Читать книгу Сокровище падишаха - Ольга Баскова - Страница 3

Красавица черкешенка сидела на плоской крыше, вдыхая аромат моря и пряностей, и думала о том, что два года пролетели как один миг, и за этот миг ей так и не представился удобный случай сбежать отсюда. Однако, пока не было доказательств ее полового созревания, ей не о чем было беспокоиться. Поднявшись сегодня утром, она обнаружила красное пятно на белоснежной простыне, позвала Зейнаб, которая давно прошла этот период, но так и не удосужилась быть представленной падишаху: валиде-султан, поговорив с черкешенкой, нашла, что она глупа, неразвита и ей не помогли даже занятия в школе. Правда, эти занятия, где учителями были опытные пожилые рабыни – калфы, – особого образования не давали. Будущие наложницы учили язык, основы Корана (от них требовали читать наизусть Суры), литературу, поэзию, каллиграфию. Каждая должна была уметь написать любовное послание в стихах, да такое, чтобы в душе падишаха загорелась искра. И никто не задавался вопросом: можно ли чем-нибудь удивить мужчину, видевшего на своем веку много прекрасных и умных женщин самых разных национальностей? Кроме того, девушки овладевали искусством танца и игры на музыкальных инструментах. Калфы предупреждали, что порой падишах хотел, чтобы невольница всю ночь танцевала, играла и пела. В перерывах между танцами или музыкальными произведениями господин мог попросить набить трубку табаком или принести кофе и сладости, и его избранница должна была сделать это умело и изысканно. А чтобы танец не казался безобразным, наложницы поддерживали физическую форму. Гюльжан с тоской вспоминала обильные вкусные обеды и ужины в родном доме. Да, в гареме ее кормили гораздо чаще – семь раз в день, но кормили фруктами, рисом и рыбой – совсем маленькими порциями. Фигура становилась стройной, но чувство голода не заглушалось. Потом, позже, к нему привыкали и уже не рыскали по гарему в надежде урвать у кого-нибудь кусочек шербета. Когда промчался год, им стали преподавать искусство ухода за собой. Почти все ученицы, кроме Гюльжан, уже стали девушками и готовились выдержать экзамен, устраиваемый валиде-султан. Они надеялись оказаться в постели падишаха, поэтому с особым рвением готовили маски и специальные ароматические составы, учились наносить косметику, правильно одеваться и подбирать украшения. Под руководством наставниц они вновь и вновь репетировали танец «Ракс шархи», во время которого наложница не только демонстрировала искусство владеть животом, но и элегантно скидывала с себя одежды. Калфы утверждали: именно этот танец возбуждал любовное настроение и желание султана. Кроме того, в программу входила интимная гимнастика. Все упражнения были противны Гюльжан, и ее заставляли силой. Когда одна из калф, недовольная воспитанницей, пожаловалась Лейле, старуха отвела черкешенку в сторону и, брызгая слюной из беззубого рта, долго объясняла, что от самой Гюльжан почти ничего не зависит. Если она приглянется матери падишаха, а потом попадет к нему в покои, ей придется делать все, чему терпеливо учили, иначе девушка рискует навлечь на себя гнев. «В Серале не терпят непокорных, – добавила она, сверкнув черными глазами. – От них избавляются. О, если бы их просто изгоняли – для них было бы слишком хорошо. Но нет. Их бросают в мешок, как ненужную вещь, привязывают к камню и скидывают со скалы в море. Еще ни одной не удалось выбраться из морской пучины. Сказки про русалок, придуманные славянками, – чушь. Хочешь проверить на себе? Что ж, давай, моя девочка. Некоторые, особенно нетерпеливые, не дожидаются этого дня, они сами сводят счеты с жизнью, бросаясь с крыши. Их обезображенные тела кидают на съедение львам и крокодилам».

Вспомнив об этих словах, Гюльжан поморщилась и плотнее завернулась в накидку. Тогда, после занятий в школе, она поднялась сюда с намерением покончить с собой, но в последний момент ее покинуло мужество. Нет, все-таки, чтобы умереть и таким образом не достаться падишаху, нужно иметь большую силу воли. А этого у нее, оказывается, не было. Слабая, никчемная тварь – вот она кто! Широко раскрытыми глазами девушка всматривалась в темноту южной ночи, узнавая знакомые постройки. В свободное время она любила гулять по роскошному саду, где можно было полюбоваться экзотическими цветами и деревьями, насладиться их ароматом и даже поведать им свои тайны. Сопровождавшие ее евнухи не понимали, о чем шепчет малышка с Кавказа старому оливковому дереву с морщинистым стволом. А малышка просила дерево, чтобы оно помогло ей встретиться с султаном здесь, в саду, где, как говорили, он порой горделиво прохаживался, бросая корм многочисленным котятам и щенкам, бегавшим по тропинкам. Повелитель любил животных. Где-то, по рассказам евнухов, стояли вольеры с белыми слонами и тиграми-альбиносами. Падишах часто подходил к клеткам, беседовал с животными и, вероятно, гордился, что в его садах есть все, что и должно быть у богатого султана. Гордился луноликий и своими конюшнями. Лошади, вычищенные, ухоженные, размещались в роскошных помещениях с мраморными сводами. Между стойлами били фонтаны, и чистая питьевая вода текла по желобам, выложенным голубой и зеленой мозаикой. Отдыхая душой на природе, в эвкалиптовой роще, среди животных, слушая пение экзотических птиц (разноцветные попугаи садились ему на плечи, и повелитель подставлял им губы для поцелуев), он становился добрым и порой выполнял желания как близких, так и подчиненных. Гюльжан надеялась припасть к его ногам, попросить, чтобы он отпустил ее… Кто знает, может быть, ей повезет, и он разрешит ей уехать на родину? Однако ей повезло только в одном: девушка действительно увидела падишаха. В расшитом золотом халате, золотых остроносых туфлях, в тюрбане, он кормил с рук тигрицу, и та ластилась к луноликому, будто тоже ожидая от него особой милости. Хозяину еще не было сорока, но он показался Гюльжан глубоким старцем, и она внутренне содрогнулась, представив себя в его постели. Черкешенка решительно шагнула к луноликому, но один из вездесущих евнухов, Исмаил, преградил ей дорогу:

– Разве ты не видишь, там гуляет наш падишах? Никто не смеет нарушить его покой.

Ее стерегли как зеницу ока, словно зная, что бедняжка все же предназначена для ложа луноликого. Что ж, все равно она тут долго не задержится. Если брачной ночи суждено быть, пусть потом падишах сам убьет ее. Убьет, как раба-строителя, осмелившегося взглянуть на одну из невольниц. Печальные думы затуманили голову, прогнали сон, и бедняжка просидела бы на крыше до утра, если бы вездесущая Лейла не прогнала ее в комнату.

– Завтра тебя представят валиде-султан, – напомнила она. – Я не желаю, чтобы ты выглядела, как сонная муха. Иди спать.

Гюльжан послушно опустилась на постель, но всю ночь не могла заснуть. Смотрительница разбудила ее рано. Нужно было привести себя в порядок перед экзаменом – разговором с матерью падишаха. Старуха погнала ее в хамам, помогла вымыть и расчесать волосы, нарядила в красивые шаровары и рубаху, и вскоре они предстали перед высокой женщиной, чинно восседавшей в кресле с мягкой спинкой, обитой парчой. Почти все морщинистое лицо валиде-султан скрывал черный платок с бахромой, но черные, под стать платку, глаза прожигали невольницу насквозь.

– Как твое имя? – царственно спросила она, когда Гюльжан упала перед ней на колени.

– Гюльжан, госпожа, – ответила девушка, смело взглянув на женщину. Мать падишаха чем-то напоминала ее бабку, которая только и делала, что раздавала внучкам оплеухи.

– Красивое имя. – Пожилая дама наклонила голову. – Подойди ближе, не бойся. Откуда ты родом?

– С Кавказа. – При воспоминании о доме на глаза навернулись слезы. Не обратив на это никакого внимания, старуха принялась расспрашивать о родителях, родной деревне, кавказской природе. Ей польстило, что Гюльжан – княжеская дочь. Задав еще несколько вопросов о том, как ей живется во дворце, валиде-султан попросила заварить зеленый чай. Помня правила этикета, черкешенка справилась с этим безукоризненно, как и с чтением наизусть Сур из Корана. Она по-прежнему не видела лица пожилой женщины, но чувствовала, что та улыбается.

– Эта девочка понравилась мне, – сообщила она Лейле. – Сегодня вечером она должна предстать перед моим сыном. Если и он выберет ее, надеюсь, она родит ему здорового наследника. Мое мнение остается прежним: на престол сядет мой внук мусульманских кровей. Только такой человек укрепит нашу империю. А все эти полукровки… – она махнула рукой, довольно ухоженной для своего возраста, с ногтями, крашенными хной.

Лейла заулыбалась во весь беззубый рот.

– Слушаюсь, госпожа. Пойду готовить девочку к ночи. Она взяла Гюльжан за локоть и потащила за собой.

Бедняжка, почти ничего не съев за завтраком, с жадностью накинулась на фрукты и рис.

– Я дам тебе пару часов отдыха, – распорядилась смотрительница. – Потом мы пойдем в хамам и будем готовиться к ночи. Поверь моему предчувствию, сегодня падишах выберет тебя.

Гюльжан отвернулась, чтобы старуха не видела ее слез. Пара часов! У нее еще есть пара часов… Нет, она не станет отдыхать, она отправится в сад, где обязательно встретит падишаха. И пусть жирные противные евнухи опять преградят ей путь. Она прорвется, она будет кричать, и луноликий ее обязательно услышит. Он должен, должен ее отпустить.

Дождавшись ухода старухи, Гюльжан выскользнула в сад и, пройдя незамеченной по эвкалиптовой аллее, дыша терпким ароматом, оказалась у озера, где резвились розовые фламинго и белоснежные лебеди. Иногда повелитель останавливался здесь, сидел на низенькой скамеечке и бросал птицам крошки, предусмотрительно захваченные с собой. «О Аллах, пусть он придет и сегодня!» – Черкешенка в отчаянии воздела руки к небу. За ее спиной послышался шорох, и несчастная обернулась в надежде встретить господина. Однако это был не господин. Один из рабов-строителей, совсем молодой парень лет восемнадцати, в грязных белых штанах, с загорелой мускулистой голой грудью, с восторгом смотрел на девушку. Гюльжан подумала, что она впервые видит такого красавца. Тонкие черты лица, огромные голубые глаза, такие голубые, как море, которое разделяло ее с родиной. Из-под белого платка, повязанного на голове, выбивались белые, как лен, кудри. Он смотрел доброжелательно, пристально, словно стараясь запечатлеть в памяти прекрасную картину, которую могут отнять в любой момент, но девушка, вдруг почувствовав стыд, покраснела и хотела скрыться в чаще.

– Куда ты, красавица? – Он говорил по-турецки с легким акцентом. – Постой, побудь со мной еще немного. Вскоре сюда придет евнух, я уже слышал его шаги. И неизвестно, когда мне еще раз повезет увидеть тебя так близко. Ты и не знаешь, что я делаю все, чтобы полюбоваться тобой. Когда ты поднимаешься на крышу, я тоже поднимаюсь на зубчатую стену крепости, которую мы строим.

Гюльжан молчала, опустив длинные ресницы.

– Как тебя зовут, моя прекрасная пери? – спросил невольник.

– Гюльжан, – тихо ответила она.

– Гюльжан, – повторил раб с наслаждением, – какое красивое имя! Как оно подходит тебе, красавица. Меня же зовут Малех, мне рассказывали, что меня взяли в плен ребенком… Поэтому я не знаю своего настоящего имени и своей родины.

– Что с того, что я знаю о своей родине! – вырвалось у девушки надрывно. – Все равно мне туда не попасть!

– А ты хотела бы туда вернуться? – Его голос звучал вкрадчиво, убаюкивающе.

– Ты еще спрашиваешь! – Черкешенка воздела руки к небу. – Если бы Аллах прислал за мной огненную колесницу, если бы предложил вытерпеть нечеловеческие муки, я пошла бы на все, чтобы сбежать отсюда.

– Я помогу тебе, моя прекрасная пери, – ответил раб. – Моя любовь разорвет твои оковы. Мне неважно, что будет со мной. Главное – чтобы была счастлива ты. – Он оглянулся и торопливо заговорил: – Слышу тяжелые шаги вашего жирного евнуха. Мне нужно идти. Завтра жду тебя на этом же месте. Здесь, в эвкалиптовой чаще, есть шалаш, созданный самой природой. Там мы укроемся от любопытных взглядов. Придешь, моя красавица?

– Да, – твердо сказала Гюльжан. – Жди меня, Малех. Я обязательно буду.

Он скрылся так же незаметно, как и появился, и девушка вышла на тропинку. Толстый евнух-мулат, задыхаясь, звал ее. Лейла приготовила для бедняжки хамам и одежды.

– Самые красивые одежды, – добавил евнух, облизывая толстые губы, но Гюльжан подумала, что с большим удовольствием надела бы цепи. Начиналось приготовление к ночи с ненавистным ей человеком.