Читать книгу Бульон терзаний - Ольга Лукас - Страница 7

Глава седьмая
Переходящие жена и теща

Оглавление

Утро выдалось неласковым: Владимир проснулся по будильнику и сразу же вспомнил все. Была у него такая скверная особенность: не забывать своих пьяных выходок. Вот наступает стадия «Айс-пик». Вот он скачет по бару с шашкой наголо. Вместо шашки – чей-то складной зонтик. Вот зонтик раскрывается и сметает посуду с одного столика. Ух! Хорошо! А теперь – уже нарочно – с другого! Здорово! Где-то в тылу окопался Стакан и пытается помешать смелой атаке. И ему тоже зонтиком! Ах, это не Стакан? Тогда получи еще раз, гад! А теперь долой эту поддельную рыцарскую романтику, сорвать к чертям люстру и топтать, топтать, топтать… Тут Чапая и остановили. Ущерб, который он успел нанести, на глаз оценили в двадцать тысяч рублей. Да достаточно было вырванной с проводами и разбитой на тысячу осколков люстры «Айвенго», гордости заведения. Вдобавок зонтик, которым, как шашкой, размахивал дебошир, оказался авторской работы, с ручной росписью. Хозяйка первый раз вынесла его в свет, похвастаться – и вот так не повезло. От непочтительного отношения авторская роспись потеряла первозданный шик, пришлось Стакану на месте улаживать этот вопрос. Он приобнял за плечо визжащую хозяйку, сунул ей пять тысяч и оставил автограф на руинах зонта. Потом о чем-то пошептался с управляющим, так что скандала удалось избежать. Но долг надо вернуть как можно скорее. Долг чести. К тому же Владимир оставил в залог права, а без автомобиля неуютно жить в большом городе. Вдруг завтра объявят всеобщую эвакуацию, а он без колес?

Вчера он прокутил достаточно – спустил все деньги, которых ему должно было хватить до следующей зарплаты. Придется идти в бар, ползти на коленях, просить отсрочки долга. И чего он так разошелся? Можно подумать, Стакан в первый раз требует «не упускать шанс» и предлагает ему, Владимиру, шансы, которые сработали бы только для самого Стакана? Вот Леха никогда… Господи, Леха… Позвонить! Но не сегодня. Он не хочет предстать перед старым другом нищим, задолжавшим, живущим милостью бывшей тещи дебоширом.

Над головой зазвучала гамма, и что-то щелкнуло у Владимира в усталой больной голове. Если уж суждено ему ходить в должниках, так лучше он будет должен кому-то из своих. Музыкальная дама уже несколько раз выручала его до зарплаты и лишних вопросов не задавала. «Денег у меня скоплено немного, – говорила она, – банкам я не доверяю. Вы будете филиалом моей тумбочки». Вот и сейчас добрая леди ссудила соседу тридцать тысяч до конца года. Из которых шестьсот рублей пришлось потратить на такси туда и обратно.

Поездка в бар оказалась затратной не столько в финансовом, сколько в эмоциональном плане. На коленях скандалист, конечно, не полз, но столь витиевато извинялся и каялся, что послушать его монолог сбежался весь персонал.

– Вы не расстраивайтесь так, с кем не бывает, – сказал на прощание управляющий, возвращая права. – А в следующий раз, когда припрет, заходите, не стесняйтесь. Я распорядился внести в меню этот ваш «Айсберг». Желаете продегустировать?

– Коктейль называется «Айс-пик»! – поправил Владимир. – Дегустировать не желаю.

И откланялся.

Теперь оставались сущие пустяки – дотянуть как-то до зарплаты и выплатить долг добрейшей музыкантше.

Приехав домой, Владимир засел за телефон и стал обзванивать всех, кто в последние три года предлагал ему хоть какую-то работу. И вот какие ответы получил: «Ничего для тебя нет» (6 раз), «За деньги – ничего, а если хочешь выступить даром, всегда пожалуйста, добровольцы во как нужны» (8 раз, с вариациями), «Как только что-то будет – позвоним» (2 раза), «Я о тебе все время думаю, но пока что по нулям» (1 раз), «Я бы на твоем месте, Виленин, вычеркнула мой номер из записной книжки!» (1 раз), «К Новому году будут елки, могу устроить Дедом Морозом» (1 раз), «Владимир Виленин? Именно вы нам и нужны! Скорее бросайте все и бегите сниматься в главной роли за бешеные деньги!» (ни разу).

– Ты видишь, я старался изо всех сил, – сказал Владимир грустному плюшевому попугаю, которого подарили ему поклонницы 10 лет назад. Владимир любил поговорить с этой молчаливой и внимательной птицей. – Я старался, но, кроме елок – ничего. А до елок еще надо дожить. И этот Стакан еще будет мне говорить про какие-то упущенные шансы! Что он там вчера нес?

Попугай ничего не ответил.

– Твое счастье, что ты его не слышал. Какие-то мебельные бандиты хотят поставить какой-то, с позволения сказать, спектакль…

Он осекся и замолчал. А потом без промедления набрал городской номер Стакана.

Долго трубку никто не брал, а потом Владимир услышал детский голосок, звонко пропевший:

– Конничива!

– Ой, извините. Я не туда попал, наверное. Мне бы Степана Токарева.

– Сейчас позову. А конничива – это по-японски значит «здравствуйте», – вежливо пояснила трубка.

Послышался топот, хлопнула дверь, наступила тишина. Владимир закрыл глаза и представил проходную комнату в квартире бывшей жены, комнату, в которой стоял телефон. Сейчас вечер, там темно, занавески не задернуты, за окном – огни Москвы.

Он мысленно вернулся на тридцать лет назад. В те времена, когда среди верных поклонников Среднего камерного театра появилась чудесная начитанная девушка Рита, студентка первого курса филфака. Рита была отчаянно влюблена в Степана Токарева. Так отчаянно, что боялась даже подойти к нему и что-то сказать. И вообще стыдилась признаться в этом хоть кому-то. Такой смешной увалень, совсем не романтического вида – а она взяла и влюбилась. Но сколько в нем было жизни, сколько света! Подруги были влюблены в Виленина, и Рита подумала, что к нему подойти не так стыдно. А Виленин – друг Токарева.

Рита подошла раз, другой, для отвлечения внимания попросила автограф, но ничего о своем любимце выяснить не смогла – какая-то сила удерживала ее от расспросов. Случайно или нет, она попала на шумный и многолюдный день рождения, где обнаружился и Виленин, как всегда окруженный восхищенными девушками. Видно, чтобы отдохнуть от них, он пригласил на танец Риту. А потом предложил проводить ее до дома. Она согласилась, в надежде, что по дороге хоть что-нибудь узнает про Токарева. Но самой расспрашивать было страшно – чтоб не выдать свои чувства, а Владимир думал о чем-то, и даже как будто совсем о ней забыл. Думал-думал, а уже около самого дома внезапно сделал предложение. Как потом объяснял, решил осчастливить хотя бы одну поклонницу, а заодно избавиться от остальных. От остальных ему избавиться, конечно же, не удалось. Да и Риту он не особенно осчастливил. Но когда тебе делает предложение мужчина, в которого влюблены все твои подруги, искушение согласиться слишком велико. Рита не устояла – и согласилась.

Семья Риты наследовала многочисленным родственникам, уехавшим из Советского Союза или покинувшим этот мир навсегда. В ее распоряжении была просторная четырехкомнатная квартира. Одно время там жили Владимир, Рита и мать Риты, бриллиантовая теща Мирра Яковлевна. Потом Мирра Яковлевна съехала, чтобы не смущать молодых. В четырехкомнатную тут же заселился Стакан – и жил как у себя дома. Было весело, шумно и пьяно. В проходной комнате всегда ночевали друзья, не нашедшие сил добраться до дома. Через полгода существования этой веселой коммуны Рита набралась храбрости и открыла Стакану свои чувства. Вскоре она развелась с Владимиром и вышла замуж за мужчину своей мечты. После этого жили так: в двух смежных комнатах – Рита и Стакан, в дальней – официально прописанный на этой жилплощади Владимир, в проходной – кто-нибудь из друзей. Коммуна распалась, когда у Риты и Стакана родился первый ребенок. Мирра Яковлевна разогнала компанию и вновь воцарилась в четырехкомнатной. Владимир же переселился в ее «однушку». Бриллиантовая теща очень была недовольна вторым браком дочери, жалела бывшего зятя и часто называла его «сынок» и «горемыка».

«Горемыка-сынок» так и живет по сей день в квартире Мирры Яковлевны: безбедно и бесплатно.

Чуткая трубка уловила сначала шорох, потом – шаги. Владимир вернулся в день сегодняшний.

– Але, тут кто-то есть, или трубка просто так лежит? – спросил Витюша, средний сын Стакана.

– Это дядя Володя Виленин. Папа дома?

– Угу. Сейчас позову.

Топ-топ-топ. Дверь – хлоп. Тишина. За окном – огни Москвы. Вечер…

– Э… А трубка тут почему валяется? Бардак в доме! – рявкнул в ухо знакомый голос.

– Мне Стакана Петровича Токарева позовут сегодня к телефону? – начал терять терпение Владимир.

– Вилен! Ты, что ли? А я вот задремал…

Паша Пыж, осветитель, частый обитатель проходной комнаты. Кажется, что он тридцать лет назад прилег на диване после особо зажигательной дружеской попойки и так с тех пор там и лежит.

– Позови мне Стакана, срочно!

– Сейчас сделаю. Не шуми только, и так голова раскалывается.

Грохот – бабах. Шаги – шарк-шарк. Дверь – хлобысь. Тишина. Отдаленно-приглушенно: «уи-уи-уи». Там, под окном, проносится автомобиль с сиреной.

– Слушаю. – Голос бывшей жены ни с каким другим не спутать.

– Риточка, это Вовочка. Мне бы Степочку.

– Ты еще звонишь сюда после всего?! Ты его в гроб чуть не вогнал и звонишь! Что ж ты за человек-то такой? Не человек, а сто рублей убытка. Как же меня угораздило-то замуж за тебя выйти?

Бывшая жена всегда на взводе. И всегда найдет, в чем обвинить Владимира. Потому что ей до сих пор перед ним стыдно.

Бум-бум-бум – новые шаги. Рита: «Мама, это Виленин звонит, сам! Ни стыда ни совести!» «Иди к мужу, я сама поговорю».

– Добрый вечер. – Телефонную трубку, и всю проходную комнату, и Москву, и вечер, и мир наполняет ласковый, уверенный и спокойный голос бриллиантовой тещи.

– Здравствуйте, Мирра Яковлевна. Что у вас случилось?

– Да вот Степаша перенапрягся на съемках своего сериала. Плясал-плясал, чтоб молодых заткнуть за пояс. Заткнул. Теперь лежит, стонет, не может пошевелиться. Ритка тебя во всем обвиняет.

– Меня? Я с ним не танцевал, клянусь! И к сценарию не имею никакого отношения.

– Это я понимаю. Но ты же знаешь Ритку. Говорит, нарочно ты его напоил, хотел сорвать съемки. Из зависти к его успехам. Ну, он скоро очухается, я уж постараюсь. И будет завтра скакать на коне. И опять без дублера. Если свалится – ты опять будешь виноват. Позвонил, сбил, сглазил… Передать-то ему что?

– Передайте, чтоб поправлялся. Ну и… я не знаю, будет в силах – пусть перезвонит мне.

– Передам, Володя. А ты вот что. На самом деле хорошо, что ты позвонил. Ты мне на пятое число достанешь три билета на «Чайку»? В третий ряд, центр. Ну, ты знаешь. Отложишь, да, на мое имя? Спасибо, милый. Пойду спасать нашего танцора.

Гу-гу-гу – это гудки. Мир и покой. Вечная женственность, мать-природа, бриллиантовая теща.

Стакан перезвонил довольно скоро, минут через десять. Владимир едва успел достать из стиральной машинки и развесить на сушилке белье.

– Со мной все в порядке, – объявил героический танцор. – Развели бабы панику! Ой, что ж так больно-то… Нет, это я так. А ты согласен, да, согласен? Правильно. Ты же умный. Ты среди нас всегда был самый умный. А умный такой шанс не упускает. Значит, слушай сюда. Ну, ты понял, что за посредничество мне тоже кой-чего причитается. Так что я тебе скажу, как отвечать на вопросы, чтоб потом мне не пришлось отвечать – откуда ты, что за хрен с горы и чем знаменит.

– То есть мне еще и врать придется там?

– Не врать! А играть. Значит, записывай. Это надо записать, ты не запомнишь. Во-первых, генеральный директор фирмы. Он же – главный совладелец. Пиши: Пригодин Петр Светозарович. Све-то-за-ро-вич. Записал? Зазубри. Теперь адрес…

Стакан довольно бойко, как по писаному, диктовал Владимиру, что тому следует делать, а чего – нет. А за окном сияла огнями Москва.

Бульон терзаний

Подняться наверх