Читать книгу Тихая Химера. Очень маленькое созвездие – 2 - Ольга Апреликова - Страница 10

После недолгого визита к Вильгельму остаток дня Юм провел в маленьком домике у озера где-то очень далеко от детских территорий Венка. Это было что-то вроде зоны уединенного отдыха. На пределе видимости сквозь стволы сосен Юм разглядел еще такой же домик, только пустой. А этот домик был как тот, о котором он говорил Ние: маленький, простой, под большим деревом. Под сосной. Шишки на земле вокруг, слой хвои… Домик как из сказки: синяя крыша, деревянное крыльцо, чистенькие, отражающие сосны и небо окошки. Он сел на ступеньку крыльца и на целую минуту замер от счастья. Пожить бы здесь, а не побыть. Это Ние, наверно, подсказал Виру и Вильгельму, что Юм мечтает о таком домике… Ну, да. Они друзья тут, всегда на связи… И он, Юм, для них общая головная боль… Надо им хоть как-то помочь. Не утруждать.

Вроде бы надо радоваться, что Ние хотел его побаловать… А на самом деле – хоть плачь. Домик сказочный. Да только вот он сам – настоящий, со всем этим тяжелым прошлым, с виной перед ними, – да еще с этим ужасным унаследованным мозгом… Почему у Ние такого мозга нет? Как бы Сташ был рад иметь наследником не его самого, проклятого заморыша, а веселого, мощного, спокойного Ние? Почему только Юм уродился такой – чтоб напрямую работать в Сети? Сил только нет на такую работу. Сеть-то, может, его слышит, а сам он… Хотя… Он посмотрел на черный камень в браслете. Подозрения, да. Активные подозрения. С тех пор, как он на руке – мозг вроде бы быстрее стал соображать, а Дед-то ведь сказал: «тебе с ним будет полегче»? Что это за камушек такой… Который, похоже, вовсе и не камушек… А – усилитель контакта? Ну… Куда денешься. Его мозг – да, часть Сети. С детства в симбионтах… Но Дед ему еще тогда объяснил, что дело не столько в симбионтах, а в самом мозге. Сеть – искусственная система, но ориентирована она на волю вот такого мозга, как у него. Потому что его предки создавали Сеть прежде всего для себя. А он – свой Сети даже не на сто процентов, как Сташ, а на двести. Потому что вторая линия его наследственности тоже прямо восходит к второму создателю Сети. Эх. Надо как-то снова с ней… Налаживать отношения. Когда он был малышом – они дружили… Это ведь она помогла сбежать. Они обхитрили всех, да… Ой. Это что же… если Сеть не донесла на него мелкого Сташу… То что же, для Сети воля его, Юма, важнее, чем воля Сташа? Это как?

Еще бы Сташ не был в гневе.

Надо… Надо быть очень аккуратным.

Никуда не лезть. Мечты не озвучивать никак. Да их и нет, собственно… С Сетью – осторожно.

И ни с кем, никогда не говорить про Сеть. Это был закон, в котором Дед заставил его поклясться еще трехлетнего: про Сеть – никогда, никому. Сеть – секрет тех, у кого черная полоса на голове. То есть – их троих: Яруна, Сташа и Юма.

Ну что. Придется с этим дальше так и жить. И с тем, что расти перестанешь – тоже… Так. Не реветь. Вон какие белые облака в синем небе. Ветерок веет. Озеро сверкает за деревьями. На земле шишки валяются. Подальше – кустики какие-то низенькие с темными ягодками… Чирикает кто-то на сосне. Природа. Жизнь. Можно просто дышать. Просто жить. В сто тысяч раз лучше, чем месяцами, годами находиться на корабле и дышать стерильным идеальным воздухом… Ради этого летнего ветерка с озера… Даже с Сетью можно примириться. А когда стемнеет – стоит пойти поискать светлячков.

Здесь с ним рядом были лишь двое Волков – пожилой незнакомый дядька и утренний рыжий волчонок. Вир и доктор Вильгельм пробыли недолго. Велели отдыхать и улетели. Охранники Юму не мешали, но, чтоб не осложнять им жизнь и заодно убедить Тихона в лояльности, Юм далеко от дома не отходил и на все спрашивал разрешения.

Охранники сперва удивлялись и говорили, что можно все, потом привыкли. Юм побродил среди сосен по упругому густому мху и многолетним слоям хвои, постоял у воды и вернулся на крылечко. Сидел, смотрел на голубые просветы в облаках, плывущих над темными верхушками на том берегу, следил за ветерками, рябящими серую теплую воду, разглядывал желтый мох за тропинкой и текстуру досок, из которых было сделано крыльцо. Осторожно, вприглядку, изучал топологию Сети. Потом вообще о ней забыл – думал о бустерах и волшебных журавлях, о картировании генома, о горизонтальном переносе генов – и какова мозаика сейчас. И что он сам может со всем этим поделать… И кто, когда дал ему начальные знания о генетике? Кааш? Или Сеть? Было тихо, хорошо, Сеть не мешала, обозначая информацию только если он требовал… Голова не болела – и немножко клонило в сон. Только все равно холодно, хотя он и сидел на самом солнцепеке.

Пожилой спокойно сидел в тени под сосной на лавочке, держа Юма в поле зрения, а медноволосый шустрый волчонок кружил, изнывая от скуки, вокруг домика. И вдруг он примчался, сверкая глазищами:

– Малыш! Малыш, посмотри в доме, там в коробке с продуктами банка орехов, и давай скорей!

Юм, чуть удивившись, послушно отыскал банку и принес ему.

– Пойдем тихонько, – он торопливо открутил крышку и вытащил несколько орехов, сунул банку Юму: – Неси. Ты белок видел?

На ветке сосны за домиком сидел странный большеглазый, крошечный зверек со смешным сереньким, мохнатым хвостом. Он деловито зацокал, когда рыжик протянул ладонь с орехами, и, перевернувшись вверх загнувшейся метелочкой хвоста, царапаясь по коре, спустился к орехам. Юм замер. Рыжик что-то насвистывал зверьку чуть слышно, и, шурша коготками и цокая, тот слез к самой ладони и вдруг схватил орех. Смешно извернувшись, удрал на ветку и завертел орех перед сморщившейся зубастой мордочкой – и вдруг две скорлупки полетели вниз, а маленькие темные лапки уже держали светлое ядрышко. Мелькали острые длинные зубки. Не отрывая от белки глаз, Юм тоже зачем-то разгрыз и съел орех. Орех, крупный, пахучий, ему понравился. Белке тоже. Зверек опять спустился к ладони Волчонка, схватил самый большой орех, но на ветку не потащил – неудобно держаться на ветке вверх хвостом, и он торопливо перебрался на крупную ладонь тихонько смеявшегося мальчика.

Три ореха он стрескал мгновенно, только скорлупки падали, и, поискав еще, удивленно цокнул. Юм тут же протянул бельчонку всю банку. Он затарахтел и, раскрывшись серенькой мохнатой трапецией, перелетел на Юма. Он оказался легоньким, горячим, щекотно царапаясь крохотными коготками сквозь тонкое платье, и невесомо задел щеку дымчатым хвостом. Стрескав из банки еще пять орехов, он побегал по плечам Юма, невыносимо щекотно пролез под подбородком, внезапно понюхал Юму рот. Круглые черные глазки его блестели радостно и жадно. Посуетившись, он устроился на краю банки, которую Юм прижал к груди, и принялся набивать орешками раздувающиеся щеки. Рыжик давился от смеха. Юм одним пальцем осторожно погладил белку по темной полоске вдоль спинки. Мех был шелковисто-колкий и горячий. Юм вздохнул и сказал волчонку:

– А на кораблях таких не бывает. Кошки выносливее, у меня были кот и кошка легийские, чтоб играть, рыжие, полосатые, с глазами, как изумруды. Только они играли, пока котятами были, потом обленились. Или спали, или дрались… а этот какой… белка…

Минут пять, пока бельчонок таскал орехи, Юм пытался вспомнить, где же он видел россыпь сверкающих драгоценностей и котят, раскативших по ковру крупные рубины и золотые звякающие шарики, потом сдался. Бельчонок за это время раза четыре успел сбегать куда-то высоко на дерево и разгрузить орехи. Спустившись в пятый раз, сердито растарахтелся: орехи кончились. И – улетел вверх по ражему стволу сосны. «Спасибо» не сказал. Волчонок посмотрел в пустую банку и предложил:

– А хочешь, мы костер разведем и еду на огне приготовим?

Юму понравилось собирать для костра легкие сосновые шишки и сухие веточки, а потом слушать, как трещит почти невидимый под ярким солнцем костерок. Он точно почувствовал, что видит открытый огонь впервые, таким резким и живым было впечатление, и удивлялся, почему слово «огонь» всегда пугало. Даже сам потом держал над жаркими оранжевыми углями толстенькую сосиску на палочке, стараясь не задевать белые хлопья пепла. Он согрелся у огня весь целиком и блаженствовал теперь. Горячие шкворчащие сосиски нужно было кусать прямо с палочки, и эта скучная еда для завтраков вдруг оказалось неправдоподобно вкусной, и темный хлеб тоже, и незнакомые зеленые и красные овощи. И молока много, а волчонок отламывал ему хлеб большими вкусными кусками, рассказывая про всяких здешних белок, зайцев и бурундуков. А когда Юм поел, то научил определять стороны света по деревьям, и Юм все удивлялся, когда восток или север точно совпадал с его внутренним чувством, где какая сторона света.

Потом они бегали по берегу, пока Юм не запыхался. Рыжик скинул с себя одежду, бросился в воду и долго плавал, и Юм от зависти разулся и тоже полез в озеро, но глубже чем по колено испугался заходить. Сколько много этой громадной, глубокой, холодной воды… Замочил тяжелый и сверкающий подол платья. Ноги сразу замерзли, и потом, ведь ему же нельзя босиком… Пожилому охраннику эти игры у воды тоже не понравились. Тогда волчонок притащил откуда-то надувную лодку, и они довольно долго с ней возились, пока не надули ворчащим маленьким насосиком. Волчонок засунул Юма в специальный желто-красный надувной жилет – и можно влезть в лодку, упругую, смешную. Берег плавно отступал назад, и озеро становилось большим. Пахло чем-то серебристым и зеленым, в прозрачной воде дрожали столбики солнца, в которых сновали мальки. Юм опускал пальцы в шелковую, почему-то совсем не холодную воду, жмурился на сверкающую рябь, потом просто смотрел, смотрел. Конечно, ему нельзя ничего этого хорошего, ни белки, ни лодки… Ничего нельзя… надо вернуться на крыльцо и сидеть тихо…

И вдруг проснулся уже в темноте, на берегу, но все еще в лодке, укутанный в несколько одеял. Поздний вечер, в верхушках сосен висели огромные яркие звезды, рядом сидел Вир, а невдалеке бродил Тихон, вокруг которого бегал Волчонок. Юм, роняя одеяла, застенчиво вылез из лодки, и все вдруг оказались рядом, отняли спасательный жилет, заговорили весело и громко. Вир привез к ужину коробку с интересной едой, и разрешил снова разжечь весело заскакавший рыжий костер. Юм опять собирал шишки и веточки, оглядываясь на оранжевые пятна света, густые тени и Волчонка рядом, потом пил у костра горячее сладкое молоко, и все подсовывали ему разные рулетики и колбаски. На тарелке уж не было места. Он улыбался, грелся, вежливо со всеми разговаривал, и никак не мог понять, за что ему отдельная райская жизнь. Стал подозревать плохое. Загрустил и спросил:

– Значит, мне теперь нельзя с другими детьми?

– Почему? – Вир поставил свою кружку. – Можно. Но мы решили, что проходить психологические тесты и выяснять потолок интеллекта тебе никакого смысла не имеет. В этом смысле ты нам ясен. Введем тебя сразу на последний этап, чтобы ты сам определился, куда тебя. У нас же все школы со специализацией. Вот и выберешь себе школу.

– Как?

– Километров восемь за день по лесу пройдешь? – спросил Тихон.

– Наверно.

– Тогда послезавтра утром мы тебя и высадим с первой группой.

– А что нужно будет делать, кроме как куда-то по лесу идти?

– Послезавтра узнаешь. Ничего, с чем бы ты не справился, – успокоил Вир. – Завтра еще денек здесь проведешь, в тишине… Отдохнешь. И сейчас разумнее всего лечь спать.

– Ага, – вяло согласился Юм.

– Тебе не будет страшно сейчас, ночью в лесу?

Юм изумился:

– Страшно? Это на планете-то?

Тихон засмеялся:

– Все ясно. Да и охрана останется.

Почему-то Вир не торопился улетать. Пока в домике Юм умывался, чистил зубы, потрошил пакет с пижамой, Вир и Тихон стояли у кромки воды и о чем-то совещались. Юм, уже в пижаме, подошел к открытому окну посмотреть на два черных силуэта у поблескивающей воды. Это напомнило что-то неуловимо пугающее, какой-то след забытого ужаса, и он, поежившись, отвел глаза на переливчатые красно-черные угли кострища. И засмотрелся. Горьковато тянуло дымом и холодной свежестью с озера. Всплыла музыка, которая разбудила его утром, и вдруг он догадался – если б Виру нужно было разбудить всех остальных мальчишек и девчонок, кроме него, он выбрал бы совершенно другую музыку. А эта была только для Юма, и, вдохнув поглубже всю эту ласковую теплую ночь, он тихонько запел. Тихо-тихо, чтоб не слышно было далеко…

Крадущийся под окном Рыжик вдруг лег в траву и замер. Юм очнулся и смолк. Нельзя же петь! Нельзя! Он поднял глаза к звездам в сосновых лапах, посмотрел на далекую светящуюся пыль в небе, на выползающий с северо-запада рукав легийской галактики. Петь нельзя, летать нельзя. Две недели на борту крейсера Яруна он не пел. А сколько же не летал? Как же это он вытерпел так долго? И сколько еще терпеть?

Оторвав глаза от космоса, он, ежась, сел на подоконник. Опять холодно как… Вир снаружи стоял рядом. Когда он подошел?

– Юмис, – Вир очень осторожно взял его руку. – Спасибо, что ты так вел себя сегодня.

– Как? – не понял Юм. Рука Вира была горячей и он сразу стал согреваться, только затылок мерз и ноги.

– Ты такой тихий всегда?

– Не знаю, – растерялся Юм.

– Я маленького тебя помню, но до сих пор я до конца не верил, что ты… Что ты – настоящий. Хоть и такой тихий.

– Это ты про что? Про математику?

– Про сочинение, – усмехнулся Вир. – Если б я только мог сказать тебе, что вспомнил, когда увидел тебя… Надеюсь, скажу когда-нибудь. Юмис! А ты хочешь отдать в уплату за Дар… Сам не понимаешь еще что. Себя самого, Юм..

– Уже отдал, – усмехнулся Юм. – Только на Дар не хватает.

– Ты жесток, Юм.

– Не знаю. Я правда думаю так, как написал. Во мне ничего нет хорошего и полезного кроме того, что я этот «Юмис»…

– Какая же ты балда, Юм, – сердито сказал Вир. Он стоял снаружи за окном, облокотившись о подоконник. Лица не было видно, только слегка серебрились волосы, но Юм чувствовал, что этот мудрый и надежный человек сейчас рассержен и раздосадован: – Что, согнать сюда бригаду психиатров, чтоб убедили тебя в обратном? Ну, как тебе не стыдно? Ты сильный, умный, честный – да ты посмотри на себя: как ты смеешь говорить, что никуда не годишься? Ох, Юмасик, умный-то ты умный, но что-то главное в жизни все-таки перепутал… – Вир вздохнул, помолчал и сказал в сердцах: – Да плевать мне на твой Дар, чудовище ты мелкое, у миллиардов людей ничего такого нет – что, разве они копейки стоят? В тебя как в навигатора вложено столько, что хватило б на тысячу обычных детей, а сколько было других затрат! А сколько было потрачено всего, чтоб тебя найти и спасти… Что, заставлять тебя расплачиваться?

– У меня ничего нет… – продрало по хребту ознобом и подвело живот.

– У тебя ничего в уплату и не просят, – успокаивающе пожал его ладошку Вир. – Спокойно. Вырастешь – сам будешь вкладывать безумные деньги в навигаторов и корабли… Ах да, мой удивительный. Самое-то важное я тебе должен передать. Старшие к твоим словам про Волшебных Журавлей прислушались, кстати. Ние даже попросил Яруна сказку пересказать, потому что текста этой сказки нет нигде. Только Сташ и Кааш знают о Волшебных Журавлях.

Сташ! Ой, не думать. Стоп. Думать о Кааше. Имя «Кааш» не пугало. Оно было связано с добрым теплом и спасением от мук. Ну да, они же говорили, что лечил его сам Кааш…

– А Кааш что, занимается бустерами?

– Разве он может остаться в стороне от такой беды? Ведь даже ты вмешался. Да для него, если навигатор сваливается в бустера – страшная трагедия. …Ну, что ты примолк?

– Кааш лечит бустеров… – Юм все никак не мог сжиться с этой новостью.

– Почему ты этому удивился? Ты вообще, как я подозреваю, не очень хорошо думаешь о Драконах?

– Ну, по-настоящему ведь Кааш не Дракон, Дракон – это… – он не смог продолжить фразу, осекся, мгновение собирался с мыслями и вдруг почти нечаянно сказал: – Понимаешь, я бы отдал ему… настоящему Дракону… Да все что угодно. Я бы сделал – все что угодно… Да только у меня ведь нет ничего, даже звезд. И Дар во мне никак не хочет просыпаться. А ему нужен только Дар. Не я.

– Юм, не смей так говорить! Не смей. Ты Сташа – не знаешь. А он – тебя. Но сегодня ты его порадовал. Он сам так сказал.

– …Я прилично сдал экзамен?

– Это тоже, но больше всего его повеселила твоя фраза, что, мол, «…это будут мои флоты». И ему интересно, как ты собираешься встраивать в крокодилов Дракона. Он смеялся, конечно, но решение принял совершенно всерьез.

– …Сташ смеялся…

– Вот, представь себе, он умеет смеяться. Да, и главное-то: Сташ согласен на твои затеи.

– А?

– Ты меня слышишь?

– …Про Журавлей? Согласен?

– Он сказал, что, само собой, знает эту сказку. Сказал, что твоя дальновидность похвальна. Сказал, ты должен быть занят делом, пусть пока только Гекконом. Сказал, что да, ты прав, самое время начать и в реальности формировать далекие фронты событий. И лучше всего, чтобы всем этим с самого начала занялся именно ты. Раз уж в будущем все флоты будут именно твоими. Сказал, что твои гены давно в работе, и дальше, естественно, ты вправе распоряжаться своими генами как пожелаешь, потому что тебе же самому и расхлебывать в будущем все, что натворишь. А раз ты сам навигатор, так тебе и понятнее цели отбора. Так что завтра, если ты согласен, к тебе приедут двое специалистов… Так скажем, по Волшебным Журавлям. Ты один с ними поговоришь или мне присутствовать?

– А Кааш приедет?

– Если ты скажешь, что это необходимо, то – да.

– Я не знаю. Как он хочет. Мне нужны люди с Геккона.

– Так они с Геккона и прилетят. Кааш их и прислал. Сташ сказал, Геккон теперь твой, и он рад от него избавиться – других забот хватает.

– …Геккон – мой?

– Да. Геккон – твое будущее. Ты его и формируй.

– …Вы что, с ума сошли?

– Геккон – твой. Весь. Работай. Ты ж только что сказал? Что сделал бы для Сташа все что угодно? Так вперед. Тебе завтра опишут вопросы финансирования и все такое. Чтоб ты представлял, на какие ресурсы можешь рассчитывать.

Про то, что собирался пойти поискать светлячков, Юм вспомнил только утром.

А они, умники с Геккона, приехали почти к полудню – Юм извелся, пока бродил по бережку, кутаясь в куртку и швыряя в прозрачную водичку мелкие камешки. Все утро было очень холодно, и только теперь, когда солнце встало в зенит, он наконец согрелся. Зато этим холодным бесконечным утром он все продумал, исчертил прибрежный песочек схемами. Что ж, он ведь сегодня рано проснулся. То есть вообще почти не спал и поднялся, как за окнами посветлело – задолго до солнышка. Надел штаны и свое ужасное, ненавистное платье с ошейником и подолом, расшитыми тяжелыми колючими драгоценностями, и пошел бродить вдоль озера и чертить палочкой песок. Сонный Волчонок ходил за ним, зевал и делал снимки схем. Но, конечно, не мешал, и снимки удалял, когда Юм говорил, что какая-то неправильная. Это хорошо, что Волчонок все сфоткал, но некоторые из схем, главные, Юм все-таки сам перерисовал на бумагу – получилась толстая стопка. Когда Вир и двое незнакомых взрослых, мужчина и женщина, вышли из приземлившегося люггера и направились к нему, Юм вздохнул с облегчением: Кааш не приехал. Но он все это утро думал больше про Кааша, а не про генетику. Все вспоминал. Голос, взгляд, руки. И – тоска, хоть плачь. А Кааш думает, что он ничего не помнит… Но, наверно, к лучшему, что не приехал. Тогда бы стало не до Геккона, а – сплошные нервы. Кааш слишком похож на Сташа. Это страшно. Но, если честно, это детское желание наконец снова услышать голос Кааша – самая настоящая тоска. Как бы его все-таки повидать? Может, взять и попросить, чтоб приехал? Только это значит – от дел оторвать… Нет, нельзя.

Прибывшие были тагетами, и какими-то уж слишком не простыми. Юм таких встречал редко. Интересно, как они его видят? Юм поздоровался. Женщина была очень красивой, и Юм отвлекся и не сразу увидел, что они с подарками: какие-то серебристые коробки в цветных пакетах – куда теперь все это деть? Да и зачем ему вообще подарки?

– Это обувь, – вручил пакет мужчина. – Покажи-ка ботиночки. Поизносились, видишь? Не для грунта. Давно пора сменить. Я бы на твоем месте сразу переобулся. Тебе ноги надо очень беречь.

– Летать не дают, – буркнул Юм, глянув на Вира.

– Дадим, – буднично сказал Вир.– Вот окрепнешь.

Юм тут же сел на пенек и стал переобуваться.

Новые сандалии из серебристой коробки оказались высокими, мягкими изнутри и непробиваемыми снаружи, белыми, невесомыми. И в них было совсем не жарко. Но и не холодно.

– Это новинка, – объяснил гость. – Снаружи это практически броня, поддается только давлению изнутри. Удобно?

– Да… Спасибо. Очень спасибо.

– И главное, безопасно… Еще мастера просили передать, что вся обувь приспособлена к условиям планеты. К осени и теплую сделают. Но корабельные ботинки тоже положили, разберешься сам. И еще там всякие другие подарки. Кааш тоже что-то тебе передал. Но в основном – это тебе привет с Геккона.

– Я думал о Гекконе, – Юм все еще любовался белыми сандаликами и наслаждался каждым шагом. Сквозь толстую сенсорную подошву он чувствовал камешки, но это было только приятно. – Я там мало бывал… И давно. Пока что это просто верфь и заводы с секретными производствами… Но я знаю, с какими. Нейроморфные устройства и все такое. И лаборатории по геномике. И не только. Но это хорошее место, чтоб начать то, о чем я думаю.

– А о чем ты думаешь? – осторожно спросила женщина. Голос у нее был солнечным, летним. – Мы изучили сказку о журавлях и нашли много сходных сказок, мифов и легенд, вот, – она вынула переплетенную стопку бумаги. – Это тебе.

– Спасибо, – Юм взял тяжелую книжку и полистал. – Я ценю сказки. Там много идей будущего.

– Может, пойдем в дом? – предложил Вир.

Юму не хотелось. В доме душно, не видно неба и озера. Но у больших ведь резонные соображения секретности… Он вздохнул и пошел к дому. По пути забрал со столика у кострища придавленную камешком стопку мятых листков своих заметок.

– Мы ведь будем говорить о секретах, – сказал мужчина, внимательно глядя на листки. Он тоже Юму нравился. Казался надежным.

– Когда вы видели Кааша?

– Вчера поздно вечером перед стартом с Геккона.

Юм замер. Не сразу, пережидая волну колючих мурашек, сказал:

– Это очень быстрое перемещение. Появился новый тип двигателя?

– Появился уже давно. Только все это время не было к таким кораблям пилотов. Автоматы с такими скоростями не справляются.

– А кто пилот?

– Мальчик, нави, немного постарше тебя. Взрослых пилотов таких пока просто быть не может.

Юм прижал сказки и свои заметки к груди, обхватил себя двумя руками и сквозь зубы выдохнул:

– Я хочу так полетать.

Он почувствовал, что лицо стало ледяным, что сейчас заплачет, и обхватил себя покрепче. Неужели он вовсе не может собой владеть? Взрослые теснее окружили его. Вир погладил по голове:

– Спокойно. Уж ты-то точно такой кораблик получишь. Но это пока очень легкие суда, опасные. Ими пользуются только в чрезвычайных случаях. Да что с тобой, Юмасик? Так хочется?

Юм кивнул:

– Еще бы. Такая скорость.

Мужчина порылся в пакете и протянул ему очередную переплетенную стопку бумаги:

– Спецификация. Кааш сказал, тебе захочется вникнуть. А суденышки правда легкие, для Бездны не годятся. Только в созвездии летать, где космос чистый. Но и это опасно.

Теперь у Юма в руках была целая куча бумаги. Он заглянул в спецификацию, вздохнул:

– Это надо внимательно читать.

– Вчера очень многие внимательно читали сказки, – улыбнулась женщина. – Там много интересного… Но никто из нас и не понял, что конкретно ты имел в виду, разве что Драконы. Кааш сказал, ты объяснишь?

– Садитесь, – пригласил Юм, сам усаживаясь за стол на веранде. – Тут нормально будет? – Волчонок принес толстую стопку больших распечатанных снимков серого песка со знаками. – Да, спасибо, пригодится… Слушай, иди сотри там все с песка, пожалуйста, а то это секреты. – Юм поворошил снимки и вздохнул: – До Журавликов нам еще как до мечты… И даже спустя пять поколений их будут лишь единицы.

– Ты говоришь о направленной селекции?

– Я хотел бы знать, по каким ключевым маркерам она сейчас ведется.

Взрослые переглянулись. Женщина сказала:

– Кааш нас предупредил, что тебе можно говорить абсолютно все. Но насколько ты подготовлен, чтобы воспринять это «все»? Мы видим перед собой, извини, совсем малыша.

– Да который вдобавок еще верит в сказки, – развеселился Юм. Они не знают, кто он такой? Не знают, что теперь он хозяин Геккона? Он им не скажет. – Ладно, что не пойму – переспрошу.

Юму рассказывали долго. Иногда он ощущал волнами проходившее по взрослым недоумение, когда они вдруг снова и снова задавали себе вопрос, зачем они рассказывают все это ребенку, который еще не вырос из сказок. Глубоко серьезен был только Вир. Потом и гости посерьезнели, когда Юм задал пару вопросов. Когда они смолкли, Юм с минуту молчал, глядя на озеро. Спросил у Вира:

– Если Геккон мой… То я ведь могу там устанавливать законы?

Большие переглянулись. Вир пожал плечами:

– Да, если Сташ будет согласен с ними.

– Я еще не знаю, как эти законы оформить… Для меня важно, чтоб главная ответственность за каждого нави лежала на мне. Я буду решать их участь. Это будут мои нави. Никто кроме меня не будет иметь права распоряжаться их судьбой.

– На всех этапах?

– Вам, наверное, это еще кажется умозрительным… Но, уверяю, пусть лучше с самого начала весь груз этических проблем лежит на мне. И нави… Они – люди. Я не дам их обижать никому.

Гости переглянулись. Юм вздохнул и извинился:

– Простите. Большое вам спасибо, теперь я представляю себе, как обстоят дела в реальности. Это неплохие стартовые условия. Сейчас, если Кааш и Сташ согласятся, я инициирую долговременный и затратный процесс, который затронет тысячи тысяч людей, их судьбы, судьбы их потомков. Эта ответственность меня очень волнует. Но путь, который подсказал мне Ярун своей сказкой о Журавлях, мне представляется оптимальным… – Юм помолчал, подумал, порылся в снимках, достал свои мятые листочки, еще подумал и наконец заговорил.

Он никогда в жизни еще столько не говорил. Он говорил, говорил, говорил – даже слегка охрип. Взрослые установили приборчики, которые записывали звук и картинку, но вдобавок и сами торопливо делали заметки – даже Вир. Каждую небрежно начерченную зеленым детским фломастером схемку условной генетической линии по поколениям, уровням и «веерам» дополняли деталями, пояснениями, подкалывали к ней еще заметки и снимки исчерченного озерного песка и вкладывали в особую папку. Юм все говорил, сначала сидя за столом и вцепившись в дедов браслет, потом расхаживая вокруг и то и дело возвращаясь к столу что-то еще нарисовать, показать и пошутить, чтоб сбить с больших излишнее напряжение. Ему почти не задавали вопросов – потому что он за ночь и утро продумал каждую тонкость. Немного болела голова и уже очень хотелось пить, когда он наконец все-все рассказал. Большие молчали. Он пошел-сходил-попил водички, вернулся к ним с кружкой, еще попил – они молчали, перебирая свои заметки. Он слегка растерялся и тихонько сел на край скамьи. Вир очнулся:

– Юмасик. Вчера твое замечание прозвучало довольно… небрежно… И скромно. Но все сегодняшнее… Когда ты успел?

– У меня целое утро было подумать как следует. Жалко, не было симбионта, с ним бы я все подробнее просчитал. Больше бы сделал. Спросите у Кааша, когда мне будет можно, а то как я в этих миллионах аллелей голой головой буду разбираться? Нет, я могу, только это сколько времени убьет. В общем, мне надо и симбионт, и машины обработки, – Юм выпрямился, оттянув от горла воротник-ошейник. – Так, вот еще что. Я теперь понимаю, какими ресурсами располагает Геккон. Этого мало. Пока мы будем расширять площади и технологические мощности, следует собрать свежий генетический материал лучших особей во всей популяции. С предковым анализом.

– Со всей?!

– Да. Включая Берег.

– Берег в приоритете давно, – сказала женщина. – Там мы никого не пропускаем.

– Главное теперь – не упустить, – улыбнулся Юм. – Не спугнуть ни одного гонца. И этих… которые превращаются. Понятно же, что надо отследить все выигрышные гены, не только пилотские. Навигатор, в конце концов, всего лишь извозчик. Кто-то должен решать, куда и зачем лететь.

– Юм, это ведь миллионы людей! Миллиарды.

– Мы пойдем по секторам популяции. Не все и не сразу. К примеру, когда меня заинтересуют гены придурков, которые практикуют глубоководное погружение без акваланга, я попрошу образцы их биоматериала. Начните с Венка, – пожал плечами Юм. – В Венке великолепные результаты последовательной государственной евгеники вон на каждой игровой площадке развлекаются. Что я, не знаю, что такое Венок, что ли? Венок, конечно, круче всех, но ведь на каждой планете тоже полным полно элитных школ. В общем, для начала мне нужен банк полногеномного секвенирования ДНК лучших особей… И, что-то я подозреваю, что он уже есть.

– Ну, не в тех объемах…

– Чем больше, тем лучше. И тогда я хочу знать, какие локусы сейчас отбирает Геккон. И тогда скажу, что нужно еще. Да, и отчеты мне по генетическому отбору на каждого из нынешних нави, включая бустеров.

– Тебе лучше бы на Геккон.

– Лучше бы, – Юм посмотрел на Вира. – Но, говорят, я должен ходить в школу и учиться играть с детьми. Возможно, еще предложат водить хороводы и ловить бабочек, – он прикусил губу. Сдержался и продолжил: – Сейчас я не уверен, будет ли продолжение нашего общения. Но если будет – конечно, мне нужна безопасная линия связи и доступ ко всем базам Геккона. Мне пока нечего добавить. Но я буду думать еще. И – мало ли что я наговорил. Это требует анализа. Кааш скажет, годится это или нет.

– Да это практически готовое руководство… Да, конечно, нам будет нужна защищенная линия связи с тобой, – сказал мужчина. – Концепция безупречна, но вопросы все равно возникнут.

– Надо набирать базу, – Юм посмотрел на Вира. – Вир, ну вот нет у меня сомнений в том, что у Венка уже есть банк ДНК?

– Конечно, есть.

– Я бы там порылся…

– Мы и генетиков готовим. Можем часть вашей работы взять.

– Я подумаю… Но это все случится, только если Сташ разрешит, – Юм ощутил усталость и холод. Хотелось есть, хотелось спать, и еще больше хотелось согреться. Он старался сидеть, не сутулясь и не ежась. Да что ж так холодно? Где куртка? – Ну все. Не буду больше вас задерживать.

Гости наконец собрали все свои документы и приборы, попрощались и отбыли. Вир улетел с ними. Юм положил голову на руки на столе и задремал. Сквозь щели меж досок нежно дуло озерным и сосновым холодком… Волчонок Рыжик принес обед. Юм ел суп, ел еще что-то очень вкусное, иногда зевал. Мерз, потому что куртка куда-то задевалась. Странно было смотреть на опустевшую скамью напротив и на стол, на котором больше не было ни единой бумажки. Неужели это все он сам взял и наговорил? Но ведь бустерам надо помочь. Помочь так, чтоб больше никто не пропадал в бустерах. Чтоб их вообще больше никогда не было.

Доев, он пошел поспать, согрелся под одеялом и даже видел какие-то сны про космос. А проснулся – опять, как вчера, был уже темный вечер и его пробуждения ожидал Вир. Юм сел, едва оторвав от подушки тяжелую и полную звезд и геномики голову. Вир подал ему кружку с теплым молоком:

– Держи… Вставать будешь? А то допивай и спи дальше…

– Да, я спать хочу, – сознался Юм. Еще больше он хотел остаться в нагретом одеяльном тепле. – А ты зачем приехал? Ты мне что-то скажешь про Геккон?

– Скажу. Кашу понравилось. А Сташ…

Юм оторвался от кружки. Вир встревожился:

– Э-э-э, миленький, ты давай не бледней… Сташ сказал: «Ну, наконец-то». Сташ сказал: «Любые ресурсы».

– А почему… Почему это…

– Спокойно. Юм, ну что ты? Все хорошо. Вообще-то вчера, когда я связывался с Каашем по поводу твоей небрежной гипотезы, я лишь хотел показать, как внимательно мы относимся к каждому твоему слову, хотел, чтоб ты почувствовал, как Дом тебя ценит. Кааш и Сташ тоже хотели тебя подбодрить реальным поручением. Но никто не мог предположить… Что ты явишь нечто настолько сверхценное. Кааш говорит, едва прослушал первые твои сегодняшние фразы, вот утром с веранды, сразу отправился к Сташу, оторвал его от дел и дальше они слушали вместе. Все, конечно, еще подвергнется анализу и доработке, но лишь в мелочах. Процесс, как ты говоришь, инициирован.

– …А что Кааш сказал? Я все правда хорошо посчитал?

– Да. Хорошо. Кааш… Он как-то не очень и удивился. Говорит, в тебя достаточно заложено знаний о генетике, чтоб выдумывать такие запредельные штуки. И что ты, похоже, очень много об этом думал.

– Мне кажется, когда-то он сам меня всему учил.

– Да. Дом всегда занимался евгеникой. Но Кааш сказал, что лично ты в «любые ресурсы» не входишь. Кааш сказал, что на Геккон ты отправишься только через его труп. Кааш сказал: «Такую работу взваливать на дитя?! Лучше бы ребенок песенки пел. Ему расти надо, а не пахать».

– Я не дитя!!

– Посмотри в зеркало. А Каашу – еще видней. Короче, ты остаешься в Венке и с Гекконом работаешь удаленно. Не больше часа-двух в день. А больше и не надо: Кааш сам поймет тебя с полуслова, специалисты – тоже. Кааш сказал, если пустить тебя на Геккон, ты уйдешь в дело с головой, и упустишь возможность стать человеком. Так что – общее руководство, не больше. И – законотворчество по евгенике, тебе существующее законодательство завтра пришлют, разбирайся, оптимизируй… Все совместно с Каашем, конечно. Что загрустил? Все хотел сделать сам?

– Да… но кто ж меня самого примет всерьез…

– Уже приняли, – пожал плечами Вир. – На Гекконе о тебе и так легенды ходят, а теперь… Ха. Тебе что, мало, что тебя отец и Кааш принимают всерьез – со всей этой запредельной геномикой?

– Ну да, работать я умею… Что жизнь, что таймфаг… Поток. Оптимизация условий, да… все равно никак не пойму, почему я должен тут оставаться и носить портфельчик с детскими учебниками в школу. Я что, сам странички в учебнике не могу перелистывать? Или заблужусь в школьной сети?

– Тебе надо стать человеком.

– А я кто? Крокодил?

– Ты человек. Но еще ты – Дракон. У тебя реликтовый Мега мозг. Страшно мощный и практически бессмертный. Наследие немного иной эволюции, куда более жестокой и древней, давшей организм другого порядка. Ярун тебе расскажет, кто вы и откуда, когда время придет. Там была совсем другая природа… Другие требования. Но вы – люди. Все равно люди, хищные приматы, даже одного вида с нами, у нас полно общих предковых генов – но вы эволюционно немного другие. Другой таксон. А тебе – надо стать человечнее. Успеть стать и человеком тоже, пока еще мал. Научиться ориентироваться в этой, человеческой координатной системе. Встроиться в культуру.

Юм сознался:

– Да, я часто не понимаю, почему люди так странно себя ведут…

– Это заметно. Но ведь у тебя начисто отсутствует обыкновенный детский опыт. Ты не знаешь людей… Ничего, освоишься. Так, Юм. Они, в смысле Драконы, послали тебе подарки, а Венку увеличили финансирование в два раза. Геккону – в пять. Работай. И я очень тебя прошу высказывать соображения, что ты бы оптимизировал в Венке… А лично – можешь тратить любые средства на любые идеи. Только скажи. Все, что хочешь, все, что нужно, все, что только придет в голову. Личный доступ к любым ресурсам Айра и Венка в частности.

– Хочу сказать Каашу…

– Что? …А может ты хочешь его повидать и сказать сам?

– Ему некогда. Пожалуйста, передай ему, что я все понял.

– Что понял?

– Что я – часть целого.

– …Ты не подведешь их, – Вир понял его лучше, чем Юм сам себя. – Не волнуйся. А еще чего бы ты хотел, малыш?

– Хочу полетать на этих новых корабликах…

– Полетаешь. Завтра в твоей жизни… Завтра многое станет яснее. С полетами тоже. Давай, для начала во сне полетай. Спокойной ночи.

Про светлячков он опять забыл.