Читать книгу Потерянные судьбы. Роман - Ольга Брюс - Страница 8

Прошло несколько лет. Июнь.

Нюсе уже шестнадцать. Закончив восьмилетку она пошла работать дояркой на ферму. Тяжело приходилось молодой девушке на ферме, но её подбадривала похвала со стороны матери.

– Умница моя, – радовалась за дочь Мария. – Тебя хвалють наши женщины. Так и гово́рють: «Какую дивчину вырастили Грищенко, трудолюбивую».

– Да ладно, мам, – скромничала дочь. – Усе молодцы, работают как положено…

– А я усё ж радуюсь за тебя… – продолжала Маша хвалить Нюсю. – Вона, Глашку ругають как, а тебя хвалють…

– Глашка сама виноватая, отлынивает, ленится…

– Стешка её ничему не научила, – качала головой мама. – Даже стирать не умееть, вырастила лодыря.

Действительно, Степанида всё старалась делать сама по дому, а Глаша прикидывалась то больной, то слишком занятой. Когда пришло время устраиваться на работу, Глашка решила пойти в сельский совет счетоводом, но её не приняли, так как свободных мест не было, да и учиться дальше она не захотела.

– Выйду замуж, пущай муж работает, – усмехалась Трофимова. – Наработаюсь исчо.

Но жизнь быстро расставила всё на свои места. Зимой скоропостижно скончался Порфирий. В народе поговаривали, что он болел какой-то страшной болезнью. За последний год сильно иссох, кожа приняла серый оттенок, лицо осунулось.. Ложиться в больницу на лечение категорически отказался, принимал какие-то настойки, приготовленные местной знахаркой. Всё чаще Порфирий проводил время на завалинке, выкуривая одну папироску за другой. Так и нашла его жена бездыханным возле хаты.

Степанида погоревала пару месяцев, но делать нечего, нужно продолжать жить для дочери.

– Глашенька, надобно итить работать, – тихим голосом уговаривала Стеша дочь. – Шо люди скажуть? Нехорошо так жить…

– Ай, ладно, мам, какая разница, шо они скажут, не их енто дело!

После долгих уговоров Глашка устроилась также на ферму. Она решила быть поближе к Нюське, которая была безотказной и во всём помогала.

– Чувствую я себя плохо, до сих пор переживаю… – показушно всхлипывала Глаша, показывая тем самым, как она не может смириться с потерей отца.

– Я тебе помогу, – отзывалась Нюся, жалея соседку. – Возьму твоих коров, только ты уж бери себя в руки, а то не ровен час заболеть от переживаний.

Нюся сильно уставала от двойной работы, но отказать не могла. Она тоже плакала, когда узнала, что отца у Глашки больше нет – страшно потерять родного человека.

Поздно вечером в гости к Грищенко пришёл Сашка, чтобы пригласить Нюсю на прогулку.

– Пойдём погуляем, – с улыбкой на лице предложил парень. – Вечер сёдня какой…

– Устала я, Саш, спать хотца, – вздыхала Нюся.

– Опять за Глашку работала?

– Плохо ей, сам понимаешь…

– Ага, а бегать на свиданки – силы есть.

– Да ну, не может быть… – удивилась Нюся. – Она же так плачет на ферме…

– А вечером смеётся, як кобыла. Совести у неё нету, а ты уж слишком доверчивая… Витька же с ней встречается, вот он мне и рассказал, как ей плохеет рядом с коровами…

– Вот зараза, – разозлилась Нюся. – Иди, Саш, не до тебя мне, спать пойду.

На следующий день всё повторилось: Глашка с расстроенным лицом просила соседку о помощи, пуская скупые слёзы. Нюська согласилась, но с условием, что завтра Глаша сделает всю работу за неё. Недолго думая, Трофимова пообещала выполнить её просьбу. Но на следующий день Глашка на ферму не пришла.

В обеденное время, закончив работу на ферме, Нюся зашла к соседке, чтобы отчитать её за невыполненное обещание. Долго стучала в дверь девушка, но никто не открыл. Покидая двор Трофимовых, услышала скрип двери. Обернулась.

На улицу вышла Глашка, вся растрёпанная и с сонными глазами.

– Чё пришла? – зевала Глаша.

– Почему на работу не явилася? – грубо спросила Нюся, открывая калитку.

– Не смогла…

– И чем же ты так была занятая?

– Спала, не видно, шо ль? – Трофимова потянулась и ещё раз зевнула.

– Глаш, ну так не делается, ты ж обещала…

– Ну, обещала, – с ухмылкой ответила Глашка и тут же подбежала к Нюсе, озаряясь вокруг, зашептала. – Мы вчерась с Витькой… полночи просидели у реки… Ой, Нюська!

– Да шо такое? – не понимала Нюся, всматриваясь в лицо соседки.

– Он какую-то наливку припёр… – Трофимова раскраснелась от волнения. – Мы выпили…

– Чу, дура! – воскликнула Нюся, отпихнув руками девушку. – Пить? Одурела?

– Ну и шо? Взрослые ужо… – Глаша хитро улыбнулась. – Нюся-я-я… Если бы ты знала…

Соседка закружилась, будто танцуя вокруг Нюси. Она смеялась так, якобы была пьяна до сих пор.

– Нюська! Я теперь знаю, шо такое женское счастье…

– Белены объелась? – Грищенко махнула рукой и поплелась домой обедать.

Нюся вошла в хату и остановилась. Она раздумывала о словах подруги: «Женское счастье? Этот как? Обнял, наверное, обнял и поцеловал… Вот гадость! Не о том надобно думать…».

Грищенко быстро перекусила, дала наказ брату насчёт домашнего хозяйства и вернулась на ферму.

– Нюська! – одна из доярок позвала девушку. – К тебе пришли! Бросай доить!

Грищенко перелила молоко в бидон и вышла на улицу.

– Здравствуй, – у ворот стоял Саша с букетом ромашек в руках. – Вот, принёс…

– Будет тебе, – застенчиво улыбнулась молодая доярка. – Хватит ужо носить… стыд-то какой…

– А чё? Шо постыдного? – Санька удивился. – Захотел тебя порадовать…

– Саш, ну зачем? – девушка окунулась лицом в роскошный букет и глубоко вздохнула. – Глупо…

– Ничё не глупо! Пойдём сёдня гулять?

– Я подумаю…

– Ну, хватит ужо думать! Пойдём!

– Приходи, как заря займётся…

Сашка в ответ кивнул головой, сел в трактор и поехал на поле.

– Дурачок! – усмехнулась Нюська, вошла в здание и накормила одну из коров ромашками.

После работы Нюся и Саша встретились на реке. Парнишка встречал подругу с очередным букетом.

– Аха–ах, – девушка не сдержалась. – Очередной Зорьке обед…

– Не понял, – Иванов возмутился.

– Не обращай внимания… – Нюська поняла, что сказала глупость.

– Меня скоро в армию заберут.

– Всем положено служить.

– Отдать долг Родине… – Сашка загрустил. – Нюсь, ты будешь меня ждать?

– Буду… – девушка пообещала просто так, не подумавши, что Сашка относится к ней серьёзно.

Просидев всю ночь на берегу, молодые люди вернулись домой только под утро.

Осень.

Друзья устроили весёлые проводы в армию для Сашки.

Вечером собрались на излюбленном месте – у реки и разожгли костёр. Пекли картошку, пели песни под баян, который принёс Витька.

– Наливай! – Пашка Лучников протянул стакан. – Чё сидим?

– За Саньку! – крикнули ребята. – Шоб служилось тебе легко!

– Весной и я ухожу, – прошептал кто-то.

– Усе там будем! – рассмеялся Витька и плеснул в стакан. Повернулся к Глашке. – А ты чё сидишь? Грустная какая-то…

– Ничё, – девушка пыталась очистить запечённую картофелину от твёрдой шкурки, с которой отшелушивался толстый слой золы.

– Ты чё такая недовольная? – Виктор не отставал.

– Говорю же, усё в порядке, – Трофимова нервничала и не обращала внимание на друга.

Витька провёл пальцами по кнопкам баяна и взглянул на Нюську.

– Грищенко, споёшь?

– Какую? – улыбнулась Нюся.

– Смуглянку…

Грищенко махнула головой в знак согласия, и Виктор заиграл до боли знакомую всем мелодию. Нюся запела:

Как-то летом на рассвете

Заглянул в соседний сад.

Там смуглянка-молдаванка

Собирала виноград.

Я краснею, я бледнею,

Захотелось вдруг сказать:

Станем над рекою

Зорьки летние встречать!

Раскудрявый клен зеленый, лист резной,

Я влюбленный и смущенный пред тобой.

Клен зеленый, да клен кудрявый,

Да раскудрявый, резной…

Припев песни подхватывали все вместе.

Сашка загрустил, опустив голову.

– Три года… – вдруг заговорил Иванов. – Целых три года…

Он приобнял Нюсю и крепко-крепко прижал к себе.

– Ты чё? – вдруг перестала петь девушка, никак не ожидавшая объятий.

– Я чичас скажу… – Александр встал на ноги и при всех произнёс. – Как отслужу – женюсь на Нюське!

Грищенко покраснела. Парни переглянулись.

– Вот енто молодец! – Витя тоже встал, подошёл к другу и хлопнул его по плечу.

– Соплив исчо, – буркнула Глашка. – Жениться он вздумал…

Трофимова бросила недоеденную картофелину в костёр, встала, поправила платье и пошла прочь.

– Эй, куды? – удивился Витя.

– Я её верну. – Нюська вскочила и побежала за подругой. – Гла-аш, погоди-и!

Глаша не обернулась на зов, она торопливо шагала в сторону дома.

– Глашка! – догнала её Нюся и вцепилась в руку. – Шо с тобой? Ты куды?

– Домой, не видишь, шо ли?

– Ты в последнее время сама не своя… С матерью шо-то или…

– Или… – Глашка остановилась и посмотрела на соседку.

– Обидел кто? – Нюся увидела, как в глазах Трофимовой блеснули слёзы.

– Ой, Нюська! – Глаша обняла подругу и зарыдала.

– Тихо… ты чаво? Объясни… – гладила по голове плачущую девушку.

– Вон, Сашка жениться на тебе собралси… – задыхалась Глашка, пытаясь объяснить что-то. – А я… я…

– Да шо стряслось-то?

– А он молчок! Кому я теперича такая нужная?

– Какая такая?

– Квашня порченая! – рыдала Глаша. – С приплодом…

– А мамка знаеть? – опешила Нюся от такой новости.

– Догадывается, – всхлипнула соседка.

– А Витька?

– Никто не знает… Шо ж теперича будет?

– Ничого не будет, – гладила по плечам подругу. – Поженитесь и будете жить, народите ребёночка…

– Да зачем он мне? – перестала плакать Глашка и одёрнула руки соседки. – Куды рожать? Не нагулялася исчо…

– Глаш, а об чём ты думала, када… Ладно, пошли до хаты, я тебя провожу. А с Витькой тебе надобно погутарить.

Глашка вытерла лицо и медленно потопала домой. Нюся шла рядом молча. Попрощавшись с подругой, решила зайти в сарай и проверить, накормлены ли поросята да куры. Закрывая калитку, девушка услышала, как мать отчитывает брата Вовку.

– Ишь чаво удумал! – ругалась Мария, размахивая руками. – Паскудник малолетний! Молоко исчо не обсохло, а усё туды ж! Я тебя научу! Я тебе быстро ума-то поприбавлю! Гадёныш!

– Мам, шо он опять учудил? – Нюся подошла к сараю и заглянула в открытую дверь.

– Курит! Поймала прохвоста за хлевом! Стоить и спичку цви́ркаить! – трепала сына за плечо Маша, держа в руках пачку с папиросами. – А ну, быстро мне отвечай – где взял? Я кому говорю?

– На печке лежали… – нахмурился Володька, опустив голову.

– Батькины, шо ль?

– Батькины…

– И давно ты ентим балуесси?

– Только чичас хотел попробовать… – полушёпотом отвечал Вова, пытаясь не заплакать.

– Усё батьке доложу! Силов моих больше нетути! – Мария развернула сына и погнала в дом, толкая в спину. – То костры распаля́ить возле сараю, покуда не спа́лить! То цыплят у́чить плавать! Хва́тить с мене! Усё батьке будет сказано!

– Я больше не буду… – Володька пытался успокоить мать, лишь бы она ничего не говорила отцу.

В последнее время его любимый папка стал очень суровым и строгим по отношению к сыну. Недавно Вовка получил нагоняй от Ивана за то, что случайно выронил в воду ведро с рыбой, которую они ловили всё утро в реке. Рыбёшки уплыли, махнув хвостом на прощание.

– Бестолковщина! – ругнулся Иван и плюнул вслед уплывающей плотве. – Усё утро здеся просидели почём зря! Бери весло и греби к берегу!

Володька послушно поднял с дна лодки весло и начал усердно размахивать руками.

– Дай сюды! – распсиховался Ванька и схватился за весло. – Тьфу ты, як баба, ей-богу! Ничаво не могёшь! Драть надо було тебя як Сидорову козу, шоб мужиком стал!

В свои одиннадцать лет Володя был действительно слабоват. Худощавый мальчик выглядел вполне здоровым, но силой был обделён. Даже ведро с водой не мог дотащить до сарая, чтобы напоить домашних животных. Наливал половину ведра и нёс до хлева.

Как-то Мария разбудила рано утром детей, чтобы пойти на усадьбу и прополоть картофель, так Вовка, набегавшись с ребятами до рассвета, уснул между бороздами.

– А где енто Вовка? – распрямила спину Маня, потирая поясницу.

– Тама он, – недовольная Нюся махнула рукой.

– Вовка-паразит! А ну-ка, подымайси!

– Иду… – зевал Володя, пытаясь встать на ноги.

– Опять до утра с ребятишками таскалси? Ночью спать надобно…

Насмотревшись на полусонного сына, Мария всё же сжалилась и отправила его домой отсыпаться.

– Слабак, – ухмыльнулась Нюся, провожая брата взглядом. – Енто папка исчо не знает, какой ты помощник…

Наслушавшись, как мать ругает Вову из-за папирос, Нюська решила вернуться к друзьям, всё-таки проводы её одноклассника, нехорошо бросать компанию. Выходя со двора, девушка встретилась с матерью Глашки.

– Нюська! Мамка дома? – подбежала Степанида, запыхавшись. – Дома аль не? Беда, Нюська!

Нюся не успела ничего ответить, как Стешка влетела в хату.

– Бешеная, – махнула рукой девушка и пошла к реке.

На берегу ребята весело проводили время. Витька, изрядно подвыпив, решил покататься на лодке. Компанию составить никто не решился, так как от Виктора можно было всего ожидать. Парни сидели на самодельной лавке и что-то бурно обсуждали. Костёр догорал, припасы закончились.

– Надо сбегать – пусто… – Лучников встал и, шатаясь, подошёл к воде. Умылся, вытер руки о штаны. – Ну, кто со мной?

– Может хватит, Паш? Посидели, и будет, – зевнул Сашка и обернулся, услышав топот. – Вернулась… А Глашка? Чаво она распсиховалась?

– Не знаю, – Нюся не хотела говорить при всех.

– Дурна́я она какая-то стала, – Павел закурил папиросу от тлеющих угольков. – Нервная… Не ты ли виноват, Вить?

– А? – Витя уплыл далеко и не расслышал, о чём ему говорят. – Я ща!

Доплыв до берега, Витька кое-как вылез из лодки и тяжёлыми шагами дошёл до Саши.

– Поговорить мне с тобой надобно. Пойдём отойдём.

– Давай домой, – отмахнулся Саня.

– Не, пойдём… – Виктор потянул друга за рукав рубашки.

– Чёрт с тобой, – Саша встал и побрёл с другом за высокий куст крушины, который рос неподалёку.

– Секретничают, – улыбнулся Пашка и посмотрел на Ваньку Ильина с прищуром. – Айда со мной к бабке Пелагее. У неё есть, я знаю.

– Агась, а потом мамке сдаст, и я её знаю… – отнекивался Ваня, ковыряясь палкой в затухающем костре.

– Не дрейфь, бабка – наш человек, – подмигнул Паша.

Только ребята хотели двинуться за «живой водицей», как услышали крик с той стороны, куда ушли Сашка и Витя. Нюся встала с лавки и подошла к одноклассникам.

– Шо енто? – удивилась девушка, всматриваясь вдаль.

– Дерутся! – крикнул Пашка и рванул растаскивать друзей.

Саня и Витька катались по сырой траве, пытаясь ударить друг друга. Сашка изловчился, вырвался из цепких рук товарища и сел на него сверху.

– Брось, говоришь? – закричал Саша и начал бить кулаками друга. – Брось? Подруги, говоришь? Щас я тебе обтолку́ю, кто есть кто!

Иванов со всего размаху лупил Витьку, тот закрывал голову руками и что-то кричал в ответ. Павел подскочил к Саше и схватил его за порванную рубашку.

– Сдурели? Сашка, слезь с него!

Но Александр мёртвой хваткой удерживал Витю и не слышал Павла.

– Перестаньте! – закричала Нюся и заплакала.

Саша тут же остановился, все замолчали и уставились на девушку.

– Шо вы делаете? Вы же друзья! – Нюська громко всхлипнула и побежала в сторону поля.

– Нюся! – Сашка отпустил Витьку. – Нюсенька!

Резко вскочил на ноги, протёр лоб рукой и злобно посмотрел на лежащего одноклассника.

– Исчо хоть раз вякнешь… – погрозил кулаком и рванул догонять Грищенко.

– Чё случилось? – Паша осматривал синяк под глазом. – Чаво не поделили?

– Не твоё собачье дело, – с трудом Витька встал на ноги и поплёлся к воде, чтобы умыться. – Дуракам закон не писан. Поплачешь исчо…

Сашка догнал подругу на поле, когда та споткнулась и плюхнулась на траву. Он подбежал и присел рядом. Нюся лежала лицом вниз, её плечи вздрагивали мелкой дрожью. Девушка всхлипывала чуть слышно.

– Нюсенька, прости. Прости меня… – Саша гладил одноклассницу по спине, пытаясь успокоить. – Енто усё Витька… Усё из-за него…

Девушка подняла голову и посмотрела на Иванова красными от слёз глазами.

– Вы же лучшие друзья… Я не ожидала такого… Вы меня напугали…

– Витька заслужил.

– Я домой хочу, – Нюся встала и отряхнула платье.

– Я тебя провожу. Можно? – Сашке было неловко за всё произошедшее. – Я завтра уезжаю, Нюся… Я буду писать тебе и ждать ответа…

– Хорошо, я напишу.

Молодые люди пошли к хате Грищенко через поле, чтобы сократить путь.

Дойдя до заднего двора, Нюся остановилась.

– Усё, дальше я сама, иди домой.

– Так не хотца расставаться, – Сашка уже заскучал по своей девушке. Он крепко обнял ее и поцеловал в губы.

– Ты шо? – Нюська отстранилась и посмотрела на ухажёра испуганными глазами. – Стыд-то какой!

Оттолкнула Сашу и побежала к дому. Сидя на завалинке, её ждала мать.

– Садися, – Мария положила руки на колени и пристально посмотрела на дочь. – Степанида приходила…

– Я её вида́ла, – Нюся поправила косынку на плечах.

– Скажи-ка мне, дочь, як на духу… – Маша повернулась всем телом к Нюсе. – Почём замуж собралась?

– Я? – удивилась девушка. – Не собиралася я никуда…

– Ну, как же, вона и Глашка слыхала, як Санька при всех сказал… Скажи, как есть, в подоле принесёшь?

– Мам! – Нюська вскочила с места. – Ты шо? Кто тебе такое сказал?

– Я, конечно, Степаниде верить неподвластна, но… Она гута́рить, шо усе подтвердя́ть, шо ты с Ивановым обжимаешьси…

– Мам, ну шо ты, ей-богу, нашла кого слухать… – Нюся вновь присела рядом с матерью и обняла её за плечи. – Ты мне не веришь?

– Ой, не знаю, девка… – вздохнула Маша. – Она ж прискакала, як коза, и давай мене туточки изливать, шо раз замуж, значится, с брюхом…

– Вот зараза такая, – прошептала Нюська и выпалила. – Пущай за Глашкой своей зыркает! Енто она у неё с пузом скоро бегать будет!

– Да ты шо? Неужто?

– Глашка мне сёдня рассказала.

– А чей же?

– Витькин.

– Ей же исчо шестнадцати нету! Ой, беда-а… – покачала головой Мария и встала с завалинки. – Пущай сами разбираютси, пошли в хату. Батька скоро прие́деть. Шо енто он припозднилси сёдня?

На следующее утро, не успев выйти со двора, Маша встретила у своей калитки Степаниду.

– Ну-ну? – Стешка потирала руки.

– И тебе здрасте, – Манька закрыла калитку.

– Чаво молчишь-то? – не могла устоять на месте Степанида, переминаясь с ноги на ногу. – Ну, доклада́й…

– Шо? Шо тебе доклада́ть, дура ты шо ни на есть… – улыбнулась Мария и вышла на дорогу.

Стешка вприпрыжку догнала её и дёрнула за рукав.

– Чаво скрытничаешь? Усё равно усе узнають, када пузо на нос поле́зить.

– Чьё пузо? – Маша шла по дороге, улыбаясь сама себе.

– Чаво лыбиси-то? Пузо Нюськи твоей, – чётко ответила Стешка.

– Ну-ну. А Нюськи ли? – Маня загадочно посмотрела на соседку и улыбнулась ещё шире.

– Не по́няла, – Степанида округлила глаза и громко произнесла. – Не, ну вы посмотрите, люди добрые, у неё девка по́рченая, а она исчо и скалитси.

– Думай, шо брешешь! – не выдержала Маша. – Орёшь исчо на усю округу, шоб девку мою опозорить? Ты лучше прикрой своё поддувало и сляди за своей!

– Ой ли! – соседка остановилась и поставила руки на бока. – Раз уж на замужество позарилась, значится, брюхатая! Где енто видано, шоб в шестнадцать годков…

– А в пятнадцать? – Мария перебила орущую собеседницу и прищурилась.

– В пятнадцать? Да судить надобно! Да ежели бы моя Глашенька…

– А вот теперича поди и спроси у своей честной Глашеньки! Где ж енто видано? Она, значится, мою Нюську поно́сить, а о своем грехе молчком?

– Шо? – Стешка растерялась.

– Иди, говорю, и спроси, неча до моей Нюськи доколу́пываться!

– Ты мою Глашку со своей распутной девкой не путай! Она у меня гордая и умная! А ты будешь внука нянкать, а Нюська твоя бестыжая нико́му ненужная будеть! Ушёл Сашка в армейку, дык оттудова привезёть себе жёнку!

– Ох, и глупая же ты, Стешка, – Мария не стала больше слушать злую соседку и пошла на работу.

***

Нюся с раннего утра уже вовсю хлопотала на ферме. Почистила своих коров скребком, напоила, положила поло́вы в кормушку. Пришло время доить. Поставив маленькую табуретку у задних ног жующей коровы, тихонечко запела песню. Так она успокаивала своих подопечных.

– Нюська! – услышала крик с другого конца фермы. – Нюська, бяги сюды!

Девушку позвала одна из доярок. Грищенко отставила ведро и побежала на зов. Она увидела, как женщины поднимают Глашку и сажают её на табуретку. Было заметно по лицу, что Трофимовой плохо – она вся побледнела.

– Нюсь, вы рядом живёте? Отведи её домой, – попросила одна из женщин.

Грищенко повела соседку домой.

– К врачу тебе надобно, – прошептала Нюся.

Медленно шли девушки до дому, переговариваясь о чём-то.

– Глашка! – это бежала Стеша, узнав, что её дочери стало плохо на ферме.

– Мать твоя, – обернулась Нюся. – Тебе надобно с ней усё обговорить.

Степанида догнала девушек и с испуганным видом стала расспрашивать дочь, что, дескать, случилось. Нюська оставила Глашку с матерью и вернулась на ферму.

Стеша довела дочь до хаты сама.

– Доча, как свечереет, дохтур придёть, – Стешка сидела на кровати и гладила дочь по плечу. – Лишь бы не хворь какая сурьёзная…

Стешка вспомнила о муже, который болел неизвестной болезнью. Тоска и страх потерять единственную дочь охватили женщину. Степанида вышла во двор, прошлась вдоль забора и остановилась у сарая. Она почувствовала, как внутри солнечного сплетения образовалась тяжесть. Дыхание перехватило. Стешка облокотилась о стенку сарая и сползла вниз.

– Боженька! Не взбирай мою Глашеньку! Молю тебя! – заплакала Степанида во весь голос. – Оста́ви дочечку мене, як же я буду без моей кровиночки… Грех на мне! Грех, ка́юси! Усё от зависти моей чёрной! Усё от неё! Любое наказанье выдержу, только дочечку излечи!

Стешка сидела на земле и рыдала, хлестая себя по щекам. Потом подняла голову к небу и начала креститься, шевеля губами. Она от всего сердца молилась, стоя на коленях и читая «Отче наш».

Излив душу, Степанида встала, отряхнулась и медленно пошла в хату. Зашла в комнату, посмотрела на дочь. Глашка мирно спала, обняв подушку. Стешка улыбнулась дрожащими губами и решила сходить к знахарке Полине, чтобы та приготовила какое-нибудь снадобье для Глаши.

– Ой, девка… – протянула баба Поля, намешивая в плошке что-то. – Скока годков ей нынче?

– В декабре шестнадцать стукнеть, – удивилась вопросу Стешка.

– Вот шо я тебе скажу, Трофимова, – женщина отставила плошку и взглянула на Степаниду. – Вида́ла я своими зыркалками, як твоя Глашка с Витькой Прошкиным по кустам скачуть… Ой, молва по всему хутору идёть, а ты как мать и не ведаешь.

– Шо? – у Степаниды вытянулось лицо. – Брешешь! Моя Глашка другая! Она…

– Сдаётси мене, тяжёлая она… – строгим голосом ответила знахарка. – Хоть лячи, хоть залячи́сь, но признак верный.

– Не, пого́дь, баба Поля, ты спутала, верно, – лицо Стешки расплылось в улыбке. – Енто Нюська Грищенко… Правду гово́рю. Она ж замуж собраласи, якыя вертихвостка.

– Нюська – дрища, а Глашка – кровь с молоком, да и волосья у них разныя. Спутать твою девку не можно. Да и не только я енту парочку заприметила, свидетелей пруд пруди…

– Да як же енто? – схватилась Стешка за сердце. – Ой-ой…

Степанида от волнения забыла попрощаться и выбежала на улицу. Всю дорогу она бежала до самого дома, хватаясь за голову.

– Глашка! – влетела женщина в хату, не закрыв за собой дверь. – А ну, вставай!

Глаша открыла глаза, испугавшись крика. Над ней стояла мать с обозлённым видом.

– Як давненько ты с Прошкиным путаесси?

– Мам, ты чаво? – Глаша села на кровати, прикрываясь одеялом.

– Я туточки об Нюське пякуся, а у меня дочка́ подолом метёть? – Степанида встала в привычную позу и слегка наклонилась. – А ну, сказывай правду, распутница!

– Да какую правду ты хочешь? – не понимала Глаша.

– Брюхатая аль не? Гово́рь, как есть! Я ему, паскуднику, хату спалю начисто! Да я… я… Я к самому председателю!

Глаша опустила голову. Её глаза забегали, щёки налились румянцем. Девушка кусала губы от волнения и страха.

– Ну? Долго мене ждать? – не отставала Степанида.

– Да… – Глашка взглянула на мать испуганными глазами.

– Шо да? Ой-ой! – заголосила Стешка, хватаясь за грудь. – Стыдоба! Ну я ему чичас усё оторву начисто! Выродок треклятый! Ах, Прошкины, ну вы у мене попляшете!

– Прошкины? – Глаша подняла голову.

– А? – Степанида перестала кричать и заговорила тише. – Витька… Прошкин…

– Не он енто, наверное… – всхлипнула девушка.

– Да як же ж? А кто?

– Ванька…

– Шо за Ванька? – удивилась Стеша, опускаясь на кровать.

– Ильин… – Глаша накрыла голову одеялом и затряслась, оплакивая свою беду.

– Да ты шо? – схватилась Степанида за голову. – Шо ж ты наделала? Он же сын Кузьмы…

Степанида надумала идти к Кузьме Ильину, чтобы добиться справедливости, но, долго обдумывая, всё же решила не делать этого. Кузьма Прохорович – председатель колхоза, власть у него большая, так что не стоит кликать на себя беду. Да и доказать, что Глашка беременная от его сына, вряд ли удастся. Всё-таки, как сказала баба Полина, есть свидетели, что Глаша путалась с Витькой Прошкиным. Прослыть на весь хутор беспутницей – смерти подобно.

– Вот шо, девонька, – Стешка решила пристроить дочь. – Нико́гда и нико́му не трепайси, шо дитятко от Ваньки. Пущай Витькин будеть.

– Мам! – воскликнула Глаша. – Не нужон мне ребёнок!

– Замолчь! Ишь шо удумала! Ты в таком возрасти, шо не можно по повитухам скакать! Бездетной хошь остатьси? Иль хошь одна ро́стить? Ко́му ты ну́жная будешь опосля? Ты об чём думала, када обжималася с мужиком? Иль ты не вразумеешь, откудова дитё получетси? Глупая твоя головушка! Значится так: надавливаем на Прошкиных, женим вас, и будя делов! Никуды он от нас не денетси, пущай отвечаеть за свои проступки олух малолетний! Слыхивала я, шо армейка ему не светить. Батька евоный в бригадирах значитьси. Будешь ты у мене накормлена и при свёкре хорошем. Об его делишках тёмных наслыхана, так шо знаю, чем припугнуть. А тама и мне помогать будете. Заживём, Глашка, як у Христа за пазухой!

Довольная собой Стешка повязала платок на голову и ушла во двор кормить скотину.

– Здрасте-приехали, – отбросила Глашка одеяло и задумалась. – Надо было такую кашу заварить. Дура я, дура. Лучше б с Сашкой замутила, он покрасивше и покрепче. Витька – дохляк, даже морду ему набить не смог. Замуж… Какой замуж? Я молодая исчо! И дитёнок ентот… Шо я с ним делать буду? Ага, живи Глашка с Прошкиными и пахай на них… То-то мамка от их сбёгла… Теперича я за хозяйку? Обстирывай и двор мети? Влипла, как муха в навозную кучу… Ну ничего, я усё в свои руки возьму. Будет исчо ентот Витька ноги мне целовать!

Улыбнувшись, Глаша встала с кровати.

– Да и чёрт с ним! Замуж, так замуж!

Вечером в хату Трофимовых пришёл фельдшер. Степанида научила дочь, что можно говорить врачу, а что нужно скрыть, чтобы женщина в белом халате не распознала верный признак беременности. Выслушав жалобы молодой девушки, фельдшер озвучила диагноз – недомогание в связи с ре́гулами.

– Поздновато, но это не первый случай, – собирала свою сумку фельдшер. – Со временем всё придёт в норму. Заваривайте чай с ромашкой, медку туды – для успокоения.

– Ага-ага, – качала головой Стешка, поглядывая на дочь. – Спасибочки.

Проводив врача, Степанида плюхнулась на кровать Глашки.

– Ну шо, давай считать…

– Чаво исчо? – недоумевала Глаша.

– Ноченьки, – кривлялась мать, растопырив пальцы на руках. – Када с Витькой была?

– Ну, в июне…

– А ентот, второй? – загибала пальцы Стешка.

– Тожа… – неохотно пробурчала дочь.

– Угу, июль, август… – откинула голову назад Степанида, прищурив глаза. – Када поняла, шо узел завязалси?

– На днях… – Глашке был неприятен этот разговор, хотелось выбежать из дома и забыть всё это, как страшный сон.

– Значится так… Ну да… – сжала кулаки мать. – Непонятно чейный, так шо ничого страшного не произойдёть. Завтра же к бригадиру наведаюсь!

С утра пораньше Стешка рванула в дом Прошкиных.

– Есть ли кто в дому́? – тоненьким голоском крикнула Степанида, открывая дверь в хату.

– Ну, я тута, – вышел к гостье Витя.

– А папашка твой, поди, в хлеву колдыбаетси?

– Ну…

– Шо ну? – рыкнула Стеша. – Зови давай! Я пришла справедливость восстанавливать!