Читать книгу PRO панические атаки: личный опыт победы и натренированные удары - Ольга Блиндяева - Страница 6

За полярным кругом нет больших деревьев и много месяцев практически не бывает солнца, зато есть полярный день и полярная ночь. То тут, то там растет морошка и голубика, а северного оленя можно встретить прямо на улице.

Тундра осенью – огромное разноцветное одеяло. А зимой тут наметает такие сугробы, что можно кататься с крыш одноэтажных домов, рыть «норы» в гигантских снежных холмах и оборудовать там себе домики-пещеры, вырезать снежные кирпичи и строить из них настоящие крепости.

Воркута. Сказочный город детства в поясе вечной мерзлоты.

Здесь я родилась.

В садике, а потом и в школе у меня всегда было много друзей. Учеба давалась легко. Становясь старше, я удивляла способностями и была отличницей, мое фото не сходило с доски почета. У родителей не было необходимости просматривать мой дневник и проверять домашнее задание, поскольку в нем никогда не было ошибок. Я не пропустила, по-моему, ни одной олимпиады, всегда делала оба варианта контрольных работ и редко сталкивалась с задачей, в решении которой требовалась помощь. И я никогда не уставала читать. Просто-напросто просиживала часами в библиотеках, причем, кажется, еще в начальной школе перечитала все самые интересные книги в детской и перебралась во взрослую, потому что хотелось чего-то более серьезного и захватывающего. Возможно, сыграло роль то, что в доме моего дедушки, тогда еще директора школы, человека очень образованного, были огромные стеллажи книг. Вообще, книги стояли повсюду в доме – а дом был большой, – даже на полках в коридорах. Здесь, приезжая на лето, я изучала с дедом работы Херлуфа Бидструпа вместо Мурзилки, и «Детскую энциклопедию» вместо «Веселых картинок».

По итогам пятого класса мне предложили перейти в бесплатный класс лицея – первого в Воркуте учебного заведения, куда брали только детей с выдающимися учебными результатами. Первый набор состоял из лучших учеников всех школ города. Предполагалось, что выпускники лицея будут уметь изъясняться на трех языках, знать латынь, программирование и еще какие-то науки, которых не было в стандартной школьной программе в тот период. Это сейчас я понимаю, насколько важна мотивация детей, даже сообразительных, со стороны взрослых, и особенно родителей. Это сейчас я понимаю, насколько значимо для меня, девчонки, было все происходившее в то время. А тогда… Тогда мне было просто интересно, весело и легко жить. Впереди рисовались одни лишь перспективы.

Получив мой табель с пятерками за пятый класс, на начало каникул родители отправили меня в путешествие по Золотому кольцу вместе с одноклассниками. Спустя несколько дней, довольная и с ворохом впечатлений, я возвратилась домой. Однако на месте любимого уютного дома меня ждал унылый склад коробок. Мне тут же подарили японский кассетный магнитофон, и мать сообщила, что мы уезжаем в деревню. Жить.

Это был удар под дых.

Я не понимала, что происходит, а даже если бы и понимала, то в силу молодости лет у меня все равно отсутствовало право голоса. Остановить мать было невозможно. Не могу сказать, что деревня как таковая сильно пугала меня, ведь я отдыхала здесь каждое лето. Но почему-то внутри не покидало ощущение, что именно так выглядит крах.

Вскоре нас приземлило в деревне, и мы вдохнули воздух полей средней полосы России. На тот момент здесь проживало от силы человек пятьсот, преимущественно пенсионеры. Заехали мы в давно заброшенный дом моей бабушки, обустройством которого до состояния, пригодного для жизни, мать и занималась все лето. Она сразу же завела козу, Хавронью, на удивление умную, нескольких кур и поросенка. А еще – мне позволили собаку!

Белый пес с рыжим пятном на холке поселился в будке в нашем дворе, и я назвала его Малышом. Будку обтянули черным толем, я покрасила его белой краской, а голубой нарисовала окошки. Дверь будки, как настоящая, крепилась на петли и тоже была украшена бело-голубым узором. Внутрь я положила много сена, чтобы Малыш рыл себе норку и спал в ней.

Впереди ждала уютная летняя пастораль с ее зелеными лугами, теплой речкой, золотым солнцем, запахом дыма субботних бань, вечерними встречами усталых и послушных стад. Я почти перестала волноваться. Каждое лето мы с двоюродными братьями и сестрами проводили здесь, поэтому все казалось таким, как всегда. До поры до времени…

В конце лета деревня опустела. Родственники и друзья, гостившие у бабушек и дедушек, вернулись в свою привычную городскую жизнь. Обычно уже в середине августа мы начинали считать дни до отъезда друг друга, и грустили, когда кто-то уезжал раньше. Однако это всегда был качественный переход «на новый, высший уровень», ведь встретиться мы теперь могли лишь спустя год, уже существенно повзрослевшими, поумневшими и подросшими.

В этот раз я проводила всех. На душе было тревожно и печально.

В сентябре я стала ходить в школу, в которой когда-то директорствовал мой дед. В классе было 5 учеников, включая меня. Причем я была единственной девочкой. Чуть позже присоединилась еще одна – Наташа. Ее семья приехала сюда из какой-то азиатской республики.

Позволю себе немного отвлечься, чтобы в общих чертах обрисовать атмосферность этого местечка и большинства обитающих тут людей. Скажу только, что из всех мальчишек моего класса до 35 лет дожил лишь один. Возможно, два, если второму удалось выжить после заключения, куда судьба впервые отправила его еще в юном возрасте; что было дальше и вышел ли он на свободу – мне неизвестно. Двое других умерли от алкоголя, еще один погиб при странных обстоятельствах…

Как представитель интеллектуального семейства по линии отца и обладатель достойного бэкапа успеваемости в городской школе, я считалась в классе образцовой ученицей. Примечательно, что как раз в этот период жизни мой интерес к учебе утрачивался не по дням, а по часам, и в конце концов иссяк совсем, и очень надолго. Что касается возможностей, то, забегая вперед, скажу, что после замаячивших и тут же исчезнувших лицейских перспектив получить достойное образование бесплатно мне шансов больше не представилось.

Еще до начала моей учебы в деревенской школе мать озаботилась вопросом своего трудоустройства. У нее было медицинское образование и навыки, давно, правда, не практиковавшиеся. Для того чтобы работать по специальности – а такая возможность здесь была, – ей следовало пройти квалификационные курсы. Она решила учиться, оформила необходимые документы. Ездить на учебу нужно было за 250 километров, в столицу республики, куда автобус из нашей деревни шел около пяти часов.

Я не помню, чтобы мать как-то разговаривала со мной и морально готовила к тому, что ей придется уехать на неделю, а затем снова на неделю, и снова, и снова, – и так будет продолжаться три месяца. Помню только удушающую истерику и абсолютное непонимание, почему мне нельзя уехать вместе с ней. Вечером, после ее отъезда, я обнаружила в кастрюле, укутанной полотенцем, теплую еду: мать всегда так оставляла ее, чтобы та не остывала, и внутри меня было ощущение, что обо мне позаботились…

Утром я проснулась в холодном деревенском доме. До ухода в школу нужно было растопить печь, почистить хлев, накормить козу и прочую живность. Хавронья ела только теплую еду и пила подогретую воду, так что на все манипуляции требовалось не так уж мало времени. Завидев меня, сонный Малыш выползал из будки и закидывал мне на грудь передние лапы, показывая, что за ночь соскучился, что голоден и ждет, пока очередь дойдет и до него.

Закончив дела, я шла на уроки. А, вернувшись, опять всех кормила и убирала. Потом делала домашнее задание, на которое уходило минимум времени, и шла гулять. Вечером мне нужно было возвращаться в пустой и темный дом. Веселый Малыш оставался ночевать в будке у дома. Я снова топила печку и, очевидно, делала что-то не так, потому что тепло было только возле открытой топки. Промучившись и окончательно выбившись из сил, я включала электрический камин, вставляла в магнитофон кассету с песнями Тани Булановой, нажимала «плей», прижималась к обогревателю, чтобы хоть как-то согреться, и выла, то вытирая, то глотая слезы.

Мать приехала в пятницу, поздно вечером, почти ночью, и привезла красное продолговатое яблоко. Я опять плакала и просила больше меня не оставлять. Обещала, что буду спать в общежитии рядом с ее кроватью, на коврике, и не буду мешать. Но мои причитания ее, конечно, не остановили, и она снова уехала.

Правда, чуть позже мать договорилась с мамой одной моей подружки, чтобы я пожила в их доме до ее возвращения. За нашим же домом и хозяйством с тех пор оставалась присматривать какая-то соседская бабулька.

ПСИХОЛОГ

Какие сдвиги в психике провоцирует сильная обида и утрата доверия к родителю, нехватка/потеря родителя? Все ли эти ситуации чреваты развитием неврозов и ПА и способно ли примирение с родителем во взрослой жизни излечить от приступов родом из детства?

Возникновение панических атак и неврозов провоцирует глубинный страх разрушения, исчезновения, смерти. Можно предположить, что потеря родителя буквально или вследствие утраты доверия может стать глубинным конфликтом, который будет звучать как: «Я без мамы/папы не смогу, не проживу! пропаду! умру!». Смерть тут может представляться как отмирание части души (важной родительской части).

К примеру, младенец, проснувшийся ночью в своей кроватке, криком требует внимания и тепла матери, но мать не подходит к нему, выжидает, что ребенок успокоится сам. А ребенку некомфортно, и он искренне не понимает, где мать, почему она не приходит на помощь, когда темно и страшно. Мы не знаем, что в этот момент происходит в душе ребенка, возможно, он познает первый опыт паники, думает, что мать никогда больше не придет… Если так происходит несколько раз, то уже в младенческом возрасте может сформироваться этот паттерн панического страха.

Мы никогда доподлинно не узнаем, что еще в жизни ребенка должно произойти, чтобы в будущем человек начал испытывать повторяющиеся панические атаки, но точно можем предположить, что нарушение здоровой привязанности влечет бессознательный страх потери матери.

Родители часто сами совершают ошибки, бросая детям фразы: «Ты без меня пропадешь!», «Будешь плохо себя вести, я уйду», «Вот умру, будешь знать, как без меня плохо», «Доведешь ты меня до смерти». Возможно, они так говорят, не зная последствий таких высказываний. Но от этого, как говорится, не легче…

В этот момент ребенок, можно сказать, берет вину на себя, часто действительно верит в то, что так и случится. И эта «вина» аукается в будущем неврозами, страхами, паническими атаками.

В дальнейшем, разбираясь со своими паническими атаками и неврозами, важно стать для самого себя осознанным взрослым, проработать все травмы с самим собой, научиться опираться на себя, что бы ни случилось. Тогда, возможно, вопрос с физическим родителем не потребуется как-то решать. Захотите ли вы поговорить об этом со своей мамой или все ваши обиды останутся в стенах кабинета психолога – выбор за вами. Четких инструкций здесь нет.