Читать книгу Шурочка: Родовое проклятие - Ольга Гусева - Страница 7

Глаза Насти затуманились, когда она смотрела на невысокий холм, под которым лежала ее мать. Люди потихоньку расходились с кладбища по домам, а Настя стояла, как вкопанная, и смотрела на землю, которая навсегда сокрыла в себе тело самого родного для нее человека. Уже все разошлись, а она все стояла и стояла на могиле своей матери, боясь шелохнуться.

– Мама, мамочка, – с трудом выговорила она, несмотря на стоявший в горле ком, и слезы навернулись у нее на глазах при звуках этого слова.

Она попробовала двинуться с места, но от каждого движения ломило все тело. Несмотря на пронзительную боль, она медленно поплелась к дому. Казалось, дороге не будет конца. В ее глазах стоял сплошной туман. Постепенно туманные очертания начали вырисовываться яснее, показались стены родного дома. Подойдя ближе, она увидела Марию Терентьевну, сидящую на ступеньках крыльца. Она сидела неподвижно и безмолвно. Вдруг крик отчаяния сорвался с ее губ и внезапно замер. Настя подошла ближе. Дом был темен, и было в нем все как-то не так, как прежде. От него веяло жуткой мертвой тишиной. Мария Терентьевна оцепенело поглядела на свою внучку. Настя протянула руку и положила ей на плечо.

– Настенька, одна ты у меня осталась, – проговорила она как бы через силу и умолкла.

«Боже мой! Бабушка, точно внезапно постарела на десять лет», – пронеслось у Насти в голове.

Плечи Марии Терентьевны еще больше ссутулились, в лице не было и следа былой жизненной силы, а в глазах, смотревших сейчас на нее, было отупело-испуганное выражение. Перед ней сидела дряхлая старушка. Страх за нее сжал ее сердце. Скрип открывающейся калитки заставил ее очнуться и начать действовать. Жизнь брала свое – надо было уложить бабушку в постель и сделать массу всяких необходимых вещей. В человеке, который открыл калитку, Настя узнала Михаила. Как только случилась эта беда, он ни на шаг не отходил от нее.

– Настя, нужна помощь? Ты только скажи, я все для тебя сделаю, – произнес он приглушенным голосом.

– Миша, бабушка не может идти, ее надо отнести в дом.

Послышался шум шагов, и в калитке появилась фигура Семена.

– Настя, я пришел помогать тебе, если нужно, – сказал он.

– Уже не нужно, – отозвался Михаил, – я сам ей помогу.

– Тоже мне, помощник нашелся, – огрызнулся Семен.

– Перестаньте сейчас же! – крикнула Настя, – Мне вовсе теперь не до вас и тем более не до ваших ссор! Лучше возьмите бабушку, да занесите осторожно в дом, разве не видите, в каком она состоянии?

Решительный голос Насти сразу отрезвил их. Михаил подхватил Марию Терентьевну своими сильными руками, и она, как ребенок, опустила голову ему на плечо. Семен следом за ним поднялся по ступенькам крыльца, и они скрылись в глубине темного дома. Настя осталась одна, и страшная мысль заполняла ее сознание. Во рту и в горле у нее пересохло, что она едва могла дышать. Она до боли сжала руки и вошла в дом. Непреодолимая сила влекла ее в маленькую комнату, где жила ее мама. И ей казалось, что вот сейчас она переступит порог этой комнаты, и Елизавета, как всегда, будет сидеть там на своей кровати, она поднимет на нее глаза и встанет, чтобы заключить дочь в свои нежные объятия. «Нет, мама не могла умереть. Как страшно», – проносились мысли в ее голове. У нее подкосились ноги, и она опустилась на стул. Настя осмотрела всю комнату. Все здесь было, как и прежде, не было только самой Елизаветы. Она почувствовала, как к сердцу подкрадывается боль, словно от нанесенной глубокой раны. «Надо взять себя в руки. Господи, помоги мне! Я не должна позволить разрастись этой боли, у меня впереди еще целая жизнь. Я должна быть сильной, и я смогу преодолеть эту боль».

Михаил и Семен уложили Марию Терентьевну и тихо вошли в комнату, где сидела Настя.

– Спасибо за все, и оставьте меня, наконец, – в голосе Насти послышались резкие ноты, и помощники поспешно скрылись за дверью, а она осталась вдвоем с бабушкой.

Насте пришло в голову: «Если бы можно было уснуть и, проснувшись, почувствовать прикосновение маминой руки и услышать ее голос. Если бы мама была рядом! Но так уже не будет никогда». Во сне Настя отчетливо увидела перед собой свою мать, увидела такой, какой она была до болезни – улыбающейся, заботливой и нежной. Но это был всего лишь сон.

Утром Настя распахнула все окна, и в дом ворвался свежий запах земли и зелени. Она теперь смотрела на жизнь новыми глазами. Ее душа затвердела, юность осталась позади. Она сумеет сама позаботиться о себе. Она подошла к зеркалу и, как всегда, заглянув в него, сказала сама себе:

– Я выдержу все, раз смогла выдержать самое страшное – смерть своей матери. Теперь я точно покину деревню. Меня здесь больше ничего не держит.

Почувствовав чье-то присутствие, она резко обернулась и увидела Марию Терентьевну, которая молча смотрела на нее широко раскрытыми глазами.

– Бабушка, прости меня и не суди строго. Я никогда не забуду тебя и найду способ позаботиться о тебе. Мне еще столько всего нужно сделать в жизни!

– Когда ты уезжаешь? – тихо спросила Мария Терентьевна.

– Завтра, – решительно ответила Настя.

Мария Терентьевна умолкла. «Завтра… завтра…» – медленно стучало у нее в висках. Неожиданно в ее мозгу начали проноситься картины из их прошлой счастливой семейной жизни: вот Лизонька рассказывает свои истории, а маленькая Настенька сидит рядом и внимательно слушает; вот Настя пришла домой с разбитыми коленками и изо всех сил старается показать, что ей совсем не больно; вот Мария Терентьевна собрала вокруг себя детей и рассказывает им сказки; вот Настя, уже повзрослей, играет в театр и, словно настоящая актриса, поет песни и кружится в танце.

Мария Терентьевна подняла разламывающуюся от боли голову, поглядела на внучку и встретила ее решительный и в то же время молящий взгляд. До этой минуты она подсознательно рассчитывала, что ее Настенька никогда не покинет родной дом, что выйдет замуж, возьмет хозяйство в свои руки, а она, Мария Терентьевна, будет нянчить ее детей. Но теперь она видела, что Настя приняла твердое решение и, зная ее характер, поняла, что никто и ничто не сможет удержать ее.

– Поезжай, моя родная, и будь счастлива. А обо мне не беспокойся, я еще крепкая. А еще знай, что ты всегда можешь вернуться в свой родной дом, если захочешь.

– Спасибо тебе, моя бабулечка, я знала, что ты меня поймешь, ты всегда меня понимала и любила. Прости меня, если сможешь.

Настя выбежала из дома, чтобы бабушка не видела ее слез. Она, рыдая, обнимала каждый кустик, к которым прикасались руки ее матери, и мысленно прощалась со всем, что было дорого ее сердцу.

После того, как Настя выставила за дверь Михаила и Семена, Михаил отправился к Вере.

– Зачем пришел? – спросила она твердым голосом.

– Соскучился я по тебе, – ответил он.

Она медленно поднялась со стула, вся бледная, губы ее задрожали. Михаил уставился на нее.

– Чего смотришь? – спросила она.

– Говорю же тебе, соскучился я.

– Настя тебя выгнала, и ты пришел ко мне!

– Причем тут Настя?

Вера подошла к двери и взялась за ручку, чтобы открыть ее. Михаил бросился к ней. Она почувствовала, как он сжимает ее в своих объятиях.

– Перестань! – крикнула она, оттолкнув его. – Хватит с меня!

Михаил снова бросился к ней, осыпая ее поцелуями. Она резко оттолкнула его и заплакала. Глядя на нее, как она плачет, он вдруг холодно сказал:

– Ну, раз я тебе не нужен, тогда прощай и будь счастлива.

В душе Веры разгоралось пламя, и от этих слов вспыхнул гнев:

– Ты хочешь жениться на Насте?! Уходи! Ты подлый предатель, негодяй, ты…

Она не могла подобрать более оскорбительное слово и с размаху со всей силы ударила его по щеке. Красное пятно от пощечины отчетливо проступило на его лице. Перемена в Вере поразила и даже испугала Михаила. Вера ощущала странную пустоту в голове, все мысли, владеющие ей минуту назад, куда-то исчезли. Михаил порывисто шагнул к ней и через минуту уже держал в своих объятиях.

– Прости, прости, – шептал он, чувствуя, как она меняется от его прикосновения.

Он осыпал ее частыми легкими поцелуями, а она, вздрагивая от каждого поцелуя, отклоняла голову, стараясь избежать их, и все же наслаждалась ими. Наконец, их губы встретились и слились в страстном поцелуе. Это были чудеснейшие минуты для нее. Она любила всей душой, всем телом, она бросилась в любовь, как в омут с головой, и, не задумываясь, отдала бы жизнь за своего любимого. Вера прижалась к нему, сердце ее трепетало, глаза затуманились, и она прошептала чуть слышно:

– Люблю тебя.

Ей казалось, что она как бы отделилась от своего тела и парит где-то высоко над ним. Она не понимала, как это случалось, что каждый раз, решив прогнать его, она снова попадала в его объятия и ничего не могла поделать с собой. Он взял ее на руки, прижал к себе и опустился с ней на кровать.

– Милая моя, родная, как же я соскучился по тебе, – прошептал он.

Он говорил ласково, нежно, и она видела в его глазах все ту же любовь.

Весь следующий день Михаил провел с Верой. Он был нежным и заботливым, он был веселей, чем она ожидала, нежнее, чем она могла мечтать. За те бессонные ночи, которые тянулись без него, она поняла, что ей очень его не хватает. Не хватает его плеча, на котором она любила засыпать, не хватает его губ, его теплого дыхания. Без него она чувствовала себя одинокой и беспомощной. Но Михаил вел себя непредсказуемо. Он пропадал то на два – три дня, то на целую неделю. Вера была уверенна, что это связано с Настей. Но он вновь появлялся, как ни в чем не бывало, любил ее, говорил такие слова, от которых рассеивались все ее сомнения. Он имел необыкновенное воздействие на нее.

Целый день он был рядом и никуда не спешил. Они гуляли по берегу реки, плескались в воде, Михаил все время что-то говорил и умолкал только во время поцелуев. В этот день у Веры было так хорошо на душе! Она пристально глядела на него. В нем было столько очарования, и она еще больше любила его. Ей казалось, что он принял решение, которого она так долго ждала.

Вечером Настя отправилась к Шурочке, чтобы попрощаться перед отъездом. Дверь была не заперта. Увидев Настю, Шурочка очень обрадовалась, но распухшее и покрасневшее от слез лицо своей подруги испугало ее. Такой она еще не видела ее никогда.

– Шурочка, я пришла проститься. Завтра утром я уезжаю в город, – спокойно произнесла Настя.

– Как? Уже? – воскликнула Шурочка.

– Меня здесь больше ничего не держит.

– А как же Мария Терентьевна, Костя? А я? Не бросай меня, мне будет очень плохо без тебя!

– Пойми меня, подруга, я не могу больше ждать. Если я не уеду сейчас, потом уже будет поздно. Ты же знаешь мою мечту. Я должна добиться того, что задумала.

Шурочка залилась слезами, а Настя стояла, как вкопанная, точно находилась в состоянии шока. Неожиданно она почувствовала, как слезы жгут ей глаза. Она резко шагнула к своей подруге и, крепко обняв ее, проговорила срывающимся от слез голосом:

– Шурочка, родная моя, я тебя очень люблю! Ты же знаешь, что ты моя единственная подруга, ты для меня – сестра, самый лучший и светлый человечек на всей земле! Я уеду, но ты не останешься одна. У тебя есть Клавдия, Платон, ты скоро выйдешь замуж, родишь детей. У тебя будет все хорошо! А я буду приезжать к вам в гости.

– Ты не исчезнешь навсегда? – испуганно воскликнула Шурочка.

– Конечно же, нет! Где бы я не была – я буду всегда рядом с тобой!

Настя провела ночь, не сомкнув глаз. Мысли вихрем проносились у нее в голове, не давая ей заснуть. Не дождавшись утра, она уложила в чемодан свои вещи и тихонько, чтобы не разбудить бабушку, вышла из дома. Она торопливо шла по темной деревенской дороге, мысленно прощаясь с прошлой жизнью. С болью в груди она покидала родную деревню ночью, чтобы избежать надрывающих душу проводов и не видеть слез самых родных и близких ее сердцу людей.

Эта ночь была бессонной не только для нее. Сердце билось в груди у Кости с такой силой, будто из него живьем вырвали целый кусок. Он метался по комнате, не понимая, что происходит с ним. Предчувствие нависшей беды не покидало его всю ночь.

Утром Вера проснулась в хорошем настроении. Она так крепко спала, что не слышала, как Михаил встал и когда ушел. Она еще долго нежилась в постели со счастливой улыбкой на лице.

Как только забрезжил рассвет, Михаил уже стоял у калитки возле дома Насти и ждал, когда она покажется на крыльце. Открыв калитку, он неожиданно натолкнулся на Семена, который сидел на земле, прислонившись спиной к забору. Михаил не ожидал такого поворота событий. Некоторое время он стоял, как столб, и смотрел на него.

– Какого черта ты тут делаешь? – гневно спросил он.

– Жду Настю. А ты зачем пришел?

– Тебе какое дело? Шел бы ты домой по добру, по здорову. Как же ты меня достал! – рассвирепел Михаил.

Услышав громкие мужские голоса, Мария Терентьевна вышла на крыльцо. Перемена в ней поразила молодых людей. С лица этой женщины глядели потухшие глаза, в которых не было даже искорки жизни.

– Идите по домам, нет Насти, уехала она, – тихо произнесла она.

От этих слов Семен непроизвольно раскрыл рот, затем медленно, словно лунатик, вышел за калитку и поплелся в сторону своего дома. Михаил стоял словно тень, плечи его сникли, а в глазах, смотревших на старую женщину, было отупелое выражение. Еще немного постояв, он покинул этот двор, опустевший без Насти. Придя домой, он взял бутылку водки, налил в стакан до самых краев и поднес ко рту. Резкий запах ударил ему в нос. Он поморщился от отвращения и осушил стакан крупными глотками. Жгучий напиток обжег ему горло. Он глубоко втянул в себя воздух, тепло пробежало по всему телу. Потом он налил второй стакан. Запах водки уже не вызывал в нем отвращения.

– Эх, Настя, Настя, ты думаешь, что убежала от меня? Ну, нет, ты от меня не скроешься, я разыщу тебя, и ты будешь моей, – сказал он сам себе и осушил второй стакан.

Тепло все больше разливалось по всему телу, погружая его в сон.

Мария Терентьевна сидела за столом, сжав голову руками. Перед ней лежал листок бумаги – это было прощальное письмо ее внучки.

«Дорогая моя бабушка, из родных ты у меня осталась одна. Я никогда тебя не забуду и не брошу. Вот устроюсь в городе и заберу тебя к себе. Я очень тебя люблю и благодарна тебе за все. Прости меня. Больше всего на свете я не хотела тебя обидеть. Не осуждай меня за то, что ушла ночью, не простившись с тобой. Я не выдержала бы твоих слез и не захотела надрывать твое сердце. Ты еще будешь гордиться мной, когда я стану настоящей актрисой. Прощай, моя родная, и не поминай лихом свою щебетунью, как ты любила называть меня в детстве. Твоя Настя».

Мария Терентьевна прижала этот листок к своим губам и не могла расстаться с ним ни на минуту, ведь на этой бумаге записаны Настенькины слова, Настенькины мысли. Вот только читать она не умела. Она смотрела на буквы, пытаясь прочитать их своим сердцем, и горько-горько плакала от одиночества и собственного бессилия, которые надрывали ее душу.