Читать книгу Зачем нам эта любовь? - Ольга Минская - Страница 5

На встрече он не слышал, что ему говорят. Хорошо, что с ним была девочка-стажерка – умная и аккуратная, она все записывала и запоминала. Под вечер —когда все разошлись, а он разбирался с мейлами, сообщениями, срочными делами – он вдруг отвлекся, вспомнив свое волнение, когда Таня вошла в кафе. Через час, вынырнув из какого-то другого измерения, он решил ей позвонить. Почти набрал ее номер и испугался. Что он помешает и она не будет ему рада. Что очарование пройдет. Что эта минута предвкушения сменится большими проблемами и суетой. Зачем это ему? Все уже успокоилось. Уже отболело. Отхотелось. Он смотрел на экран своего телефона, а когда раздался первый гудок, испуганно нажал на красную кнопку. И вдруг понял, что от его уверенности в себе не осталось и следа. Он снова стал мальчиком, который показывал свои картины взрослому художнику и мучительно ждал каких-то важных слов. Телефон зазвонил.

– Ты мне звонил? – спросила Таня.

– Да, да, я только хотел… тебя поблагодарить.

– За что?

– За кофе, я давно не пил такой вкусный кофе.

– Я тоже была рада встрече с тобой.

И его напряжение прошло. Одна фраза – и больше не надо было придумывать, что сказать.

– Таня, я хочу тебя видеть. Когда ты можешь?

– Через час, – сказала Таня. – Я обещала подъехать на открытие выставки в южном Тель-Авиве. Через час пятнадцать.

Она совсем не играла. Боже мой, откуда взялась эта женщина?

– Я приеду, дай мне адрес.

Когда закончился разговор, он заметался по офису. Нужно было заскочить домой, поменять рубашку, принять душ, что-то придумать для Галит. Да, не забыть бумаги, над которыми придется посидеть ночью, к утреннему заседанию. Он уже выскакивал из офиса, когда Галит попросила проехать через аптеку и купить ей оптальгин. Внутри включился счетчик. Счетчик, отсчитывающий каждую секунду. Красный свет на светофоре горел особенно долго, в аптеке очередь еле двигалась. Влетев домой как ураган, он сообщил, что должен срочно ехать на встречу – речь идет об очень важном клиенте. Галит слабым голосом попросила принести ей таблетки и сделать чай. Он носился по дому, делая ей чай, наливая воду в стакан. Кошка с любопытством смотрела на него. Сначала она ждала, что он подойдет погладить ее, как делал каждый вечер. Потом она стала ходить за ним. И только уже застегивая свежую рубашку, он обратил внимание на ее разочарованную морду, почесал за ухом и пообещал все рассказать потом. Галит спросила, когда он вернется. – «Поздно, не жди меня». – Как будто она когда-нибудь ждала его.

Пробок не было. Он мчался по пустому шоссе. Рядом, около старой автобусной станции, гудела ночная жизнь южного Тель-Авива. Какие-то маленькие обшарпанные галереи, только что открытые бары, кафе с органической едой. Странная публика обитала в этих местах: киношники, студенты богемных факультетов, интеллигентные компании разного возраста, наркоманы, алкоголики, иностранные рабочие и нелегалы. Адвокаты его уровня здесь не обитали, ну, разумеется, в те редкие часы, когда не работали. Галит с подружками тоже обычно сидела в северном Тель-Авиве. Впрочем, у него понятия не было, где она бывала. Здесь другая жизнь, другие лица, запахи. Если бы он стал художником, наверно, это была бы его среда. Еще раз подумал о том, зачем он это все затеял. Все это чужое. Из другой жизни. Жизни, о которой он когда-то мечтал и которой у него не случилось. У нее чудесная улыбка. Он выпьет с ней чашку кофе, скажет пару комплиментов и, сославшись на утреннее заседание, уедет домой. И он успокоился.

Ему удалось найти парковку вблизи галереи. Где же Таня? Она опаздывает? А может быть, что-то случилось, и она не придет. Он смотрел на каждую приближающуюся женщину. Они были странно одеты. Не так, как те, с которыми он сталкивался в последние годы. Это была другая среда. Другая страна. Где же она?

Он увидел ее издалека. Рваные джинсы, кеды, дорогая бижутерия. Почему именно она? Рядом было столько… таких же, как он. Как Галит, совсем понятных. Когда она помахала ему рукой, он перестал думать обо всем. Даже о том, как оправдается дома, если вдруг станет известно, что он был на открытии этой дикой выставки. Какой-то грязный подвал со странными картинами, молодежь то ли обкуренная, то ли плохо помытая. Смотреть не на что. Он когда-то рисовал гораздо лучше, и даже тогда его сильно критиковали. Техники нет совсем. Одно сплошное самовыражение. Таня с кем-то здоровалась, обнималась. А через двадцать минут сказала ему, что она все закончила и они могут идти.

– Куда ты хочешь идти? – спросил он ее, надеясь услышать, что ей надо домой.

Она задумалась и посмотрела на часы. Теперь он испугался, что она уедет.

– Иди за мной.

Она взяла его за руку. Они свернули за угол, прошли между домами и вышли прямо к кафе в садике. Несколько столиков, на каждом стояла свечка, и все мерцало красно-желтыми огоньками. Она выбрала место в углу и заказала бокал вина. Он тоже.

– Где мы были и зачем? – имея в виду выставку, спросил он.

– Мой бывший одноклассник – художник, много лет преподает рисунок. Это выставка его учеников. Он очень просил, чтобы я пришла. Помнишь бородатого мужчину, с которым я тебя знакомила?

Он не помнил: ни мужчину, ни картины – ничего. Только Таню, которая кружила по подвалу. Теперь она не моргая смотрела ему в глаза. Он спросил, много ли здесь ее одноклассников (не решаясь спросить, сколько ей лет).

– Пятеро, – ответила Таня. – И еще человек шесть рассеяно по всему миру. В Лондоне, Бостоне, Лос-Анджелесе, Новой Зеландии и Австралии. Не патриотичная была школа.

– Сколько лет ты здесь?

– Двадцать. Двадцать три. Больше, чем я прожила там. Расскажи мне о себе.

– Что? У меня все просто. Когда-то давно я закончил юридический и экономический факультеты. А потом только работал. Раньше я еще рисовал. Серьезно. Собирался стать художником. Но, наверно, испугался. Сегодня уже не жалею. Хотя много лет прокручивал свою другую, возможную жизнь, если бы я все-таки стал художником. Все было бы не так.

– Я тоже лет так пятнадцать думала про то, как бы все сложилось, если бы я тогда не уехала из России.

– Ты сожалеешь?

– Наверно, уже нет. Но много лет меня этот вопрос сильно занимал. Особенно когда было плохо.

– Тебе было плохо?

– Да. Расскажи еще.

– У меня два сына. Взрослые. Кошка. Уже совсем старая. Больше рассказывать нечего. Я весьма успешный адвокат… Я женат. Ты допила?

– Да. Тебе надо идти?

Это была возможность попрощаться. Сказать, что много работы, что рано утром важное заседание. Что было очень приятно, несмотря на выставку. Надо было уносить ноги.

– Нет, я никуда не спешу. Пойдем погуляем.

Они побрели по улицам, где грязь и бедность соседствовали с дорогими бутиками израильских модельеров. Где отреставрированные здания Баухауса красовались рядом с запущенными, дешевыми постройками пятидесятых годов. Южный Тель-Авив – остаток уходящего мира. Таниных первых лет в Израиле, когда еду покупали на рынке у выходцев из далеких стран. Которые гладили по голове, кормили вкусным супом из хвоста, предлагали неизвестные пряности и объясняли, как их использовать, отчаянно торговались и обманывали. Ее щемящая тоска по так быстро промелькнувшим годам, когда все здесь казалось временным и экзотическим. Когда она просыпалась с ожиданием счастья, которое непременно должно было наступить. Не наступило.

Они шли рядом, иногда соприкасаясь руками, плечами. Все было для него неожиданно, ново. Как будто нет за плечами шестидесяти прожитых лет. Он совершенно не знал, что дальше. Чего он хочет – дальше? Отреставрированные улицы закончились, справа от них – садик, где можно присесть на скамейку. Алкоголики здесь как раз допивали бутылку дешевой водки. Но Таня и Давид прошли мимо. Она вдруг споткнулась, и, чтобы поддержать, он прижал ее к себе, а прижав, поцеловал. А когда поцеловал, то уже не смог отпустить. Они стояли около будки, стилизованной под афишную тумбу начала 20 века. Губы ее еще сохраняли вкус вина. Лицо было прохладное и очень гладкое.

– Господи, что мы будем делать? – беспомощно спросил он.

– Поехали на море, в Яффо, посидим на берегу.

Они сели в его машину и в полном молчании доехали до Яффского порта. Кроме них, там практически никого не было. Арабские рыбаки, пара случайных машин с такими же неприкаянными, как и они. Он вышел из машины и удивился, что пахло морем. Он уже не помнил, когда последний раз гулял по берегу ночью. Жизнь давно расписана по часам. Таня прикурила тонкую ментоловую сигарету. Он спросил ее, почему она не спешит.

– У меня сегодня ночует мама, она уложит детей.

– А муж? Где твой муж?

– В Лондоне, на конференции.

– Сколько им лет?

– Шесть и восемь, мальчики.

– Здесь прохладно, – сказал он и обнял ее плечи. – Как мне хорошо с тобой, —неожиданно сказал он.

– И мне.

Потом, замерзшие, они целовались на заднем сиденье его машины.

– Я не понимаю, за что ты мне.

Она улыбалась, целовала его глаза. Он гладил ее волосы, вдыхал духи, и нежность, которую он не знал, как выразить, камнем давила на грудь.

– Мне кажется, я задохнусь.

– Ты просто забыл, как дышать.

– Что ты сказала?

– Я не помню. Я хочу свернуться кошкой у тебя коленях. Чтобы ты изредка гладил меня. Но тебе, наверно, пора. Уже час ночи, и тебя, наверно, потеряли.

Он вел машину по ночному городу, прилагая неимоверные усилия, чтобы не смотреть на нее. Смесь ужаса и восторга – вот что он чувствовал. Потом она прижалась щекой к его плечу, поцеловала его ладонь и вышла из машины. Он говорил, что не может представить себе, что не увидит ее до утра. Она еще раз помахала ему, завела свою машину и тронулась с места. Он минут десять ехал за ней, пока не настало время сворачивать к дому. Он помнил запах моря, вкус вина на ее губах. Ее гладкую кожу, улыбку и взгляд, который она никогда не отводила. Серьезный, тяжелый, совсем не подходящий для ее детского лица. У дома он понял, что уже сто лет не видел ночь. С круглой холодной луной. Ночь, внутри которой была тайна. И счастье. Совершенно забытое.