Читать книгу Я никогда не умирала прежде… - Ольга Кучкина - Страница 5

Пес отчаянно лаял, наскакивая на что-то в высокой траве, и когда муж с женой подошли, то увидели вороненка, который пытался убежать от страшного серебристо-черного зверя, поскольку не мог улететь. Но и убежать он тоже не мог и лишь время от времени подскакивал, то на месте, то вбок, то даже вперед. Тогда пес отбегал, продолжая неистово лаять. Вороны вообще были его заклятыми друзьями. И на даче, и в городе, у дома, где он гулял, они частенько летали перед его носом, то ли дразня его, то ли играя с ним, а он захлебывался то ли сердитым, то ли восторженным лаем – людям не понять.

Муж взял вороненка в дом и, накопав червей в саду, пытался его покормить. Однако птенец, прежде жалобно кричавший, тут замолчал и ни за что не хотел открыть рта. «Что же нам с тобой делать, ты ж у нас так помрешь», – нежно сказала жена. А муж грубо сказал: «Карр!» И вороненок вдруг открыл рот. Муж с женой, счастливо переглянувшись, засмеялись. Теперь муж говорил:

«Карр!» – вороненок открывал рот, жена бросала в него червей, а пес смотрел на них как завороженный.

Вороненок стал у них жить, и уже прошло с полмесяца. По будням его забирали в город, а субботу и воскресенье он проводил с семьей на даче. Он освоился, осмелел и сам стал бегать за псом, крича и разевая рот, возможно, ожидая, что и пес его накормит. Но больше всех птенец полюбил хозяина дома, отличая его среди прочих.

Он спешил на его голос, точно зная, что сейчас в его разверстую пасть полетят кусочки мяса, рыбы, каши, хлеба, от которых он креп не по дням, а по часам.

Муж объявил, что пора ставить птицу на крыло. То есть учить летать. Ученья проводились на даче. Муж подбрасывал вороненка вверх, тот преодолевал несколько метров, производя неимоверный шум крыльями и в панике тараща свои и без того круглые глаза, затем садился, лихорадочно цепляясь за ветку или траву, что попадется. Пару раз, не умея сориентироваться, он бился о стекло террасы, но, слава богу, кончалось благополучно.

Вороненок уже ночевал две ночи в саду, но утром, заслышав родные голоса, немедленно опускался, впрыгивал по ступенькам на крыльцо террасы и важно входил в дом. Взлетал на постель, на стол, на плечо – все, чтоб быть поближе к родным людям.

Надо было решать: навечно привязывать вороненка к себе или возвращать в естественное лоно природы. Говорили и не говорили об этом, кажется, кидали монету, на что загадали, не помнили, но все же решили не брать на душу греха. Оставили воду и пищу, и все медлили с отъездом.

Когда уже завели машину, чтоб ехать в город, он прилетел, сел на траву прямо напротив, поворачивая голову и так и эдак, глядя недоумевающим глазом. Впрочем, у птичьих глаз не бывает выражения. Зато его до черта в собачьих, не говоря уже о человечьих. Пес недоумевал и скулил. Муж на него прикрикнул.

Вечером следующего дня, не сговариваясь, приехали: муж после работы на машине, жена на электричке. Там и встретились. Бегали по саду, как полоумные, и звали: «Сандрик, Сандрик!» Они так его назвали, и он, когда был с ними, откликался. А на одну лапку наклеили красную заграничную липучку, чтоб узнавать. Но или и за границей стали халтурить, или все подходящие вороны сидели слишком высоко, Сандрика они так и не увидели. Много раз им казалось: он, его повадки, его голос. А уверенности не было. Один раз и уверенность была: он смотрел на них вниз, когда они бегали под ним и кричали, но рядом сидела взрослая ворона, видно мать, и он попрыгал по ветке к ней.

Муж и жена знали, что должны радоваться, что отняли от себя вороненка в самый раз, пока было еще не поздно. Они и радовались. Но чуть не плакали. Отчего? Они не могли бы сказать. Да и то, подумаешь, ворона, мало ли их! В округе говорили, что собираются отстреливать, так много их развелось. Они и не любили ворон. Но то вообще вороны, а то их знакомый, даже близкий вороненок. Не так ли все устроено на земном шаре? Если бы все не вообще, а знакомые или близкие…

Муж с женой еще долго спрашивали друг друга: «Сандрик не прилетал?» Пожалуй, дело было все-таки не в том, что они привязались, а в том, что он так быстро отвязался.

А пес, так он с тех пор вообще перестал обращать внимание на ворон, не лаял, ничего. Что он там думал при этом, кто ж его знает…

Когда они разошлись и рана у обоих слегка затянулась, так что они могли уже разговаривать по телефону, у них установилось что-то вроде пароля или шутки: «Сандрик не прилетал?»

А пес пропал. Убежал из дома и пропал. Может, он не мог выбрать, с кем остаться?