Читать книгу Встретимся в Силуране! - Ольга Голотвина - Страница 9

Орешек поежился под порывом ветра и плотнее закутался в плащ, который успел на скорую руку просушить над огнем и вычистить хозяин трактира «Рыжая щука».

Ухаживая за высокородным постояльцем, хозяин рассказал, что два дня назад мимо пристани прошли три больших корабля, на которых направлялся в Джангаш грайанский король Джангилар со свитой. Поплыл подписывать мирный договор. Хорошее дело, трактирщик всех богов молит за его успех. Для него куда лучше мирная жизнь и полный трактир проезжих торговцев, чем лавины воинов, перекатывающиеся через Шаугос. Причем неважно, свои воины или вражеские. Так и так – одно разорение…

Орешек тогда слушал и согласно кивал. Он, Хранитель пограничной крепости, тоже с большей радостью увидел бы купеческие обозы, въезжающие в ворота Найлигрима, чем вражеское войско под стенами. Жаль только, что король со свитой проследовали не через Найлигрим, а через лежащий восточнее Чаргрим. Там же и на корабли грузились…

Выходит, теперь он поплывет по «королевской дороге». Впрочем, куда важнее, что это дорога мальчишки, которого втянул в свои опасные игры мерзавец и прохвост…

Но Орешек с детства умел отгонять неприятные мысли. Он тряхнул головой и огляделся.

Да-а, «Шуструю красотку» лучше и не сравнивать с морскими кораблями, на которых Орешку довелось путешествовать три года назад. Одномачтовое корытце, при взгляде на которое пассажир тихо радуется своему умению плавать. Матросов то ли трое, то ли четверо – толком не пересчитаешь: суетятся, орут на грузчиков, делают вид, что тоже участвуют в погрузке, но, кажется, больше валяют дурака и отлынивают от дела.

И еще капитан – ну, этого трудно не заметить! Грозен и свиреп! На квадратной мрачной физиономии начертаны скверные предчувствия и желание сорвать на ком-нибудь злость. А причины плохого настроения вовсе не секрет. Орешек опытным взглядом бывшего портового грузчика определил, что утлое суденышко нагружено сверх всякой меры и осело так, что грузовая ватерлиния, выведенная на борту веселенькой оранжевой краской, давно скрылась под свинцовой водой. Жадность одолела капитана: как же, последнее в году судно! Можно заломить любую цену за провоз товара! Вот и нахапал груза свыше всякой меры, а в дороге не раз об этом пожалеет.

У пассажиров настроение не лучше. И тоже не без причины. Опять-таки вспомнишь добрым словом морской корабль, где у каждого была своя каюта – пусть крошечная, но все же…

А здесь на корме торчит нечто вроде беседки – навес на четырех столбах. От ветра и дождя между столбами натягиваются плотные циновки, но сейчас погода тихая, циновки скатаны и подтянуты веревками наверх.

Внутри этой дурацкой кроличьей клетки – от столба к столбу – скамьи, на которых уже почти нет свободного места. Так и придется почти всю дорогу сидеть лицом друг к другу. Занемеют вытянутые ноги – их можно размять, спустившись по низенькой, в две ступени, лестнице и оказавшись на узкой «дорожке» вдоль левого борта. Несколько шагов вперед, несколько шагов назад… С одного конца эта «главная улица» упирается в дощатую будочку – на случай, если бедняге пассажиру потребуется не только прогуляться.

Хочешь – дремли, хочешь – глазей по сторонам, хочешь – болтай с соседями. А на ночь «Шустрая красотка» причалит к берегу: по Тагизарне суда в темноте не ходят…

Орешек обвел взглядом своих попутчиков.

Рядом с ним сидит великан Айфер, с удовольствием разглядывает палубу и пристань. Вот уж кто не забивает себе голову лишними мыслями и потому всегда доволен судьбой! Хороший спутник в любой дороге – могучий, смелый, непритязательный, с покладистым характером…

Рядом с Айфером – спокойный, неразговорчивый пожилой человек, задумчиво грызущий яблоко. Он совсем недавно поднялся в «беседку», а до этого наблюдал за погрузкой. Орешек слышал краем уха, что это купец, который не только везет свой товар, но еще по поручению других торговцев присматривает за их тюками.

По соседству с ним сидит парнишка в широком плаще и наброшенном на голову капюшоне. Орешек вскользь видел его лицо – совсем юнец, даже странно, что один путешествует.

А путник, что сидит напротив парнишки, и вовсе в своем капюшоне утонул, даже подбородка в тени не разглядишь. Плащ плотно стянут на груди шнурами, руки спрятаны в рукава – не человек, а тюк упакованный. Суетой на пристани не интересуется, по сторонам не глядит – спит, наверное.

Сидящий рядом с ним здоровяк – крепкий, с проседью в темных волосах – не успел доесть в трактире жареную курицу и теперь обстоятельно расправляется с последним куском, запивая вином из глиняной фляжки. Тут уж и гадать нечего – наемника за драконий скок видно.

На жующего наемника неодобрительно косится тощий, долговязый щеголь в богато расшитом камзоле. Впрочем, неодобрения щеголя удостоился не только кряжистый наемник: разодетый господин уныло обозревает компанию, в которой ему предстоит провести не один день, прижимает к носу надушенный платочек и шумно вздыхает.

А вот в беседку поднимаются последние двое пассажиров, закончившие торговаться с капитаном, и тоже усаживаются на скамье.

Оба молоды – лет по восемнадцати. Оба хорошо одеты – бархатные камзолы и легкие нарядные плащи (не очень-то удобные для дальней дороги), высокие сапоги из мягкой кожи, с фигурными подколенными пряжками.

У одного очень приметная внешность. Настоящий красавец – рослый, статный, с длинными черными волосами по плечам. Высокий чистый лоб, нос с горбинкой, чуткие тонкие ноздри, решительный подбородок… Но Орешек встретил взгляд юноши – и понял, что эти выразительные гордые черты скрывают душевное смятение, как лед на реке скрывает черное течение. Растерянность и горечь прятались в серых глазах юноши. У этого красавца был взгляд потерянного ребенка!

Второй спутник был ниже ростом, шире в плечах и куда менее хорош собой: курносый нос, смешно торчащие уши… но круглая приветливая физиономия по-своему обаятельна. Симпатичный парень. Пожалуй, будет славным попутчиком…

Внизу матросы начали убирать трап.

– Стойте-стойте-стойте! – раздался вдруг веселый звонкий голос. – А как же я?! Подумайте, ведь вы могли уплыть без меня! Какой ужас, верно?

Пассажиры подались к перилам, сверху разглядывая что-то яркое, стремительное, вспорхнувшее по трапу и невероятно высоким прыжком метнувшееся на палубу.

Перед опешившим капитаном встала, раскинув руки, юная девушка, почти девчонка, в диковинном разноцветном наряде.

Широкие, наррабанского покроя, оранжевые шаровары. Коротенькая алая кофточка, туго обтягивающая маленькую полудетскую грудь и оставляющая открытой узкую загорелую полоску на животе. Рукава – из невероятного количества лент всех цветов и оттенков. Короткая темная стрижка, миловидное смуглое личико – даже из «беседки» видно, как задорно блестят черные глаза.

– Вот и я, капитан! – гордо заявила она и, перекувыркнувшись назад, мелькнула в воздухе ножками в черных башмачках. Никто и ахнуть не успел, как она оказалась стоящей на руках на краю борта.

– Так! – мрачно бросил капитан. – Я-то все думал: чего мне не хватает? Оказывается, цирка… А ну, егоза, брысь на берег! У меня пассажиров уже предостаточно, да еще таких, что не кувыркаются!

– Я тебе не нравлюсь? – изумилась девушка. Она совершила обратный кувырок, колесом прошлась по палубе и картинно упала на одно колено перед «беседкой». – Но благородные господа не дадут свершиться такой жестокости! Не позволят маленькой бродячей актрисе застрять в распутицу и дождь в грязном трактире, среди крыс и клопов!

Благородные господа наперебой зашумели, что они согласны, что никого эта малышка не стеснит, можно как-нибудь уместиться…

Капитан хмыкнул и махнул рукой – мол, разбирайтесь как знаете!

– Вот и отлично! – просияла циркачка. – Эй, Тихоня, поднимайся на борт!

Доски трапа прогнулись и заскрипели под грузными шагами. У капитана отвисла челюсть. За спиной у Орешка кто-то ошарашенно засвистел, а сам Орешек тихо протянул: «Вей-о-о!»

Человека, поднимавшегося по трапу, не рискнул бы похлопать по плечу даже медведь. Он был не так уж и высок, но очень широк в плечах и невероятно мускулист – этакая квадратная глыба, заросшая грязно-бурым волосом.

– Это что за явление?! – опомнился капитан.

– Это Тихоня, – с готовностью объяснила девушка. – Мой верный слуга, спутник и защитник. Добрые люди платят мне за танцы, а я плачу Тихоне за охрану… – И тоном избалованной принцессы добавила: – Не могу же я путешествовать без прислуги!

– И с прислугой не можешь! – рявкнул капитан. – Ты-то, коза прыгучая, и на коленях у господ доехала бы, они б не возражали… а этого тролля куда сажать?

– Правильно! – горячо согласилась циркачка. – Не будет места на скамье – на полу посидит, не принц небось. Плащ подстелет и посидит! Как все-таки хорошо, что за нас уже заступились эти добрые господа! Им, конечно, не трудно подобрать ноги под скамейку, чтобы Тихоня мог устроиться как-нибудь…

– Э-эй, нахалка, а платить? – возмутился сдавшийся уже капитан. – Или надеешься своими прыжками да ужимками рассчитываться?

– Кошелек у Тихони! – царственно отозвалась девчушка и, подмигнув попутчикам, доверительно объяснила: – У бедной девочки всяк норовит деньги отнять!

Она скользнула в «беседку». Пассажиры, вставшие, чтобы лучше видеть «представление» на палубе, спешили вновь рассесться на скамьях. Акробатка тоже высмотрела себе местечко, рванулась туда – и столкнулась с темноволосым красавцем. Чтобы скрыть смущение, циркачка набросилась на юношу:

– Что встал, как забор некрашеный? Трудно барышне дорогу уступить? А что ухмыляешься? Разулыбался, словно по радуге прогулялся!

(Теперь, когда Тихоня уже отсчитывал монеты за проезд, она перестала называть остальных пассажиров «благородными господами».)

Не обидевшись, молодой человек снял с себя тонкий синий плащ и набросил девушке на плечи, скрыв пестрое великолепие ее наряда:

– Холодно, ветер от воды. Простудишься…

Впервые бойкая циркачка растерялась. Она зябко повела узкими плечиками, словно лишь сейчас почувствовала, как продрогла на осенней сырой палубе в своей легкой кофточке. И тихо села на скамью, не поблагодарив даже парня за плащ.

Ее могучий спутник уселся посреди беседки, подложил под локоть котомку, извлек из нее краюху хлеба и начал сосредоточенно жевать, не обращая ни на кого внимания.

Понемногу все уселись (не без легкой перебранки и взаимных обвинений в отдавленных ногах) и обнаружили, что трап уже убран, парус поднят и судно поворачивает от берега.

На миг все притихли, разом и остро почувствовав, как стылые плотные струи оторвали их от земли. Ох, зыбкая дорога, ненадежная дорога! Могучая Тагизарна капризна даже летом, а уж осенью, чуя близкое заточение в ледяной темнице, становится она свирепой и коварной.

Но вскоре странное общее волнение развеялось. Франт отнял от носа надушенный платочек и снисходительно сказал:

– В любой компании право начать беседу принадлежит самому знатному. Поэтому я предлагаю каждому назвать свое имя или дорожное прозвище, а также рассказать, куда и зачем лежит его дорога. Нам вместе быть не один день, а путь в обществе молчаливых незнакомцев скучен и долог. Я – Челивис Парчовый Кошель из Рода Вайсутар. Еду из Фатимира в столицу – получить наследство. Пожалуй, и останусь там – ужасно надоела провинция… Так с кем я делю палубу этого речного корыта?

По тону щеголя было ясно, что он не ожидает ничего хорошего от сброда, с которым его свела судьба, но все же старается быть любезным.

При словах «самому знатному» Айфер подался вперед, но Сокол остановил его, незаметно нажав на локоть. Он забавлялся.

– Мое имя – Аншасти Летний День, – вежливо привстал, насколько позволила теснота, благообразный пожилой человек. – Я из Семейства Намиумме, ваасмирский торговец. Рад буду познакомиться с остальными путниками.

– Я – Ингила Озорная Стрекоза из Семейства Оммубет, – сообщила девчонка. – Тихоню я вам уже представила. А ремесло наше… Может, почтеннейшая публика сама отгадает? Эх, скрутила бы я сейчас сальто, да места мало…

– Айфер Белый Лес, – с достоинством сообщил спутник Ралиджа. – Из Семейства Тагиал. Наемник.

– Фаури Дальнее Эхо. Об остальном, пожалуй, умолчу, – учтиво, но твердо сказал самый юный пассажир. Представившись, подросток вновь отвернулся, устремив взгляд на серую воду за бортом. Спутникам был виден из-под капюшона лишь округлый нежный подбородок.

– Что ж, – нехотя признал Челивис, – в дороге каждый говорит о себе столько, сколько хочет. Лгать нельзя, но промолчать можно… Жаль, жаль, я-то надеялся встретить хоть одного Сына Рода, чтобы беседовать с ним на равных. Но, может быть, меня порадует незнакомец в черном плаще?.. Да, почтеннейший, я тебе говорю, тебе! Будь так любезен, откинь капюшон и скажи, как мы должны тебя называть…

Тут Орешек сообразил, что незнакомец в черном – единственный, кто не бросился к перилам смотреть на прыжки циркачки. Даже позы не поменял. Может, болен или, упаси боги, мертв?

Но оказалось – жив!

– Что вам от меня нужно? – раздался из-под капюшона возмущенный молодой голос. – Какое вам до меня дело? Никто я! Понятно? Никто! И оставьте меня в покое!

Челивис так оскорбился, что вместо слов у него из горла вылетело какое-то куриное квохтанье. Быть бы ссоре, но вмешался юноша, который поднялся на борт вместе с черноволосым красавцем. Круглая физиономия его излучала дружелюбие.

– Ну, зачем сердиться? В дороге каждый себя как хочет, так и называет. Вот этот господин назвал себя Никто. Его воля. Так и будем величать.

– Ну и дурак! – буркнул пожилой наемник, уже доевший курицу и вытиравший засаленные пальцы о штаны. – Клички еще выдумывать, как у Отребья… Вот я имени не скрываю, чего мне стыдиться? Я – Ваастан Широкий Щит из Семейства Вейвар. У меня отец был наемник, дед был наемник, сам всю жизнь служу.

– Но ведь приметы не нами придуманы! – возразил круглолицый юноша. – Мне еще в детстве мама говорила: «Имя – не подметка, его о дорогу бить ни к чему». Вот сейчас придумаю себе прозвище до Джангаша… А цель моего пути… ну, тут мне скрывать нечего и врать незачем. В Джангаше есть Храм Всех Богов. Там под одной громадной кровлей – жертвенники всех Безликих. Вот туда и направляюсь. Я… ну, словом, я недоволен своей жизнью. Побываю в храме – может, она изменится к лучшему.

– О-о! – с большим уважением сказал купец Аншасти. – Какая достойная цель поездки! Как приятно встретить такое благочестие в столь молодом человеке!

– Пи-ли-грим! – насмешливо припечатал Айфер, который не отличался особой набожностью. И с этого мгновения круглолицый юноша стал для всех Пилигримом.

– А ведь я тоже себе прозвище придумаю, – задумчиво сказал его черноволосый спутник. – Вот уж никогда не думал, что придется…

– А куда ты направляешься? – поинтересовался наемник Ваастан.

– Да как сказать… пожалуй, сам не знаю. Куда-нибудь… мир велик!

– То есть как это «куда-нибудь»? – строго поинтересовался Аншасти, явно увидевший в подозрительном бродяге угрозу для вверенных ему товаров.

Молодой человек ответил, взвешивая каждое слово:

– Предполагалось, что я унаследую семейное дело. Но с этим… с этим возникли сложности. Пожалуй, попытаюсь стать бродячим поэтом и сказителем. Я раньше пробовал писать стихи… и говорили, что у меня есть способности.

– Да? – встрепенулась Ингила. – А на каком-нибудь музыкальном инструменте играешь?

– На лютне, но у меня с собой ее нет.

– Стыдно, юноша! – поджал губы Аншасти. – Нехорошо пренебрегать семейными традициями! Вот у меня и сын, и внук, и племянник – все в лавке помогают. А ты… по дорогам, со всякими бродягами…

– Действительно, ничего хорошего! – надменно поддержал его Челивис и опять поднял к лицу руку с платочком. – Я рассчитывал совершить путешествие в более приличной компании. Ну, еще почтенный Аншасти… торговля – занятие уважаемое. Но циркачи разные… или рифмоплет бездомный…

– Рифмоплет? – оживился загрустивший было юноша. – Мне нравится – Рифмоплет! Пожалуй, так меня и зовите!

Сын Рода безнадежно махнул рукой и обернулся к Орешку:

– По одежде ты выглядишь вполне достойным человеком. Но вырядиться, как мы сейчас убедились, может кто угодно. И если ты тоже какой-нибудь актеришка… или бродячий зубодер… или гадальщик… или другое украшение придорожных канав… умоляю, не говори об этом! Оставь мне хоть надежду, что среди моих спутников есть приличные люди!

Все притихли, с любопытством глядя на последнего незнакомца в компании: обидится на спесивые речи или нет? Айфер заухмылялся, предвидя, как обернутся события.

– Вырядиться может каждый, это верно, – смиренно вздохнул Орешек. – Пожалуй, я и впрямь не гожусь в попутчики господину. Сказали бы мне заранее, что на этом корабле плывет такая знать, ни за что бы побеспокоить не осмелился. Лучше уж вплавь до самого Джангаша! Или напросился бы туда, где самое место такой мелюзге, как я… скажем, на один из кораблей короля Джангилара. Я же всего-навсего Хранитель крепости Найлигрим. Мое скромное имя – Ралидж Разящий Взор из Клана Сокола, Ветвь Левого Крыла.

И, распахнув плащ, повертел в пальцах висящую на цепочке бляху с вычеканенной птицей.

Эффект был оглушительный. Айфер сиял, но остальные… Каждый почувствовал себя так, словно в горах постучал палкой по большому валуну, а это оказалась выглядывавшая из расселины голова дракона.

Наконец торговец неуверенно сказал:

– Может, нам устроить Сына Клана поудобнее? Вот только не знаю… в такой тесноте…

– А может, – мечтательно сказала Ингила, – Сокол спустится вниз, вышвырнет капитана из его каюты и займет ее сам?

И бросила мстительный взгляд на палубу, где ничего не подозревающий капитан распекал за что-то матроса.

Челивис молча открывал и закрывал рот, словно произносил длинную беззвучную речь.

Орешек не успел отказаться от предложения Ингилы: девчонка вдруг вскочила, замахала руками:

– Смотрите-смотрите-смотрите! Вон там! Кто это?

Все обернулись.

По обрывистому берегу, догоняя корабль, неслись всадники. Те, что скакали впереди, что-то кричали, но ветер доносил до «Шустрой красотки» лишь обрывки слов.

– Это еще что за радость на мою голову? – озадаченно бормотнул капитан, остановившись в двух шагах от «беседки». Порыв ветра ударил в парус. Все четко расслышали:

– Повора-ачивай!..

– Как же! – возмутился капитан. – Чтоб на камни прибрежные напороться? Да если б на меня все Безымянные хором вот так заорали, я и то бы не смог…

Орешку почудилась в летящей кавалькаде некая странность Он обернулся, чтобы посоветоваться с Айфером… и замер, увидев еще более странное зрелище.

Любопытствующими зрителями были только Айфер и циркачи. Остальные путники появлением отряда были весьма встревожены… точнее сказать, перепуганы.

Сын Рода сполз под скамью, чтобы его не видно было с берега.

Загадочный Никто, прижавшись к столбу навеса, содрогался крупной дрожью, да так, что от тряски сверху упала одна из циновок.

Вояка Ваастан, положив руку на эфес, сузившимися глазами пересчитывал всадников.

Торговец Аншасти в ужасе вскинул перед собой ладони, словно отстраняя опасность.

Круглолицый Пилигрим уже не выглядел добродушным: лицо напряглось, всем телом он подался к перилам, словно собирался кинуться за борт.

Юный Фаури в отчаянии закрыл лицо руками.

А Рифмоплет как преобразился! В руке нож – из-за голенища вытащил, что ли? Больше он не напоминает потерянного ребенка. Какое там! На хищника похож, который не даст запереть себя в клетку! Глаза стальные, свирепые…

Все кончилось быстро. Береговая линия превратилась в беспорядочное нагромождение скал, где не проехать верховому. Погоня отстала.

– Да как же тут повернешь? – угрюмо бубнил внизу капитан. – Тут течение, там подводные камни… ну, никак не повернешь…

Рифмоплет с ловкостью фокусника спрятал нож. Ваастан хрипло выругался и убрал руку с эфеса. Остальные вернулись на свои места, старательно делая вид, что им совсем не было страшно.

Дерзкая девчонка Ингила фыркнула:

– А и перетрусила наша пестрая компания! Правда-правда-правда!

Никто ей не ответил.

Ралидж отметил для себя в памяти странное поведение попутчиков и шепнул Айферу:

– Не показалось ли тебе, что среди всадников… на вороном коне, в мужской одежде… была наша госпожа… Волчица?

Айфер захлопал глазами, а Ралидж погрузился в невеселые раздумья о своей отчаянной супруге. И не заметил, не почувствовал брошенный ему в спину короткий хмурый взгляд одного из попутчиков.

* * *

Тот, кто должен был умереть этой ночью, сидел неподалеку от Четвертого. Ралидж из Клана Сокола – именно его приговорил к смерти всемогущий создатель и повелитель Глиняных Людей.

Четвертому не было жаль Сокола. И не угрызениями совести было полно сердце, опаленное жаром погребального костра. Существом, восставшим из пепла, целиком владело единственное чувство, которое он сумел сберечь из прежней жизни.

Ненависть. Лютая ненависть к чародею, который сделал из живого человека говорящую куклу… или нож в ножнах…

Здесь, вдали от хозяина, не так ощущалась его гнетущая власть. Даже всплывали обрывки воспоминаний – какие-то драки, попойки… Имя не возвратилось. Безымянное существо оставалось Глиняным Человеком – а жаль. Почему-то казалось, что, если он назовет свое имя, ненавистные чары развеются, он обретет свободу.

Бунтовать он уже пробовал – и узнал, что может сделать с ним золотое колечко, надетое на хозяйский палец. Это было страшное воспоминание. Самое страшное в этой куцей новой жизни.

Но хозяин со своим проклятым кольцом остался так далеко! Река несет маленький корабль на север… А вдруг невидимый поводок, на котором господин держит своего раба, имеет предел? Вдруг на каком-то расстоянии от замка чародей утратит власть над Глиняным Человеком? Тогда он убежит, спрячется… Ворон никогда его не отыщет…

Стать прежним невозможно, это он знал твердо. Но даже если обретенная свобода превратит его в горстку пепла… что ж, он согласен заплатить такую цену!

А может, уже настал миг, когда цепь порвалась? Ведь ему все легче и легче играть роль обычного путника…

Что ж, это можно проверить. Ночью Сокол должен умереть? А Четвертый попытается удержать свои руки от убийства! Если Ралидж встретит рассвет живым – значит, для Глиняного Человека есть надежда!

* * *

Невольник колдуна решал судьбу Сына Клана и не подозревал, что и его собственная жизнь, опутанная черными чарами, тоже находится сейчас под угрозой. Как и жизни всех на борту судна.

Далеко впереди по течению Тагизарны лучи закатного солнца скользили по изломам скалистого берега, пропадали в трещинах и ущельях, набрасывая на утесы причудливые одеяния из резких теней.

Внезапно эти призрачные покрывала зашевелились, задвигались, словно отделяясь от скал – или словно сами скалы ожили. Недобрая, опасная жизнь пробуждалась среди мрачных камней, в местах, куда и волк боялся забегать.

Круглый год Большая Река грозила кораблям порогами и перекатами, прихотливыми течениями и стволами-топляками. Но с приходом холодов смерть тянулась к последним дерзким суденышкам не только с воды, но и с берега…