Читать книгу Хома Брут - Ольга Коханенко - Страница 4

Новелла I
Проклятый хутор
Глава IV
Амулет

Оглавление

Долго тряс Хома Горивита за плечо, но шинкарь так и лежал, широко разбросав худые руки, не шевелясь и не подавая признаков жизни.

Вдалеке на безоблачном небе разгорался рассвет. Порхая с ветки на ветку, щебетали птицы, увлеченные своими заботами, в траве деловито ползали муравьи и жуки. Промозглый ветер притих. По всему казалось, что погода будет чудесная.

Но радости от наступления нового дня у Хомы не было. Далекое слабое солнце не согревало бурсака, который сидел недалеко от тлеющего пепелища в мокрой от крови и пота рубахе. Да и сырые ноги не давали ему согреться, а снять сапоги парень не нашел нужным. Глядя в одну точку, Хома долго сидел на земле возле шинкаря и весь дрожал. Дрожал не только от холода, чудовищной боли в спине и навязчивого голода. Он дрожал от бескрайнего отчаяния, охватившего его.

– Он просто заснул, просто… заснул,– Хома изредка заглядывал в лицо шинкаря, как бы вдруг вспоминая, что он все еще здесь, и ритмично покачивался туда-сюда, обхватив руками плечи. При каждом движении спина бурсака отдавала жуткой болью, но он словно не чувствовал ее, пребывая в оцепенении. – Ну, испереживался. С кем не бывает?! – бормотал он.– Сейчас очнется и дальше побежит опрокидывать чарки! – Хома болезненно хохотнул и с ужасом снова поглядел на шинкаря.

На застывшем лице Горивита играла почти детская улыбка. Казалось, он был наконец-то счастлив.

– Не о таком, не о таком счастье он мечтал! – Хома до боли закусил губу.– Это я… это я во всем виноват! Ну, ничего, ничего,– словно в забвении шептал бурсак.– Сейчас полежит, отдохнет… – он похлопал шинкаря по щеке. Она была еще теплая, покрытая причудливыми узорами от высохших слез.

Хома не знал, сколько времени прошло. Может, полчаса, а может, и час. Но яркое солнце высоко поднялось на небосводе, осушив росу, тронув веки Горивита с его длинными слипшимися ресницами и заставляя парня почувствовать жажду в пересохшем горле.

В ушах его до сих пор звучали шум пожара и плаксивые мольбы Горивита. Он с отвращением припомнил свое непонятное ликование, которое охватило его, когда он поджигал шинок. Теперь на его месте поднимались лишь струйки жирного едкого дыма, а рядом лежал неподвижный хозяин.

Хома устало сидел возле тела и чего-то ждал. Ожидание казалось ему бесконечным.

Страшное чувство вины мучило его, жгло огнем изнутри. Эта боль была даже сильнее, чем боль от ран. Глядя на шинкаря, такого слабого и беззащитного, Хома никак не мог поверить, что он убил человека. Не нарочно, но убил.

«Конечно, смерть случается,– рассуждал Хома.– Когда мои родители умерли, я был еще мал и даже не видел их тел. Мне просто сообщили об их гибели. А потом появилась Варвара»,– парень припомнил серое, сухое, всегда серьезное лицо, лишенное любых эмоций, кроме раздражения и гнева. Странным образом он начал забывать ее черты, даже не мог припомнить, сколько ей лет. Хотя тогда ему казалось, что очень много. Но дети часто так думают про всех, кто хоть мало-мальски старше их.

– Я всегда был несносным ребенком,– погруженный в свои воспоминания, с горечью бормотал Хома.– Нельзя осуждать Варвару, что она в конце концов не выдержала, прогнала Бубна да сдала меня в приют, – бурсак поежился.– Потом семинария… – Хома ворошил в голове далекие воспоминания, нагрянувшие так внезапно. Ему казалось крайне важным припомнить, видел ли он когда-либо смерть собственными глазами.

На ум пришла одна особенно снежная, долгая и промозглая зима, когда плесневелые стены бурсы почти не протапливались. Бурсаки тогда умирали без счету. Каждое утро кто-то не просыпался. Не сильно утруждаясь, парней отпевали всех вместе. И, завернув в одеяла, старшие уносили их тела, но куда, Хома не знал.

– Смерть случается,– упрямо повторял парень. – Она всегда неприятна и горька. Но одно дело – смерть от голода или болезни. Другое дело – убийство. Невольное убийство. А ведь Горивит предупреждал меня… – глотая навернувшиеся слезы, шептал Хома.– А я, дурак, не послушал. Решил поступить по-своему. Да лучше б меня зверь разодрал…

Утерев нос, Хома с трудом встал, морщась от боли. – Нужно похоронить его,– с болью оглядев Горивита, решил он.– Похоронить по всем правилам, чего бы мне это ни стоило.

Крякнув, бурсак согнулся пополам и взял его за грязные сапоги, намереваясь оттащить в сторону. Едва начавшие затягиваться раны на спине брызнули, отдавая огненной болью.

Горивит был совсем нетяжелым, но Хомины руки после страшной бессонной ночи дрожали. Голова кружилась.

Не обращая внимания, парень упрямо волочил по земле тело, обмякшее, как тряпичная кукла, бессильное и теперь уже на все согласное. Голова шинкаря безвольно болталась, тощие ребра блестели на солнце.

Слезы градом катились по Хоминым щекам, но он их словно не замечал и только шептал:

– Лучше б меня зверь задрал… лучше…

Путем неимоверных усилий он оттащил тело шинкаря на несколько шагов, постоянно останавливаясь, чтобы отдохнуть, и вновь принимаясь за работу.

Налетел ветер. Пепел с золою заплясали по пепелищу, таинственным образом складываясь в смутный силуэт. Силуэт уплотнялся, принимая очертания человека. Постепенно из него соткался уставший сгорбленный мужчина, босой, в жилетке и штанах, с огромными бездонными глазами и длинными аккуратными пальцами. Тот самый, которого видел Хома посреди серого нечто. Тот самый, который затем вновь обратился в злыдня.

Лицо мужчины больше не было грустным. Весело рассмеявшись, он огляделся вокруг и помахал парню рукой.

Расслышав смех, бурсак едва не проглотил язык, от страха и неожиданности выронив ноги Горивита.

– Подойди,– не открывая рта, сказал мужчина. Не решаясь ослушаться, Хома робко ступил на пепелище, безотрывно глядя ему в глаза, не кошачьи, как были у злыдня, но все же неестественно огромные.

Взмахнув ресницами, мужчина удивленно спросил:

– Куда ты тащишь этого человека?

Хома захлопал ртом как рыба, не произнося ни звука. Тогда мужчина повторил свой вопрос медленнее, решив, что парень не разобрал его слов.

– Я… я хочу похоронить его,– испуганно прошептал Хома, переминаясь с ноги на ногу.– Как положено.

– Вот как? – удивился мужчина одними глазами. Его рот по-прежнему был закрыт, словно зашит невидимыми нитками.– Знаешь ли ты, что этот человек желал твоей смерти? – без тени улыбки спросил он.

Хома потупился в землю:

– Знаю.

– И ты все равно считаешь, что он заслуживает того, чтобы его похоронили? – спросил мужчина.

– Я считаю, что он заслуживал того, чтобы никогда не встречаться со мною,– теребя веревку на поясе, прошептал Хома.– Чтобы жить,– с горечью прибавил он.

Мужчина задумчиво поглядел на него, ничего не сказав. Хома первый прервал молчание, осмелившись заговорить:

– Кто ты? Ты… тот самый злыдень?

Мужчина поморщился:

– Я был им поневоле. Но ты освободил меня от страшного проклятия. Дал мне возможность не жить больше как поганый паразит.

– Ах, вот как,– опечалился бурсак и с болью обернулся на тело Горивита.

– Ты освободил нас обоих,– прибавил мужчина. Но парень только горько усмехнулся.

Мужчина с презрением и одновременно с нескрываемым ликованием осмотрел пепелище.

– Долгие годы провел я в этом шинке, в надежде, что кто-то освободит меня. Но его хозяева были слишком тупы и жадны, чтобы желать этого. С каждым новым годом они только злили меня все сильнее. Спасибо тебе,– мужчина низко поклонился Хоме.

Бурсак стоял, разинув рот.

– Ты – необычный человек,– загадочно прибавил мужчина, разглядывая его.– Впрочем, ты еще ничего о себе не знаешь.

Насупившись, Хома молчал.

– Ты ненавидишь смерть,– слова мужчины эхом звучали в его ушах.– Но она повсюду тянется за тобою, находит тебя.

– Нет, нет,– сняв шапку, парень уткнулся в нее, подавив рыдания и замотав головою.

Мужчина сочувственно посмотрел на него.

– Хочешь ты того или нет, но впереди тебя ждет еще много смертей,– он помолчал.– Тебе придется быть сильным, беспощадным.

Уронив шапку в пепел, Хома стоял, обессиленно опустив руки и повесив голову. Ему не хотелось слушать мужчину, не хотелось верить его словам.

Шевельнувшись, мужчина сделал медленный шаг, ступая по руинам босыми ногами. Когда ему попадались угли и стекла, мужчина даже не морщился, никак не показывая, что чувствует боль. Его ноги при этом оставались чистыми, как будто он вовсе не шел по золе.

Выйдя на лужайку, он улыбнулся солнцу, пошевелил пальцами ног, воображая, что трава щекочет ему пятки.

– Какие приятные, должно быть, ощущения,– он взглянул на Хому, который не сдвинулся с места.

– Я хочу помочь тебе, поэтому подарю тебе амулет,– промолвил мужчина и поднял с земли камешек. Зажмурившись, он дунул на него.

Камень вспыхнул в его ладонях ярким зеленым светом. Сорвав с жилетки нитку, мужчина что-то прошептал, и она стала кожаным ремешком. Нацепив камешек на ремешок, мужчина медленно и грациозно подошел к Хоме: «На, возьми».

Хома хотел отпрянуть, но потом неуверенно протянул руку. Камень оказался неожиданно тяжелым и холодным. Взяв его, парень ощутил странные покалывания по всему телу. Словно сотни маленьких пузырьков разом лопнули у него внутри. Он испуганно ощупал гладкие края амулета. Камень переливался на солнце, иногда неожиданно становясь сине-голубым.

Мужчина обернулся на тело Горивита.

– Считаешь, этот человек достоин того, чтобы никогда тебя не встречать? – задумчиво повторил он Хомины слова.

Сжимая амулет, бурсак угрюмо кивнул.

– Но ведь тогда он не почувствует благодарности,– удивился мужчина.– И твой смелый поступок останется незамеченным.

Хома молча глядел на мужчину, не понимая, о каком смелом поступке тот говорит.

– Хорошо,– мужчина кивнул и поглядел в синее небо.– Всегда носи амулет на шее и не снимай,– прибавил он.– Со временем ты станешь не таким чувствительным и ранимым,– он улыбнулся.– Амулет защитит тебя от зла.

Бурсак с удивлением уставился на камень, не решаясь надеть его на шею. Мужчина казался ему добрым, но парень отлично помнил, как тот издевался над Горивитом и разодрал ему самому спину, едва не растерзав насмерть. Не зная, можно ли доверять мужчине и не понимая его слов, Хома глубоко погрузился в свои мысли.

Наконец он решился спросить:

– Но от чего меня может защитить этот камень? Про какое зло вы говорите?

Не дождавшись ответа, бурсак поднял глаза. Мужчины перед ним не было, только сухой воздух слегка подрагивал впереди.

– Свят, свят, свят! – Хома три раза перекрестился.

– Хто здесь? – вдруг застонал шинкарь и, схватившись за голову, медленно сел. Спрятав амулет в карман, Хома подбежал к Горивиту.

– Что произошло? – ошалело моргая, спросил шинкарь.

Парень замялся, не зная, что ответить. И наконец произнес:

– Шинок загорелся.

– Это как же?! – начал было Горивит, но, осекшись, захлопнул рот.– А где же?..– Шинкарь в ужасе обернулся, испуганно ожидая нападения злыдня.

– Ты чего? – простодушно улыбнулся Хома.– Радуйся, ты свободен.

– Чему ж радоваться-то? – Горивит в отчаянии оглядел пепелище, оставшееся от его шинка, и застонал: – Все мои деньги!

Вскочив, он оббежал пепелище по кругу, проверяя, не уцелело ли чего. Но вокруг были только угли, пепел и зола. Замерев, шинкарь спросил:

– Слушай, а это случайно не ты его поджег? Ты вообще кто?

Хома смущенно потупился:

– Нет, не я.– И, отвернувшись, собрался уходить прочь.

Заметив истерзанную спину парня, шинкарь завопил:

– Пресвятая Богородица! Это что ж с твоею спиною, хлопец?!

– Поранился, пока вытаскивал тебя,– не оборачиваясь, буркнул Хома и, отыскав шапку среди золы, нахлобучил ее на голову.

Шинкарь бросился к нему и недоверчиво заглянул в глаза:

– Так это что получается? Ты что, меня спас?!

– Да,– Хома угрюмо кивнул.

– Так это за мной теперь должок? – не унимался шинкарь, пытаясь хоть что-то припомнить, и вдруг рассеянно похлопал себя по голому пузу: – А где, интересно, моя рубаха?

Хома ткнул пальцем в ту сторону, где лежала грязная рубаха Горивита. Шинкарь благодарно кивнул и помчался за нею.

Набросив ее, он радостно хохотнул.

– Ни черта не помню! А знаешь что?! – Шинкарь подпрыгивал, чтобы поравняться с Хомой.– С твоей спиной совсем худо.

Продолжая идти, бурсак ничего не отвечал.

– Мне тебе помочь нечем, но примерно в десяти верстах ходьбы отседова есть хутор,– продолжал Горивит.– В старой мазанке, слева от колодца, живет одна баба. У нее на калитке висят три перевернутые подковы. Добрая она, Дунькой зовут,– с теплой улыбкой прибавил шинкарь.– Не вздумай обидеть, слышишь?! – глядя на Хому, Горивит смягчился.– Вижу я, хлопец ты добрый. Он схватил бурсака за рукав, замедлив его ход.– Слушай сюда! У бабы этой двое детишек еще. Скажешь, Горивит просил помочь, все для тебя сделает!

– А как же ты сам? – удивился Хома, догадавшись, что шинкарь говорит о своей семье, которая хоть и сбежала от него, видимо, присылала вести, иногда проведывая.– Не пойдешь со мной?

– Нет,– отмахнулся Горивит, еще раз оглядев пепелище.– Я в таком виде к жинке не вернусь. Вот когда грошей заработаю,– шинкарь мечтательно заулыбался.– Тогда и вернусь паном. Ты только не говори, что шинок сгорел! То-то она будет рада, когда я ворочусь! – Горивит заулыбался как ребенок.– Дочерей обниму…

– Ну, дело твое,– глядя на его радостное лицо, парень тоже улыбнулся.– Только как же ты их заработаешь?

– Да как угодно! – фыркнул шинкарь.– Сила есть, здоровье есть! Возьмусь за самую грязную работу, али рук у меня нету?! Но без гостинцев никак не вернусь! – отрезал шинкарь и отпустил Хомин рукав. – Ну, бывай, добрый человек! Что ли, поцелуемся? – Хома наклонился, подставляя щеки.

Утерев усы, Горивит бодро развернулся, направляясь на шлях.

– Скажи только, как зовут тебя? За кого в церкви свечу ставить?

– Я – Хома Брут,– улыбнулся бурсак.– А свечу ставь за доброго человека с большими глазами. Запомнишь?

– Запомню,– пообещал Горивит и, поклонившись, пошел прочь.

Хома Брут

Подняться наверх