Читать книгу Неполное превращение. Роман - Ольга Климова - Страница 3

Переезд решили организовать ночью, для того поставили будильник, сели на диване, продолжая визуальный пересчёт собранных вещей. Тихая городская ночь.

Безмолвие сохранялось недолго. Орала музыка, глуша микрорайон автомобильными колонками, на разный тон повторяющими бэц, бэц, бэц.

Возле бухающий машины стояли хозяева, четыре парня, они как и их музыка, вскрикивали, орали, дергались. Один из четверых держал в руке бит у, постукивал ею по ладони.

Виктор рассмотрел ночное безобразие из окна квартиры на шестом этаже. Парни тоже поглядывали в окно на шестом этаже и были настороже. Недоверие вверху и внизу, в доме и на улице. Молчаливое противостояние.

Насмотревшись и уяснив ситуацию, Виктор хотел было набрать 02 по привычке и сообщить про хулиганов, но «ай, да всё равно не сплю», позвонил всегда трезвым грузчикам, заказанным на 0.30. Грузчики быстро отозвались стуком в дверь.

Очертания предметов волновались мелкими тоненькими волнами, маленькими закорючками под вид иероглифов значками в общем напоминавшим японский рисунок тушью. Площадку у дачного домика осветили телефонным фонариком, смотрели на тюки с вещами, вещи прибывали.

Во время переезда в темноте светились человеческие фигуры, но ничего не видно, невозможно угадать выражение глаз. В темноте бывает обман зрения, может показаться то, чего нет. Темный мрак сознания.

Вера посмотрела на мужа. В нём есть непонятное, известное не всем, поступки непредсказуемы. Она подозревала его в чём-то плохом, но понять это плохое она не могла. Прошлый раз, когда он ходил по больнице и искал жену по фамилии имени и отчеству, нашёл совсем другую молодую.

Виктор представлял энтомологический дождь, смотрел, откуда дует ветер, прогнозируя вспышки вредителей, и думал про перелеты жуков через океан, как мелкие организмы жуки переезжают с грузами в самолётах, как жук сидит в самолёте, листает журналы, спит. Ведь у жуков несколько форм покоя, летом сон, много лет зимой он может спать. Пища колорадского жука семейства пасленовых, да, питаются в основном картошкой с помидорами в наших краях. Перелетая, жуки нередко гибнут в водах Балтийского моря. Насекомые обитают повсюду, но это летом. Это дикие насекомые. У меня свои, домашние. Есть ещё такие вредители – яйцееды, они откладывают яйца в яйца колорадского жука. Уничтожать жуков могут клопы.

– Вера, как бабочки переедут?

– Ты их в террариумы загрузил.

– Я про то, как поездку перенесут.

– Отлично перенесут.

– У меня голова болит, а тебе ничего страшного.

– Верунчик… Сейчас таблетку принесу.

Он налил воду в стакан, выскреб таблетку из стандарта, осмотрел осиротелую, разрушенную отсутствием привычных вещей обстановку кухни, заметил старенький, от старости модели неказистый ноутбук.

«Ага, его на коленях перевезу. Две страницы написал. Пишу по две в день A4. Завтра дальше. Звуки, тараканы – благодатная тема, про людей сложнее, только о них одно подумаешь, они другое вытворяют. Особенно про красивых женщин сложно. Вот не зря Толстой не любил красавиц, может их боялся. Красавица она, как ей жить?»

Размышляя, он складывал в сумку ноутбук.

«По – толстому, прыгни-ка, красавица, под поезд, и рассчитай хорошо, куда прыгнуть, в середину, между вагонами, чтобы надежно, умри сама. По Пушкину Татьяна романтичная мечтательница, творение Толстого – это Наташа. И пошло-поехало. Девушки то образ Татьяны пытаются скопировать, то Наташу обезьянничают. Она вся такая живая, настоящая, Наташа, не то, что холодная красивая Элен.

Красиво это значит холодно у него. Попрыгунья с придурью это тепло, настоящая женщина. Ведь таких не бывает, он придумал, они придумали, сочинили свой женский идеал. Но как модно придумали. Ведь сколько лет женщины подражают!»

У подъезда стояла Вера, он протянул крупную белую таблетку.

– Возьми Верунчик, да, и запей.

– Я позвонила, бабочек повезут в отдельной легковой машине, с большим багажником.

Он улыбнулся ей, как простой обычный человек, радуясь воскрешению погибших друзей.

– Мои бабочки живы. Вера, а я про Толстого все думаю.

– Толстому ты не конкурент, – отметила жена.

– Согласен. Не конкурент. Я живой ещё пока.

Звенело дрожание тонких травин, он положил в рот тонкими пластиками нарезанную резинку, в глотке прохладно.

– Жвачку будешь?

– Давай, пожуём.

Вскоре их довезли до места. Светом фонарей некоторые деревья освещались сильнее. Ствол яблони в бледную крапинку, по цвету напоминал берёзку, раскрашенный природным живописцем.

На ощупь ствол оказался очень шершавым, неприятным, как неизвестный заморский фрукт.

Выгружали всё до последнего, включая мебель и тяжеленную чугунную ванну. Всегда трезвые громко переругивались.

Вера в очках на сонном лице подносила к воротам бесконечные тюки с вещами и домашней утварью. Грузчики сбрасывали пожитки на землю. Гора росла. На лицах грузчиков проглядывали пережитки былой трезвости. Поменяв жизнь на трезвую, сохранили прежнюю внешность.

– Эт самое, в дом несите, – суетилась под ногами у грузчиков уставшая хозяйка, указания давала своим.

Виктор вытянул ровной палочкой жилистое сильное тело, нагрузился тюками, носил к дому тяжёлое. Вера бросила у порога тряпку. Все дружно тёрли ноги.

В уличном воздухе висела черная ночная теплота. Сынок хватал в грубую бумагу упакованные, обвязанные верёвками книги, хватал, сгибая руки в локтях, как культурист, бегал с книгами в дом, превращая серую тряпку у порога в скрученный изогнутый ком.

В руках Виктора возникли деньги. Денежный веер, хорошо различимый в темноте, он протянул грузчикам.

– Спасибо, – поблагодарил он вероятно за то, что деньги из его рук честный трудовой народ принял.

– Прогулка перед сном! – Радостно вскрикнул отец семье.

– Сил нет!

– Пошли!

Между сыном и мужем в ночном воздухе спешила мама, подтанцовывая под музыку, игравшую вдали.

«Это ты, это я», – чередуя с одышкой, подпевала она.

Отец шагами осторожно мерил тёмную тропинку, скованный внезапным литературным оцепенением. Натужно радостная мать наглядно веселилась. Сын взирал то на одного родителя, то на второго, и не знал к которому примкнуть.

По слегка освещённой площадке у соседнего дома в темноте носились дети. Девочка лет пяти, второй – малыш коротенький и борзый.

Мальчик задирался со старшей, они совершали пробежки туда – обратно, из темноты в свет. Поймать детей пытался молодой мужчина с подкачанными руками ростом ниже среднего, как бы подрубленный.

Прибежавшая соседская мать кричала, что они потеряют детей в темноте. Соседский парень тоже высказывал волнение. Дети никого не слушали.

Сбросив скорость ходьбы, Вера подняла и опустила очки, они означали у неё знак бесконечности:

– Маленькие дети могут пропасть, раствориться в чёрной бесконечности ночи.

Живое превратилось в ночь. Ночь жила повсюду и не заканчивалась на расстоянии видимости. Это был земной космос. Вера перевела взгляд на скрытого сумраком сына Матвея. «Никакой он не Матвей! Её сын Дионис по внешности и русский богатырь по натуре. Два в одном!»

Писательским взором Виктор обнял жену и сына. Перенёс объятья взгляда на соседскую семью, затем глянул в ночь, в ней ютились, дребезжали сотни мелких жужжащих тел. Объятья раскрылись шире, он понял, что за основу сюжета рассказа возьмёт энтомологический дождь, как всё падает с неба: и насекомые, капли, идеи и смыслы. Вернулись к новокупленному дому.

– Та-да-та-там! – Торжественно пропел Виктор, придвигая жену к двери.

– Обычно первой в дом запускают кошку, но за неимением.

– Бабочку! – Нагло пошутил Матвей.

– Ребёнок, помолчи!

Вера переступила через невидимый порожек, тронула дверь, в ответ прозвучал липкий скрип. Вера влетела в темноту без посторонних сил. Матвей догадался включить фонарик. Свет в доме был, стоит только нажать на выключатель.

– Настоящие хоромы. Снаружи не скажешь, какой большой дом, – певуче вещала Вера.

Она затеяла поздний ужин, сын сменил у плиты, ловко работая по по дну сковородки деревянной лопаткой.

– Какая я хозяйка плохая, – распевая, как актриса слова, красиво заговорила Вера.

– Самокритично, – искренне отметил сын.

– Ну ладно, Вер, устала, – хлопая её по плечу желал успокоить муж.

– Какая я хозяйка плохая, – опять красиво театрально заговорила Вера, – я вам даже рубашки никогда не глажу, не повезло вам, мне стыдно. Про это всем известно.

– Кому? Про что? – сын перестал помешивать румяную картошку.

– Они всё знают, она красиво выдала всё – всё, закинула голову, – инопланетяне следят за нами из смартфона и передают в интернет.

– Вера, глупости не говори, – Виктор раздражался.

– Пошутила. Какие глупости. У Матвея в смартфоне есть камера, она постоянно снимает и снимает, записывает и передает в интернет.

Отец и сын переглянулись, недоумевая.

– Что, фильмов обсмотрелась?

Она выразила отрицание и возмущение в отрицательном повороте головы. Сын, как ни в чём ни бывало, делил зажаренную на сковороде картошку на три тарелки.

– Странная у нас мамочка, – восхитился Виктор, игриво глядя на жену.

– Ой, папа, ты тоже, я жил в своей квартире, пока ты всех с теплого места не сдёрнул.

– Матвей, ты чувствуешь воздух какой, как дышится!

– Чувствую, папа, такой же теплый аромат, но темно тут совсем, совсем огней нет и людей нет, мало человечков. Цивилизация, где ты? – манерничал Матвей.

– Матвейка, ты совсем с толку сбиваешь.

– Как здесь хорошо дышится!

От неловкого случайного взмаха руки включилась музыка в телефоне.

Мамина усталость как-то разом уничтожилась, и даже очки помолодели. Она прошлась по длинному коридору шагом польки, оглушительно скрипели половицы. Вырвался наружу аромат плесени, раньше не замеченный.

Открывая входную дверь, в дом впустили ночное нежное тепло.

– Бэц, бэц, бэц, – удалялся в летнем дачном вечере музыкальный звук пролетевшей машины.

Устраивались ночевать, стелили ароматные мятные простыни на облезлый диванчик и односпальную кровать.

За окном с включённым светом бились о стекло серые бабочки мотыльки, их писатель сравнивал с моделями. Вообще люди в его понятии – это насекомые с тонкими талиями, крепко подпоясанные.

Вот женщины, например, – это божьи коровки. Самостоятельные образованные мужчины – жуки, другие – клопы. Клопы враги жуков. Были также ещё жужелицы – разговорчивые девушки в основном студентки, которых в избытке хватает в институте на филологическом.