Читать книгу Золотой братик - Ольга Апреликова - Страница 6

Утром последнего дня года ребята прислали Даю шесть рисунков, ярких, переливающихся от блесток и приклеенных пластмассовых снежинок, и открытки с пожеланиями новогоднего счастья. Дай разложил рисунки на одеяле и долго любовался. А потом все-таки заплакал. Но он так легко плакал теперь, что слезы ничего не значили.

Экран показывал снежные елки и детскую суету. Артем вчера вечером не пообещал, что приедет. Да, у него сегодня дел впятеро больше, чем обычно, потому что завтра самый важный, главный праздник в Венке. Важнее даже летнего равноденствия, потому что звезда Айр появилась именно в новогоднюю ночь по воле Сташа Астропайоса… Даю, правда, не верилось. Такая же легенда о прошлом, как и все остальные. Из-за этой легенды у Артема сегодня времени нет – Дай все понимал, но хотелось ныть и плакать.

Дежурный врач принес маленькую игрушечную елочку, которая пахла почти настоящим хвойным запахом, и коробку с крохотными невесомыми елочными игрушками. Дай возился-возился с этой елочкой: наряжал, вплетал между лапок тоненькую мишуру. А потом опять вспомнил, что Артем может и не прийти, что у него на руках несколько тысяч детей. Минут десять пришлось смотреть в потолок, чтобы слезы не вылились.

После обеда няня – куда веселее выглядевшая, чем обычно, принесла большую коробку:

– Смотри-ка, заинька, что тут для тебя. Еще вчера Артем привез, да волновать не хотел.

В коробке было что-то очень праздничное. Волшебное почти, новенькое, черно-золотое, даже не сразу понять, что это одежда. Он потрогал пальцем шелковистую ткань и замер. Няня улыбнулась и, ошеломленного, быстренько увлекла в ванную и деловито выкупала. Она вообще-то няней не была, она просто еще училась на старших курсах медицинской Академии. Большая такая девочка. И она всегда смешила Дая, и сама веселилась и что-нибудь придумывала хорошее. И сейчас она чем-то таким вымыла ему голову, что тусклые волосы вдруг стали тяжелыми и пушистыми, и они их долго сушили и заплетали в сложную красивую косу с названием «дракончик». Потом началось торжественное одевание. Может быть, маленький Дай казался этой веселой девушке кем-то вроде куклы, но она возилась с ним так самозабвенно, что даже жмурилась. Одежда – как на картинках в учебнике истории: платьев два, и еще непонятная пелерина, но няня довольно быстро разобралась. Толстенькие черные штанишки, потом мягкое нижнее платье, все золотое и нежное, как девчоночье, и очень длинное, сверху второе, покороче, тоже золотое, но тоном темнее, с черными тонкими вышитыми узорами, с широкими рукавами и капюшоном. И еще эта штука, пелерина или как там ее, уже наоборот, черная с золотыми узорами. Такое только на новый год носить. А из коробки няня еще длинное-длинное черное пальто достала, тоже с капюшоном, длинным-длинным и с кисточкой, и все – с узенькими золотыми узорчиками. И золотисто-черную узорчатую шапку… И мягкие теплые сапожки… Только пока это надевать не надо… но они примерили, чтоб полюбоваться.

В зеркале стоял какой-то принц старинный. Там далеко в Плеядах, в золотых дворцах он был таким. Даже шапочка похожа. Зачем в больнице такие наряды? Артем ведь это все привез и велел нарядить? Вдруг отпустят, он ведь почти здоров? Няня помогла снять пальто и сапожки, чмокнула в щеку и убежала. У всех новый год… Но Артем все не едет и не едет… Ему некогда… Дай посмотрел на свою маленькую грустную елочку. Прилег на застеленную кроватку. То смотрел на тихую елочку, то разглядывал и трогал на себе черные и золотые узоры. Потом наконец сообразил, что, если Артем не придет, то придет Юм. Ведь – новый год. Он всегда приходит в новый год… Он обещал…

Проснулся в синем сумраке от острого свежего холода и счастья. Наклонившийся Артем – пахло снегом и морозом – тихонько спросил:

– Спишь, Дайка?

Дай обхватил его, шурша своими золотыми широкими рукавами, прижался изо всех сил.

– Ласковый ты мой малыш, – вздохнул Артем, выпрямляясь с ним на руках. – Ты уж меня прости, что я так долго. Ждал, не ждал? Ждал… Ну-у, не плачь уж. Да не бойся, я ведь понимаю, почему. Нежный-то ты какой, оказывается. Душа сразу за ребрышками… Давай-ка одеваться. Хорошо, что ты поспал. Праздник впереди… А красивый-то ты какой! Понравился наряд? Я подумал, раз карнавал – будешь волшебным царевичем…

Карнавал?!! Царевичем?

На улице стыли черные очерки елей в блистающем легийской галактикой небе. Снег под ногами повизгивал от мороза, дышать студеным воздухом – весело и вкусно. Пар от дыхания мгновенно замерзал мелкими искринками на толстом шарфе, которым поверх черного капюшона и шапки замотал Артем. Сидеть на заднем сиденье – чтоб не измять в детском кресле наряд – просторно и холодно. Зима снаружи пахла яблоками, была простой и прекрасной, но такой волшебной, что он верил: Юм совсем близко и вот-вот появится.

Люггер взмыл в праздничное светоносное небо, устремляясь, как почудилось Даю, прямо под жемчужную дугу легийской галактики. Ее видно из Венка только зимой, да и то не всю, и лишь ранним вечером. А летом – только свет над горизонтом… Никто и не поверит, что он там уже был. Это там – золотые города и узорчатые дороги, там белая лошадка пони и волшебные игрушки. И туда без Юма никак.

Внизу вдруг засияло, рассыпалось разноцветными игольчатыми гроздьями, и Дай прилип к окну. Артем засмеялся и облетел вокруг неистовствующего фейерверка; поднял машину выше, еще выше, к самому седьмому небу – Дай увидел весь огромный, переливающийся фейерверками обруч Венка, уложенный в черно-белый узорный бархат леса.

И тут бесшумно блеснуло ярко-синим сиянием, и Юм, родной, легкий и тонкорукий, крепко-крепко схватил и щекотно прошептал под шапку:

– Здравствуй!

Дай сам вцепился в него изо всех сил – в родного, смеющегося, в тонкой белой рубашке. Он пах нездешним воздухом и горячим от солнца лесом. От счастья сквозь Дая полыхнуло золотой радостью так, что он сам зажмурился. Юм тихонько засмеялся и сказал:

– Светлячок мой родной.

Все вокруг позолотилось и стало светло. Медленно повернулся Артем. Юм втащил сияющего Дая на колени, покрепче прижал и смущенно и виновато сказал Артему:

– С наступающим.

– И тебя, – сухо ответил Артем. Мгновение помолчал и, тихонько и так нежно, что у Дая защемило в груди и в глазах стало горячо, сказал: – Здравствуй, Юмка.

И даже бросил штурвал, взял его руку, поцеловал и на секунду прижал пальцы Юма к своему лбу. Зачем он так сделал? Что ж, Юм ведь волшебник. А может, кто-то больше… На всем лежал золотой отсвет от него самого, руки из черных рукавов сияли звездами – он уж и забыл, что так бывает – быть золотым фонариком.

– Тёмка, – так же тихонько сказал Юм. – Прости. А? Пожалуйста.

– Химера. Ящ-щщерица, – Артем отвернулся к штурвалу, поправил подхваченный автопилотом курс и снова повернулся. – А как дитя-то сияет… Вот он, значит, какой на самом-то деле… А глазки-то какие зеленые… Дайка, да ты сам – как сказка… Юмка! Отлуплю ведь… Наизнанку выверну. Зараза. Бессовестная тварь. Ну… Так что же дальше?

– Не знаю…

– Юм!

– Я прихожу к Даю реже, намного реже, – сказал Юм, стаскивая с Дая черную шапку – сияние стало ярче – и целуя в лоб. – Но чую, что это тоже до добра не доведет… Но не могу вовсе не приходить. Мне нужен твой совет.

Артем опять бросил штурвал и развернулся:

– Старая история… Совет я тебе давал, когда ему было два месяца. Да что сейчас можно сделать: он-то стойкий, но скажешь – «Юмис», и его встряхивает! У него твои ухватки, твоя скрытность, твой образ мыслей – да все от тебя. А танцевать кто его так научил? А эквилибру? А этим твоим жутким навигаторским упражнениям? Да вообще все движения, даже как он зубы чистит, как дышит, как сказки читает, как спит – да вылитый ты… Копия. Думаешь, не видно? Другим, кто тебя человеком не знает, может, и не видно – да я увидел… Он-то ни словом тебя не выдавал, такой же партизан, как ты!

Юм вздохнул. Артем добавил тише:

– Он – твое зеркало… Вы, похоже, родственники, только у Дайчика масть другая… И еще какая-то чужеродность, инакость. След другой крови. Но наполовину-то он точно ваш… Это заметно. Юмка, ты мне правду тогда про Дая сказал? Это – найденыш? Точно он не из вашей семьи?

– …Ты с ума сошел?

– А ты посмотри, как он похож на Ние. Рыжий ведь, когда не золотой.

Юм уставился в лицо Дая. Дай терпел. Юм почесал под косой и пожал плечами:

– Ну-у… Да, похож. Ты мне предлагаешь спросить у брата, не потерял ли он где внебрачного ребенка? Так он мне язык раньше оторвет, чем дослушает.

– Слишком много сходства. Настолько, что я даже не показываю Дая Ангелу. Мне ваши тайны и так поперек горла. Решайте этот вопрос сами. И быстро. Сверь генотип. Вон посмотри на свои руки и на Дайкины… На ладошки, на пальчики, на форму ногтей…

Юм взял ладошки Дая, разглядел, нахмурился; улыбнулся, быстро глянув в глаза – и вдруг поцеловал серединку ладошки и прижал ее к своей щеке:

– Ну и что…

– «Ну и что»?!

– Тём, я давно это вижу… Но не могу объяснить.

– Гены смотрел?

– Боюсь.

– Юмка, а вот близнецы-братцы твои со своими исследованиями… Это не могут быть… Их генетические проделки?

– Исключено. Кто ж им разрешит. И они еще – учатся… Да, я их готовлю, так что их исследования – наши общие …проделки. У них есть идеи, но пока это на уровне расчетов. Им рано на Геккон, а сами – что они без моего ведома и ресурсов могут… Ну, и технологически мы даже на Гекконе еще не готовы к… К такому. Рано нам еще.

– Технологически… А что, готовитесь?

– Чтоб создавать искусственно вот таких вот Дайчиков? Да.

– А не боишься?

– Боюсь. Потому и не спешу. Ведь это очень трудоемкие расчеты даже для меня. Пока мы занимаемся базой и нави первого поколения. Они ненамного сильнее людей. А мне нужны нави, которые будут летать, как надо. То есть очень быстро. Естественным путем на появление таких тысячи лет уйдут. И мы – работаем. Понятное дело, что я давно вмешался, сразу… Геккон есть Геккон. Кое-что получается. Но Дайка не имеет к этому никакого отношения. Он – нормальный ребенок.

– Да ну? Неужели?! Да он так же похож на обыкновенного ребенка, как ты – на мартышку! Ладно, беда не в этом. А в том, что ты, мерзавец, сделал с его жизнью.

– Да. Ему тяжело. Я велел все чудеса скрывать. И про меня никому не говорить. Темка, но что же мне делать? Если б я мог, я б вообще с ним не расставался. Но ему нет места в моей жизни! Куда мне его?

– Поэтому ты превратил его в неврастеника, который скрывает в себе вот просто все и боится смотреть людям в глаза? Ты вынуждаешь тага притворяться недоразвитым первоклассником и думаешь, что все норм? Ребенок боится вот просто всех на свете! Ты не понимаешь, что причиняешь ему вред? А каково ему тут после всех твоих чудес? Без тебя? Юм, Юм! Ну как же так? Зачем?

– Не знаю, как с ним быть, – тихо ответил Юм. – Ты прав, пора что-то менять. Хорошо, что ты забрал Дайку себе. Спасибо.

– «Забрал себе»? Ты что? Он не игрушка. Да его так измучила устроенная тобой неразбериха, что он рад спрятаться в любое тихое место, где можно побыть самим собой! Но он и во мне нашел что-то… Что позволяет ему быть искренним. При этом не выдавая тебя, заразу!! Юмка! Да я готов его усыновить хоть сегодня, но сперва надо понять, что его вообще ждет в будущем! А вдруг навязанное мной отцовство ему помешает? Я же понимаю, что это не просто ребенок, что это детеныш какого-то прекрасного чудовища, что вырасти из него может кто-то такой, что… Ох. Ну, Юм. Кто – Дай?

– Не знаю. Просто… Родной мальчик. Я… не могу без него – и все. И он… Прекрасное чудовище? Возможно… Он таг, это правда.

Дай сильнее притиснулся и спрятал лицо ему под подбородок. Юм обнял его крепче. Не в чудесах ведь дело! Все долго молчали, а люггер планировал без управления. Артем спросил странным голосом:

– Таг… Или кто – появились какие-то небесные резоны? Ты видишь в нем Нехебхау?

– Не понял еще…

– Этакая глупость на тебя не похожа. А кто тогда у тебя там Дома? Девочка-то?

– Нехебхау. Наверное.

– Но тогда кто это? Он ведь тоже… Чудесный.

– Я не знаю. Да, это дико звучит, но я действительно не знаю, – Он наклонился и еще раз поцеловал Дая в лоб: – Артем, я его просто так люблю. Он мне с тех пор еще родной.

– Это-то я могу понять. Ты ему тоже – вон он светит, как фонарик. Но в нем… Есть что-то еще сродни тебе. Раз сумел научиться играть в твои игрушки… Может, все-таки это он – Нехебхау?

– Может быть. Похоже.

– Юми, – взмолился Артем. – Я не понимаю. Ты – и не знаешь? Ты что, с ума сошел? Если ты решил его здесь прятать, то почему мне ничего не сказал?

– Да я не прячу, – виновато сказал Юм. – Тёмка, ну ты сам подумай – кому я его могу еще доверить? Да куда мне его деть вообще? Я – это я, а он такой маленький. Я не хочу, чтоб все знали, что он у меня есть.

– Дай, – позвал Артем. – Он часто к тебе приходит?

Дай помотал головой. Ответил Юм:

– В начале октября был последний раз. Брал его в Плеяды.

– …Куда?!

– В Золотые Плеяды Доменов.

Артем опять бросил управление. Он так смотрел на Юма, что по Даю забегали колючие мурашки, сияние съежилось – Юм глянул, горестно сморщил лоб и объяснил:

– Мы много времени провели на корабле. Он очень хорошо переносил мои любые таймфаговые выверты… Мы вообще с ним много живем у меня на корабле. Ну, или в Лесу, или в Плеядах… А здесь я выверял каждую секунду. Здешнего времени я на него почти не трачу. Здесь у меня и времени-то нет. Здесь что – работа и работа, а Дайке я весь целиком нужен… И он так кстати растет медленно.

– Мы оба знаем, что это за признак.

– Да. Потому он и тоже стал мне так нужен. Он мой Младший. Мы оба теперь друг от друга зависим. Потому я и стараюсь обучать его сам. Да, и он не растет почти за те месяцы, что со мной, потому здесь никто ничего и не замечал. Можно учить и воспитывать, можно путешествовать и все показывать. Я не считал, но, кажется, он со мной больше времени провел, чем здесь. Того времени, конечно, не линейного.

– Ну, и зачем же эти уловки?

– Не хочу, чтоб все знали, что он у меня есть, – повторил Юм.

– Да ты боишься за него, – мягко сказал Артем. – Ты что, своим не веришь? Почему ты думаешь, что тут ему лучше, чем Дома? Почему ты прячешь его от братьев и Деда?

– Да потому что Дома-то меня или нет, или я пашу, как тварь… Мне что, Деду его сдать на воспитание? Так я Деду его показывал младенцем, и он – ты знаешь, что он сказал…

Они опять долго молчали. Дай внимательно смотрел то на одного, то на другого. Артем поймал его взгляд и усмехнулся:

– Пора что-то решать. Его школа вон уже до нервного срыва довела.

– Я уж понял…

– Юм, ты кажешься растерянным.

– Это так. Надо сначала понять, Нехебхау он или… Просто таг. Но как понять? Понимаешь, несомненный результат будет тогда, когда Нехебхау впервые сделает… выполнит свою функцию. Такую… В возможность которой даже я не верю. Ну, ох, пусть отец прав, это будет – а когда, в каком возрасте? Я не хочу никого из них торопить. Ни Дая, ни тем более девочку. Та ведь совсем малявка, растет как есть – ее нельзя по временам перемещать. Она вообще очень нежная. А Дайка – ты прав, очень не прост. И происхождение его неясно. Пусть растут пока.

– Юм. Но ведь есть же Венок, в смысле – не школа, а Corona Astralis. Он там лежит для Нехебхау.

– Это еще хуже. Они оба, и Дай, и Ника, легко приблизятся к Венку, потому что я их обоих очень люблю. Вот как ты. Но… Миг прикосновения… Я не знаю, что стрясется. Я разве могу рискнуть?

– …Можешь. Должен. Путь Драконов, – помолчав, с испугавшей ничего не понимавшего Дая усталой интонацией сказал Артем. – Не тяни тогда с этим. Ты останешься хотя бы на день? На час? Юми?

– Да. На сколько нужно. Хочу побыть с вами. И… Я сегодня вмешаюсь в ваш Праздник, а завтра буду работать.

– В Храме? Юм, что случилось?

– Захотелось, – сумрачно ответил Юм и лег горячим подбородком на макушку Дая. – Может быть, правда не стоит тянуть… Я решу… В Круге все становится понятнее. И расскажи-ка мне, Тёма, что это такое с ребенком. Он и раньше не часто улыбался, но теперь-то… И такой замученный и все молчит? Артём!

– Ты виноват, – не оглядываясь, сказал Артем. – Сам понимаешь. Но я тоже виноват. Сначала недосмотрел, потом поторопился. Он болел тяжело, вот только выздоровел.

– Он без меня если долго – болеет, – вздохнул Юм и поцеловал Дая в висок. – Энергообмен есть… Дайка зависит от меня здорово, я заметил уже, – Юм все обнимал Дая, поглаживая по лопаткам. А какой у него голос. Родной. Нужный. Единственный. Сердце томилось от сумасшедшей тоскливой нежности. Он всегда так быстро уходит. Как, чем его удержать? И почему нет ни места, ни времени в настоящей жизни Юма? – Дайка, все будет хорошо.

Так говорят, если впереди неприятности. Дай сжался. Стало жарко и скучно, свет совсем померк. Чуть отстранившись от зорко взглянувшего Юма, он долго разматывал пухлый шарф, потом расстегнул воротник. Люггер медленно нес их куда-то под самым потолком неба, и звезды казались дырочками, проткнутыми в черной бумаге. А месяц терминала, наверное, вырезали из фольги от шоколада. Артем рассказал про башню Испытания и про то, как Дай перестал говорить.

– Возможно, это знак, что он готов к инициации, – сказал Юм. – Прав Филин, это Круг. Только… Что-то я не верю. Он ведь еще такой маленький. Я этого не допущу. Пусть лучше молчит, – он приподнял к себе лицо Дая, заглянул в глаза: – А ты не бойся. Верь себе. Да. Ты все равно мой родной, кем бы ты там ни оказался…

Дай потерся об его плечо лбом. Мир снова стал золотым. Юм достал из воздуха его узорчатую золотую шапочку с зелеными самоцветиками:

– Помнишь? – помог одеть, поправил, снова обнял. – Но вообще-то, ты прав, Темка, со сказками пора заканчивать. Но вы меня удивили со школой. Он же считает не намного медленнее, чем я, он в ротопульт залезал и вполне справлялся.

– …Куда залезал?

– В таймфаг. Простейшие пока, короткие треки, конечно, и я на контроле. Он молодец и умница. Я же говорю, он – таг! Обучается с одного взгляда. Я был неосторожен. Пришлось и объяснить. Он научился.

– Ты… Ты изверг.

– Я не знаю, что мне делать, Тёма, – снова сказал Юм. – Конечно, школа как таковая ему не нужна… Ему дом нужен… Ладно. Венок – значит, Венок. Не будем тянуть. Дайка, ты знаешь что-нибудь про Звездный Венок?

Дай помотал головой.

– Если только от тебя, – сказал Артем. – Он и в Храме-то никогда не был… Юмка, ты уверен?

– Сам же говоришь: «не тяни с этим»… И ты прав, как обычно.

Потом начался праздник. Артем их отпустил одних, и Юм, никем не узнанный, старался подбавить к празднику чудес, как мог. Стало некогда думать про непонятный разговор в люггере. К тому же Юм крепко держал за руку или за шиворот, а то и вовсе подхватывал на руки – и они оказывались в новом волшебном месте. Но это все-таки был Венок: школы, стадионы, катки, парки… Везде звучала музыка с серебряными нотками новогодних колокольчиков. В небе по желанию Юма летали огромные разноцветные планеты, мелкие золотые дракончики и старинные парусники. По земле гуляли слоны и клоуны. Все обыкновенные здания превратились в древние замки и причудливые дворцы, а на слонах и верблюдах – пожалуйте кататься. Или в серебряных самоходных санках: они тоже покатались, и как тепло и радостно сидеть у Юма под боком и смотреть на качающиеся чудеса вокруг, на деревья, все покрытые цветными огоньками, конфетами и игрушками – жалко, катались недолго… Ледяные горки… лабиринт… Домики из леденцов… Кружка с горячим сладким молоком, и Юм не торопил, а тоже пил горячее молоко, и узорный пряник они съели пополам… И побежали скорей дальше, потому что – Бал… С елок в школьных дворах и в парках спрыгивали игрушки и танцевали под тоненькие песенки. Всем было жарко, но снег почему-то не таял.

И вот заиграла таинственная музыка и начался Большой Бал. Все девчонки оказались принцессами в платьях с кружевами или феями в совсем уж умопомрачительных нарядах. Маленькие мальчишки в костюмах всяких викингов, волшебников и королей бегали везде и орали от счастья, а те, что постарше, словно впервые заметили своих ровесниц. Да. Хочется смотреть на девочек… Они нежные и волшебные. Даже Юм иногда поворачивал голову и провожал их глазами.

Волшебник Юмис расправил над Венком такой огромный парус чудес, что всех детей, кажется, унесло в те же волшебные страны, где раньше бывал только Дай. Но руку Дая, как и на том прошлогоднем карнавале в старинном городе, Юм не отпускал. Они много где побывали. Даже на слоне покатались: посидели в качающемся зеленом, со всякими золотыми висюльками и колокольчиками, шатре у него на спине. Слон почему-то пах пряниками. И на главной елке были, где Юм устроил такое с пиротехникой, что все просто сели в снег и смотрели в грохочущее яркое небо, задрав головы. И на всяких представлениях были и тоже вмешивались, причем Юм все притворялся обыкновенным мальчиком, небольшим, примерно двенадцатилетним, и даже платье на нем возникло синее школьное – его карнавальный наряд. Все – наоборот, в сказочном, а Юм – в обычном. Точно – волшебник… Вообще-то он таким и был всегда – небольшим. Ой, а зачем этому всемогущему существу детский облик? Детская порой речь, любопытство, подвижность, ровная веселость? Он ребенок. Вот как эти, большие мальчишки, что вокруг бегают. Он вовсе не взрослый, притворяющийся ребенком, он – подросток на самом деле. Почему? А если он вырастет, то каким станет?

Но как следует подумать об этом не удалось. Особенно когда они оказались на огромном катке (кажется, в реальности это – озеро, даже с островами), и там началось что-то совсем уж волшебное, с мерцающими огнями, с огромными снежинками, с музыкой. Дай, оказавшись на коньках, сначала в длиннющем золотом одеянии путался, но Юм спохватился и переформатировал платье на штанишки, и больше Дай от него, хоть он и летал, как комета, не отставал. И научился таким прыжкам, которых раньше даже представить не мог.

А потом музыка стала все тише. И тише. И цветные огни все тусклее. И Юм не прыгал больше, а катился все медленнее, крепко держа за руку. Озирался по сторонам, кого-то искал. И все вокруг тоже перестали кататься: или ехали тихонько к краю катка, к белым островам, или собирались группками, обнимались, поздравлялись, перешучивались. Дай испугался, что праздник кончается, но тут откуда-то подъехал на коньках Артем, а за ним внуки, притихшие, кланялись Юму, а тот лишь кивнул с улыбкой и подтолкнул Дая к Артему. Дай вцепился в ладонь Юма изо всех сил обеими руками: Юм уходит! Сразу поняв его, Юм упал на колени, обнял крепко свободной рукой и шепнул под шапку:

– Ну, пусти меня, карасик. Я сейчас, я скоро вернусь. Отпустишь?

Дай с трудом, как будто долго плакал, вздохнул и разжал руки. Юм сам обнял обеими руками, прижал к себе (Дай вцепился в него изо всех сил), вскочил – и как-то растерянно посмотрел на Артема. Артем что-то понял и грозно велел ему:

– Не вздумай. Рано. Юмка, рано еще!! – и отобрал Дая, похлопал по спине и Даю тоже велел: – Подрасти сперва. Давай смотреть…

О чем это он? А вокруг стало еще темнее и тише. Юм покатился прочь, все быстрее, и за ним оставался ярко-синий сияющий след на льду, а люди перед ним быстро раскатывались в стороны, и он мчался быстрее, быстрее – и вдруг синяя-синяя, темная, как низкая тяжелая нота, вспышка. Юм исчез. Все замерли. Артем, прижимая к себе Дая, тихо сказал:

– Девять.

Новая вспышка, высоко над катком, еще темнее и тяжелее. Артем сказал, внуки за ним повторили:

– Восемь.

– Семь, – прокатилось шелестом над катком.

– Шесть, – тяжелый гул, и небо лишь чуть озарилось.

Все стояли, не дыша, и Даю показалось, что лед тускло светится черным.

– Пять, – разве свет бывает черным?

– Четыре, – такой низкий, опасный звук бывает в таймфаге, когда время начинает сворачиваться в ноль.

– Три, – Дай перестал дышать.

– Два, – в полном мраке существовал только голос Артема и крупные звезды далеко-далеко в небе. Дай ощутил, как к Артему с обоих сторон крепко прижались внуки.

– Один, – выдохнул Артем, а звезды погасли.

Все перестало существовать. Год истек. Кончился.

Ноль?! Сингулярность?

Взрыв синего света высоко в небе, и там, высоко-высоко… Громадный… Дракон мчался по кругу, снижаясь, оставляя синий как молния, сияющий след, замыкая его в кольцо над обручем городков Венка. Он был все ниже, все ближе, крылья в полнеба – какой… какой грандиозный… Какой прекрасный! Все ниже, ниже, и Артем крепче прижал Дая, чуть слышно смеясь, смеясь так радостно, что Дай всем сердцем пожелал, чтоб этот прекрасный зверь в небе оказался не фантомом, как все эти, Юма рук дело, новогодние видения в небе, а настоящим… Ведь водятся же где-нибудь во Вселенной такие прекрасные зверюги? Он потянулся к дракону, вытянул руки – вот бы потрогать! – и тоже засмеялся. Как Юм здорово придумал: всем показать дракона! Такого черного, такого космического! Ох, какая прекрасная зверюга! Как он его придумал, такого ужасного и прекрасного?! Дракон прошел над катком низко-низко – какие лапы, а пузо худое, поджатое… Что-то лапы какие-то уж очень… Настоящие? С когтями… И пахнет он чем-то горьким, дымом? Народ на катке орал и вопил от счастья, скакал и валялся, причем не только пацаны, а все. Оглушительно орали внуки, так громко, что слов не разобрать, что-то про Юмиса и новый год. Артем засмеялся, вдруг перехватил Дая за бока, подбросил в небо, поймал и сказал:

– С новым годом!

Дай засмеялся, прижался лицом к его колючей щеке, потом отклонился, разыскивая взглядом Дракона – ну, или Юма… А, вот он! Юм, сверкая коньками – лед сиял под ними ослепительно-белыми узорами – мчался к ним, а во все стороны от Юма разноцветными огнями разлетался праздник. Артем осторожно поставил конечками на лед, отпустил – и Дай полетел навстречу Юму. Все вокруг стало золотое от счастья. Юм подхватил на руки, закружил. А потом все музыка, музыка – до неба музыка… Еще Юм пел всем новогоднюю песню, а Дай катался вокруг него, как спутник вокруг планеты, старательно выполняя все фигуры, какие знал, и попадая в ноты движениями… А потом они еще катались, катались, и было столько музыки, такой непереносимо прекрасной, что хоть плачь.

Только он быстро устал. Щемило сердце от счастья и усталости, золотой свет стал слабее, мерцал за музыкой, ярче вспыхивая за точной прекрасной нотой – и снова потухая. Юм так быстро катится… какой он сильный… Как холодно что-то становится… Когда совсем запыхался, то перестал его догонять, сел (коньки мешают) на лед – Юм вернулся, упал на колени, заглянул в лицо – Дай сидел на льду и сиял совсем слабенько. Сил больше нету… Юм притянул к себе, и стало тепло… Можно смотреть в бездонное черное небо с громадными, рукой достать, звездами… Голова кружилась. Появился Артем, взял на руки, и они как-то вдруг все втроем оказались дома, и Артем расшнуровывал один конек на Дае, а Юм – другой. Хотелось спать – голову не поднять… Но дома тоже была елка. Громадная, так что Дай голову все-таки поднял. И подарки, и опять всякие волшебные чудеса, и золотая мишура, и огоньки. И среди подарков эта музыкальная штука с клавишами, большая – Дай тихонько сыграл (а что еще он мог им подарить?) самые любимые песенки, а Юм молчал-молчал, слушал-слушал, а потом стал так же тихонько петь. Очень красиво получилось. Потом Юм позвал под елку, и та вдруг заняла весь мир. Пахло смолкой и мандаринами, и на каждой ветке – чудеса: говорящие зайцы или летучий корабль. Юм обнял его, как маленького, и тихонько-тихонько, почти без слов, запел колыбельную. Дай так и уснул, глядя, как на темной колючей лапе медленно кружится большой золотистый шар, и где-то там вверху в ветках путаются летучие разноцветные огонечки.