Читать книгу Душа пламени - Ольга Голотвина - Страница 6

Дорожный приют (или, как сказали бы в Грайане, постоялый двор) благоухал пряными, сладкими, тягучими ароматами: хозяин щедро подсыпал на жаровню какие-то сухие зеленые семена. Запах был неплох – все лучше вони, царящей на постоялых дворах Грайана. И вино – хоть не самых изысканных сортов, а все же не чета грайанской кислятине. Жаль только, что сидеть приходится на полу, облокачиваясь на высокие жесткие подушки. Блюда и кубки стоят прямо на вытертом до дыр ковре, и тут же, в двух шагах, расхаживают прочие гости – те, что не выбрали еще для себя удобное местечко. Ходят, между прочим, прямо в пыльной обуви, хотя в Наррабане и принято разуваться у дверей. Такое неприятное зрелище – снующие мимо твоей еды чужие ноги…

Впрочем, ножки, что остановились сейчас рядом с Чинзуром, вызвали у грайанца совершенно иные чувства. Он бросил на них снизу вверх восхищенный взгляд. Высокие, стройные, насколько позволяют угадать пышные шаровары, а уж то место наверху, где эти ножки перетекают в спину… м-м-м!

– Тахиза! – умильно окликнул Чинзур. – Красавица! У меня одна вещичка есть – кому бы подарить, а?

Рука грайанца поигрывала тонким серебряным браслетом. Темные глаза племянницы хозяина кокетливо блеснули.

– Надень сам! – промурлыкала она и легко поставила на подушку маленькую ножку в черном башмачке.

Дрожащими пальцами Чинзур сомкнул браслет на ножке и немного помедлил, сжимая щиколотку, восторженно удивляясь ее хрупкости и изяществу. Не удержался – просунул ладонь под тонкую материю, двинул выше, к икре…

Ножка резко вырвалась. Тахиза наклонилась к наглецу, засверкала глазами.

– Дяде скажу! – жарким шепотом пригрозила она. – Зарежет и в море бросит!

И ушла, возмущенно покачивая высокими бедрами. Но браслет, между прочим, обидчику не вернула.

Чинзур растерянно и сердито развел руками, сказал вслух по-грайански:

– За мой медяк – я же и дурак? За мой золотой – меня в море головой?

Ну и дрянь эта Тахиза! Дрянь и потаскуха! Хотя и требует, чтобы ее называли Тахиза-шиу, девушка то есть. Вечно закусывает концы платка, чтоб никто не сглазил ее девственность. Было бы там что сглазить!

Постаравшись выбросить подлую девку из головы, Чинзур стал прикидывать, как они с Илларни доберутся до столицы. Этот постоялый двор, что расположился у самого поместья Таграх-дэра, придется обойти стороной. А до второго дорожного приюта, что лежит гораздо дальше, обязательно нужно добраться засветло, потому что в здешних краях ночуют под открытым небом лишь те, кому сильно надоела жизнь.

Контрабандист, что еще недавно пил вино рядом с ним, подробно описал дорогу, обещал помощь. Все бы хорошо… только б не спутало планы письмо, что утром получил Илларни. Ясно, что Таграх-дэр встревожен… догадывается, что его преступление выплыло наружу. Но только догадывается, иначе сразу убил бы звездочета.

И уж конечно, не подозревает, что на него точит когти грозный Хайшерхо, глаза и уши Светоча.

Умен Хайшерхо, умен! Не нравятся ему те, кто рвется к власти. Таких Хайшерхо вовремя останавливает. Вот и сейчас – покопался в жизни вельможи, как мусорщик копается в груде хлама, и вызнал, что грайанский ученый, который якобы пишет историю рода Таграх-дэра, на самом деле – богомерзкий звездочет, составляющий для своего господина гороскопы.

Для такого страшного обвинения нужны серьезные доказательства, и лучшее из них – сам звездочет!

Только бы не сорвалось! Хайшерхо платит щедро, а Чинзуру нужно много денег, чтобы не только вернуться в Грайан, но и замять неприятную историю с внезапной смертью дядюшки. Тогда Чинзур был молод и неосторожен, не сумел предугадать все неожиданности и в результате стал не счастливым обладателем наследства, а спасающимся от казни преступником. Ничего, теперь он все уладит! Богатый человек даже с Безымянными договорится, не только с законом.

Снова подошла с кувшином Тахиза. Она явно сменила гнев на милость.

– Вино кончается, – шепнула красавица, наклонившись так, чтобы ее грудь коснулась плеча Чинзура. – Придется лезть в погреб, а там темно, я боюсь…

Чинзур тут же забыл о своих великих планах.

– А если бы в погребе тебя ждал хороший знакомый, смелый человек, настоящий мужчина?

– Тогда не страшно, – лукаво повела бровью Тахиза и, подхватив кувшин, исчезла.

Так, теперь главное – не быть дураком и не терять времени. Вход в погреб – во внутреннем дворике. К счастью, дворик пуст, никто не интересуется, зачем гость сдвигает каменную плиту и лезет по приставной лестнице.

Свет, падая сверху, выхватывает из мрака два ряда вмурованных в стену гигантских кувшинов и уводящий в темноту проход меж ними.

После безжалостного наррабанского солнца отрадны подземный холод и полутьма, обнявшие распаленное желанием тело.

Куда менее приятны прикосновение стали к шее и мрачный голос позади:

– Шевельнись – и умрешь.

Чинзур, задохнувшийся от неожиданности и ужаса, даже не думал сопротивляться, покорно дал уложить себя носом вниз на земляной холодный пол, закинул, как было приказано, руки на шею и прохрипел просительно:

– Кошелек на поясе, бери – и отпустил бы, а? Разве ж я что кому скажу?!

– Молчи, отступник, – равнодушно ответил голос сверху. – От Хмурого Бога кошельком не откупишься.

Это были самые страшные слова, которые Чинзур слышал за свою жизнь, и, похоже, последнее, что ему суждено было услышать. Страх оглушил, ослепил, почти задушил его. Из мыслей осталась только одна, мучительная, раздирающая мозг: «Нашли!»

Но неизвестный во мраке медлил, смерть не шла, и замершее было сердце вновь толчками погнало кровь по жилам, воздух со всхлипом ворвался в пересохшее горло. Чинзур даже рискнул чуть повернуть голову к падающему сверху столбу света.

Плита наверху еще немного сдвинулась, на лестницу ступила ножка в черном башмачке. В душе пленника мышью заметалась надежда: «Тахиза! Помочь не сможет, но хоть завизжит. Люди услышат, сбегутся…»

Девушка спустилась до середины лестницы, вгляделась в темноту и спросила серьезно, без обычного кокетства:

– Все в порядке, Посвященный?

– Все в порядке, Ученица, – откликнулся голос. – Можешь привести его сюда. И пригляди, чтоб нам не помешали…

Тахиза ящеркой скользнула наверх.

Чинзуру показалось, что он завыл в голос, хотя на самом деле ни один звук не нарушил тишину подвала.

Черные башмачки! Ведь он же знал, что Ученики-в-Черном должны носить что-нибудь черное из одежды или обуви. Сам Чинзур когда-то убирал волосы под черную головную повязку…

Ох, верно говорят: у прошлого цепкие когти!

Как он радовался, что станет одним из кхархи-гарр! Как мечтал о том, чтобы назваться Посвященным, а там, глядишь, и Избранным. Лезть выше не хотелось: уж больно крута ступенька.

Но однажды его учитель, Принесший Клятву, в пьяном виде разоткровенничался и выболтал кое-что, о чем не надо бы знать Ученику.

Когда наступает время, Ученика с завязанными глазами (не снимая повязки ни днем, ни ночью) доставляют в пещеру-святилище. Там вместе с другими Учениками-в-Черном (человек десять-двадцать) он клянется Кхархи в верности. Затем его возвращают домой – разумеется, с повязкой на глазах, ведь придется пролить еще немало крови, пока он станет Посвященным и ему будет открыто место, где находится пещера со статуей бога.

Это Чинзур знал и раньше. Но не знал самого страшного: оказывается, в миг принесения клятвы тень Хмурого покидает статую и говорит с Учениками… нет, не говорит – входит в их разум… Понятнее учитель объяснить не сумел, только мычал счастливо и пьяно, вспоминая миг, когда почувствовал, как сливаются воедино он сам, остальные Ученики и божество… А главное – человек после этого становится другим! Он искренне и восторженно служит Кхархи, даже не помышляя о том, чтобы предать своих собратьев. А если нужно – с готовностью идет на смерть. Вот так после общения с тенью бога человек возвышается душой!..

«То есть сходит с ума», – сказал себе Чинзур – и в тот же день сбежал от учителя.

Убийства и жестокость не отвратили бы Чинзура от кхархи-гарр. Совести и жалости у него было не больше, чем у лисы в курятнике. Но Хмурый заламывал слишком высокую цену за власть и могущество. Ни разум, ни волю грайанец не собирался отдавать. До последнего вздоха, до последнего удара сердца он готов был верно и преданно служить лишь одному человеку: Чинзуру Луговому Кузнечику из Семейства Авиторш…

Размышления пленника были прерваны пинком в бок.

– Эй, что притих? Смотри не сдохни! С тобой сейчас будет говорить Избранный.

Чинзур встрепенулся. Избранный – это серьезно! С чего бы такое внимание к беглому Ученику? Этим людям что-то от него нужно! Что-то другое, не жизнь, не жизнь…

Грайанец до крови прикусил губу, чтобы не заорать от радости. Появилась хоть крошечная надежда! А уж он расстарается, докажет, что живым он может принести больше пользы Кхархи, чем мертвым!

По ступенькам начал спускаться человек. Чинзур успел разглядеть, что это мужчина низкого роста, пожалуй, ниже, чем он сам, с очень длинными руками.

Плита сверху задвинулась. Из тьмы донесся голос, похожий на змеиное шипение:

– Скажи, Посвященный, ты догадался проверить, слышны ли наверху крики из погреба?

– Не важно, – поспешил опередить Посвященного Чинзур. – Криков не будет, зачем нам крики?.. Что хочет узнать Избранный? Какой приказ я должен исполнить, чтобы Кхархи остался доволен?

И замолчал, с тревогой прислушиваясь к доносящимся из мрака сиплым звукам. Что это – гневное покашливание или смех?

– Хорошо, – наконец отозвалось шипение из мрака. – Расскажи о человеке по имени Илларни Звездный Голос из Рода Ульфер.