Читать книгу Трансгуманизм в российском образовании. Наши дети как товар - Ольга Четверикова - Страница 2

Новые технологии кардинально меняют характер труда во всех отраслях и профессиях, распространяясь не только на производственную сферу, но и на сферу услуг и системы управления, ведя к серьёзной перестройке рынка труда. По прогнозам экономистов, в ближайшие 20 лет от 50 до 70 % рабочих мест могут быть заменены роботами. В соответствии с данными Банка Америки, если сегодня 10 % продукции производится роботами, то к 2025 г. этот показатель достигнет 45 %. По его же данным, снижается цена на роботов: за последние 10 лет она упала на 27 %, а в ближайшие 10 лет упадёт ещё на 22 %[1]. Основное опасение по поводу работы в «Индустрии 4.0» заключается в том, что значительное расширение новых операций не обязательно потребует создания новых рабочих мест для людей, что окажется серьёзной проблемой, так как общая численность населения продолжает расти. Многие подчеркивают, что нынешняя революция создает меньше рабочих мест в новых отраслях, чем предыдущие революции.

Так, по оценке Программы Оксфорд-Мартин по технологии и занятости, только 0,5 % трудовых ресурсов США заняты в отраслях, не существовавших в начале XXI века, и менее 8 % новых рабочих мест было создано в 80-х годах XX века, а 4,5 % новых рабочих мест – в 90-е годы[2]. Как показывают данные, инновации в информационных и других прорывных технологиях способствуют повышению производительности путём замены существующих рабочих, а не создания новых продуктов, которые требуют дополнительного труда для производства. Если число рабочих мест и растёт, то это частичная занятость. По данным статистики, в США с декабря 2007 г. по август 2013 г. рынок труда утратил около 5 млн. рабочих мест с постоянной занятостью, в то время, как число рабочих мест с неполной занятостью увеличилось на 3 млн[3].

Наибольшему риску (80-100 %) подвергаются такие профессии, как администраторы, бухгалтеры, финансовые аналитики, журналисты, водители, гиды, пекари, фармацевты, страховые агенты, агенты по продаже недвижимости, продавцы розничных товаров, коллекторы, официанты и хостесы. Сохраняются те профессии, где требуются социальные и творческие навыки, принятие решений в условиях неопределённости, где всё основывается на личных отношениях или интуиции[4]: терапевты и хирурги, психологи, антропологи, археологи, менеджеры по продажам, полицейские и детективы, артисты, фотографы, социальные работники, священники, но этого будет недостаточно, чтобы удовлетворить всех. Диплом перестанет быть защитой от безработицы. Как заявил руководитель одного из исследований Х.Э. Каруи, «роботизация станет для белых воротничков тем же, чем глобализация – для синих»[5]. Она затронет средний класс, включая высшие слои среднего класса. В целом уровень безработицы возрастёт до 18 % э.а.н.[6] (сегодня – 10 %).

Что касается новых профессий, то они будут созданы в сфере новых технологий, и среди них исследователи Microsoft Surface и The Future Laboratory выделяют следующие: дизайнер виртуальной среды обитания (большинство людей будут много времени проводить в виртуальном пространстве и захотят персонального оформления своего виртуального мира), адвокат по робоэтике, обозреватель цифровой культуры (будут помогать интегрировать технологии в повседневную жизнь), биохакер на фрилансе (выполнять заказы людей по апгрейду своего тела), стратег построения идей для Интернета вещей, создатель космических туров, инженер по восстановлению естественной среды (в результате урбанизации на планете уже почти не останется естественной среды), куратор личностей (работа с архивами персональных оцифрованных мыслей, воспоминаний, видеозаписей всего увиденного в жизни, аудио и т. д.), дизайнер человеческого тела (работа с имплантами) и др.[7]

Тут надо отметить, что на почве поиска и изобретения новых профессий стали возникать теории постинформационного общества, основными характеристиками которого называют следующие: 1) снижение роли наукоёмких отраслей промышленности и науки в целом, что выражается в переносе исследовательских лабораторий в менее богатые страны; 2) занятость большинства населения развитых стран в индустрии развлечений: культура (включая шоу-бизнес, мода, гуманитарные науки и т. д.)> рестораны, туризм и прочее; 3) падение престижа всех так называемых «серьёзных» профессий в ведущих странах: учёных, программистов, инженеров, а также умственного труда и рационализма, и, соответственно, возрастание популярности демонстративно беззаботных профессий: фотомоделей, культурологов, парикмахеров, а также мистики и иррационализма.

Вместе с тем, с внедрением новых технологий растёт поляризация: повышается доля высококвалифицированного и низкоквалифицированного труда (например, курьеров в связи с ростом электронной торговли), а ценность среднеквалифицированного труда понижается, что подрывает материальный достаток многочисленного среднего класса, делает невозможным его представителям войти в рынок высококвалифицированного труда. В итоге средний класс размывается, что влечёт изменение социальной структуры общества, которое наиболее полно описано английским экономистом, профессором Лондонского университет Ги Стэндингом, автором двух нашумевших книг: «Прекариат: новый опасный класс» (2011) и «Хартия прекариата» (2014).

Для описания социальных последствий он использовал появившийся ещё в 1970-е годы термин «прекариат» (произведённый от слов: «ргёсапе» (ненадёжный) и «proletariat»), означающий людей с наиболее низкими доходами, не имеющих никакой гарантии занятости, вынужденных постоянно менять место работы, работающих неполный рабочий день на сезонной работе или в теневом секторе. Положение таких людей не позволяет им обеспечить свою экономическую и социальную независимость. Стэндинг описывает прекариат как новый, находящийся в процессе становления общественный класс, включающий в себя три категории людей: одна вышла из пролетариата, но эти люди никогда не достигнут того, что имели их родители; другая – это мигранты, а третья состоит из образованной дипломированной молодёжи, которая не может найти достойную работу. Все три группы объединяет чувство неуверенности, обусловленное неопределённостью их положения, ограниченным доступом к социальным выплатам, фактическим отсутствием социальной поддержки и каких-либо перспектив.

В результате, в соответствии с концепцией Стэндинга, складывается многоуровневая классовая структура, в которой выделяются следующие группы. Наверху находится плутократия (сверхбогатые, живущие за счёт ренты и обладающие огромной политической властью). Затем идут так называемый салариат (люди с долгосрочными гарантиями занятости, пенсиями, медицинской страховкой и пр.) и старый пролетариат. Ниже находится прекариат, а на самом низком уровне – беднота, люмпен-пролетариат и безработные. При этом численность салариата и пролетариата постоянно сокращается, а численность прекариата растёт, он начинает вытеснять салариат и пролетариат, что ведёт к резкой поляризации общества: наверху находятся сверхбогатые и просто богатые, а внизу – «прекариат» и беднота.

Падение доходов европейцев происходит сегодня такими темпами, что значительная часть населения быстро приближается к черте бедности. Как следует из доклада НПО Oxfam, проводившей исследование осенью 2015 г., 123 млн. человек в Европе (почти четверть населения) подвержены риску оказаться в состоянии бедности (в 2008 г. их было 116 млн.)[8]. 1 % наиболее богатых европейцев обладает третью всего богатства, в то время как 40 % наименее обеспеченных принадлежит всего 1 %.

Положение прекариата делает его крайне опасным для властей. Он не имеет никакой гарантии занятости и вынужден постоянно менять виды работы. Он не может рассчитывать на государственную помощь, пенсионное обеспечение, отпуск, пособия по безработице, больничные и оплату медицинских счетов. В ещё более тяжёлом положении находятся те, кто работает в теневой экономике, то есть без трудового договора, не входя в юридические отношения со своим работодателем.

Но прекариат не имеет и многих гражданских, политических, культурных прав, которыми обладают другие категории населения. Это увеличивает потенциал протеста в среде прекариата, но такой протест обычно не имеет выхода. Отрицая старые политические партии, рабочие, выпавшие из пролетариата, и безработная квалифицированная молодёжь превращаются в социальную опору для набирающих силу крайне правых националистических движений, которые сталкивают их с мигрантами. Последних же, в свою очередь, используют подконтрольные спецслужбам радикальные организации, которые следят за тем, чтобы их протест не ушёл в русло социальной борьбы, а оставался в рамках пустого, бессмысленного бунта. В итоге происходит разбалансировка политической системы, которая традиционно опирались на средний класс, усиление идей популизма, радикализма и милитаризма. Реагируя на эти процессы, правящий класс ужесточает политический контроль, способствуя постепенному утверждению на Западе полицейского государства.

В качестве одного из средств решения данной социальной проблемы Стэндинг видит введение «безусловного основного дохода» – гарантированного довольствия каждому гражданину, вне зависимости от потребности, но обусловленного определённой активностью, которой от гражданина ожидают (участием в выборах и пр.) И в 2016 г. такое пособие уже попытались ввести в Швейцарии, но предложение не прошло: на референдуме против него проголосовало 76,9 % участвующих в голосовании граждан Швейцарии. Тем не менее, планы такие существуют и рано или поздно в той или иной форме их начнут внедрять.

Об этом, в частности, говорит и известный американский инженер-предприниматель, основатель компаний Paypal и SpaceX, директор компаний Tesla и SolarCity, член Президентского форума по стратегии и политике при президенте США Дональде Трампе[9] Илон Маск. Описывая социальные последствия внедрения новых технологий, он указал: «Слияние человека с машиной – это будущее. А ближайший эффект от технологий – это автономные машины. Они заменят водителей. Такой процесс может занять до 20 лет, будет быстрым и разрушительным, и затем 12–15 % занятых во всём мире станут безработными. Поэтому нам нужно быстро найти новые роли, новые занятия для этих людей. В конце концов, думаю, мы придём к идее универсального базового дохода. У нас нет иного варианта. За автоматизацией последует лавина дешёвых товаров и услуг, но нужно понять, что делать с предназначением человека. Как и какое человек будет иметь значение, если значение для многих неразрывно связано с их работой? Если твоя работа больше не нужна, какой в тебе смысл? Посему будущее представляет для нас серьезное социальное испытание»[10].