Читать книгу Ложная реальность - Ольга Фандорина - Страница 4

13 января я сообщила директору, что передумала уходить.

– Ещё не время, – завершила я свою короткую речь с извиняющейся улыбкой.

Тамара Алексеевна для вида поворчала и вернула мне заявление с короткой рекомендацией: «Сжечь!» Конечно, директору не улыбалась перспектива моего ухода, и дело было не в личном отношении ко мне. Просто перестраиваться в середине учебного года, переставлять уроки, расписывать замены, пока не появится новый учитель, и инструктировать его, когда он придёт… Та ещё морока, на самом-то деле!

Я пообещала, что «доведу учеников до конца девятого класса», но лгать самой себе не имело смысла: обещание было всего лишь сентиментальным прикрытием.

Много ли я знала об объекте своей страсти? Только слухи и обрывочные сведения, почерпнутые в редких разговорах в учительской. Поэтому моей целью стало разобраться, насколько они правдивы и что за человек Андрей Сергеевич Леонов. А если есть цель, то нужен и план.

В лицее испокон веков практиковались парные дежурства администратора и учителя. Администраторами были завучи, и из-за их малочисленности за каждым закреплялся определённый день. А вот в учителях недостатка не было, поэтому они дежурили по сменам не реже одного раза в месяц. За это полагались приятные бонусы – отгулы, прибавляемые к отпуску.

Моё прикрытие было идеальным – необходимость отдохнуть после пережитого стресса, вот я и записалась на две незанятые среды января. «И вообще в день Андрея буду здесь как можно дольше», – решила я, окидывая взглядом учительскую, пустую и тихую в семь утра.

Мой напарник зашёл очень кстати.

– Вы уже здесь?!

Обрадованно-удивлённый тон, взлетевшие брови, широкая улыбка, обнажившая ровные зубы… Много ли нужно, чтобы поднять настроение влюблённой девушке?

– Ну да, здесь, как же иначе, – я обернулась через плечо и приподняла бровь.

Действительно, разве могло быть по-другому…

Я начала обновлять гардероб. Больше яркости! Больше вещей, привлекающих внимание к фигуре: благо на формы мне грех было жаловаться.

После одного особенно долгого и плодотворного похода по магазинам я вернулась домой с шестью пакетами в руках. Только-только приласкала встретившую меня кошку – и из зала в коридор выглянула мама.

– Опять что-то купила? – она заинтригованно поправила очки на переносице и мотнула головой при виде пакетов.

– Не жалко времени? И волосы каждый день накручиваешь. Проще же хвост сделать или крабом заколоть, как раньше.

Проще. Но как раньше меня не устраивало.

Выждав немного, привыкнув к своим новым чувствам, я написала о произошедших переменах своей лучшей подруге Лене и получила ответ, который может дать только по-настоящему близкий человек: «Слушай, ну ты даёшь! Остаться на работе, вернув сделанный шаг, – и всё это ради того, кто тебе нравится. Это подвиг! Желаю огромной удачи в этом деле, искренне!»

Последние слова расплылись и помутнели перед моими глазами, и я бережно сняла с них слезинки. «Вот пусть слёзы будут только такими, – подумалось мне. – От счастья или от трогательных слов».

В последний день января завывающая за окнами метель заставляла мысленно вторить ей и ныть о новых каникулах. А тут ещё я обнаружила в дальнем углу своего ящика в учительской непроверенные самостоятельные.

– Ооо, – я повела челюстью и устало закрыла ящик. За забывчивость надо платить, в данном случае – минимум сорока минутами. И это в единственное окно! Поесть бы и привести себя в порядок перед второй сменой, так нет же…

Невезение продолжилось: именно на этом уроке народу в учительской собралось как на праздник. Каждая из микрогрупп по два-три человека обсуждала своё, фразы сливались в моём сознании в причудливые сочетания, а диалоги складывались в монологи. Хотелось спросить, почему занявший первое место вдруг оказался бессовестным и как это в кабинете при идеальном ремонте всё может разваливаться. Но даже разомкнуть губы представлялось мне подвигом. «Проверить бы работы», – устало подумала я, сжав виски и попытавшись отрешиться от внешних раздражителей. И тут, посмотрев в зеркало, я заметила ободряющую улыбку Андрея, который сидел в кресле за компьютером. Он глядел на меня внимательно и, похоже, уже долго. Мне так и вспомнились старинные девичьи гадания, и будто наяву я услышала: «Суженый ряженый, приди ко мне наряженный». Разумеется, я ответила Андрею такой же открытой и искренней улыбкой.

Сил немного прибавилось, и после звонка у меня осталось только две работы, которые я потом с лёту проверила на перемене.

Во второй смене, когда от домашнего ужина меня отделяло всего полтора часа, я пришла в учительскую за «подзарядкой». Просто посидеть на диване, подышать глубоко и расслабить мышцы…

За столом, чуть сгорбившись, сидел Андрей и изучал пометки в тетради замещений. Его рука хаотично двигалась по столу – очевидно, в поисках ручки или хотя бы карандаша.

– Да что вы мучаетесь, – вздохнула я и протянула Андрею свою ручку.

– Danke schön,1 – ответил он, задержав пальцы на моих, и искры тока заплясали на моей коже.

Мы переглянулись и улыбнулись друг другу, и этой «подзарядки» мне хватило до позднего вечера.

С тех пор «случайные» прикосновения и переглядки сквозь зеркало вошли в привычку. Больше того, пристальный взгляд голубых глаз я ощущала спиной во время планёрок. Поворачивалась, чтобы успеть перехватить его, и в случае успеха думала: «Ещё одна маленькая победа». А ведь раньше глаза Андрея казались мне ледяными…

Чем больше времени проходило, тем активнее мечты об Андрее вытесняли из моего сознания другие мысли. К середине февраля я не могла не думать о нём даже несколько часов, тем более когда на уроках вспоминали Андрея Болконского или романы Леонида Леонова. Кровь мгновенно приливала к моим щекам, а колени пронзала дрожь.

Стоило мне увидеть Андрея или услышать его голос, как переживания усиливались до шума в ушах и приятной, щекочущей слабости во всём теле. Сердце словно обрывалось и падало, и это притом, что разговаривала я с Андреем всего лишь о погоде, уроках, курсе валют, событиях в мире и в городе. Мы были исключительно коллегами, у нас было обычное рабочее общение, и оно не предполагало ничего личного. Однако мне всё равно казалось, что в присутствии Андрея я несу полную чушь.

– Олесь, рассеянность и неловкость – это нормальная реакция влюблённого человека, – посмеивалась в телефон Лена.

– Да, но тут есть ещё кое-что, – я перевела дыхание. Широкие шаги, которыми я мерила комнату, участились. – Андрея выбрали в резервный фонд школьных руководителей. Год-два – и он станет директором. Может, нашего лицея, не знаю.

– Ну так это же отлично!

– Просто я подумала… – я закусила губу. – Сейчас, на взлёте его блестящей карьеры, ему меньше всего нужны досужие сплетни, служебные романы и подобные вещи. Иногда он так грустно смотрит на меня! Я однажды аж приостановилась. Представляешь, как всё не вовремя… Андрей может решить, что мне нравится не он, а его положение.

В трубке раздался глубокий вздох.

– Послушай меня внимательно, подруга. Во-первых, пусть он сам решит, что ему нужно. Во-вторых, не называй происходящее служебным романом. Это явление ассоциируется с чем-то временным. Вряд ли Андрей падок на такое. И, в-третьих, не думаю, что он сомневается в твоей искренности. Ты же теряешься, волнуешься. Это очень сложно подделать. Так что перестань загоняться и просто наслаждайся.

– Хорошо, – согласилась я, сдерживая слёзы и пытаясь улыбнуться.

Едва раздувшийся костёр тревоги потух, и Снегурочка передумала через него прыгать, тем более что таять от наслаждения было куда приятнее.

Мой день рождения выпал на понедельник. «День тяжёлый», – гласит старая присказка. «День чудесный!» – готова была прокричать я на весь мир. Андрей поздравил меня! Ни в свой предыдущий день рождения, ни на прошлое Восьмое марта я не получала от него поздравлений. А тут…

– Желаю оставаться позитивной и сохранять хороший настрой до конца учебного года, – сказал он, приосанившись и согревая меня теплом внимательного, многозначительного взгляда.

Моё сердце пустилось вскачь с первых звуков голоса Андрея, а слова отпечатались в памяти огненными буквами. В тот же вечер я сделала свою первую закрытую запись в ЖЖ, догадываясь, что их будет не счесть и каждое воспоминание, каждая деталь станут драгоценными.

Пару дней спустя я по обыкновению осталась после уроков в учительской проверять тетради. Почти все коллеги разошлись, и только Андрей, напевая что-то себе под нос, сверял свои записи с журналом. Меня так и подмывало начать разговор, но я стоически удерживала себя от первого шага. Наконец Андрей, оторвавшись от журнала, спросил:

– Олеся Владимировна, давно хотел узнать, почему вы так надолго остаётесь в среду.

«Потому что влюбилась в тебя, как ненормальная».

– Ну… В другие дни просто нет времени, – я сглотнула и выхватила из стопки следующую тетрадь.

– Понятно.

Андрей поставил журнал на место и быстро вышел, а я прикусила ручку и только тогда поняла, что начала проверять работу синим.

В тот день мы дважды столкнулись – в дверях и на лестничном пролёте. И не могли разойтись несколько секунд, пока Андрей не придержал меня за руки. А вечером, когда последний урок второй смены близился к концу, я и Андрей снова остались одни в учительской. Он сидел на диване, покручивая брелоком в руке, я – за столом, прямо и отведя плечи назад. В последнее время я вообще полюбила расправлять плечи, будто раскрывая себя.

Настал момент истины, а всё равно страх точил меня изнутри. Но если не сейчас, то когда?..

– Знаете, а ведь я неправильно вам сказала. Я остаюсь здесь, чтобы познать дзен общения с людьми. На переменах в другие дни особенно не пообщаешься.

Андрей улыбнулся – смущённо и мягко. Кажется, он всё понял. Я ведь практически в открытую призналась, что ищу общения с ним.

В тот вечер мы не говорили ни о погоде, ни о работе. Речь зашла о путешествиях и планах на лето.

– Полечу в Германию, хочу увидеть Баварские Альпы, – обмолвилась я.

И тут Андрей огорошил:

– Ну вот в Баварии пересечёмся.

Сердце ухнуло куда-то вниз, и я сначала подумала, что ослышалась. С трудом сдержав радостное «Чтооо?», я лишь приподняла брови и спросила:

– А когда?

Оказалось, Андрей летит 28 июня. Мысленно я уже поставила себе галочку: «Взять билет на тот же день, что и он». Оставалось узнать про рейс, но человек предполагает – Мироздание располагает…

Ухудшились отношения с соседней страной. Андрей собирался лететь через тамошнюю столицу, а у меня внутри всё сжималось. Я то и дело представляла себе мигающую красным кнопку с надписью «Опасность». Если раньше я была просто влюблена и мне хотелось нравиться и кокетничать, то теперь я понимала: Андрей важен для меня не только как мужчина. Мне хотелось помогать ему, быть нужной и незаменимой, но прежде всего я хотела, чтобы в его жизни происходило только хорошее – и не происходило ничего плохого.

И вот, когда через пару дней я и Андрей снова остались одни в учительской…

– Пожалуйста, только не летите через Киев, – порывисто обернулась я к нему. Слишком порывисто. Бумаги, лежавшие на краю стола, полетели на пол, никем не замеченные.

Андрей поспешил успокоить:

– Не полечу, не полечу. К тому же рейс всё равно отменили.

– Слава богу, – выдохнула я.

– Что ж вы так переживаете?

Я притворно нахмурилась, но не смогла сдержать улыбки.

– Вы мой напарник, и я всегда буду переживать за вас.

Выдать свои чувства или предупредить об опасности и при необходимости переубедить – эта дилемма решилась в два счёта. Андрей поднял документы и бегло улыбнулся, проведя по волосам.

Чтобы избежать неловкого молчания, он перевёл тему в безопасное русло – в область достопримечательностей.

– Посмотрите кельтскую деревню Габрету в Баварском лесу. Вам точно понравится. А в Вацмане ещё остались фермы, можно увидеть коровок, как на шоколадках «Милка».

Я грелась в лучах улыбки единственного человека, способного вызвать во мне такие сильные чувства, и ощущение правильности не покидало меня. Эрудированность, живой интерес к теме, умение увлекательно рассказывать – то, что я так ценила в людях, – идеально сочетались в Андрее. А в том, что он станет моим, я уже не сомневалась. Как же может быть иначе? «В Баварии пересечёмся», – это звучало, как лучшее обещание.

Будущее представлялось мне многогранным бриллиантом, в глубине которого сияли и искрились только счастливые картины, с какой стороны ни глянь. Вот я и Андрей рука об руку гуляем по Баварскому лесу, вот мы едем в машине по ночной трассе и распеваем любимые песни, а вот идём по ТЦ, непринуждённо болтая и улыбаясь встречным знакомым. Но и моё настоящее было ярче яркого, и, подобно горному васильку, который наконец дождался своего солнца, я расцветала на глазах.

– Влюбилась, что ли? – спросила на предпраздничной планёрке Гульнара Самировна, коллега из самого спортивного методобъединения.

– О, в весь мир! – откликнулась я.

А на следующий день эстафету комплиментов в мой адрес перехватила Ирка. Она со всех ног бежала на факультатив, чуть не роняя по пути туфли, но всё же приостановилась, поравнявшись со мной.

– Одуванчик полевой лекарственный, – подмигнула она, вскинув руку к моим пушистым кудрям.

– Да ладно тебе, Бобрик, – засмеялась я в ответ.

– Это из «Ералаша», помнишь? – донеслось до меня уже из другого конца коридора.

Нет, я не помнила, потому что смотрела «Ералаш» давно и урывками. Но какое это имело значение, если перемены во мне сподвигли коллег на комплименты? Да и сама я не скупилась на приятные слова в адрес человека, ставшего для меня целым миром.

День защитника Отечества выпал на воскресенье, поэтому основные поздравления сотрудникам-мужчинам звучали в понедельник.

– Желаю вам оставаться таким же прекрасным и смелым. И пусть вам сияет ваша звезда, – сказала я тихо, стоя бок о бок с Андреем у информационного стенда.

– Спасибо. Надо только найти эту звезду, чтобы она сияла, – загадочно ответил он, не поворачивая головы.

Вместе со мной переживала, трепетала и радовалась Лена. «Это потрясающе! Потрясающе!!! – писала она с таким количеством восклицательных знаков, сколько я не видела за все десять лет нашей дружбы. – Как я рада, что в мире есть ещё нечто романтичное и что это нечто происходит с моей подругой!»

Именно на волне этого сумасшедше яркого чувства я снова, после двухлетнего перерыва, вернулась к стихам и написала «Неназванное».

Так сильно любить, как не было тысячу лет.

Так рьяно творить, за сонетом слагая сонет.

Столь жадно мечтать, поднимая глаза к небесам.

Столь страстно желать прикоснуться к твоим волосам.

Теперь я всей душой понимала Квазимодо, заветным желанием которого было провести пальцами по волосам Эсмеральды. Щёгольская шевелюра Андрея стала моим источником вдохновения. Позже я упомянула её в другом стихотворении. «Чёрные волосы в снежной короне», – легли на страницу старой тетради неровные строки.

В сети мои стихи сравнивали с музыкой. Знакомый бард так написал про «Неназванное»: «Из него может получиться хороший вальс». И мне хотелось танцевать от заслуженной похвалы и жаркого прилива чувств. Неуёмная энергия жаждала выхода.

Первый день марта принёс интригующую весть: в открытый доступ попала новая общая фотография коллектива. Необходимость в ней назревала давно, а уж после ухода Нинель Витальевны вопрос встал особенно остро. Говорили, директору неприятно видеть её фото на сайте лицея.

Впрочем, взаимоотношения Тамары Алексеевны с её бывшей сподвижницей меня давно не занимали. А вот первое совместное фото с Андреем – совсем другое дело. К этой съёмке я готовилась тщательнее, чем к какой-нибудь индивидуальной фотосессии. Почти весь вечер выбирала наряд, мудрила с причёской, заранее разложила на комоде тени и кисточки, а самый главный вопрос – «Какой ободок выбрать – чёрный с камеей или с бусинами?» – решался ещё полчаса.

Столько труда и усилий… Не могли они оказаться напрасными!

– Слышала, новое фото появилось, – напомнила я будто между прочим, не отрываясь от проверки тетрадей. – И как оно, сносно?

Андрей, сидевший напротив, с каким-то задором и весёлостью ответил:

– Вот остальных я бы на конкурс красоты не отправил, а вас – да.

– О!

Комплимент был оригинальнее, чем «Вы очень хорошо выглядите», и это укрепило мою уверенность в желании общаться с Андреем.

Наступил день празднования Восьмого марта. В женском коллективе мужчинам нелегко приходится: хотя цветник – это само по себе хорошо, некоторые розы могут оказаться чересчур привередливыми, а кто-то вообще временами превращается в кактус. Поэтому угодить всем можно только с помощью чего-то грандиозного. В этот раз мужчины почти в полном составе – восемь человек – выбрали композицию «Потому что нельзя быть на свете красивой такой». И если сложить все секунды, когда Андрей бросал на меня взгляды, получилась бы минимум половина песни. Потом она несколько дней подряд звучала в моей голове, и я то и дело напевала её с блаженной улыбкой. Для полного счастья мне не хватало, чтобы Андрей вообще не отрывал от меня взгляда, но тогда всё было бы слишком очевидно.

Собственно, а что такое это «всё»? Чем было наше общение и что позволяло мне говорить «мы»?

– Прошло два месяца, Олеся, – осторожно сказала моя сестра Энн за чашкой полуденного кофе.

Наконец-то совпали наши вечно не совпадавшие графики (у преподавателя изо в детском саду времени всегда в обрез), и мы смогли нормально побеседовать. Мы сидели в зале, где из-за неправильно установленных окон температура никогда не поднималась выше 20 градусов. Но кофе согревал, а контраст с прохладой в комнате бодрил и прояснял мысли.

– Знаю. Ничего существенного мне не удалось выяснить.

– Но вы общаетесь?

– Да, он и глазами меня ищет, уже привык к моему обществу. А я… боже, я же засыпаю и просыпаюсь с мыслями о нём!

Я прижала ладони к горящим щекам, пряча улыбку, а сестра, ехидно посмеиваясь, отбросила тёмную прядь со лба, подставила ладонь под подбородок и приготовилась слушать. Я заговорила – и говорила много, долго, сбивчиво. Рассказала о прикосновениях и переглядках, о комплиментах и намёках. Не умолчала и о главном – о предложении пересечься в Баварии.

– Он точно что-то чувствует, – заключила Энн. – Надо вам обязательно договориться насчёт встречи.

– Вот как бы сделать общение более личным и в то же время не показаться навязчивой…

– Наберись терпения и посмотри по обстоятельствам. Он совершит шаг – и ты делай. Он ничего не предпримет – и ты не спеши.

– Пожалуй, ты права.

К вечеру все вафли были съедены, а конфетные фантики – красиво свёрнуты и сложены на блюдца. Но пищи для размышлений было намного больше.

Перед уходом, кутаясь в чёрный снуд, Энн заметила:

– Наконец-то появился ещё кто-то, кроме Райнхарда, о ком мы разговариваем.

Я хохотнула.

– Точно! И это, похоже, надолго.

Райнхард фон Лоэнграмм, белокурый завоеватель из аниме «Легенда о героях Галактики», амбициозный, волевой и с драматичным прошлым, покорил меня с первой серии. Андрей совсем не походил на него внешне, да и жизнь его была куда спокойнее. А вот ум, целеустремлённость, невероятная харизма и уверенность в себе очень роднили его с моим прежним кумиром.

Вскоре мои бдения в учительской по средам принесли свои плоды: сама Тамара Алексеевна похвалила меня за результативность и, похлопывая по плечу, пожурила:

– Вот видишь, а ты уходить хотела.

Да, хотела… когда-то в другой жизни.

12 марта во время очередного дежурства с Андреем я зашла в его кабинет, который он делил с Инной Власьевной, энергичной женщиной с повадками лисы и характерным цветом волос.

В тесном кабинете, заваленном бумагами, папками и книгами, обстановка была далека от романтической. В ней меньше всего можно было ожидать откровенного намёка. И однако…

– Почему бы вам не записаться постоянным дежурным на среду? – спросил Андрей, принимая у меня документ с подписями.

Это прозвучало, как «Почему бы вам, Олеся Владимировна, не дежурить со мной каждую среду?» Да и правда что!

– Ну… – я покосилась на Инну Власьевну, которая что-то энергично строчила в тетради. Казалось, она не прервётся, даже если небо упадёт на землю.

– Ладно, почему бы нет, – я передёрнула плечом и выпорхнула из кабинета.

Сердце трепетало и сладко ныло. Моё прикрытие из железного становилось буквально пуленепробиваемым. В конце концов, Андрей сам предложил постоянное сотрудничество. «Скорее бы новая четверть», – торопила я время, взлетая по лестнице с нехарактерной для себя скоростью.

А время бежит, рассечённое мартом,

И хочется верить в волшебное «завтра»…

26 марта я отмечала приближающиеся каникулы с Викторией Валерьевной и Маргаритой Львовной – а для меня просто Тори и Гретт. Они больше полугода были частью коллектива, но сблизилась я с ними только в январе. Мы стали чаще общаться, вместе обедали и абсолютно естественно перешли на «ты». Я гнала от себя неудобную мысль, что всё это из-за Андрея – их непосредственного начальника. Мне нечем было утолить информационный голод, и общение с учительницами немецкого пришлось как нельзя кстати.

Являясь одним из немногих мужчин в коллективе, Андрей к тому же был не женат, а гуманитарный профиль и небанальный предмет ещё больше выделяли его. Как тут не обсудить такого исключительного коллегу?

– Он симпатичный, – оценила Гретт, по-хозяйски разливая по чашкам ароматный молочный улун.

Тори покивала и добавила:

– Но голос, конечно…

Ну… да… Голос Андрея, плоский и будто старческий, смущал многих. Поговаривали, что Андрей жутко комплексует и даже ходит к врачу, чтобы исправить плохо сросшиеся связки. А вот меня такой недостаток совсем не смущал. Когда влюблён, не то чтобы не замечаешь минусов, просто они становятся особенностями, «фишками», и их принимаешь вместе с достоинствами. Кроме того, были фразы, сказанные совсем другим тоном. «Надо только найти эту звезду, чтобы она сияла», «Почему вы так надолго остаётесь в среду?», «В Баварии пересечёмся»… В такие моменты голос Андрея напоминал бархат, к которому мучительно хотелось прикоснуться.

Печенье хрустело во рту, дымился красивый заварник, а я всё слушала Гретт и Тори, впитывая информацию, подобно губке, и принимала всё к сведению. Ах, у Андрея Сергеевича была невеста? Неужели… И они расстались? Надо же… И теперь он в поисках?

– Ищет, – сказала Тори, стряхивая с аристократичных пальцев крошки печенья.

Гретт подтвердила, а я мысленно потёрла ладони. Ищет, значит. Ту самую «звезду, которая бы сияла». А кто подходит на роль этой звезды лучше, чем верная напарница, которая всегда готова помочь и подстраховать? С которой так легко общаться…

Моя вера в себя окрепла и утвердилась, и я ушла на каникулы в прекрасном расположении духа, настроенная только на победу.

В первый же день новой четверти я зашла в учительскую во всеоружии, с самыми серьёзными намерениями и с ручкой в руке. В графике дежурств я решительно вписала свою фамилию на все оставшиеся среды. Конечно, это заметили. Инна Власьевна, вальяжно расположившись на диване, ехидно сказала:

– Подошла тут записаться на дежурство, а всё занято на месяц вперёд.

Я только посмеялась и дёрнула плечом:

– Всё равно же сижу, тетради проверяю. Почему бы не совместить дела?

Так типичная сова, которую ранним утром от подушки не оттянешь, уступила место жаворонку или, скорее, влюблённому соловью. Неловкие мысли в стиле «Как так случилось-то?! Мне же давно не шестнадцать» уносились вдаль порывами ветра. Можно, можно влюбиться сильно и глубоко! И возраст тут ни при чём! Исчез и мой вечный страх, что чувства через пару месяцев угаснут: Андрей вёл себя со мной иначе, чем другие коллеги-мужчины.

– Круто, – сообщал он, узнав, что с ним снова дежурю я.

– Не теряйте меня, – бросала я, скрываясь на лестнице.

– А что, я так нужен? – уточнял он, выглядывая из-за поворота.

– Всегда нужны, – отвечала я, вытягивая руку. И наши пальцы соприкасались…

Разговоры обо всём… Случайные жесты… Вылетевшие слова… Призрачные намёки… Полутона, полуоттенки. Я даже не рисковала называть это любовью: слишком драгоценным и новым было для меня это состояние. Слишком завораживало и интриговало, чтобы заключать его в рамки и определённую модель поведения. Нечётными днями недели я наслаждалась: в понедельник выходила очередная серия любимой «Игры престолов», в среду я чаще виделась с Андреем, пятница была методическим днём, который я и за рабочий не считала, в воскресенье я полноценно отдыхала. А чётные дни существовали, чтобы я могла подготовиться к нечётным. Я летала по коридорам лицея, как на крыльях. Как уже не было давно, мне хотелось просто жить.

Помимо запахов начинающейся весны, апрель принёс в лицей конференции и семинары. Одно из дежурств вышло особенно напряжённым, с беготнёй по лестницам и путаницей с кабинетами. Электронные часы в учительской показывали только 11 утра, но эти две красные единицы походили на колья, впивавшиеся в мои стопы. А я ведь всего лишь надела высокие каблуки!

Напарник уже ждал меня. Сначала уточнил, предупредила ли я такой-то класс о переносе урока и сказала ли такому-то учителю подготовить кабинет. А потом…

– Я хочу вас… попросить, – сообщил Андрей с выразительной паузой. – Новые гости сейчас пожалуют. Встретьте их внизу и проводите в актовый.

– Снова семинар?

– Нет, какая-то лекция.

Я подмигнула ему, уходя, и, нацепив дежурную улыбку, бодро зашагала на первый этаж.

Гостями оказались трое из какого-то психологического центра. Они пришли рекламировать своё заведение, и в этом не было ничего необычного – пока гости не поднялись на сцену. Начал мужчина, лысоватый пухляш с глазами навыкате и пересохшими губами:

– Вот у вас такая совсем обычная маленькая школа… – и я чуть не покатилась со смеху.

Маленькая – настолько, что десять лет назад к основному зданию срочно возвели пристройку. И всё равно лицей разбухал, как бочка. Временами казалось, что никакого отбора вообще не проводится, хотя говорили о нём много и с удовольствием.

После мужчины слово взяла дама, эффектно разодетая и по-клубному накрашенная. Следующие десять минут мой слух жесточайше калечили выражения «по барабану», «болванка в голове» и другие орудия пыток. Я разглядывала «психологиню», а в голове крутился вопрос: «Дорогая, трудно ли это – говорить так, будто живёшь на рынке?»

Вторая дама, во всех смыслах сдержаннее и аккуратнее предшественницы, излагала информацию кратко, но с таким презрением, словно её слушатели никто и звать их никак.

Едва дождавшись окончания лекции, я выбежала из зала, сдерживая хохот. Психологи оказались чрезвычайно забавными экземплярами человеческого рода.

Веру в людей мне вернул напарник, предложив перенести один из моих уроков на час раньше.

– Ну зачем вам так поздно домой возвращаться? – полуутвердительно спросил Андрей с мягкой улыбкой.

Я закивала, мысленно посмеиваясь. Как будто не он полгода назад не отпустил меня, больную, с олимпиады!

24.04.14. В лицее проходило какое-то важное мероприятие, после которого должен был состояться педсовет. Андрей дежурил и всё время мелькал перед глазами. Пересекаясь в коридоре, мы переглядывались и улыбались друг другу, как всегда. А потом мне понадобилось подняться на третий этаж, но боковая лестница завела меня в тупик. Подошёл Андрей, и я спросила:

– А где лестница?

– Здесь её никогда не было, – удивлению в его голосе не было предела.

Потом мы шли вместе по коридору, но меня накрывала и душила неловкость. Хотелось идти рядом с Андреем, но не хотелось, чтобы он думал, что я его преследую. И свернуть не свернёшь: коридор прямой и длинный.

В конце концов я нарушила молчание.

– Вообще-то я за Маргаритой Львовной.

Я направилась к кабинету Гретт, будто там было моё спасение. Мы с подругой вместе пошли на педсовет, но от неловкости мне, видно, было не суждено избавиться.

В актовом зале какая-то известная женщина-психолог говорила о девушке, которая долго была рядом с молодым человеком, помогала ему, затем некоторое время преследовала его и, наконец, призналась ему в любви. Меня пробрала дрожь. Преследовать? Вот ещё! А признание в любви от безысходности – о таком и подумать страшно… Я глянула на Андрея. Он казался полностью сосредоточенным на истории, которую рассказывала психолог. Потом задал ей несколько вопросов, а она ответила, что он может посмотреть на её странице в контакте.

– Меня нет в контакте, – возразил он.

Психолог склонила голову набок.

– Ну как же, я вот помню вас, вы у меня в друзьях.

Потом я, Андрей и эта дама оказались в зале в моей квартире. Склонившись над столиком с ноутбуком, мы проверяли её страницу. Тут выяснилось, что я тоже есть у неё в друзьях и что мы все давние сетевые знакомые.

Невесть откуда накатило чувство одиночества и пустоты. Ревность? Нет, не похоже. Тогда что? И почему так тяжко, словно я недавно пережила какую-то трагедию… Я уединилась в ванной, чтобы закрыться и вдоволь поплакать, но Андрей не позволил. Он пришёл и стал меня утешать. Внезапно мы оказались без одежды. Андрей продолжал что-то говорить и одновременно намыливал мне спину. Только тогда я поняла, к чему всё идёт.

– Я буду осторожен, – прошептал он.

Конечно же, я не сопротивлялась…

Время летело, как корабль по морю на всех парусах, и только Андрей обладал властью останавливать его для меня своими взглядами, прикосновениями и намёками. Когда он подолгу не выходил из своего кабинета, это выводило меня из себя. А наши пересечения на дежурствах и планёрках способны были поднять мне настроение на целый день. В конце трудного рабочего дня для меня не было ничего приятнее, чем заметить беглый взгляд Андрея, скользнувший по моим ногам. И его совсем не обидело, что я назвала его напарником. Но, когда мы что-то получаем, нам всё равно не бывает достаточно. Мне хотелось ещё больше таких вот «случайностей». И они не заставили себя ждать.

После того как мы начали постоянно дежурить вместе, Андрей пару раз словно невзначай назвал меня на «ты».

Впервые – когда я слегка превысила полномочия и отпустила его, сказав: «Можете идти». Гретт, сидевшая за столом рядом со мной, изумлённо охнула: «Ничего себе!» Её бледные щёки полыхнули румянцем, и она отпрянула от меня, будто я всерьёз заявила, что Земля плоская.

Андрей как администратор сам отпускал учителей. В ответ на мою реплику он улыбнулся, но так быстро скрылся, что я не успела сказать что-то ещё. Зато дома вся извелась от неловкости и чувства вины.

«А вдруг Андрей решит, что я над ним прикалываюсь?» – занимал меня важнейший вопрос, из-за которого я по третьему разу мыла одну и ту же тарелку.

«Нет, я же не сказала ничего плохого», – крутилось у меня в голове во время просмотра ленты новостей в дневнике.

«Но если всё-таки он обиделся? Вот и Гретт отреагировала негативно…»

На несколько секунд мои пальцы зависли над клавиатурой. Написать Гретт? Может, спросить совета? Но она же не знает…

Страсть как хотелось поделиться, причём не с Энн или Леной, а с кем-то из лицея, кто понимал… Гретт подходила идеально. Её славная открытая улыбка располагала к себе больше, чем аристократическая сдержанность Тори. Но…

Я решительно убрала руки с клавиатуры и закрыла браузер – для надёжности. Нет, степень близости с Гретт ещё была недостаточной.

Делать было нечего – на следующий день я подошла к Андрею извиняться.

– Можно вас на минуточку? – оторвала я его от беседы с другими коллегами.

Мы вышли в коридор, и я сказала:

– Андрей Сергеевич, мне так неудобно за вчерашнее. Извините, пожалуйста.

А он махнул рукой и ответил:

– Да перестань, мы же пошутили.

«Перестань» вместо «перестаньте»? Неужели послышалось? Я поглядела на Андрея: естественная улыбка, расслабленная поза, непринуждённый тон… Может, случайно вылетело – не поймёшь. Он не обиделся – вот что имело значение.

Прошли выходные, незаметно пролетели понедельник и вторник, а заветная среда внезапно оказалась совсем не такой, как я ожидала. Из-за аномальной жары время текло неспешно и лениво, со старыми делами я разобралась ещё накануне, а новых не было. Впрочем, как и настроения, поскольку мой бессменный напарник ушёл на урок.

Была середина дня, самое жаркое время, и я решилась присесть на окно в учительской, как можно ближе к свежему воздуху. Мне было жарко – и от весеннего солнца, и от собственных мыслей. Никого вокруг, тишина и абсолютная расслабленность… Где уж тут замечать происходящее снаружи.

Отвратительный хлопок раздался секундой позже звонка с урока. За окном, прямо напротив лицейских ворот, две машины уткнулись друг в друга, как слепые котята. Правда, поднявшийся шум можно было сравнить разве что со львиным рёвом. Грохот, возмущённые маты автовладельцев… Конечно, авария привлекла не только моё внимание.

Из окна соседнего кабинета высунулась чёрная коса Гульнары, несколько старшеклассников во дворе наблюдали за разборками горе-водителей. А бодро вошедший в учительскую Андрей прокомментировал:

– Это потому что вы тут сидели. Они на вас засмотрелись.

Я хохотнула, с опущенными ресницами принимая комплимент.

В тот день Андрей снова назвал меня на «ты». В одном из рабочих документов требовалось соотнести класс и показатели, и я предложила использовать цветные ручки, чтобы не запутаться. Наверное, Андрей, как и я, с детства не играл в игру «Соедини предметы разноцветными линиями».

Мы так увлеклись, что в какой-то момент, протянув руку за другой ручкой, Андрей нетерпеливо бросил:

– Да подожди ты, дай сюда.

Я улыбнулась уголками губ и передала Андрею ручку, мысленно смакуя это вновь прозвучавшее «ты».

Отнеся документ секретарю, я вернулась в учительскую и проболтала с Андреем ещё минут двадцать. Я чувствовала, что очередное «ты» готово сорваться с его языка – но нас прервали. Наше уединение нарушила Гульнара, ворвавшись в учительскую на полном ходу. Я машинально отодвинулась от Андрея, его улыбка из тёплой сразу стала вежливой, а потом на перемене он и вовсе куда-то пропал.

– Вы так общались, – вкрадчиво произнесла Гульнара, глядя искоса своими цепкими восточными глазами. – Я помешала, да?

Ещё как!

– Ну что вы, вовсе нет, – улыбнулась я, скрывая разочарование.

Поздней весной, когда всё расцветает и теплеет, чувствам тоже самое время цвести яркими красками. В конце мая я получила визу в Германию, и седьмого неба, на котором от счастья обитают все влюблённые, было для меня явно мало. Оно осталось где-то внизу, под моими лёгкими ногами.

Я ехала домой, а Мироздание дразнило и подбадривало меня. Имя Андрей то и дело звучало из уст прохожих. То мальчиков так окликали, то мужчин. Выйдя из метро, я не стала пересаживаться в душный автобус. Предвкушение лета разливалось в воздухе, и хотелось до вечера гулять по городу.

На одной из улиц у обочины стояла машина с надписью «Служба крови». Естественно, я прочитала её как «Служба любви».

Расхохотавшись в голос, я порывисто достала из сумки телефон.

– Лен, привет! – мой голос звенел от энтузиазма. – Хочешь встретиться? Родители на дачу уехали. Посидим у меня, попьём кофейку, поболтаем…

– Отлично! А я как раз хотела тебе написать.

– Ну вот видишь. Давай тогда через час у меня, ага?

– Договорились.

Спонтанность, единодушие и то, что всё решилось как-то вдруг и легко, подняли моё настроение к восьмому небу, если такое вообще существовало.

Вскоре дома всё было готово. Кухню наполнял аромат свежесваренного кофе, в коробке ждала своего часа большая пицца, а сладости в вазочках так и притягивали взгляд. Даже кошка в ожидании гостьи нетерпеливо носилась по квартире, роняя на пол серые шерстинки.

– Рыбка, а ну отойди, – сказала я, устремляясь на звук домофона.

Пару минут спустя, после традиционных объятий и шуток насчёт долгого подъёма на шестой этаж, подруга вынула из сумки две бутылки «Гаража».

– Пиво? – я встретила небольшие лимонно-жёлтые ёмкости настороженным взглядом.

– Нееет, ты что! – Лена скользнула в тапочки, которые подходили только её миниатюрным ножкам. – Слабоалкогольный напиток. Идеально, чтобы расслабиться и не опьянеть.

Это оказалось правдой. Беседа, которая поначалу текла весёлым ручейком, постепенно превращалась в бурлящий фонтан. Коробка из-под пиццы стремительно пустела, а горка конфетных и вафельных обёрток росла.

Раньше на дружеских посиделках я говорила, в основном, о работе и творческом процессе. Влюбившись, я заинтересовалась отношениями подруг с их мужчинами и предпочитала слушать, анализировать и сопоставлять.

– Лен, твои отношения с Сашей – лучший пример для меня, честно, – сказала я, поворачивая на свету почти пустой бокал.

– Может, потому что они начинались не как отношения парня и девушки?

Лена гладила устроившуюся у неё на коленях Рыбку, а я вспоминала историю шестилетней давности – как знакомые пригласили Лену и её подругу Настю в кино на очередного «Перевозчика», как Саша, планировавший остаться дома, всё-таки пришёл, как он и Лена больше полугода общались в компании и как потом сблизились.

– Помню-помню ту Настину фразу на твоей стене в контакте: «Бесят парни, которые не решаются сделать первый шаг».

– Ну! – Лена широко улыбнулась, и ямочки на щеках проступили отчётливее. – Саша мне после этого написал, что я ему нравлюсь. Ну и вот… Пять лет вместе.

– А пока вы общались только в компании, Саша делал какие-то намёки, жесты? Может, движениями и мимикой выдавал себя?

Лена задумчиво покачала головой.

– Не помню, давно это было. А что?

– Я насчёт Андрея. Кучу всего уже прочитала о невербальных знаках. Вторжение в личное пространство, поворот носков в мою сторону при разговоре, волнение – всё это есть. И по гороскопу мы прекрасно друг другу подходим.

Подруга хитро прищурилась.

– Наверное, ты и про годы рождения узнала?

– Ну конечно! Тоже всё сходится.

– Веришь в это?

Я побарабанила по золотистому ободку кофейной чашки.

– Не то чтобы. Но эти милые глупости вдохновляют, согласись?

– Ещё как! Кстати, у тебя вон кофе закончился. Хочешь погадать?

До Лениного предложения я не гадала на кофейной гуще и не представляла, как это делается, но подруга только рукой махнула.

– Да просто смотри. Что видишь?

Я вгляделась в скопление чёрных крупиц.

– Весёлый смайл, букву «А», единицу, сердце.

– Вот и ответ!

Мы в один голос расхохотались. Пусть и шутливое, гадание обнадёживало и веселило, а вкусная еда и напитки дарили ощущение праздника.

С близкими подругами всегда так: если уж занесло в любимую тему, то остановить поток информации очень сложно. Разговорившись, я поделилась с Леной историей, услышанной от коллег, – про бывшую невесту Андрея.

– А ты не думаешь, что он просто боится? – спросила Лена. Рыбка согласно мяукнула, и я улыбнулась.

– Боится?

– Ну да. Разочарование и страх перед новыми отношениями – это естественно. Это у тебя всё впервые и на чувства не накладывается отпечаток прошлого.

Я откинулась на спинку дивана. Лена была права. В последний раз я сильно влюбилась в подростковом возрасте, но те переживания давно отболели и сгорели. Конечно, мне было проще, чем Андрею…

– Может, тебе самой сделать первый решительный шаг?

…и сложнее тоже.

– Я постараюсь, правда, – пообещала я подруге.

И вот в день последнего в учебном году дежурства я подошла к Андрею, стоявшему у информационного стенда. От страха и волнения хотелось сбежать из учительской, но упрямство и решимость будто приковали меня к полу.

– Вы помните, что предлагали пересечься в Германии?

– Естественно, – закивал Андрей. – У меня есть ваш номер, так что договоримся, будет время.

– Тогда как насчёт совместного коктейля? За наш прекрасный тандем.

Напарник резко повернулся и округлил глаза:

– Вы что, я же не пью, я за рулём.

– Я имела в виду молочный коктейль.

Он покачал головой.

– Нет, Олеся Владимировна. Сожалею, но нет, – и вышел из учительской с неловкой и виноватой улыбкой. А я никак не могла взять в толк, почему тоже чувствую себя виноватой. Я ведь не сделала ничего плохого и предосудительного. «Боится», – вспомнила я Ленины слова. «Будет время», – сказал Андрей. Да, пожалуй, в этом был смысл.

На планёрке накануне лета Андрей выступал с больным горлом. После первых же звуков у меня сжалось сердце. Я представила, как краснеют и напрягаются связки в горле Андрея, какой острый ком впивается изнутри в гортань, раня и мешая говорить. После отказа напарника от коктейля я слегка отошла в тень, но подарок на окончание учебного года всё-таки принесла, на всякий случай. Недомогание Андрея решило дело.

Ближе к вечеру я зашла в его кабинет и с широко распахнутыми глазами и влажными подрагивающими пальцами протянула Андрею брелок – грифона, миниатюрную копию одного из стражей Банковского моста в Петербурге. Он лежал у меня почти год с последней поездки в северную столицу, и я так и не нашла для него хозяина. В итоге он нашёлся сам – и абсолютно естественно.

– Вот, это вам. С окончанием учебного года, – улыбнулась я. – Ну и, учитывая всё, с пожеланием здоровья.

Грифон был принят искренне и ласково, с почти мальчишеской открытостью.

– А, Банковский мост! Я был там. Мы с коллегами ездили.

И от улыбки этого человека мне стало тепло и радостно.

31.05.14. Я и мама поехали в Заельцовский парк, но застряли в пробке до самого вечера. Я дико испугалась, потому что пропустила практически всё дежурство. Вышла на остановке и побежала в лицей со всех ног, а когда прибежала, столкнулась с Андреем на повороте. Я ожидала, что он будет меня ругать, но вместо этого он обнял меня и приободрил. Сказал, что всё в порядке и он справился сам. Потом мы с ним стояли обнявшись на несуществующем четвёртом этаже и смотрели на пролёт лестницы.

– Обещаю, что не буду слишком часто красть вас у иностранцев, – произнесла я тихо.

– Да я и не против, чтобы вы меня украли.

На следующий день он снова обнимал меня, но уже в учительской. Шептал на ухо:

– Нам стоит перестать так встречаться. Может, поужинаем?

Пару секунд посомневавшись, я всё же согласилась.

А потом, уже в сумерках, я и Андрей шли за руку по коридору. Коллеги с любопытством оборачивались нам вслед, а я его подбадривала:

– Не бойся. Пусть говорят.

Учебный год закончился – и неопределённость в отношении Андрея я решительно перечеркнула жизнеутверждающим стихотворением «Вперёд, в будущее», в котором соединила чувства к мужчине с жаждой путешествий и новых открытий.

Перекрёстки, пыль вдоль чужих дорог и тёплый воздух далёких стран появились в этом стихотворении не случайно. 28 июня я вместе с Энн полетела в Германию. Горы и Баварский лес с их впечатляющей растительностью и чудесными видами ждали нас.