Читать книгу Три повести о войне - Ольга Колпакова - Страница 20

Я лежала в комнате и думала, что надо пойти и поговорить с прабабушкой. Не монстр ведь она. Хотя да, суровый вид Тони мог напугать кого угодно. И как только у такой маленькой пухлой старушки мог быть такой колюще-режущий взгляд? Ростом Тоня даже меньше меня, хотя и я не гигант, прямо скажем. Про таких говорят «метр с кепкой», но у нее была удивительная особенность: даже на громадного собеседника Тоня умудрялась смотреть как бы свысока. Мама говорит, это от того, что бабушка всю жизнь начальницей проработала и, хотя она уже двадцать лет на пенсии, взгляд сохранился. Под этим взглядом в сочетании с поджатыми тонкими губами и острым, «лисьим» носом хотелось присесть в глубоком реверансе и сказать: «Слушаюсь, Ваше Величество!» Кстати, какое-то неуловимое сходство с английской королевой у нее тоже имелось. Даром, что ли, они в один год родились?

– То-о-оня, – позвала я громко, потому что слух у нее в последнее время становился все хуже.

В кухне клубился туман от пыхтящих кастрюль и шипящей сковородки. Прабабушку не сразу и заметишь здесь. Но вот она вынырнула, как ежик из тумана, и схватилась за сердце:

– Стаська! Напугала! Я чуть всю перечницу в суп не сыпанула. Разве можно так подкрадываться?

С чего начать разговор? Как вообще начинают подобные разговоры?

– Тоня, а ты не могла бы у родителей попросить для меня денег? – я решила начать с места в карьер. И присела на табуретку, съежившись, как перед уколом, в ожидании бабушкиного вердикта.

Бабушка насторожилась и открыла форточку.

– Денег? Ты хочешь что-то купить?

Конечно, я могла и соврать. Сказать, что да, мне просто позарез нужны сережки, коньки, интернет-игра, в конце концов. Кстати, именно игра спасла бы положение – не надо было бы отчитываться и демонстрировать коньки. Если бы я только могла соврать! Но в том-то и дело, что я не могла, не умела, сколько раз ни пыталась, все равно сама себя выдавала. Наверное, это у меня какой-то физический дефект. Стоило соврать, как тут же начинала кружиться голова, лицо покрывалось пятнами и горело, а я признавалась, что сказала неправду.

– Не совсем, – протянула я уклончиво, – надо помочь одному человеку.

Я видела, как переменилась бабушка, будто маску надела. Ее лицо стало непроницаемым, губы вытянулись в тонкую линию, а взгляд, который минуту назад был любопытным, стал пустым и чужим. Ну, вот и все.

– Кому? – холодно спросила она.

Я уже понимала, что это бесполезно, но все-таки вяло рассказала про Леночку, про срывающийся голос Ромкиной мамы в кабинете Марины Владимировны, про непривычно тихого Ромку.

– Совсем родители за детьми не следят, – помешивая суп, сказала бабушка. – Бедный ребенок, как пить дать инвалидом останется, если вообще выживет.

Я с надеждой вскинула голову: может, я ошиблась и бабушка поможет?

– Им деньги нужны на обследование, – напомнила я тихонько.

– Ну, вот пусть теперь и ищут спонсоров, раз не смогли ребенка уберечь.

Конечно, я ждала такого ответа, но все равно не выдержала.

– Как ты можешь? Это же несчастный случай! А если бы это со мной? Да и вообще ты всегда меня учила быть доброй, помогать близким.

– Вот именно: близким, – повысила голос бабушка. – А много ты близким помогаешь? Давно посуду последний раз мыла? А в магазин я тебя сколько раз просила сходить? Что ты отвечаешь? Занята! Уроки! Хорошо быть добренькой за чужой счет: родители должны вкалывать с утра до вечера, а ты будешь деньги кому попало раздавать?

Я буквально задохнулась то ли от несправедливости, то ли от тяжелого куриного запаха.

– При чем тут это? Люди в беде! И не кто попало. А Ромкина сестра!

– Людям твоим головой надо было думать. А не ждать помощи теперь. Проще простого ходить и побираться. Я никогда ни у кого не просила денег! И никто мне никогда не помогал. Только наоборот.

– Поэтому и не помогали, что ты жестокая, – я уже кричала на весь дом, – ты злая, ненавижу тебя!

Я схватила тарелку и швырнула на пол, осколки разлетелись по всей кухне, но этого мне показалось мало, хотелось как-то наказать бабушку, и я сжала ладонь с осколком. Пусть кровь, пусть Тоня видит, какая она жестокая. Я сдернула с вешалки куртку и выскочила за дверь. Теперь я не старалась закрыть ее бесшумно – наоборот, шарахнула так, что штукатурка посыпалась.