Читать книгу Нурсолтан - Ольга Иванова - Страница 12

Часть I
Глава 10

Оглавление

Шахназ была в смертельном страхе. Ей хотелось сбежать к Нурсолтан под защиту мудрой рассудительной сестрёнки, но возле дверей были приставлены нукеры мужа, и они не позволяли покинуть комнату, превратившуюся теперь в зиндан. Всю ночь она провела в слезах и молитвах. А наутро распахнувшиеся двери впустили в покои солтана Ибрагима. Она простёрлась перед ним в униженном поклоне:

– Мой господин, пощадите меня, я была не в себе, когда позволила слушать эти признания… мой господин, ведь ничего не произошло, он только коснулся моих рук…

– Твоих рук, Шахназ?

Голос солтана показался ей спокойным, и она робко вскинула глаза, с надеждой вглядываясь в грозно возвышавшуюся над ней фигуру мужа. «Он не может не простить меня, ведь Ибрагим любит меня! – Лихорадочно думала она. – Конечно, он сердится, и может теперь запрёт меня в моих комнатах и перестанет дарить мне подарки. Но потом он простит меня, я не сделала ничего такого, за что меня можно подвергнуть жестокому наказанию!»

– Только моих рук, господин, я клянусь вам, он сегодня впервые заговорил со мной, а я не сказала ему ни слова…

Сумбурный поток оправданий остановил громкий смех мужа, прозвучавший в полутёмной комнате зловеще.

– Шахназ, ты как ребёнок, который придумал себе сказку и сам поверил в неё! Ты должна понимать: время не повернуть вспять; то, что произошло – уже случилось, и тебе придётся ответить за это.

Ибрагим прошёлся по комнате, заложив руки за спину. Его мягкие, почти неслышные шаги отдавались в ушах Шахназ ужасным грохотом. И она, всё ещё стоя на коленях, зажала уши обеими руками, губы и всё её тело дрожали, и она никак не могла унять эту дрожь.

– Твой любовник признался в прелюбодейной связи, существовавшей между вами, не сразу, но признался. Сегодня я должен сообщить об этом казию. Вас обоих ждёт суд шариата. Ты должна помнить, милая Шахназ, какое наказание предусматривает Шариат за прелюбодеяние.

– Нет! – Шахназ, до последних его слов с недоумением слушавшая мужа, сейчас словно очнулась и, вскочив на ноги, кинулась к солтану. – Ибрагим, выслушай меня! Между нами ничего не было, стражник оболгал меня. Я даже не знаю его имени, я никогда не разговаривала с ним…

Ибрагим отвёл цеплявшиеся за него руки.

– Тебе ли не знать, Шахназ, для того, чтобы совершить прелюбодеяние, не обязательно произносить слова, они иногда даже мешают!

– Мой господин! Выслушайте меня, это ошибка, это всё неправда! Какая женщина не любит слушать красивые слова?! Я только слушала, что мне говорил этот стражник, только слушала! Между нами не было ничего, прошу вас, поверьте мне!!

Она молила его, снова упав на колени, протягивала к нему руки в страстном желании доказать свою невиновность. Но взгляд Ибрагима был холоден и беспощаден.

Шахназ не знала, что стражник, уведённый нукерами в подвал, не сказал своему господину ни слова, потому что солтан зарубил его на месте, как только остался наедине с провинившимся. Ибрагимом владел даже не гнев, а простой расчёт. Уже несколько лет главной целью его жизни было желание стать наследником хана. Он был младше солтана Халиля всего на год, но выглядел старше его. Высокий, крепкий, пышущий здоровьем, отважный воин, любимый казаками и признаваемый карачи. Чем не будущий хан? Но отец упорно держался за хилого, больного Халиля, одним только этим обстоятельством заставляя Ибрагима тихо ненавидеть старшего брата. Однако он не оставлял своей мечты. Медленно, но верно шёл Ибрагим к заветной цели, создавая в среде казаков, огланов и беков образ бесстрашного, удачливого во всех своих начинаниях солтана, того, кого после смерти хана Махмуда эта великая сила казанского государства могла избрать на трон. И вот образ, который он создал с таким трудом, мог в одночасье рассыпаться от недостойного поведения блудливой мангытки. Что станут говорить о нём, когда узнают, что жена путается с его собственным стражником, в то время как супруга Халиля славится всеми добродетелями, какие только могут украсить женщину? Придя этим утром в покои младшей жены, он уже знал, никакого суда шариата не будет! Он не предаст огласке этот глупый случай. Обо всём, что произошло вчера у ворот зимнего сада, знали, кроме него, только три самых верных и надёжных нукера. Они убьют любого, кто нелестно отзовётся об их господине. Стражник, покусившийся на его честь, уже корчился в муках ада, где ему было уготовано место. Оставалась одна Шахназ, Шахназ, которая пыталась доказать свою невиновность, не зная, что муж уже приговорил её к смерти.

– Твои слова ничего не значат, Шахназ. – Ибрагим в очередной раз оттолкнул от себя цеплявшиеся за полу камзола руки жены. – Прав имам, говоривший, что все женщины – порождение Иблиса. Все вы лживы и изворотливы, как истинные дочери шайтанов! Сегодня твою судьбу решит казий, и толпа правоверных закидает тебя с любовником камнями!

Какое-то мгновение он с безразличием наблюдал за рыдавшей в его ногах Шахназ. Молодая женщина уже не в силах была оправдываться, её рыдания постепенно превращались в судорожные всхлипывания, больше похожие на предсмертную агонию. Однако в сердце Ибрагима не было жалости, Шахназ для него теперь не существовала, она была лишь препятствием на пути к казанскому трону, досадным препятствием, которое нужно было убрать.

– У тебя есть один выход, Шахназ, – медленно проговорил солтан.

Он увидел, как распухшие от слёз глаза молодой женщины с надеждой уставились на него.

– Этот перстень! – Он снял с пальца массивный золотой перстень с крупным изумрудом. – Я оставлю его тебе. Это очень просто, ты повернёшь камень и высыплешь порошок в своё питьё. Всё, что я могу сделать для тебя – одарить быстрой и лёгкой смертью. Так ты избежишь позора и мучительной смерти от острых камней. Ведь ты ещё не знаешь, маленькая Шахназ, как жестока бывает толпа правоверных, исполняющая решение суда шариата!

– Ибрагим, – еле слышно, распухшими губами взмолилась она.

– Мне очень жаль, Шахназ, но другого выхода у тебя нет. Укрепи же свою душу молитвой и решись на этот шаг, чтобы не быть опозоренной навеки.

Уже на пороге он бросил:

– Я приду за своим перстнем через два часа… два часа жизни, моя дорогая, это не так уж и мало!

Кошева Нурсолтан, скрипя железными полозьями по сверкающему под ярким солнцем снежному насту, влетела во двор солтана Ибрагима в тот самый миг, когда Шахназ дрожащей рукой высыпала в стакан с шербетом порошок из перстня, оставленного супругом. Нурсолтан спешила по узкому коридорчику женской половины, даже не скинув шубы, она чувствовала, что тревога, щемившая её грудь, сейчас переросла в одну большую боль. Такую боль она испытывала только один раз в жизни, когда поняла, что навсегда потеряла Менгли. У дверей Шахназ дежурил не обычный евнух, а нукер с острой алебардой в руках, но загородить путь жене наследника он не посмел. Нурсолтан распахнула двери, шагнула внутрь и замерла от ужаса, ледяной рукой перехватившего её горло. Шахназ билась в судорогах на полу. В широко распахнутых глазах сестры она видела безмерное страдание, несчастная пыталась что-то сказать, но из её горла вырывался только хрип. Нурсолтан скинула мешавшую шубу, а следом за ней калфак с покрывалом, и упала на колени перед умирающей сестрой.

– Шахназ! Шахназ, сестрёнка моя, что с тобой? О, прошу тебя!

Вцепившись в плечи молодой женщины, она сорвалась на безумный крик, умоляла и стенала. Сердце, наполненное ужасом, исходило кровью от беспомощности при виде мучений сестры, которые Нурсолтан не в силах была прекратить. А глаза Шахназ, обращённые к выходу, вдруг наполнились страхом, и Нурсолтан невольно перевела взгляд туда. В дверях стоял солтан Ибрагим. Нурсолтан, как в замедленном сне бросилась к брату Халиля, её срывающийся голос превратился в хриплый шёпот:

– Табиба… Ради Аллаха, скорей пришлите табиба! Вы же видите, она умирает!

– Я это вижу, – ответствовал солтан Ибрагим, не сводя с неё пристального взгляда. – Но табиб моей жене ни к чему, она сама избрала свой путь. Это яд, от которого нет спасения.

Нурсолтан отшатнулась от мужчины, ещё не веря, что услышанное из жестоких уст, не мерещится ей. Она обернулась к затихшей Шахназ, покачнулась и упала в чужие мужские руки, подхватившие её. Ибрагим усадил ослабевшую женщину, склонился, не в силах оторвать взгляда от прекрасного лица, от пышных локонов, разметавшихся по парчовой обивке сидения. Не удержавшись, шепнул:

– Как ты прекрасна, Нурсолтан! Не зря во дворце отца превозносят твою красоту. И в этом моему брату повезло. Почему ему, а не мне?

Ибрагим опустился на колени, коснулся её тонких нежных пальцев. Даже он, дерзкий и необузданный в своих желаниях, не осмелился на большее, но как же он хотел этого большего! Его ноздри улавливали восхитительный аромат женщины, глаза наслаждались и не могли насытиться ослепительной красотой. И эта женщина не его, не принадлежит ему, не может принадлежать!

– Ах, если бы ты была на месте Шахназ, я простил бы тебе любой грех, или почти любой… Ты рождена быть повелительницей мужских сердец, а досталась жалкому Халилю. Наверно, он и лечь с тобой на ложе боится, боится потерять сознание от такой красоты! Аллах заставил его нести бремя непосильной любви, а он так слаб, что не в силах носить собственное платье.

Нурсолтан едва слышала и понимала, что он говорил, но оскорбления, наносимые Ибрагимом мужу, внезапно придали ей силы. С гневным презрением она оттолкнула солтана и вновь опустилась подле Шахназ. Искажённые страданиями черты сестры уже застыли, и Нурсолтан в странном оцепенении прижала к своей груди лицо покойной.

– Оставьте её, Нурсолтан. Вы же видите, Джебраил унёс её душу. Я пришлю рабынь, они сделают всё, что нужно.

Солтан шагнул к ней, но холодный, полный спокойного презрения голос остановил его:

– Убирайтесь, Ибрагим. Не оскверняйте её память своим присутствием. Как мудро решил повелитель, избрав своим наследником Халиля! Я не знаю, что будет с этим народом, если ханом станет такое чудовище, как вы!

Она не ведала, как точно и больно ударила его своими словами, она едва ли что-нибудь понимала и ощущала в эти минуты. Всё, что сейчас делала или говорила Нурсолтан, происходило с ней как во сне, страшном бесконечном сне, от которого не было спасения и который ей предстояло досмотреть до конца.

Нурсолтан

Подняться наверх