Читать книгу Камнеломка. Рассказы и повесть - Ольга Анатольевна Суханова, Ольга Суханова - Страница 3

– Если что, ты всегда можешь вернуться.

За окном шел на посадку самолет. Все-таки это красиво – офис в аэропорту с видом на летное поле.

– Черт, Калинина! – вспылил вдруг начальник. Бывший начальник. – У нас, между прочим, не принято брать людей на работу второй раз. Хотя почти все ушедшие потом просятся. И ты – первый сотрудник за десять лет, кого я готов без колебаний взять обратно! А ты пялишься в окно.

– Спасибо. Отдайте мне, пожалуйста, трудовую.

Самолет за окном коснулся полосы и покатился, тень от крыла заскользила по земле, словно перечеркивая что-то.

– Да черт с тобой, держи! – трудовая книжка полетела на стол.

– Спасибо.

– Нина, точно все в порядке? Может, просто отпуск нужен? Или там… премия?

– Все в порядке, спасибо. Просто хочу сменить работу. Я могу идти?

– Да катись ты! – рыкнул в ответ уже бывший начальник, но тут же добавил, – ты меня поняла?

– Поняла. Я правда очень это ценю. Счастливо!

Добытая трудовая книжка отправилась в сумку, к паспорту и кошельку.

Если бы в начале марта кто-нибудь сказал Нине, что в последний день месяца она выйдет из офиса с трудовой книжкой в руках, уволившись по собственному желанию, – Нина покрутила бы пальцем у виска. Тогда, в начале марта, она удивлялась ранней весне – и весело шла с работы домой, радуясь пятничному вечеру и стараясь не поскользнуться на своих неизменных высоких каблуках, потому что все уже таяло, и дорога была не дорога, а сплошной каток.

– Ай, молодая-красивая, дай погадаю, всю правду скажу, – окликнула ее у метро горластая цыганка со стаканчиком мелочи в руке.

– Не, спасибо, не надо.

Нина весело улыбнулась в ответ, как обычно, и чуть ускорила шаг, чтобы побыстрее пройти мимо стайки цыганских детей, – но гадалка вдруг замерла, а потом решительно взяла ее за руку, и Нина отчего-то не посмела вырваться.

– Ну-ка стой, девочка.

– Денег у меня с собой нет, – отрезала Нина.

– Денег я сама кому хошь могу дать, – беззлобно отозвалась цыганка. – Стой, девочка, дай руку.

Нина с усмешкой протянула ладонь.

– Ну, рассказывайте.

– Думаешь, врать буду? Дурочка. Ты сама с собой для начала разберись… чего ищешь-то? Мужчины липнут, а любишь ты все равно одного, другого, кого сама же и отпустила по дурости, —так? Давно любишь, – гадалка, прищурившись, посмотрела на руку, – треть жизни, да?

– Да, – вдруг серьезно согласилась Нина.

Десять лет из двадцати девяти – это и правда почти треть.

– Что ж вы так, – покачала головой цыганка, – вот же, шли же вместе пути… Ладно, не рассказывай, все бывает, что уж теперь. Пути у вас теперь разные и жизнь – разная. А вот смерть…

– Что? – встрепенулась девушка.

– Смерть у вас… да тут сам черт ногу сломит, – гадалка посмотрела на нее, потом почти приказала, – покажи-ка вторую руку. О как!

– Да что там такое? – не выдержала Нина.

– Смерть кому-то из вас приготовлена внезапная, но быстрая.

– О господи, – выдохнула девушка. – Какая?

– Авиакатастрофа, – спокойно сказала цыганка. – Я могу, конечно, рассказать про нежданный удар судьбы-злодейки, про небо высокое и беду в дальней дороге, но, по большому счету, вариант тут только один, и я его четко вижу.

– Понятно. Кому?

– А вот этого-то, девочка, я и не вижу. И никто не увидит, раз я не вижу. Кому-то из вас двоих. Одному. Так бывает, – ответила она на недоуменный взгляд Нины, – так иногда бывает, судьба путается, да вы же ее сами и спутали – шли ваши дороги вместе, какого черта вам надо было расходиться? А сейчас и не поймешь, чья она из вас, смерть-то.

– И что мне теперь делать? – тихо прошептала Нина. Самой себе, не гадалке, но вслух.

– Что-что, дурочка. На самолетах не летай. Машин, поездов, пароходов можешь не бояться, – цыганка еще раз скользнула взглядом по ее лицу, потом по обеим ладоням. – Я б тебе сказала, вам обоим бы сказала, что не надо никогда спорить с судьбой, но теперь уже поздно. Теперь тебе осталось только от этой судьбы уворачиваться. Авось и увернешься.

– Спасибо.

– Не благодари, дурочка. И в сумку свою не лезь, нет у тебя денег, только на маршрутку до конца месяца, на кошачий корм да на набойки новые.

Нина не нашлась, что ответить.

Она успела поймать кофе в тот самый момент, когда темная пена уже готова была хлынуть из турки на свежевымытую плиту. Она вообще всегда и везде успевала. Сейчас тоже надо успеть – вариантов нет.

Собраться на работу – двадцать минут. Маршрутка еле тащилась по напрочь забитому Ленинградскому шоссе, пассажиры начинали нервничать, Нина не дергалась – она ездила издалека и поэтому всегда выбиралась на работу с хорошим запасом времени. И в пробке можно было просто смотреть в окно и думать.

Одна случайная цыганка у метро ничего не значит. Ничего.

Три разные гадалки в разных концах города – это уже почти наверняка.

Поверишь тут во что угодно, когда три совершенно разных человека разными словами говорят тебе одно и то же.

Она потеряла целых два дня времени. Точнее, она потратила два выходных, чтобы убедиться.

Маршрутка, выбравшись из пробки, протиснулась к Международному шоссе. Нина вынула из кармана мобильный телефон, нашла там полученное несколько лет назад сообщение, которое почему-то хранила до сих пор. Единственное за десять лет, вообще единственное, – после взрыва в московском метро. «Нина, добрый день! Надеюсь, с тобой все в порядке?». Холодные, сдержанные слова. Не заполошное «Нинка, чучело, ты цела?!.», как он мог бы написать, если бы…

Так, стоп, никаких «если бы».

И теперь точно решила, что делать.

В рабочей почте за выходные скопился настоящий бардак. Как всегда.

«Нина, привет, наш невозвратный Франкфурт можно выписывать, деньги у меня…»

«Уважаемая Нина Николаевна, просим Вас рассмотреть возможность предоставления группового тарифа по маршруту…»

«Ниночка, спасайте! Я прощелкала тайм-лимит на наши билеты! Они теперь что, слетели, да, совсем?!.»

Скайп, как ни странно, с утра молчал. Рано еще, начало десятого, еще не все пришли на работу. Нина быстро кликнула по нужному имени, набрала в окошке сообщение. Хорошо, что у нее много знакомых в этой отрасли.

На мгновение она задержала руку над клавишей, прежде чем отправить текст.

– Стас, привет! Ты уже с утра на месте? Есть минутка?

Скайп тут же замигал в ответ.

– Для тебя, богиня, всегда есть!

– Я с дурацким вопросом.

– Валяй.

Нина собралась с духом и быстро отколотила:

– Есть у меня знакомая. Хочет стать стюардессой, вот накрыло ее, хочет и все. Подскажешь, куда ей, что ей? Есть ли вообще шансы?

– Девочка-то хорошая?

– Девочка-то ничего, только возраст там – под тридцать уже. Ей не светит?

– Почему, нормально. Если девочка нормальная.

– Да вроде ничего, – быстро повторила Нина.

– Английский хоть есть?

– И немецкий тоже.

– Сейчас как раз у «Аэрофлота» набор, пусть попробует.

– Попробует. Только она вообще-то на бизнес-авиацию нацелилась. Не хочет на большие самолеты с кучей пассажиров.

– Скромная у тебя девочка.

– Угу, не отнять. Но и в «Аэрофлот» она рыпнется, для начала-то.

– Контакты прислать, чтоб ты не искала?

– Ага, спасибо. А по времени примерно сколько будет это все?

– Что все?

– Ну я не знаю, что там у них – курсы, а потом же, наверное, медкомиссия? Короче, когда она полетит?

– Ну ты прям так сразу… Месяца три – это как минимум. И то, если у нее все везде с ходу сложится.

– Ага, спасибо, – повторила Нина и быстро добавила: – У этой – сложится.

Три месяца… Она отвернулась от рабочего компьютера, щелкнула выключателем чайника. Три месяца. И она даже не знает, где он сейчас работает, что с ним, связана ли его работа с разъездами и перелетами.

У нее, конечно, есть немного денег, она копила на отпуск. Хватит на билет. Даже и на два.

Но не на три месяца полетов.

Открыв чистый лист, Нина быстро стала набирать резюме.

На мгновение у нее замерло сердце. Тот же рост, чуть ниже среднего, та же тонкая фигура, осанка, те же светло-русые волосы. Мужчина с места 16D повернулся, закидывая сумку наверх, и Нина выдохнула. Нет. Конечно, нет. Как она вообще могла ошибиться?

Постоянный кошмар – что он вдруг окажется на ее рейсе – снова прошел стороной. Или отступил на время.

Они не виделись, наверное, лет восемь. Нет, побольше. Но Нина бы узнала.

А то, что пассажир на первый взгляд показался похожим, – так мало ли в этом мире невысоких, худощавых и русоволосых.

Он уткнулся в монитор, почти не замечая ничего рядом, – пассажиры вокруг только-только рассаживались, до взлета еще есть время, и он успеет немного поработать, пока не попросят выключить компьютер.

– Sorry, switch off your notebook, please.

– Вера?! – выдохнул он, перебивая стюардессу, но тут же осекся. – I’m sorry…

– Ничего, – она перешла на русский. – Пожалуйста, выключите ноутбук, мы готовимся к взлету.

– Хорошо.

Неужели она? Нет, быть не может, не она, конечно. Просто слишком, слишком похожа, – тонкий нос, высокие скулы, вьющиеся смоляные пряди и брови вразлет.

Он мог, давно уже научился, подолгу о ней не думать. Неделями. Да что там неделями – месяцами. Пока случайно что-то не напоминало – похожий силуэт в толпе, или чей-то легкий и светлый голос, или вот, как сейчас, – эта стюардесса. Могла ли у Веры быть сестра примерно одних с ней лет? Да нет, он бы знал.

Лучше бы тогда, в детстве, его сразу выгнали с хора. Но Петр Николаевич – пожилой школьный учитель музыки – разрешил ему остаться и ходить дальше, – и только раз, приблизившись, неслышно для других произнес:

– Ты, Витя, не пой… ты просто рот раскрывай, но не пой, договорились?

И Витя не пел – но ходил на все занятия, и раскрывал рот, и смотрел на Веру.

А потом, ко Дню Победы, они разучивали на хоре песню про бухенвальдский набат. И тогда Петр Николаевич, чтобы ребята лучше поняли слова и выразительнее пели, рассказал им о том, о чем почему-то не рассказывала учительница истории, – о концлагерях, о газовых камерах и страшных печах.

С того дня Вера стала ему представляться в огне – словно только он один и мог уберечь. А его дошкольная малышовая мечта стать пожарным вдруг проснулась снова – и он уже точно знал, что да, вырастет и станет.

Пожарным Виктор так и не стал. А с Верой не виделся с выпускного, да и на выпускном они не сказали друг другу почти ни слова. Он напропалую приглашал танцевать всех других девчонок из класса и не подходил к ней, – назло, специально, чтобы не воображала, – и тогда Вера сама пригласила его на вальс, но не сказала ничего, только заглядывала в глаза. А потом – не виделись, не получилось. Всем другим, всем кому угодно, кому она была не нужна, – им она постоянно попадалась навстречу: кто-то наталкивался на нее на автобусной остановке, в магазине, на почте, кто-то случайно подвозил до города, кто-то вообще встретил ее в отпуске на далеком пляже, – и только Виктору она не встретилась ни разу. Так все и забылось – и сама Вера, и его странные детские кошмары, в которых ее охватывало пламя. На редких встречах одноклассников она ни разу не появилась – Виктор лишь слышал краем уха, что Вера, как и мечтала, поступила в сельхозакадемию в Москве. Ну да, ну да, она всегда любила возиться со всякой рассадой, у нее первой зацветали крокусы и примула возле крыльца, и смородиновые кусты за ее калиткой казались гуще и наряднее, чем у остальных.

Он захлопнул ноутбук, но убирать в сумку не стал – лететь долго, и, когда наберут высоту, все равно снова доставать и включать. Стюардесса, та самая, с бровями вразлет и мягкими черными локонами, стоя в проходе, рассказывала про спасательный жилет, лампочку и свисток. Несколько раз она словно полоснула Виктора взглядом.

Он не мог ее просто так отпустить.

В маршрутку от аэропорта до метро было не вбиться – Нина уже пропустила две. Час пик, много только что прилетевших рейсов.

– Нина?

Кто-то ее окликнул – она от неожиданности чуть не выпустила ручку своей дорожной сумки. Обернулась на голос, вздрогнула, не веря своим глазам.

– Степка?!. Ой… простите, пожалуйста, – Нина прикусила язык, узнав пассажира, что летел несколько дней назад на ее рейсе.

– Это вы меня простите, – улыбнулся он. – Вы меня, конечно, не помните. Я летел у вас в самолете в пятницу, из Мюнхена.

– Помню, – вдруг призналась она.

– Да?

– Да.

– Я должен был вас найти. Вы… вы в город сейчас?

Нина молча кивнула.

– Я могу вас подвезти.

– Спасибо, – согласилась она. – Вы только хоть скажите, как вас зовут?

– Виктор.

Нина не отозвалась, просто молча направилась за ним следом. Как ее сумка оказалась в руках у Виктора, она даже не поняла. Она старалась не смотреть на него – так, со спины, он был еще больше похож. Быстрая легкая походка, четкие движения…

Виктор звякнул ключами, и стоявшая на забитой парковке «мазда» подмигнула в ответ. Когда машина тронулась, Нина заметила висевшую под лобовым стеклом фигурку – двух разноцветных рыбок, словно сплетенных в кольцо.

– Я по гороскопу – Рыбы, – сказал Виктор, перехватив взгляд Нины.

– Как, и вы?.. – почти вскрикнула она.

– А кто еще? – спокойно отозвался он, выруливая со стоянки.

– Да так, – растерялась Нина. – Знакомый.

– А-а. Куда ехать?

– Не повезло вам со мной – на другой край Москвы, в Бирюлево.

– Бирюлево так Бирюлево. А повезло или нет – посмотрим.

Так, в полутьме, в салоне машины, она была еще больше похожа на Веру. Только руки совсем другие – у Веры, которая вечно копалась в земле, занималась с рассадой, рыхлила-поливала, – у нее всегда были коротко, под корень, подрезанные ногти, без всякого лака. А у этой девушки… как же ее, Нина, да, Нина, – неброский, но очень аккуратный маникюр.

«Мазда» проталкивалась сквозь вечерние московские пробки, Виктор молчал, Нина тоже. Она не стала ни о чем расспрашивать – похоже, просто приняла как факт, что ее искал, и нашел, и встретил с самолета кто-то совершенно незнакомый. С такой-то внешностью, наверное, давно привыкла. Он молча вел машину, Нина ничего не говорила, но от этого молчания не было никакой неловкости. Только у самой развязки на Бирюлево Виктор обернулся к девушке:

– Куда сейчас?

– Липецкая улица. Знаете?

– Нет.

– Налево и прямо. Здесь уже совсем рядом. Вон за той остановкой – направо, вот куда маршрутка свернула. Вот тот длинный дом, да. Спасибо, – Нина покосилась на него и осторожно улыбнулась, словно приглашая.

В лифте он снова вдруг подумал про Веру, но как-то совсем вскользь, даже уже не удивляясь тому, как Нина на нее похожа. Дурацкая школьная история, детские кошмары, в которых ему виделись Вера и огонь, и странная мысль, что только он каким-то непонятным образом может ее сберечь, – все это оказалось сейчас смешным и таким глупым, что ему даже стало стыдно, хотя никто и никогда не знал про эти его детские измышления.

Лифт с лязгом остановился, двери разъехались, Нина полезла в сумку за ключами.

Сна не было ни в одном глазу, да и ладно бы – все равно ни завтра, ни послезавтра у нее нет рейса.

Нина тихонько, чтобы не разбудить Виктора, потянулась к подоконнику, нащупала телефон. Хорошо, что у нее отключен звук клавиатуры, и глянуть, который час, можно совсем-совсем неслышно. Без двадцати четыре. Нина повертела в руке телефон. Экранчик угас, она снова его подсветила, нашла старое сообщение – одно-единственное за много лет, да и то написанное наверняка из вежливости – и, чуть помедлив, удалила. Так же осторожно, почти не дыша, Нина вернула телефон на место, зарылась в одеяло – и сама не заметила, как уснула.

Она проснулась позже обычного, хотя всегда была ранним жаворонком. Вздрогнула – на кухне кто-то был! – но тут же, вспомнив, улыбнулась, потом выбралась из-под одеяла и вышла на кухню – без всякой неловкости первого совместного утра. Так, словно уже давным-давно вместе.

На кухне пахло чуть пригоревшими тостами, полуслышно бубнил маленький телевизор.

– Доброе утро.

– Привет, – Виктор, карауливший у плиты турку, обернулся через плечо. – Ты что по утрам пьешь – чай или кофе?

Нина опустилась на табуретку, кивнула в сторону телевизора:

– Что-то интересное?

– Да ну, одни происшествия, – он скривился. – В Москве налет на ювелирный магазин, пострадали охранники. В области легкомоторный самолет рухнул на дачный участок, был пожар, погиб пилот и работавшая в теплице девушка. В Питере…

– Да черт бы с Питером, – отмахнулась она. – Я тогда выключу, а?

– Ага. Так чай или кофе?

– Кофе, – отозвалась Нина.

Она посмотрела за окно – почему-то вспомнилась прежняя работа, офис с видом на летное поле, скользящий по земле самолет и перечеркивающая все тень крыла. Нина улыбнулась, принимая из рук Виктора чашку, и сказала:

– Кстати, турку теперь надо будет новую купить. Большую.