Читать книгу Япония по контракту - Ольга Круглова, Людмила Фионова - Страница 18

Хлюпают носами…

Милый сердцу деревенский звук!

Зацветают сливы.

Басё

При умелом обращении сгодится и дурак, и тупые ножницы.

Японская пословица

В отделении суперкомпьютеров обслуживали технику японские инженеры. Но использовали её только иностранные учёные. Сейчас там работали поляк, американец и француз. На мощных машинах фирмы Хитачи они решали свои длинные уравнения, строили замысловатые модели. Фирма Хитачи платила им хорошую зарплату, а сэнсэй Такасими устраивал райскую жизнь с просторными, роскошно обставленными кабинетами, красивыми секретаршами, которые заботливо ухаживали за своими подопечными. Начальник отделения Такасими очень гордился, что иностранцам нравится работать у него, что они охотно приезжают, не давая суперкомпьютерам простаивать. Найти японских учёных, желающих решать достойные суперкомпьютеров задачи, Такасими не мог.

– В Японии мало программистов и совсем нет физиков-теоретиков, – говорил польский профессор Квятницкий.

Он частенько заходил к ней поболтать. В Варшаве Квятницкий заведовал теоретическим отделом физического института, но в Польше теперь, как и в России, были трудные времена, и он охотно приезжал на пару месяцев к Такасими – подзаработать.

– Теоретик должен уметь мыслить абстрактно, обобщать. У японцев с этим неважно. Японцы плохо воспринимают абстракции, им свойственно практичное, конкретное мышление…

Пан Квятницкий рассказывал о своей поездке в Токио, в издательство, которое печатало его книгу. Издатель жаловался: научная литература продаётся плохо, пришлось пустить в макулатуру почти весь тираж теоретической физики Ландау.

– Да и кто в Японии сможет заинтересоваться Ландау? – усмехался Квятницкий.

– Не могли бы Вы прочесть лекцию студентам вместо меня? – попросил её Хидэо. И добавил торопливо: – Нет, нет, лекции – не Ваша обязанность, но я уезжаю в Париж… Я был бы Вам очень благодарен.

Она охотно согласилась. Потому что ей хотелось участвовать как-то в жизни лаборатории. Накануне отъезда Хидэо зашёл к ней в кабинет.

– Сейчас я иду читать лекцию! Через неделю это сделаете Вы. Вы уже приготовились?

– Да, я всё обдумала.

– Обдумали? – Хидэо посмотрел на неё подозрительно, всплеснул руками, запричитал: – Ох! Вы не готовы! Не готовы! – Он плюхнул на пол огромную, как вещмешок, сумку и принялся лихорадочно рыться в ней. – Вы должны приготовить Вашу лекцию вот так!

Он выхватил из сумки стопку бумаг – десяток страниц, аккуратно сшитых скрепочкой.

Она презрительно дёрнула плечами.

– Я никогда не читаю по бумажке…

Хидэо посмотрел на неё с ужасом.

– Вы обязаны это делать! Обязаны! – Кажется, он уже жалел, что поручил ей такое серьёзное дело. – Вы должны приготовить текст лекции, отпечатать его и размножить для всех студентов! – Хидэо запустил руку в сумку, приподнял ворох бумаг. – У Вас должно быть сорок копий, по числу слушателей. Ещё надо приготовить демонстрационный материал.

Хидэо достал папочку. В ней лежал текст лекции, скопированный на прозрачную плёнку. Значит, студентам мало иметь бумажный экземпляр на столе, им надо ещё видеть его на экране. А она легкомысленно решила – слушателям хватит её слов.

– Идите, готовьтесь, готовьтесь! – волновался Хидэо.

Она приготовила десять страниц лекции и сорок копий – бумаги Япония не жалела. На лекцию, на собрание сэнсэи шли, нагруженные бумагами, налегке не ходил никто. Перед началом лекции ассистент сэнсэя Кобаяси представил её студентам: рассказал по-японски её биографию, сверяясь с листочком, оставленным Хидэо, продемонстрировал её книги. Ассистенту тоже пришлось прихватить целый портфель бумаг. Она раздала сорок копий студентам и начала говорить, опасаясь только одного – сказать что-то не по тексту. Студенты уткнулись в листки, словно проверяя, правильно ли она излагает? Единственное утешение состояло в том, что на листках были в основном иллюстрации. Так советовал Хидэо, он даже дал ей в качестве образца свою лекцию: совсем немного текста, а остальное – картинки, как в комиксах. Студенты комиксы любили. Здесь вообще любили картинки. Их было много всюду: на лекциях, в телепередачах… Смысл удавалось понять, даже не зная языка. Телевизионный рассказ о пожаре сопровождался показом модели горящего дома. По мере продвижения огня от дома отваливались куски. Диктор почти ничего не говорил, только водил указкой по модели. В передаче о коррупции фотографии людей, замешанных в скандале, были наклеены на большой лист и соединены стрелками. Вдоль них ведущий передвигал картинку – туго набитый мешок со значком доллара и смачной верёвкой поверху. Возле каждого фото стояли цифры. Всё было предельно ясно: кто кому давал, и сколько. Прогноз погоды тоже был обвешан графиками: кривая линия с горбом в полдень изображала дневные колебания температуры, кривая с провалом – ночные. Японцы любили конкретные вещи.

– Рассмотрим абстрактное твёрдое тело, – начала она лекцию.

Студенты оторвали глаза от бумаг и уставились на неё растерянно, почти испуганно. Может, лучше без абстракций?

– Рассмотрим кристалл, – реакция не изменилась.

Она решила говорить ещё конкретнее:

– Возьмём металл…

Всё те же круглые глаза. От удивления глаза могут стать круглыми даже у японцев. Она запаниковала – что же делать?

– Возьмём железо, – конкретнее уже некуда.

Студенты склонились над столами, делая какие-то пометки в тексте. Дело пошло. Железо – это понятно. Железо каждый держал в руках. И никто никогда в глаза не видел некое твёрдое тело. Да и зачем какое-то абстрактное твёрдое тело им, будущим специалистам по роботам и компьютерам, а, может, чиновникам или торговым агентам? Но слушали внимательно. И добросовестно делали какие-то пометки, старательно играя роль прилежных, послушных ребят. Она закончила, подозревая – вопросов не будет. Их и не было – по собственной инициативе вопросов тут не задавали. Она достала ручку, сказала рассеянно:

– Японская ручка, а куплена в Москве…

Словно пелена упала с лиц. Аудитория проснулась, зашевелилась, ожила.

– В Москве? Не может быть! И сколько она там стоит?

Ребята стали искренними, бросили играть роль. Они обсуждали шумно, живо – стоило ли платить за такую вещицу тысячу йен? Доставали свои ручки, сравнивали. В их глазах зажёгся живой интерес: ручка – не абстрактное твёрдое тело!

– Как хорошо Вы прочли лекцию, – ласково сказал Хидэо, вернувшись. – Мой ассистент мне доложил. Я очень благодарен Вам! Я привёз подарок, – Хидэо протянул ей голубую коробочку.

В ней лежала подвеска простого металла, но безупречного английского стиля. И имя фирмы на крышке стояло знаменитое.

– Я прочитал ещё раз план Вашей работы, он мне понравился.

Она обрадовалась – Хидэо сам заговорил о работе. Хидэо умел быть благодарным!

– Но Вы хотите использовать данные, полученные ранее студентом Таманагой. Нехорошо! – Хидэо погрозил ей пальцем. – Нехорошо брать чужие измерения!

И он улыбнулся, словно обещая её не выдавать.

– Но это очень интересно – сравнить мои результаты с тем, что получил Ваш студент! Там проявляется одна закономерность, если всё вместе проанализировать и обобщить.

– Проанализировать… Обобщить… – поморщился Хидэо, – Сделайте что-нибудь конкретное! Проведите измерения сами. Таманага научит Вас.

Она умела делать измерения и знала, как много времени они займут. Она считала – неразумно тратить своё время, за которое Япония платила так дорого, на работу, доступную даже третьекурснику. А вот обобщить, проанализировать и увидеть закономерность под силу только очень квалифицированному человеку. Обобщение – тоже результат. Не менее конкретный, чем данные, которые в непереваренном виде просто ни на что не пригодятся. Пропадут. Но Хидэо не слушал её. Не понимал

– Вы должны получать оригинальные результаты, Ваши… – Хидэо улыбался устало. Ему приходилось всему её учить! Она была, как тупые ножницы, как тот дурак, которого ему никак не удавалось приспособить к делу!

В субботу Хидэо и Намико сидели у неё в гостях. Она угощала их настойкой из горьких японских слив. На дне банки с широким горлом лежали крупные зеленоватые плоды. Супруги Кобаяси с интересом разглядывали настойку – они никогда не видели такую, хотя напиток продавался по всему городу.

– Настойка сделана из довольно низкого сорта сакэ, – сказал Хидэо, изучив этикетку.

– Вообще-то такие сливы ядовиты, – добавила Намико. – Но вымоченные в алкоголе они безвредны. Я очень люблю их. Можно, я съем парочку? – Намико достала вилкой сливу, надкусила, зажмурилась от удовольствия. – Вкусно!

– Да, неплохо, – Хидэо выпил рюмку. – Вот только форма банки нехороша – короткая, с широким горлом. Удлинённая бутылка с узким горлышком смотрелась бы элегантнее.

– Да что ты! – замахала руками Намико. – Через узкое горлышко как я буду доставать сливы?

Она ждала вопроса – а как положить сливы в узкогорлую бутылку? Не дождалась. Для сидящих за столом этот вопрос был абстрактным, к ним отношения не имеющим. В самом деле, Намико любила сливы есть и интересовалась лишь тем, как их доставать. Своими руками она никаких солений-варений, тем более настоек, как большинство городских японок, не делала. Так зачем ей было думать, как положить сливы в бутылку? А её муж только пил настойку и любовался бутылкой. Поэтому его занимал только аспект эстетический – как бутылка выглядит? Бутылка с узким горлышком выглядела элегантнее. А как достать оттуда сливы и тем более, как их туда положить, его не интересовало – он никогда не делал ни того, ни другого. А, стало быть, об этом и не думал. Так откуда же тут взяться физикам-теоретикам?