Читать книгу В сумраке дракон невидим - Ольга Г. Гладышева - Страница 3

К Рождеству вьюга выбелила Город, и восхищенные деревья тянули белые пальцы в ажурных перчатках к дрожащему серпу Луны. Пепельный зыбкий лунный свет, искрясь невесомым серебряным дождем, стекал на подвенечное убранство земли, на звонкие ледяные оковы рек и застывшие айсберги домов. Светлый праздник бродил по Городу, подмигивал многоцветными елочными огнями из окон, дразнил ожиданием нового, доброго и радостного.

Долгие, неимоверно долгие студеные ночи господствовали над полуночной страной, кружили черной тенью, закрывая мглой небесный свод, скрывая низкое холодное солнце. Жизнь пробуждалась задолго до рассвета огоньками, загоравшимися в одиноких квадратиках окон, обиженным скрежетом первых трамваев, потревоженных в самый сладкий предутренний час рождественских грез. Иномарки вереницами возвращались в спальные районы, а в глубинах кварталов начиналась странная, шуршащая возня. В предрассветной мгле темные пугающие силуэты с ободранными сумками склонялись над мусорными контейнерами, обтрепанные бесформенные фигуры утренним обходом прочесывали площадки и прощупывали мрачные углы. Размытая тень, почти сливаясь со стеной, застыла над подвальным окошком – известным притоном одичавших, но вполне, говорят, съедобных котов. Город, как, впрочем, и вся страна в конце девяностых, впал в грех и нищету. Москва хорошела, не жалея средств, строила обжорные ряды, возрождала храм Христа Спасителя и расширяла зоопарк, надеясь пиром во время чумы и именем Христа обеспечить безмятежное существование редкостных животных, священников, а заодно и правительства. А страна… В ней по очереди бастовали шахтеры, учителя, транспортники, служащие. Астрономические суммы их зарплат миражами таяли, растворяясь в загадочной сиреневой дали, блуждали по бескрайним просторам России, не достигая места назначения. Задержка денег в ряде мест перевалила за полугодие, и счастливые, дожившие до зарплаты люди покупали к Рождеству «ножки Буша» на деньги, заработанные в июне. «И как вы еще живете? И на что живете? И при этом еще и на работу ходите?» – и полное недоумение в глазах иностранцев. И в ответ устало-извиняющееся: «Это Россия».

Тем не менее Светлый праздник бродил по Городу, даря улыбку новогодним снам и вселяя надежду в усталые, измученные затянувшимися невзгодами сердца. Институт, зародившийся в революционное время приказом Луначарского на территории Елисеевских складов, что напротив Библиотеки Академии наук на Васильевском, еще существовал. Зарплату платили маленькую и нерегулярно, и люди уже начали потихоньку разбегаться, что и неудивительно: в стране, вошедшей в штопор, нет места науке. Правда, науке не будет места в России и через десять лет, и через двадцать, когда страна уже встанет на ноги и многократно увеличит свой золотой запас. К тому времени в научных учреждениях останутся лишь досиживающие свой век пенсионеры да мечтающие слиться за бугор аспиранты.

Итак, в темный зимний день, в канун Светлого праздника, состоялся ничем не примечательный разговор, связанный с назначением Александра Александровича Соловьева на должность руководителя группы. По вестибюлю фундаментального в своем великолепии сталинской эпохи главного здания института прогуливались двое. Надо отметить, что в помещениях бывших складов и прилегающих к ним конторках ютились научные сотрудники. Дирекция, бухгалтерия, машинописное бюро и вся остальная крайне необходимая институту сопутствующая команда, как водится, занимала лучшие апартаменты. И это естественно: считать чужие деньги в России всегда было куда важнее, чем делать научные открытия. Итак, двое прогуливались мимо сверкающей парадной лестницы, сбегающей двумя полукругами вниз к зеркалам, причем один из них, грузный и мешковатый, бурно жестикулировал, что-то доказывая, а второй, гражданский костюм которого не мог скрыть военной выправки, терпеливо слушал.

– Я не понимаю, решительно не понимаю, почему именно он должен стать руководителем? Чем вы, Павел Тимофеевич, обосновываете свой выбор? – картавящий тенор Агекяна обиженно спотыкался. Невооруженным взглядом было видно, что этот высокий, когда-то красивый мужчина озадачен: значительного объема долгосрочное финансирование золотой рыбкой проплывало мимо, и ему не удавалось не только осадить что-то в своем кармане, но даже попридержать, наложив лапу.

– Александр оптимально подходит для задач этого проекта. Что неясно? Он недавно защитился, у него нестандартный взгляд на суть проблемы, наконец, для него нет авторитетов. Разве это плохо?

– Отсутствие авторитетов не есть положительный знак, между прочим, это я так думаю. И он молод, ему даже нет сорока. Как он сможет организовать полноценную работу? Вот разве что я, с моим жизненным опытом, возьмусь его корректировать!

– «Дорогу молодым, долой засилье пятидесятилетних», – провозглашал когда-то, между прочим, будущий нобелевский лауреат Ландау, бегая в то время по питерскому, вернее ленинградскому, физтеху. В наше время в науке надо изменить лозунг: долой засилье семидесяти- и более летних, иначе наука в стране совсем вымрет.

– Между прочим, смею вас заверить, – картавящий баритон перешел на интимное пришепетывание, – ходят слухи, что у него проблемы в семье.

– Сожалею, но слухи меня не интересуют, – резко ответил Павел Тимофеевич. – Так что..

– Но он не имеет опыта руководящей работы, – отчаянно ухватился за новую мысль Агекян.

– Справится, куда денется. Кроме того, Александр обладает способностями журналиста и сможет выдать результаты в доступной форме. Я, знаете ли, читал ваши отчеты. Для этих стен они подходят, а вот для всего остального…

– Меня беспокоит, что Александр забросит тематику, по которой сейчас работает.

– То есть, другими словами, возглавив оперативную группу, он больше с вами работать не будет, а вы без него не справитесь?

– Ну не то чтобы не справлюсь, но это дополнительные хлопоты, надо искать программиста.

– То есть вы сами программы писать не в состоянии?

– Что можно сказать на ирокезском языке кроме глупости, не зная языка? – не смутившись, с улыбкой произнес Агекян.

– И над чем вы сейчас работаете?

– Меня сейчас интересует внеземная жизнь на ближайших к Земле космических объектах. Многочисленные фотографии, сделанные с хорошим разрешением, показали, что от снимка к снимку внешний вид природных объектов на Марсе меняется. Я склоняюсь к мнению, что наблюдаемые нами объекты являются в некотором роде живыми. Они движутся. Очень медленно, но движутся. Может быть, это новая форма жизни? Не углеродистая, а скажем, кремниевая.

Бровь военного удивленно поднялась вверх:

– На это исследование вас вдохновили ползущие камни Долины Смерти США?

– Нет. Что вы! Там все просто. Глинистое плоское дно высохшего озера, вода или тонкий лед между скользкой глиной и поверхностью камня и сильный ветер свыше ста сорока километров в час, если источники не врут, конечно. Все понятно. Камни ветер катает по льду. А там, на Марсе, что-то движется само по себе, но очень медленно.

– Как сильно заржавевший марсоход на солнечных батарейках. – язвительно предположил Павел Тимофеевич.

– Что? Что вы сказали? Я не расслышал.

– Да так, ничего, просто мысли вслух. Если у Александра будет желание, у него будет достаточно времени для продолжения расчетов или для любой другой научной работы. Наш проект – это как бы выездная экспертиза. Мобильная группа из компетентных ребят, проводящих как исследования, так и расследование на месте. Вы готовы мотаться по экспедициям, лазить по горам, спускаться в пещеры, погружаться под воду?

– Что вы, нет, конечно, я полагаю, начальник должен руководить, так сказать, сидя в тиши кабинета.

– Я так и думал почему-то. Боюсь, что такой вариант НАС (московский гость сделал ударение именно на этом слове) не устроит.

– Ну не знаю, не знаю, – протянул Агекян, засовывая руки под мышки и становясь еще более объемным. Он раздулся, как индюк, надеясь показать, что именно он в этих стенах самый важный, и продолжил: – Мне категорически необходимо согласовать эту кандидатуру с начальством. И как на это просмотрит Алексей Иванович? Ведь назначение на столь высокую должность какого-то рядового, хоть и очень способного и подающего надежды сотрудника, это не хухры-мухры.

– При чем здесь начальники, надежды и эти ваши хухры-мухры? – с безупречно вежливой до омерзения улыбкой поинтересовался служивый: – Мне кажется, вы не догоняете, то есть не въезжаете. Тьфу, банально не понимаете. Либо группу, создающуюся под этот конкретный проект, в рамках вашего института возглавит конкретно Александр Соловьев, либо…

Самое интересное, что спроси кто-нибудь Павла Тимофеевича, почему он так хлопочет за Соловьева, – тот затруднится с ответом. А если будет долго-предолго думать, то решит, что это, скорее всего, инициатива начальства. Ведь не должен же он, как приличный военный человек, какие-то инициативы выдвигать самостоятельно. И даже если он будет думать долго-предолго, то не вспомнит свой разговор с сухощавым незнакомцем в синем плаще с каким-то странным, подобным звездному небу, намотанным вокруг шеи шарфом.

Разговор состоялся в морозную полночь в плохо освещенном Первом Зачатьевском переулке, где тротуары напоминают едва присыпанный снегом неровно залитый каток. Человек внезапно оказался рядом, когда Павел Тимофеевич, неуклюже взбрыкнув и потеряв точку опоры, уже был готов брякнуться навзничь, но, благодаря неожиданно подоспевшей помощи, все-таки устоял на ногах. Они поговорили совсем недолго, однако, когда начальство вскоре посвятило Павла Тимофеевича в детали будущего проекта, у него не было вопросов по поводу основного исполнителя.

Семен Аршавирович Агекян был ошеломлен и страшно огорчен такой вопиющей несправедливостью. Главным образом его удручало то, что он начал терять хватку. Ну где же это видано: в кои-то веки подвернулась удача, деньги сами шли в руки, а он так и не смог перетянуть одеяло на себя.

Так, к своему большому изумлению, Александр Александрович Соловьев возглавил оперативную группу по изучению аномальных явлений. Он не сильно удивился этому событию, свалив все на Рождественские чудеса и странное влияние Луны.