот момент самым важным было то, чтобы наш сын выжил.

– На совещании один из врачей назвал вашего мальчика «Русский Принц». Пока вы ещё решаете с именем, можно мы будем его так называть? – спросил врач.

Мы были не против. Мне даже понравилось, что врачи так его называли. Это говорило о том, что они любят нашего сына.

– Да, пожалуйста, – сказала я. – С таким трудным началом жизни, он заслужил это имя.

– В первую неделю нам нужно будет взять много анализов крови у вашего мальчика, – продолжил врач. Мы переживаем, что у него понизится гемоглобин, что может привести к развитию анемии. В таком случае не обойтись без переливания крови. Вы могли бы подписать документы с разрешением?

Мы согласились.

– Состояние вашего сына стабильно, поэтому мы начали доставлять в его желудочек грудное молоко через питательную трубочку, – добавил врач.

Как же мы были рады услышать хоть что-то хорошее о состоянии нашего малыша!

– Слава Богу за такую прекрасную новость! – говорили мы друг другу.

* * *

В субботу нас посетили родственники и друзья с красивыми цветами и подарками. Мы разговаривали, молились и надеялись на лучшее. Таня была первой из моих братьев и сестёр, кто увидел своего племянника. Когда мы пришли к нему, крышка инкубатора была поднята и медсестра меняла повязку на крошечной ручке. Глазки были закрыты тёмными очками, но он не спал и двигал ручками. Из-за дыхательной трубочки в его ротике невозможно было слышать издаваемые им звуки, но по дыханию и выражению лица было понятно, что он расстроен и беззвучно плачет. Мы тихо стояли у инкубатора, пытаясь сдерживать слёзы. Моё сердце разрывалось на части от неспособности помочь сыну! Таня не задавала много вопросов, но, уходя, тихо плакала, поражённая тем, насколько хрупким и больным был её племянник.

Чуть позже приехал мой брат Лёня с женой и детьми. Они привезли еду и подарки. Разговаривая с невесткой, я услышала, как Олег говорил брату: «Быть дома с детьми без жены нелегко. Мне пришлось убирать, готовить кушать, отправлять детей в школу, выяснить, где их автобусная остановка, прочитать все письма от учителей и стирать одежду. Очень тяжело дома без жены. Она так много делает. Я понял, как тяжело быть отцом-одиночкой».

Позже я узнала, что тем вечером Лёня звонил всем в нашей семье и просил молиться за нашего хрупкого ребёночка.

* * *

На следующий день прилетела бабушка Оля чтобы поддержать нас в это трудное время. Мы были так благодарны брату и сестре Олега за то, что они оплатили ей билет. Свекровь планировала побыть у нас две недели. Теперь мы были спокойны, что на это время наши дети будут окружены любовью и заботой. Мы видели, как наши переживания влияли на сердца и поступки близких нам людей и все они были готовы помочь. То, что происходило, не только влияло на нашу ближайшую семью, но и на семьи родственников, друзей, соседей и коллег. Они разделяли нашу боль.

* * *

В воскресенье, на третий день после родов, я проснулась в пять часов утра. Поскольку Олег ещё спал, я решила отнести молочко малышу. Это было не просто, так как самостоятельно я ещё к нему не ходила. Опираясь на инвалидную коляску, я медленно пошла.

– Доброе утро, Оля. Ты пришла рано! – медсестра встретила меня с улыбкой.

– Доброе утро!

– А у нас хорошая новость для тебя! Дозу молочка для вашего сыночка мы смогли увеличить с одного до двух миллилитров! У него всё хорошо! – сообщила мне она.

– Ах, как я рада слышать хорошие новости! – ответила я с радостью.

Сквозь маленькие окошки я могла держать ручку моего малютки и прикасаться к его головке и ножкам. Он, казалось, спал.

– Оля, вы уже выбрали имя вашему малышу? – поинтересовалась медсестра.

– Пока ещё нет, извините… Сегодня обсудим это с мужем, – пообещала я.

Проведя целый час рядом с сыном, я вернулась в свою палату. Олег к тому времени уже проснулся.

– У меня хорошие новости для тебя, дорогой! – поспешила я обрадовать мужа. – Наш сыночек уже может пить больше молочка!

– Это здорово! – обрадовался Олег.

– Нам нужно выбрать имя нашему малышу. Медсестра опять меня об этом спросила.

– Ну, хорошо. Какое имя тебе нравится? – поинтересовался Олег.

– Мне нравится Иаков, Илюша, Аарон и Николас, но я чувствую, что имя Илия подойдёт ему лучше всего. Это библейское имя означает «Мой Бог – Иегова». Что ты об этом думаешь?

– Мне нравится имя Илюша, – согласился Олег. – У нашего малютки серьёзный дефект сердечка и его жизнь будет нелёгкой. Да, я думаю, что имя Илюша ему очень подойдёт.

В тот день в свидетельстве о рождении нашего сына мы записали:

«Илия Иосиф O. Анищенко.

Ребёнок Олега и Ольги Анищенко.

Рождён 9 сентября 2010 года».

Олег также посетил Илюшеньку и поговорил с врачами. Затем он уехал домой, чтобы провести время с детьми и его мамой. У меня тоже было много дел: перезвонить друзьям и родным, сцедить молоко, отнести его Илюше, принять лекарства и выбрать здоровую пищу. Мой сахар в крови и артериальное давление по-прежнему были высокими, поэтому мне нужно было отдыхать и выздоравливать.

* * *

В полдень в дверь постучали. Я обернулась на стук и увидела встревоженные лица моих родителей.

– Всё будет хорошо, доченька, – обняла меня мама.

– Я тебя очень сильно люблю, – добавил папа, обняв меня и прижав к себе.

Так приятно почувствовать любовь родителей! Я улыбнулась сквозь слёзы.

– Мы назвали сыночка Илюшенька. Он ваш двадцатый внук. Я хочу, чтобы вы его увидели, – поспешила познакомить родителей с внуком я.

– Конечно, мы хотим увидеть его! – ответила мама.

Я потихоньку поднялась с кровати, села в инвалидную коляску и отец повёз меня, толкая коляску его единственной левой рукой. Когда мы пришли к Илюше, родители почти ничего не сказали, задав всего лишь несколько вопросов. Большую часть времени они смотрели на малыша тихо и только изредка глубоко вздыхали. Медсестра нас сфотографировала, и мы возвратились ко мне в палату.

– Оля, мне очень трудно говорить тебе это, но, пожалуйста, разреши Богу сделать Его работу, – заговорил со мной отец. – Илюша очень болен. Ему будет нелегко болеть всю жизнь. Возможно, с Богом ему будет лучше. Если бы ты посоветовалась с нами перед родами, я бы предложил тебе не спасать ребёнка. Пожалуйста, не проси Бога оставить его здесь, с вами. Проси Бога либо исцелить малыша, чтобы он был здоров, либо забрать его на небо.

Мне было трудно слышать это. Слова застряли у меня в горле, и я не могла говорить. Слёзы застилали мои глаза. Я знала, что мой отец говорил правду, потому что имел большой жизненный опыт, но мы уже приняли решение, и ребёнок уже был здесь! Когда я, наконец, смогла говорить, я ответила папе:

– Именно так я и молюсь, но по какой-то причине Илюша всё ещё здесь и Бог даёт ему жизнь. Я чувствую, что у Бога есть планы для Илюши. Пусть Господь решит, жить ему или умереть, но мы с Олегом дадим ему все шансы на жизнь.

Сегодня я ещё больше уважаю моего отца за то, что он смог высказать мне его честное мнение. Поразмыслив, я теперь понимаю, насколько трудно было ему, любящему отцу, говорить это дочери, которая также его сильно любит.

* * *

Примерно через час приехали мои сёстры – Ира и Люда.

– Олечка, наша дорогая сестричка, мы тебя так сильно любим! – сказала Люда, обнимая меня.

– Мы привезли тебе цветочки, и я тебе что-то вкусненькое приготовила, – добавила Ира и тоже крепко меня обняла.

– Спасибо вам большое, родные, – я была очень тронута.

– А мы сможем увидеть Илюшеньку? – поинтересовалась Ира.

– Да, конечно.

И снова я в инвалидной коляске. На этот раз меня везёт сестричка Ира. Для меня это были особые моменты. Я чувствовала любовь и заботу моей семьи. Они делали для меня то, что я не могла делать сама, и я это ценила.

Мои сёстры были рады увидеть племянника и сквозь слёзы повторяли, какой же он крошечный. Я стояла рядом с Илюшей, положив руки на его головку и ножки. Сыночек лежал неподвижно. Его глазки были покрыты чёрными очками, и мы не знали, спит ли он. Ира и Люда задали несколько вопросов и сфотографировали нас. Им нужно было возвращаться домой. Когда я убрала руки от Илюши, он начал плакать, но всё так же беззвучно из-за дыхательной трубки. Я моментально положила руки обратно на его головку и ножки и он успокоился. Говорят, что ещё в утробе младенцы различают звуки извне. Мой сыночек знал мой голос и тепло моих рук, и когда я их снова убрала, он опять заплакал. Но нам с сёстрами нужно было уходить.