Читать книгу Без тепла. Повесть - Ольга Барсукова - Страница 5

Ольга росла быстро, не доставляя родителям больших проблем. Ночью не плакала, спала крепко и спокойно, а днём хорошо сосала грудь матери, и тут же засыпала, улыбаясь во сне.

Мать успевала сделать все дела по дому, хлопотала и пела. Если Ольга не спала, то видно было, что она прислушивается к голосу матери, водит глазками по сторонам и радостно дрыгает ножками. При этом её беззубый рот растягивается в довольной улыбке.

– Певицей будет! – думала мать. – Мне не удалось, так пусть хоть она-то будет успешной.

(Это было благословение, а материнское благословение сильно и сбывается.)

Соседи по бараку удивлялись:

– Нин, у тебя всегда тихо в комнате. Где девчонка-то твоя?

– Да спит она! – отвечала мать.

– Вот умница! Чистый Ангел! – удивлялись они.

А поскольку все вокруг были неверующие, то Ангела представляли себе, как сказочного персонажа.

Когда Нина выносила дочку в одеяльце на крыльцо, соседи заглядывали под уголок и говорили:

– Смотри-ка, какая беленькая! Просто удивительно!

Ольге 8 месяцев. 1956 год

Первое слово у неё тоже было необычное.

Как-то принесла Нина девятимесячную дочку к врачу на осмотр. Когда они вошли в маленький тесный медицинскую кабинет, врач осмотрела девочку, послушала, спросила, как она ест и спит. Пока Нина рассказывала, Ольга сползла на пол и побежала. Врач остолбенела:

– Она у вас ходит в 9 месяцев? …И бегает?

Нина рассказала, что пошла дочь тоже рано – в 9 месяцев сделала свои первые шаги.

Она оставила её на минуту на полу, держащуюся за кровать, и отошла к печке. Поворачивается, а Ольга стоит рядом, покачиваясь! Нина обомлела. Девочка схватилась за материн подол, а то бы плюхнулась на пол. Врач сидела удивлённая и растерянная.

– Гад, гад! – вдруг закричала Ольга.

– Она ещё и говорит? А что это она говорит?

– Да, она и сама не знает. Лопочет просто! – поспешила ответить Нина.

Ей стыдно было признаться, что это её «ругательное» слово, которое часто вырывалось у неё, когда она что-то роняла, разбивала или стукалась о косяки тесных дверей. Часто ещё выскакивало у матери слово «гадство», дочка тоже, вероятно, запомнила его, но выговорить бы не смогла.

Мать покраснела. Она видела, что дочери передавались её собственные черты характера: раздражительность, вспыльчивость, ворчливость, но задержать или исправить этот процесс она не могла. Начинать надо было с самой себя, но она этого не осознавала.

– Гад, гад! Кричала девочка, колотя ручками по столу и счастливо смеясь.

– Иди сюда! – мать впервые дернула её за руку. – Замолчи!

Она схватила её в охапку и выскочила из кабинета, красная и рассерженная. Она торопливо одела её в коричневое бархатное пальтишко, повязала ей на голову тёплый пуховый платок, сама кое-как сунула руки в рукава пальто и выскочила на крыльцо.

– Вот опозорились, так опозорились! – сама себе тихо говорила Нина. – Что теперь офицерские жёны говорить станут? Нинка, мол, девчонку плохим словам научила!

Ей было очень стыдно. Она прикусила губы и молчала всю дорогу, пока несла дочку на руках до дома. Ольга, видя, что мать сердится, притихла и не лепетала.

Очень любила Ольга слушать книжки. Мать читала ей и днём, и вечером перед сном с шести месяцев, так что в 9 месяцев Ольга вдруг стала повторять за ней сначала отдельные слова на своём детском языке, а потом и фразы сказок Корнея Чуковского «Муха-цокотуха» и «Доктор Айболит».

Радости родителей не было предела. Они показывали при случае Ольгу соседям, просили её рассказать им сказочку. Когда она легко и весело «декламировала» пол-книги, они начинали смеяться и восторгаться её памятью и способностями:

– Как десятимесячный ребёнок может рассказывать сказки наизусть?

Это было загадкой! Хоть не все слова могла она выговорить, но всё было понятно!

Смысл слова «гад» Ольга поняла через три десятка лет, когда старенькая мама начала вспоминать и рассказывать её истории из её детства. Теперь она хохотала, вспоминая случай в кабинете врача:

– Представляешь, ты бегаешь малюсенькая и кричишь:

– Гад, гад!

А врач глаза вылупила:

– Что это девочка ваша говорит?

А это я так ругалась, когда всё из рук валилось, а ты повторила. Вот смех и грех!

Нина продолжала хохотать, находя теперь этот случай более смешным, чем стыдным.

Ольга задумалась:

– Смешного мало! – только она вдруг сообразила:

– «Гад» по-английски значит – Бог! Значит, я звала Бога?

Потрясающе!

Это ей понравилось. К тому же, её инициалы – первые буквы фамилии, отчества и имени были – Б. О. Г. Тоже Бог. Это что-то значило, только не пришло время всё это ей узнать.

Как только девочка открывала глаза, она говорила:

– А Оля встала!

Мать и отец улыбались. Почему так она говорила о себе?

– А Оля хочет кушать.

Мать стала учить её говорить:

– Надо говорить: Я хочу кушать.

– Ты хочешь кушать? – спросила дочка.

– Нет, не я, а ты хочешь кушать!

– Ты не хочешь кушать? А Оля хочет кушать!

Ничего не сумев объяснить, мать засмеялась и перестала переучивать её. До 4-х лет девочка таким образам сообщала свои желания, что вызывало у всех улыбки и смех.

ольге 2 года

Пока она маленькой девчушкой-веселушкой весело проводила свои детские дни в играх, в познании окружающего мира и себя. Самое интересное – «помогать» отцу. Она запомнила, как входила в большую комнату, отведённую под столярную мастерскую, где стоял верстак, а на полках лежали разные инструменты.

Отец давал ей в руки эти удивительные штуковины, называл их и рассказывал, что ими можно делать, как работать. В 4 года она запомнила, и сама могла рассказать, например, чем плоскогубцы отличаются от кусачек, где лежит фомка, как вставляется нож в рубанок, что такое «струбцины».

Отец любил и умел делать мебель. После работы или рано утром он всегда что-нибудь мастерил: то ставил кожаную заплатку на её дырявые валенки, то забивал гвоздики в материн стоптанный каблук, то подшивал на швейной машинке потёртые рукава военной формы.

Обычно Ольга топталась рядом, с интересом следя за всеми его движениями. Отец рассказывал, для чего нужна дратва, зачем натирать воском толстую нить, как пользоваться шилом. Все эти знания оседали в её умненькой головке и пригодились в дальнейшей её жизни, так как от бедности и скудности этой жизни, ей приходилось потом использовать все эти знания и навыки. Она была благодарна отцу за всё, что он передал ей в детстве, в таком юном возрасте.

В комнате стоял собственноручно сделанный им шкаф, огромный, трёхстворчатый, с зеркалом посередине, покрашенный коричневой краской с бледными разводами под узор древесины.

На противоположной стороне комнаты стоял комод с тремя большими выдвижными ящиками. Передние стенки ящиков были выгнутой формы, поэтому он выглядел богатым и добротным. Этажерка с книгами казалась стройной и легкой, хотя тумбочка под ней была крепкая и массивная.

Обеденный стол в середине комнаты, им же изготовленный, был накрыт скатертью с розами, вышитыми матерью. Венские стулья были покупные. У отца не было подходящей древесины сделать такие же. Комната была чистая, светлая, просторная.

Ольга очень любила копаться в стружках под отцовским верстаком. Когда он проводил со скрипом рубанком по доске, золотые кольца падали на пол, на Ольгу, а она играла ими, раскручивая и скручивая, закапывалась в них, вдыхая смоляной запах, потом с визгом вылезая.

Отец не ругал её за шум, занимаясь своим делом. В конце работы она помогала отцу собирать стружки в холщовый мешок, и они относили его на огород или в курятник.

Отец никогда не сюсюкал с дочкой, а разговаривал серьёзно, как со взрослой, все объяснял. Поэтому Ольге так нравилось пилить, строгать, заколачивать гвозди, пока просто учась и играя.

Милее ребенка невозможно было найти во всём посёлке: круглолицая, розовощёкая, упитанная девчушка двух лет вызывала улыбки окружающих. Отец с удовольствием носил её по поселку на руках, направляясь по своим делам: то в штаб воинской части, где служил писарем и бухгалтером, то на почту, то в сельмаг.

По дороге, если был в форме, отдавал честь офицерам старшим по званию. Ольга тоже прикладывала ладошку к виску, отдавая честь. Тогда даже офицеры начинали смяться, а отец говорил:

– К пустой голове руку не прикладывают.

Ольга не понимала, но видела, что всем смешно, и смеялась тоже.

Гражданским при встрече Георгий подавал руку, и Ольга тянула им свою ладошку для рукопожатия и говорила:

– Дратути!

Так целый день она здоровалась с офицерами, солдатами, командировочными, подражая отцу.

Однажды отец ушёл в штаб, а мать попросила Ольгу подождать её на крыльце дома, пока она вынесет белье для сушки во дворе. Недалеко от дома стоял старенький военный грузовик. Из-под машины торчали кирзовые сапоги водителя.

Ольга обошла несколько раз вокруг грузовика, не понимая, почему дядя валяется на земле, заглянула под кузов, полезла туда, пригнув кудрявую головку.

– Девочка, ты куда лезешь? – испугался шофер

– Тачу!

– Что тащу?

– Тачу!

– Ничего не тащи, вылезай отсюда! Ты мне мешаешь!

– Не тачу!

– Вот и не тащи, а вылезай!

– Тему?

Водитель разозлился и громко закричал:

– Женщины, чей ребёнок? Под машину ко мне залез!

Нина выскочила на крыльцо с тазом мокрого белья.

– Ольга, вылезай сейчас же! Не мешай дяде!

Она наклонилась до земли, заглядывая под грузовик. Ольга сидела на коленях возле водителя.

– Тему?

– Иди сюда! Дядя работает.

– Тему?

– Ох, – крякнул водитель, – что это за ребёнок? Что это она всё время говорит «тему» и «тачу»?

– «Тему» это «почему», а «тачу» обозначает «хочу».

– Да, – он стёр пот с лица, – любознательная девочка. А чья она будет то?

– Я мамина и папина, – гордо ответила Ольга.

– Федора Георгиевича дочка.

– Горгий фёдоч и Нина Спановна, – повторила радостно девочка.

– А, знаю, – уважительно отозвался водитель, – Значит, и дочка такая трудолюбивая будет, как и её отец.

Эти слова были приятны Нине, и она сказала:

– Вы уж извините её, любопытная она очень, любознательная. Она у нас «Муху-цокотуху» и «Доктора Айболита» наизусть знает!

– Да, смышленая какая! Ну и дети пошли!

Шофер удивлённо махнул рукой и полез под машину.

Нина взяла таз на одно бедро, дочку за руку и пошла в дальний угол двора, где были привязаны бельевые верёвки. Она развешивала постиранное бельё, а Ольга подавала и приговаривала:

– Мами, папи, Оли.

– Умница ты моя, – умилённо говорила мать, – Ангелочек ты мой светлый!

Жизнерадостность и веселье исходили от неё. Во всех играх, делах, в помощи матери она находила удовольствие.

Как-то раз осенью она одела Ольгу для прогулки на улице, велела выйти на крыльцо и подождать, пока она наденет пальто. Нина заглянула на кухню. Там в большом медном тазу закипало варенье из ранеток, которые мать передала им из Читы. Коричневая пенка поднималась выше краёв таза. Нина убавила огонь в фитиле керосинки, помешала варенье деревянной ложкой, попробовала. Знакомый и любимый с детства вкус! Минут через десять она стала надевать пальто.

На пороге коридора она столкнулась с Ольгой, которая вела в дом незнакомого мужчину в гражданской одежде.

– Мама, к нам готи! – радостно сказала Ольга.

– Гости? – растерянно переспросила Нина. – Ну, проходите, садитесь.

Ольга стала тащить незнакомца в комнату:

– Дядя, иди, будем сяй пить.

Мать смущённо теребила платье.

– Понимаете, я командировочный, в штаб приехал, а девочка на улице ко мне подбежала, поздоровалась, в гости позвала. По дороге она мне рассказала, что отца зовут Георгий Фёдорович, а вас – Нина Степановна, и что отец в штабе работает.

– Так вам в штаб надо? – догадалась Нина. – Мы вам с дочкой проводим! Чаю хотите?

– Извините, я спешу.

– Ольга, покажем дяде, где штаб?

– А сяй? – спросила она растерянно.

– Чай потом.

Они вышли на крыльцо и показали, в какой стороне находится штаб.

– Олечка, нельзя незнакомых людей в дом приводить!

– Дядю наю. Пася.

– Не знаешь! Паша – незнакомый человек.

– Наю, наю! – твердила Ольга.

– Ну, ладно, пойдём до почты дойдём.

На почте все знали Ольгу и любили. Она весело бегала от стола к столу, со всеми здоровалась за руку, открыто улыбалась.

Кто-то совал ей конфетку, кто-то гладил по головке.

– Ангелочек наш пришёл! – говорили женщины, – Поди, опять за книжкой новой пришла? Ты их уже наизусть все знаешь! Нина, вот здесь книгу стихов Маршака привезли. Будешь брать?

Нина всегда покупала для Ольги красивые, яркие книги. Они стоили дорого, но Нина денег не жалела.

– Чудная у тебя дочка! – говорили все улыбаясь, – Ангелочек!

Нина была счастлива! Она так давно, ещё с войны, мечтала о своём тихом семейном счастье, о своём доме, о ребёнке. И вот всё есть!

Кончилась страшная война, голод, разруха. Потихоньку страна восстанавливалась. Здесь, в Забайкалье, было спокойнее, чем на западе страны, где ещё только начинали восстанавливать разбомбленные города, бывшие под немецкой оккупацией, дороги и колхозы.

Оленька – свет в окошке, самая красивая, умная, здоровенькая!

Мать шила ей красивые платьица: шёлковые с оборочками на кокетках, с вышивками на подолах, байковые и бархатные на зиму.

В светлые русые волосики она вплетала атласную ленточку. Отец занимался фотографией и каждый день фотографировал маленькую дочку, любуясь ею и радуясь её развитию и успехам.